После уроков Сидор сказал:
— Сейчас сразу идем ко мне. Расшифровывать надо.
А у меня ведь работа. Вот я и ответил:
— Нет, ребята, мне обязательно нужно домой забежать. Так что я через часик приду.
— Почему это через часик? — накинулся на меня Тимка. — Мы, значит, с Круглым работай, а ты на готовенькое явиться хочешь?
— А вы не работайте, — отбил я атаку. — Подождите меня, а после вместе начнем.
— Черт с ним, — махнул рукой Тимка. — Тогда мы с тобой, Клим, пока погуляем. Но смотри у меня, Будка, чтобы через час был как штык.
— Буду, — пообещал я и на всех парах понесся домой. Еще неизвестно, чем бабушка Кочетковых загрузит меня, помимо гуляния с Рэем. Вдруг у нее сегодня какой-то особый волчий аппетит? Тогда за час я еле управлюсь. А у меня еще флора и фауна наверху. «А, ладно, — принял я решение, — флора и фауна подождут до вечера. Ничего с ними не сделается. Тем более что птичкам и хомякам я вчера от души корму насыпал. Не помрут с голоду. Цветы тоже не должны засохнуть. Я вчера столько воды набухал. Даже подоконник немного залило. Правильно, что вытирать не стал. Теперь у растений больше влаги, и душа моя за них спокойна».
Бабушка Кочетковых, конечно же, вручила мне список продуктов. Правда, к счастью, небольшой. И идти пришлось всего в два магазина. Видимо, у нее сегодня было человеколюбивое настроение. Я даже успел дома пообедать, а уж после этого понесся к Сидору.
Эти двое гавриков жевали на кухне и одновременно вели беседу с Тимкиной мамой. По-моему, у нее уже совсем скоро кто-то родится. И я этому кому-то не завидую. Иметь такого старшего брата, как Сидор! Да он же все время его по шее будет лупить. Хотя если родятся такие, как Мишка с Гришкой, то еще вопрос, кому хуже будет. Но в любом случае Сидора ожидают нелегкие времена. По-моему, он это и сам подозревает. Нет, лучше уж одному. Меня лично мое положение вполне устраивает. Хотя вот Круглый как-то не жалуется. У него и старшие сестры есть, и младшие братья. Полный комплект. И вроде бы так и надо. Я их семью по-другому себе не представляю. Да и он сам тоже. И как так в жизни по-разному получается? А своих родителей я со столькими детьми совершенно не вижу. Наверное, все зависит от характеров. Одни могут иметь кучу детей, а другие — совершенно нет.
Наконец мы закрылись у Тимки в комнате и выложили на его письменный стол все три шифрованные анонимки.
— Ты вообще-то какие-нибудь шифры знаешь? — внимательно посмотрел на меня Сидор.
— Знаю, — кивнул я. — Можно шифровать, например, при помощи книжки, но тогда получаются цифры, по которым на нужных страницах находишь нужные слова.
— На фига нам твой шифр с цифрами, когда здесь буквы? — хохотнул Сидор.
— Ты меня спросил, я ответил. Других шифров не знаю.
— Ну, и дурак, — опять заржал Тимка.
— Если ты такой умный, может, подскажешь, как разобраться? — поинтересовался я.
— Ключ нужно искать, — с важным видом изрек он. Тоже мне, профессор-дешифровальщик.
— Брось, Тимка, сложности наворачивать, — вмешался Круглый. — Шифр-то явно какой-то совсем простенький. Я уже думал...
— Он думал! — с издевкой произнес Сидор. — Вот и прочти, если так просто.
— И прочту, — ничуть не смутился Клим. — По-моему, тут просто алфавит сдвинут на две или на три буквы.
— Как это, на две или на три? — не дошло до меня.
— Ну, например, вместо «а» пишут «в», тогда вместо «б» будет «г», и так далее, — объяснил Клим. — Сейчас попробуем.
Он написал крупными буквами алфавит, а рядом — то же самое, только сдвинув его на две буквы. Но этот вариант не подошел. Получилась полная чушь. Смещение на три буквы тоже не принесло результатов.
