Финальный номер — ужасен, потому что, как нужно, я не сделаю его с «порно-Зукко». Оттого меня всю потряхивает, и дело не в проигрыше. Дело только в том, что я не готова снова пережить чувство, когда меня лапают чужие руки.
Только назад ходу нет.
Мы дефилируем, девочки улыбаются, я стараюсь быть по-королевски спокойной.
Его нет и быть не может.
Я же сама этого захотела!
Я его про-гна-ла.
Сказала дважды, что он может катиться, куда подальше.
И почему-то сейчас становится страшно, что он и вправду ушёл.
Мы завершаем круг. Собираемся за кулисами, где мама помогает мне вылезти из платья, и отдаёт его представительнице салона. Нам дают перерыв. На сцене выступают с номерами участники коллективов, Ника поёт, Роня будет танцевать. У меня есть двадцать пять минут на сборы и самобичевание.
— Вера? На тебе лица нет, — мама расплетает мои волосы, чтобы переделать всё под образ Бэби из “Грязных танцев”. А я жалею, что так и не прониклась этим фильмом. Что не вложила и капли старания и души в происходящее.
— Мне всё происходящее… не нужно, понимаешь? — смотрю на маму, а она качает головой:
— Не понимаю. Ты. — но договорить не успевает.
— Я к этому не шла, ясно? Я. только сопротивлялась и делала вид, как мне тут скучно и как всё это меня раздражает.
Замолкаю. Мама перебирает мои волосы и плотно сжимает губы. Она расстроена, она хочет помочь, но видит во мне только хорошее.
Только сейчас, глядя на воодушевлённых девочек-участниц, я понимаю, что была не только не права в своём отношении к происходящему, я была невыносима! Всю дорогу только портила всё подряд.
Портила, страдала, ревновала, сомневалась.
— Какая я глупая, — утыкаюсь лицом в ладони и застываю.
— Ты смажешь макияж, милая. И никто тебе за это спасибо не скажет, — очень спокойно произносит мама, кивая на визажистку, у которой от этого моего жеста, наверное, сердце останавливается. — Мне кажется, тебе стоит побыть одной и помедитировать. Сделаем вот что, — мама садится рядом со мной и складывает руки на коленях. — Тут есть коморка одна, старая звуканская будка. Ты пойдёшь туда и выпьешь кофе. И будешь ждать пятнадцать минут, потому что это минимум, необходимый тебе, чтобы разобраться в себе. Ты запуталась. Но да, ты для меня лучшая! И отчитывать за плохое поведение взрослую дочь я не стану. После того, как всё это закончится — ты извинишься перед девочками, если посчитаешь нужным, — очень ровно продолжает маман. Я киваю так, что волосы выбиваются из заколки. — И это будет правильно, порядочно по отношению к ним, ведь именно девчонки тебя тащили, а ты не отказала, но и не постаралась…
Как же мне это знакомо. Я упрекала Сашу в том, что он не уходит и не прощает меня.
Чем я лучше? Два сапога пара!
— Иди, — мама кивает в сторону двери, за которой лесенка наверх. Узкая и тёмная.
Мама вручает мне косметичку и расческу, намекая, что образ я завершу сама, а сама куда-то уходит. Спешу оказаться в одиночестве, сажусь в звуковой, достаю телефон, наливаю себе кофе из термоса и медитирую, как назвала это мама.
Пока руки заняты волосами и исправлением макияжа — думаю, а потом строчу все мысли в текстовый редактор.
Мне не становится легче, но я всё раскладываю по полочкам.
Александр
Карина Ильина, пожалуй, самая красивая сорокалетняя женщина, какую я встречал.
Да к тому же самая самоуверенная! Она каким-то чудом идёт через всю парковку именно к моей машине, в которой сижу уже второй час, распахивает дверь со стороны пассажирского места и садится рядом.
— Ну привет, — говорит она без улыбки.
Мне не страшно, но кажется, сейчас не будет ничего приятного. Хотя от Ильиных можно ждать чего угодно…
— Здравствуйте, Карина, — тяну я, стараясь казаться спокойным, но на деле от волнения сердце уже можно услышать без каких-либо приблуд, оно гремит, как сумасшедшее. — Как станцевала? — интересуюсь на светский манер, но забваю, что не уточнил кто именно, будто о ней все мои мысли.
