— Да, — не раздумывая, отзывается Тёма и начинает ржать. Не надо мной и не над вопросом, а по какой-то своей непонятной мне причине. Не успеваю уточнить мелочь, крутящуюся на языке, в трубке раздаются звуки борьбы и связь отключается.
— Гей, — с упавшим сердцем потерянно вторю для ушей подруг я. Хрупкая надежда, которую в себе робко удерживала всё это время, разбивается на кусочки о реалии жизни.
— Что ж. — убираю мобильный, чтобы не жёг больше руку, и признаю отвратительно обидную правду. — Ника оказалась права. Это был ужасный прикол.
— У-у-ух, как же он, падла, хоро-о-ош, — вздыхает Роня, облизываясь на новенького.
— Пушка. — нехотя признаётся Ника.
А я молча стараюсь убедить себя, что мол: “Да он же ге-ей, дуры!”
Вчерашний танцор, а ныне наш одногруппник, оказывается никаким не новеньким, а очень даже стареньким.
И как я раньше его не замечала?
Александр, его величество, А-по-ло-нов, учился некогда на год старше. И я, каюсь, пропустила.
Потом умчал в какую-то танцевальную школу за бугром, взял академ и вот, явился. Да не куда-то, а в нашу группу.
Интерес девочек тут же был погашен Никой, разобиженная моя цаца, ещё до начала первой пары сообщила всем и каждому про ужасный и: “Крайне не-то-ле-ран-т-н-ы-й!!!”
— поступок своего парня.
Н-да, не сносить Тёмычу головы. Как пить дать завтра придёт или с букетом или с “нахером” для нашей красотки.
В общем, к тому моменту, как мы уселись за самую дальнюю парту, появление Александра уже ждали в нетерпении и… разочарованно притихли, когда он явился.
Красавец-гей, это как “висит груша — нельзя скушать”.
Как… платье, которое с медовой улыбкой покупает твоя стерва-подружка.
Как последняя помада — и та тестер на витрине.
Как автобус, что ушёл, пока ты бежала, ломая каблуки.
Как трусы и лифчик из разных комплектов, на свидании, которое идёт к тому самому…
В общем все разочарованно вздохнули и… начали жить дальше.
А Александр и правда вог-Бог.
Щетинка, брови тёмные, реснички и без накладных — прелесть. Если он и правда гей — он достоин Криштиану Роналду, не меньше.
— Интересно, таких парней реально излечить? — вздыхает Роня, жадно глядя на сокурсника и капая слюнями на парту.
— Гомосексуализм не болезнь! — шипение Ники почти достигает ушей. преподавателя, потому что все парты до самой первой в зоне досягаемости для такого громкого заявления.
И по всем канонам палевной ситуации, должен был найтись хоть кто — то. кто заржёт, но в аудитории даже смешка не раздаётся. Все напряжённо затаиваются, видимо, как и мы раздумывая, можно ли вернуть Александра из стана врага.
Мы тоже молчим. Ждём нагоняя от лектора.
Только препод как ни в чём не бывало, продолжает монотонно бубнить новую тему, сидящая за соседней партой Иванова Соня, а по совместительству главная заноза в *опе нашей Агилеры, ехидно выпаливает:
Если кто и может, то точно не ты!..
О-о-о, а вот это было зря…
Когда Ника и Иванова начинают спарринг, я себе всегда представляю не их, а двух горяченьких латиноамериканочек, которые выставив вперёд гибкие пальчики и отклянчив крепкие, как орешки попки, на “высоком и быстром английском” орут, как сам боженька велел.
А если учесть, что их “любовь” длится вот уже третий курс, можно честно признать, Иванова вместе со своей закадычной подругой Альбиной Валиковой несколько раз успели подгадить звездную карьеру нашей подруги, потому что, как и она, тоже весьма успешно занимались вокалом, и наравне с Никой участвовали в разных конкурсах. Не всегда наша Ника оказывалась первее, и от этого её чувства к блондинкам-подругам крепли и смердили всё сильней.
На этот раз ссоры не случается, но назначена стрелка в столовке и спустя полтора часа, мы с Роней колупаем ногтями стену, ожидая, когда Ника наспорится вдоволь со своей врагиней, дыша запахами “завтрака студента”.