— Ума палата, — мстительно проворчал Тимка. — Просто ему все, просто. Не умеешь, не берись. Говорю же: ключ искать надо. Мне интуиция это подсказывает.
Круглый, не отвечая, что-то вновь сосредоточенно писал на бумажке. Он возился с шифровкой, а Тимка все это время продолжал бубнить про свой ключ и свою хваленую интуицию, которая его никогда не подводит.
— На сей раз подвела, — объявил вдруг Клим и, подвинув поближе к нам листок, добавил: — Пожалуйста. Можете прочесть.
И мы прочли:
«Молодец!
А теперь: завтра на второй перемене повесишь на грудь табличку: «Я дурак».
Текст всех трех писем был снова отпечатан под копирку.
— Ну, садист, — скрипнул зубами Тимка.
— Мне другое неясно, — озадаченно произнес я. — Зачем он столько времени нам дает всякие идиотские задания? Потребовал бы сразу деньги. Все равно ведь этим кончится.
— А куда ему спешить, — проворчал Сидор. — Сперва покуражится в свое удовольствие.
— Тоже мне, удовольствие, — брезгливо произнес Клим.
— Вкусы у всех, Круглый, разные, — тоном учителя жизни откликнулся Сидор. — Может, для Доброжелателя это как раз самое большое удовольствие. Неужели не понимаете? Он нас пока унижает и ломает. Вдоволь властью над нами потешится, а уж потом счет предъявит.
— Выходит, деньги для него не главное? — задумчиво проговорил Клим.
— Да он просто нас ненавидит, — подхватил я.
— Может, да, а может, и нет, — медленно произнес Круглый. — Действует Доброжелатель очень хитро. Ведь если он еще какое-то время над нами так поиздевается, мы будем готовы отдать ему что угодно, только бы он прекратил унижать нас.
— Мужики, — посмотрел я на Клима и Тимку, — это кого же мы так достали? Я лично, по-моему, никогда в жизни никому ничего такого плохого не делал.
— Это тебе так кажется, — хмыкнул Сидор. — Иногда даже сам не заметишь, что кому-то наступил на больную мозоль.
— Тем более, — добавил Клим, — что не каждый свои больные мозоли выставляет на всеобщее обозрение. Ты вроде над кем-нибудь посмеялся и забыл. А этот кто-то обиделся на всю жизнь.
— И стал твоим кровным врагом, — будто подвел итог Сидор.
— Ребята, но ведь этот кто-то почти наверняка из нашего класса, — я по-прежнему был совершенно ошеломлен. — А никому из своих я уж точно настоящей подлянки не делал.
— А не своим? — внимательно поглядел на меня Тимур.
— Да вроде как и не своим тоже, — не очень понял я, на что он намекает.
— Пожалуй, один человек из нашего класса мог на нас троих сильный зуб заиметь, — сказал Клим.
— Кто? — одновременно спросили мы с Сидором.
— Артур Потемкин, — продолжал Круглый. — Правда, он сам сперва с Зойкой подло поступил, а мы его только потом прижучили.
— Да он ведь в больнице с аппендицитом вторую неделю валяется, — возразил Тимур. — Если бы речь шла о ком-то другом, я еще мог бы заподозрить, что он с кем-то из одноклассников сговорился и действует чужими руками. Но Потемкин даже ни с кем толком законтачить не успел. Он у нас от силы месяц проучился.
— И про тараканов наверняка не знает, — дополнил картину я.
— Мне тоже Потемкин сперва показался самой подходящей кандидатурой, — сказал Сидор. — Однако он бы при всем горячем желании не смог такое осуществить.
— Правильно, — поддержал я. — У того, кто это делает, мы постоянно в поле зрения. Чтобы сегодня нам шифровку подсунуть, надо было целый день ловить подходящий момент.
— Значит, Доброжелатель все время где-то рядом с нами, — сказал Клим.
— Мрак, — откликнулся я и, попытавшись понять, кто находился сегодня во время уроков рядом со мной, спросил: — Мужики, а может, это Винокур? И в записки ваши он все время нос совал.
— У Винокура на проворот такой операции мозгов не хватит, — с уверенностью возразил Клим.
