Всё происходит быстро. И то что это Вампир я чувствую сразу, так же как в танце с Великим — тело узнаёт «хозяина» и реагирует раньше, чем его останавливает более рациональный мозг. Оно тянется к господину, хочет его и вся обида, и злость что копились неделю, улетучиваются.
Падла! Что ж со мной такое?!
Меня глючит на этих двоих. Сейчас острее чем когда бы то ни было понимаю эти безумные романы МЖМ, когда выбор так неочевиден, что героиня заявляет: «Дайте два».
Жесть какая-то!
Но гадко другое — то ли оттого, что обещания я никому не давала, то ли оттого, как мне оба искренне стали небезразличны, я не ощущаю ни грамма стыда.
Вообще!
И прекрасно понимаю, что будь тут не Вампир, а Великий, я бы так же извивалась и прижималась, и целовала эти губы.
М-м-м, как же он целуется…
Это просто небо и даже чуток повыше.
Как же. знакомо! Жарко, волнующе он целуется.
Неужели так скучала, что уже клинит?
Всё смешалось… люди, кони. И мне уже кажется, что тот пьяный поцелуй с Сашей был таким же.
Вот почему он мне понравился. Я подсознательно приняла одного за другого. Желаемое за действительное. Так сильно хотела этих губ, что идеализировала Сашу. или нет?
Сомнений много. Приходится всё отбросить подальше, потому что в чём я уверена точно, так это в том, что с меня вероломно сдёргивают топик.
И я не то чтобы не сопротивляюсь, просто нет мотивации сказать «нет». Вообще никаких оправданий отказу.
Вместо этого со стоном прижимаюсь к Вампиру снова. Он алчно мнёт моё тело, точно хочет напрочь сорвать кожу со скелета.
Целуемся дико, громко, и так от этого сладко, что приторный вкус пробирает до нутра. Хочу всегда быть в этом пьяном экстазе, как подсевшая наркоманка.
Для этого сумасшествия и алкоголь не нужен. Только эту губы, руки, и электричество между нами!
Великий. нет, стоп, Вампир. целует крепко, жарко и когда понимаю, что и от бюстгальтера он меня избавляет, зажмуриваюсь.
Нет.
Никто меня вот так не. трогал и не видел. И пусть тут темно, может и к лучшему, что я понятия не имею, кто тот самый «первый».
Мне же хорошо. И я сейчас этому незнакомцу доверяю.
С головой в эту черноту, и поменьше думать!
Я, блин, заслужила.
И это красиво. Это то, чего хотела. Вот такая умница Вера, прочитавшая сотню романтичных книжек! Она получит свою заслуженную кладовку! Зато как в этой кладовке хорошо. только Вера и знает.
Никому не скажет, это её история!
И её Вампир!
И её ночь, которая и так пошла наперекосяк.
Ничего уже ровным счётом не понимаю, просто вслепую окунаюсь во всё происходящее, и радостно отдаюсь течению.
И Вампиру, который избавляя и меня, и себя от остатков одежды, что — то с жаром шепчет, но ничего не обещает. Хочется сказать ему “спасибо”, самой хочется обещать ему всё на свете, лишь бы продолжал.
Завтра — будет завтра.
Тогда и буду себя корить и ненавидеть!
Но это будет потом и, чёрт с ним!
— Как же я тебя ревную… Как же я. Тебя. Ревную… Знала бы ты.
Шепчет Вампир.
— И ненавижу всех, кто может касаться тебя, когда я этого не могу! — упрекает в том, в чём я, между прочим, не виновата!
— Касайся, — шепчу в ответ, и тут же испуганно всхлипываю на порывистое, грубоватое движение. Он прижимает меня к себе, будто хочет обнять и спрятать, а вместо этого. делает то, ради чего мы здесь сегодня собрались.
Ну привет, Вера. Добилась…
Я всхлипываю и пытаюсь расслабиться, чтобы было не так больно, и он останавливается прижавшись своим влажным лбом к моему — такому же влажному.
— Твою ж. — чертыхается глухо.
— Ничего. Всё идеально. пусть даже. кладовка, — горячо заверяю, как со всем согласна.
— Надеюсь, иначе. грохну нас обоих! — обещает, а потом начинает бессистемно рвано целовать, собирая слёзы с моих щёк. И двигается медленно, осторожно, позволяя мне привыкнуть.
В тот момент, когда уже кажется — лучше не станет, я расслабляюсь и принимаю, всё как есть. Наслаждаясь им, и его благодарными, восторженными эмоциями, чуть смазанным, рывковым толчкам. Утопаю в счастливом осознании, что кто-то мною так нечеловечески одержим, что прямо сейчас готов рассыпаться пеплом у моих ног.
Пусть кладовка…
Пусть непонятная поверхность, на которой я сижу.
Пусть не вижу лица моего первого любовника…
Мне становится отчаянно хорошо.
И тогда окончательно расслабляюсь, прижимаюсь крепче, и сама понемногу отдаюсь происходящему, подхватывая этот новый для меня танец.
— Всё хорошо? — уточняет он, почти неслышно.
— Да… да, отлично, — киваю раз, второй, третий в такт его движениям, пока не осознаю, что и сама участвую в процессе.
В какой-то момент уже он просит быть потише.
Теперь я его совращаю. Я нападаю. Я становлюсь дикой и голодной.
Да! Теперь всё встаёт на свои места.
Я кайфую, когда кайфует он, и это самое прекрасное, что со мной происходило когда-либо.
Мне так хорошо, так круто, что всё внутри скручивается от восторга и расслабленно пульсирует, готовясь взрастить в этой новой внутренней вселенной ростки настоящего счастья от первой влюблённости и первого доверия.
Вампир меня злобно и горячо целует, словно вбивает в меня непреложную истину — что я прожила последние минуты в полном беспамятстве и сказке, будто обдолбанная морфинистка.
— Не жалеешь? — его хриплый голос впервые не шепчет. И я застываю от этого звука. Он выворачивает меня наизнанку.
— Нет, — осторожно мотаю головой и склоняюсь к изгибу его шеи, в который всё это время утыкалась.
И теперь с большим смаком его пробую. Знакомо ли?..
Нюхаю его кожу — запах привычно кружит и заставляет кайфовать, но что-то не так. Майка. или толстовка.
Я как ищейка, и он, наверное, поражён, или насторожен. напуган?
— Всё нормально? — он отступает, оставляя в одиночестве и с ошеломляющим крошевом мыслей. Накатывает пустота, какое-то жестокое разочарование с примесью обиды.
— Да, — Спрыгиваю с того, на чём сидела и быстро одеваюсь, чтобы не оказаться в совсем уж глупом положении позже.
Всё быстро, всё уже не так романтично и волшебно.
А потом бросаюсь вслепую, чтобы искать выключатель. Меня трясёт от предвкушения правды. И Вампир мне не мешает, но дышит тяжело, надсадно, шумно.
Он боится. А когда мои пальцы замирают на выключателе, я даже на секунду борюсь с собой, чтобы не уйти.
Дать ему шанс?.. Или нет?
Но меня слишком душит обида. Потому бью по выключателю и обернувшись вжимаюсь в стену за своей спиной. А потом рыдания пробиваются сразу, потоком, и я не могу остановиться. Всхлипываю, а он не идёт меня успокаивать.
— Вот и всё, — произносит он.
Обречённо, точно преступник перед казнью, кивает и застёгивает ширинку.