— Отвратительно. Ничего хуже не видела, — Карина усмехается, будто говорит что-то смешное, а потом качает головой. — Одно хорошо. Прямо сейчас она совершенно потеряна, а значит скоро всё решится и встанет на свои места.
— Потеряна? — не могу не цепляться к словам. — Это как же? Я думал Вера самый. серьёзный и “раци.
— Не язви, — просит Карина и смотрит на меня строго, по-учительски. — Вы оба идиоты, признай это.
— А она признаёт?
— А тебе ли не всё равно? Какая разница, что она. Каждый должен отвечать за свои поступки. И твой стриптизёр просто ужасен. Думаю, Вера сорвёт выступление.
— Я не могу… — умолкаю, сжимая крепко руль прежде, чем посмотреть на Карину, а потом не сдерживаюсь. — Это просто выше моих сил! Она заставила меня чувствовать себя каким-то двуликим чудовищем, а когда я попытался поговорить — прогнала. Я не понимаю чего она хочет? Да, да, я виноват! Вообще не спорю, но она не должна чувствовать себя преданной, я был с ней! Всегда!
— Ты целовал Валикову. Она — целовала тебя.
— Что? — опешиваю вначале, а секундой погодя меня осеняет: — Во-от как она думает,
— я смеюсь. Она считает, что мы расквитались око за око. Она ничего не понимает. И не поймёт. — Понятно, — киваю своим мыслям. — Но я всё равно не могу с ней танцевать.
— Потому что слабак? — улыбается Карина, и фраза звучит чертовски кокетливо.
— Потому что… она считает, что я ей не нужен, а я подставляться больше не хочу.
— Подставляться?
— Выбрав нас обоих, — сам не узнаю свой голос. — Она не выбрала никого, ясно? Потом прогнала меня, и это сразу всё расставило по своим местам.
— Дураки, — вздыхает Карина. — Но да, ситуация. непростая. Ты слышал её речь? Качаю головой.
— Она была. интересной.
Карина не прощается, выходит и скрывается в здании, а через пару секунд от неё прилетает видео. Вера стоит на сцене, в белом, с причёской и диадемой.
Она настоящая, блин, принцесса. Истинная. Иначе не скажешь. Только грустная, потерянная…
Не успеваю дослушать даже до середины красивые слова о будущем муже, как снова открываются двери.
Новые гости бесцеремонно заваливаются на заднее сиденье, Игнат справа, Валикова. слева. Эти двое просовывают головы вперёд, чтобы посмотреть видео, но я его вырубаю. Они касаются друг друга висками, и их светлые волосы смешиваются. Лицо Валиковой выражает крайнее возбуждение не сексуального характера, а Игнат будто в состоянии жуткого азарта.
— Чего вырубил? — спрашивает он с хитрой улыбочкой.
— Идите в пень, оба! — ворчу, но эти двое не исчезают.
— Идёшь танцевать? — Валикова отбирает у меня мой же телефон и я еле сдерживаюсь, чтобы не влепить чокнутой подзатыльник.
— Не иду! Ей это не нужно. Перебесится, и найдёт себе новую жертву! Всё!
— М-м… мой любимый момент, — улыбается Альбина, протягивая мой телефон Игнату, и я знаю что они оба были в зале, но всё равно брат делает вид, что впервые слышит. Кто — то из них додумался соединить телефон с аудиосистемой, она теперь разносит голос по всей машине:
— …буду видеть только тебя. Насквозь видеть, будь ты в какой угодно одежде и каком угодно виде. Но я тебя не ищу. Ты придёшь и сам скажешь, что я тебя нашла. Жду. Торопись.
Бью по регулятору громкости и злобно смотрю на эту парочку светлых голов.
— Нет!
— Просто один танец! Один. Ей это нужно! — Валикова бросает мой телефон на пассажирское кресло и строит оленьи глазки. — Последний аванс. Правда-правда!
— Тебе-то что? Нашла свою судьбу, и резко подружилась с врагиней? — не хочу обижать Альбину, но сил нет. Эти разговоры не доведут никого до добра.
— Нет. просто. хочется, — она жмёт плечами и своей ладошкой накрывает кисть Игната. — Пошли?
— Пошли. Скоро будут номера. Не провафли момент, братец, — криво усмехается Игнат и тянет Альбину из машины.
— Без вас разберусь, — смотрю им вслед и не могу понять когда мир настолько сошёл с ума.