А Тимка добавил:
— И подлости тоже. Серега мужик простой. Если ему что не понравится, просто в морду с ходу даст и уйдет.
— Тогда кто же это? — я совсем запутался.
— Кто-то из наших мужиков, — Тимка посмотрел на нас исподлобья. — Ведь только они про тараканов знают. И, судя по всему, пока молчат. Проговорись хоть один, мигом сплетни бы по школе пошли.
— Но у нас мужики все нормальные! — воскликнул я.
— Тогда остается один Антип, — вернулся к своей исходной позиции Тимка. — Его Филипп подбил. И шифровка сегодняшняя неспроста. Филипп вчера понял, что ты, Будка, вышел на след. Поэтому и не стал опускать анонимки в ящики, а велел Владу подсунуть нам сегодня шифровки.
— Кстати, — хлопнул себя по лбу Клим, — очень хитрый ход. Чтобы, значит, если мы даже во время урока распечатали конверт, никто из соседей не смог бы прочесть.
— Точно, Филипп, — Тимкин голос звучал уверенней прежнего. — Будь это разборка человека из нашего класса, Доброжелатель наверняка бы заставил нас во время уроков что-нибудь делать. А Филипп может нашими унижениями насладиться только на переменах. В коридоре там или в другом общественном месте.
— Что он и делает, — наконец понял я. — Горшок на лестнице. «Ку-ка-ре-ку» в столовой. Теперь вот изволь ходи завтра на перемене с дурацкой надписью на груди.
— Ну, — энергично кивнул Тимка.
И даже Круглый, по-моему, уже не сомневался в том, что Доброжелатель не кто иной, как Филипп Антипов.
— Одно хорошо, — сказал он. — Нас он не заложит. Потому что сам замешан. Тараканы-то его. Значит, мы можем теперь особо не волноваться.
— Так, значит, завтра с надписями ходить не надо? — обрадовался я.
— Естественно, не надо, — подтвердил Тимка.
— Мы вот что, пожалуй, сделаем, — ухмыльнулся Клим. — Надо по нему ударить его же оружием. Сварганим ему сейчас убойную анонимочку и опустим в ящик. Он поймет, что мы его раскусили. И если не совсем дурак, прекратит свою деятельность.
— А если дурак, — хищно сверкнули глаза у Сидора, — тогда мы ему в ближайшее время какую-нибудь хитрую разборку организуем.
Мы с большим воодушевлением принялись сочинять анонимку. Текст получился очень короткий: «Мы тебя знаем! 3 Д.» Зато, когда мы это зашифровали по методу Доброжелателя, используя перевернутый алфавит, получилось хоть и непонятно, но очень выразительно. Судите сами:
ТД МЪЮА ЧСЯЪТ!
— Эх, напечатать бы, — сказал Клим, — но машинки нету. А принтер у моего предка как раз вчера испортился.
— И так сойдет, — отмахнулся Тимур. — Время еще зря тратить.
И мы направили стопы к ящику Антиповых. Возле их подъезда с домофоном пришлось набраться терпения. Не Антипу же звонить. Мол, открой, а мы вам сейчас письмецо опустим. В результате проникнуть нам помогла какая-то бабушка. Она вышла из дома, а мы вошли и опустили в ящик наш сюрприз.
Когда мы вновь оказались на улице, настроение у нас разом улучшилось. Ну, прямо гора с плеч упала. Он думал, мы не догадаемся, а мы догадались. Пусть теперь сам попрыгает.
— Если и после этого не уймется со своим шантажом, мы еще что-нибудь придумаем, — с грозным видом пообещал Сидор. — Главное, он теперь нам известен.
— Вот именно, — я горячо поддержал Тимку. — И фиг ему таблички с дураками. Он сам в дураках оказался.
— Нет, я просто так ему это не спущу, — все сильней распалялся Тимур. — Долг платежом красен.
— Эх, — сказал Клим, — подорвать бы ему тараканий бизнес. Вот был бы ответный удар.
— А почему бы и нет? — загорелись глаза у Тимки.
— Не удастся, — вернул их на землю я. — Тараканы, они такие. Их даже радиацией не возьмешь.