Сочная сосиска в пышной, сладковатой картошечке в окружении бесподобно тонкого теста… это малый “Завтрак студента”. И столь же сочные, но уже полторы сосисочки и чу-уть больше картошечки и всё это в и-де-альном тесте чу-уть покрупнее. большой завтрак студента. Девятнадцать рублей маленький. Тридцать большой. Завёрнутый в салфеточку, которая сразу же промокнет от жира.
— Я сейчас умру, — шепчет Роня, глядя как с подноса в кафетерии исчезают “Завтраки”. Она вечно голодная и вечно на диете. — Если она не поторопится, грохну обеих. — зло цедит она, что невероятно странно слышать от этой милахи. А наши латиноамериканочки как раз переходят к визгливому: “А-а?”, — это стадия финальная. Так что, упустив диалог, сразу представляю классическое:
— Это ты мне сказала, а?
— Это ТЫ мне сказала, а?
И так до бесконечности.
На деле они перечисляли до этого недостатки друг друга: цвет волос, оценки, способности к вокалу, конкурсы, кто кому и за что отсосал. И в себя прихожу, только услышав своё имя.
— Вера! — недовольный голос Ники. Я оглядываюсь по сторонам, будто вокруг три сотни Вер разных сортов.
— А?
— Вера это сделает! — кивает на меня с полной уверенность Ника.
— Что сделает? — туплю, ибо пропускаю всю “важную” часть разговора, в которой незаметно для себя оказываюсь главной звездой.
— Альбина-а! — в свою очередь выпаливает Иванова. Как разгневанная фурия собирается в кучку, разворачивается на каблуках и удаляется к лестнице на второй этаж.
— И что это было? — смотрю с подозрением на Нику. — Может, поделишься, что ты придумала, а что важнее, во что втянула меня!
Правда очень интересует.
Ника невинно жмёт плечами:
— Ты перевоспитаешь гея! Я тебя делегировала, — и хлопает меня по плечу в качестве напутствия.
Рядом крякнула смешком Роня, как будто тут и была. Со мной же вместе сидела гипнотизировала пирожки, а теперь будто в теме.
— Я чего-о? — смаргиваю недоумённо.
— Чего-чего, — бубнит, оправдываясь Ника. — Ну поспорили мы с Ивановой. Но обе… как-бы не можем, — выдаёт, пожав плечами. — У меня — Тёма, а он, я так поняла, с этим Александром… — заминка, — дружит…
— Да ну? — я.
— Ого! — перестаёт глухо смеяться Роня.
— Да, была неправа, — нехотя признаётся Ника, — но не суть важно. Я не могу! А у драной кошки, — так она любит называть Соню, — Егор, сами понимаете. Так что я выдвинула тебя, — словно осчастливила. — Иванова — Альбину, но до-ро-га-я! Альбина
— сильный соперник!
— О, да! — кивками поддакивает Роня.
— Так, с меня хватит! — отрезаю я, протаранив подруг и шагая к витрине с выпечкой. — Три завтрака студента и яблочный сок. Большой! Тут без сдачи!
— Ага, — буфетчица шустро заматывает все завтраки в салфетки. — Горяченькие ещё, — кивает, как зачарованная.
Ясный перец, не упустила ни слова из нашего разговора, нагрела уши так, что далеко от дамочки уходить смысла уже нет, а вот соседние столики оповещать не стоит.
— Как и наш разговор! — с рыком оборачиваюсь к Нике. Подруга улыбается искреннепобедно, а потом просто забирает свой пирожок и со стоном кусает.
— Тут просто наркотик подсыпан…
— Да по-любасу, блин! Рассказывай, дурында! — отхожу к стене, в укромный уголок
у стеллажа с выпечкой, что отнюдь не становится намёком для гутаперчивой буфетчицы. Она облокачивается на пустую стойку, складывает ручки под подбородком и благодушно кивает, будто реально не понимает, что от слова “совсем” не наша компания и в нашем разговоре лишняя.
Мы дружной троицей, не сговариваясь, ещё немного отходим от “ушей”, следя, чтобы и к столикам сильно не приблизиться.
— Ну, — нетерпеливо требую “колоться”, кусая пирожок и пристально глядя на Нику.
— Да я всё рассказала, — прожевав, брякает Ника. — Вас двое. Он один. Его нужно соблазнить…