Но Тимка мне возразил:
— Если подумать, то все возможно.
Однако мне думать о мести Филиппу сейчас было некогда. Своих дел полно. Во-первых, у меня флора и фауна еще не обихожены, а во-вторых, позарез нужно письма по «цепочке» отправить. Иначе решат еще, что я прервал ее, и плакала моя тысяча.
— Ладно, мужики, — начал прощаться я. — Пойду. Дела.
— Иди, — не стали они возражать.
Добравшись до дома, я прежде всего занялся флорой и фауной. Опыта у меня, видно, все же прибавилось. Даже с попугайчиками насобачился обращаться. Теперь они не клевали меня, а, наоборот, будто приветствовали громким чириканьем. Значит, признали. А вдруг во мне какой-нибудь великий дрессировщик пропал? Но об этом я потом подумаю. Сейчас главное — письма.
Покинув соседскую квартиру, я вернулся к себе. С Рэем второй раз гулять было не нужно. Кочетковы предупредили свою бабушку, что вернутся рано. Так что у меня неожиданно образовался свободный вечер. Даже непривычно. Но очень кстати. По крайней мере, спокойно займусь собственным бизнесом.
Замазав ненужные адреса, я внес в каждое из писем свой собственный и рассовал их вместе с деньгами по конвертам. Начинив десятками десять посланий, я задумался. Может, больше отправить? Однако совсем без денег мне оставаться не хотелось. И потом стоило сперва попробовать, как вообще дело пойдет. В конце концов, когда получу первые деньги, тогда и еще послания отправлю. Короче, я остановился на десяти. А опустить их сбегал на почту, чтобы уж наверняка. По дороге домой у меня снова возникло неприятное ощущение. Делать-то до завтра ничего не надо. И домашки нет. Никто ничего не задал. Последние дни учебы. Прямо даже непонятно, куда себя девать?
Конечно, я в результате чем-то себя занял. Сперва почитал, потом с Климом поговорили, а после этого мы с предками фильм по ящику смотрели. В общем, вечер прошел.
На следующий день наш восьмой «Б» с самого первого урока вел себя как-то странно. То есть, с одной стороны, вроде и ничего необычного, но будто в предпраздничный день. Все были немного взвинчены. Клим и Тимка тоже это почувствовали.
— Что происходит? — спросил во время первой перемены Сидор. — Может, мы с вами не в курсе?
Тогда я у Винокура спросил. Но, оказалось, он ничего не заметил.
— Подумаешь, — отвечает. — Последние дни перед каникулами. Народ на волю рвется.
А я возразил:
— Какая воля! Впереди еще два экзамена и практика.
— Все равно воля, — отозвался Серега. — Уроки каждый день делать не надо.
— Можно подумать, ты по жизни каждый день их делаешь, — стало мне смешно.
— Одно дело сачковать, а другое — законно не делать, — уточнил свою позицию Серега.
Однако и на втором уроке народ продолжал бурлить. Даже наша литераторша Изольда Багратионовна это заметила и поинтересовалась:
— А не рановато ли вы расслабились? Я бы на вашем месте помнила, что через несколько дней вам предстоит писать экзаменационное изложение.
Обычно такие угрозы на людей действуют. Однако на сей раз народ не отреагировал. В классе постоянно то что-то падало, то раздавалось чье-нибудь хихиканье, то стулья скрежетали о пол. В общем, как сказала Изольда, «в классе абсолютно нерабочая обстановка».
Началась вторая перемена. Мы вышли в коридор.
— А вам не кажется, что на нас все смотрят и вроде как бы чего-то ждут? — тихо произнес Клим.
— Мне кажется, у тебя, Круглый, крыша съехала, — усмехнулся Сидор. — Мания величия от повышенной популярности.
Однако и меня не оставляло ощущение, что на нас смотрят. Мы пошли по коридору. Вокруг бурлил выпущенный на перемену народ. Теперь вроде на нас уже никто не смотрел. Зато возникло новое явление. Прямо к нам сквозь плотную толпу пер Филипп Антипов. Он явно нам собирался что-то сказать. Однако в последний момент, кажется, раздумал и просто спросил:
— Где Влад?
Рот у Сидора расплылся в широкой улыбке, и он протянул:
— Ы-ы-ы!
— Прид-дурок, — бросил в ответ Филипп и, обогнув нас, исчез в толпе.
— Испуга-ался, — с воинственным видом потер руки Сидор. — Знай наших!
— А ведь все точно, — подхватил Круглый. — Вторая перемена, и он тут как тут, у нас в коридоре.
— Это что же получается? — изумленно пробормотал я. — Он все-таки надеялся нас с табличками увидеть? Но мы ведь ему ясный ответ вчера отправили.
— Не знаю, на что он там надеялся, но фигу съел, — ликовал Тимка. — Теперь больше не сунется.
— Факт, не сунется, — подтвердил Круглый.
Но мне почему-то вся эта история показалась странной. Ну зачем Филипп к нам поперся? Тимкино «ы-ы-ы» захотел послушать? Сомнительно.
На физике меня ждал новый, на сей раз совсем неприятный сюрприз. Ника явился в кабинет, размахивая каким-то листком. Впрочем, едва он начал говорить, мне сделалось ясно каким. Это было мое письмо, оставленное в копировальном аппарате. Представляете, что со мной сделалось! Я уже готовился к жутким неприятностям, однако Макаркина секретарша меня почему-то не заложила. То ли не врубилась, что это был я, то ли просто оказалась порядочным человеком.
В общем, Ника ни слова не обронил о том, что кто-то без разрешения использовал школьный копировальный аппарат. Зато очень много слов посвятил другому. Мол, в нашей школе ходят подобные письма. И он демонстративно потряс в воздухе моим листком. Затем огласил текст. Народ очень заинтересовался и начал наперебой просить Нику прочесть еще раз и помедленней, чтобы записать можно было.
Ника, однако, в просьбе отказал, заявив, что именно потому сейчас с нами и говорит, чтобы мы «больше ни под каким видом не попадали под влияние таких вот авантюрных текстов». Потом он, вместо целой физики, запузырил нудную речугу о том, что это письмо — классический пример «пирамиды», наподобие печально известной «МММ», и деньги получат лишь те, кто оказались на вершине «пирамиды», а другие останутся либо вообще с носом, либо, в лучшем случае, вернут вложенное.
Он очень долго об этом говорил и в подтверждение своих слов рисовал на доске какие-то схемы. Потом начал распространяться про какие-то «письма счастья», которые писали и рассылали во времена его собственного детства. Принцип был тот же: если десять раз перепишешь текст и разошлешь, тебя ждет удача, а если нет, то — несчастье. Многие люди не отвечали, после с ними случайно происходило что-нибудь неприятное, и им начинало чудиться, будто их настигла кара. Переписали бы «письма счастья», все было бы в порядке. По словам Ники, некоторые даже с катушек слетали. Конечно, совсем не из-за того, что не переписали текст. Просто срабатывал метод психологического воздействия.
Пороха Ника истратил много, но меня лично до конца не убедил. То есть «письма счастья», конечно, полная ерунда. Это ежу понятно. Да и вообще, чего их писать. Денег они не приносят, одна морока. Но вот с денежной «цепочкой», по-моему, он ошибается. А даже если и не ошибается, ведь есть же шанс оказаться на верхушке «пирамиды». В таком случае я все-таки получу свою тысячу. Ну, положим, даже не тысячу, а пятьсот. Да я и на двести согласен. Это же стопроцентная прибыль с моей сотни.
Что плохо в таких занудах, как Ника, они настроение очень портят. Сам вот поговорил, ушел и забыл. А у меня на душе теперь неспокойно. Я ведь собственной сотней уже пожертвовал. Теперь жди и мучайся, чем это кончится. И народ вокруг до конца дня письмо обсуждал. Некоторые из наших Никины слова про верхушку «пирамиды» на ус намотали и собирались начать собственные «цепочки».
Вечером мне позвонил Клим. Голос у него был какой-то странный.
— Что у тебя случилось? — поинтересовался я.
— Не у меня, а у нас, — откликнулся Круглый. — Мы совершили роковую ошибку.