Усто Мумин: превращения

«В Правление ССX Узб.

Заявление

художника Николаева А. Н. (Усто Мумина)

Завкомовская ул., д. 14

Ввиду моего возвращения в Ташкент вторично прошу Правление союза о восстановлении моем в числе членов Союза сов. художников Узбекистана.

Работал с 1921 г. в Средней Азии (преимущественно в Самарканде и Ташкенте) как творческий художник и общественник. До 1938 г. состоял в членах правления всех существовавших до с. г. советских художественных организаций Узбекистана. Участник всех республиканских выставок в Ташкенте и Москве. Ряд работ имею в музеях (Ташкент, Самарканд, Музей восточных культур в Москве).

Работая преимущественно по графике, дал ряд литографических плакатов и оформлений книг. Много лет работал в редакциях как художник-зарисовщик и иллюстратор. Сделан ряд детских книжек для Узгиза и Ленгиза (1929–30 г.).

В 1938 г. был Главным художником Узбекистанского павильона на ВСXВ.

В 1937 г. участник Узбекской декады искусства в Москве.

В 1938 г. я был арестован и по решению Особого совещания отбыл 3 года заключения в Мариинских трудовых лагерях. По отбытии наказания освобожден в мае этого года, оформлен паспортом, пропиской, получил военный билет, был недавно призван в ряды РККА, но временно отсрочен ввиду сложной ответств. постановки в Узбекском оперном театре. Осуществляю по своим эскизам и макету юбилейный спектакль — новую оперу „Улугбек“. Работаю над этим спектаклем уже 3 м-ца. За это время мною сдан в Узгиз (и уже отпечатан) литогр. плакат „Узбекистан — шеф Ленинграда“.

Художник Усто Мумин (Николаев)

29 сентября 1942 г.»[425]

«В годы Великой Отечественной войны мне пришлось оформить юбилейный (25 лет Советской власти) спектакль „Улугбек“, являющийся и по настоящий день одной из интересных постановок оперного театра. О том, как создавался этот спектакль, какие творческие муки пережил я, знают очень немногие. Я очень долго искал решения этой задачи, главный режиссер спектакля был недоволен моими эскизами и даже хотел передать эту работу другому художнику. Однажды, возвращаясь ночью после работы над оформлением спектакля, я задумался об образе, об основной ведущей нити. Случайно я взглянул на небо, надо сказать, что погода была отвратительная, грязь, слякоть, пасмурное небо. И вдруг я увидел, как небо начало проясняться, и между тучами мелькнула звезда. Звезда… Свод небесный… Свод… У меня зародилась интересная мысль — дать в спектакле этот свод, свод неба, свод купола, свод портала. Я целую ночь проработал над эскизами и дал новое, интересное решение, которое и было принято постановщиком-режиссером.

Редко когда я испытывал такое чувство удовлетворения, как в день премьеры этого спектакля, получившего одобрение со стороны самых строгих ценителей искусства»[426].

«Прибывший в эвакуацию из Ленинграда блестящий оперный режиссер Эммануил Иосифович Каплан должен был ставить оперу. Прекрасный художник Усто Мумин был приглашен делать декорации. Директором театра стал Соломон Михайлович Михоэлс.

Вероятно, война повлияла на души людей, и в театре не ощущалось обычной атмосферы закулисной жизни с ее конфликтами и дрязгами. Вся труппа работала с необычайным энтузиазмом в полном единодушии. У всех была единая цель, и каждый старался показать себя с лучшей стороны. <…> …Замечательный художник и человек Усто Мумин (Александр Васильевич Николаев), полурусский, полуполяк по происхождению, был в высшей степени наделен особой, чисто славянской впечатлительностью, позволявшей ему чувствовать стихию и культуру чужого народа и погружаться в нее. Пример тому в музыке — М. И. Глинка, открывший испанцам их Испанию… <…> Многие художники, живописцы, каждый по-своему, открывали для себя Восток, но чаще всего в их творчестве преобладал элемент ориентальности и декоративности. Пример Усто Мумина совсем иной. Ученик Малевича и отчасти Филонова, он приехал в Среднюю Азию после какой-то глубокой личной драмы. Здесь ему открылся Узбекистан, и он отдался ему и телом и душой, приняв ислам и взяв новое имя — Усто Мумин. Он и его друзья арендовали в Самарканде дом с садом и земельным участком. Здесь они выращивали овощи, собирали фрукты и все это продавали на базаре, а остальное время отдавали живописи: каждый искал свой Восток. Прозвали они это объединение полушутливо — „Колхоз имени Поля Гогена“. Усто Мумин в совершенстве знал узбекский язык, носил белые одежды дехканина и жил тем, что разрисовывал детские люльки. Он был прост, весел и открыт в общении с людьми из народа — дехканами, ремесленниками, горожанами, и ему отвечали тем же.

Могу смело сказать, что не было тогда русского человека, который бы так знал и постиг все многообразие узбекской жизни — обычаев, преданий, тонкости поведения стариков, мужчин, женщин и детей. Помимо погружения в самые глубины народной жизни, он изучал историю, предметы обихода в прошлом и настоящем. Усто Мумин знал костюмы разных эпох, и его чувство стиля и нравов было уникально и безупречно.

Все эти качества были неоценимы при работе над постановкой оперы „Улугбек“. Его познания и чувство жизни начисто исключали ориентализм, так же как и приземленный этнографизм. Он был большим художником и поэтом. Все, что он делал, носило на себе печать высокой поэтической правды и красоты. Он сам писал свои декорации к опере. Был он необычайно музыкальным. Во время оркестровых репетиций он садился в темном театральном зале и слушал, а после говорил композитору, что, слушая музыку, хочет передать краски и тональности оперы. И надо сказать, что это ему поразительно удавалось. Совершенно незабываемо было его небо в сцене у ворот Самарканда. Оно было грозным, зловеще багровым, словно соучаствовало в трагических событиях. Не было никакого несоответствия между музыкой и декорациями.

В театре Усто Мумина многие полюбили и старались чем могли подкормить этого истощенного человека, только что вышедшего из лагерного заключения. Когда декорации были закончены, он скромно сказал, что знает тайны цвета, но не знает тайн света, тайн театрального освещения. И тут известный художник Александр Тышлер предложил совершенно безвозмездно взять на себя все освещение спектакля. <…> Хочу особо сказать о двух постоянных слушателях оперы. Один из них стал появляться сразу после премьеры в одной и той же ложе, на одном и том же месте с левой стороны. Чем-то похожий на Алексея Толстого, он был одет в черную форму инженера железнодорожного транспорта, по-видимому, высокого ранга. Через три спектакля выяснилось, что наш постоянный слушатель знает музыку оперы наизусть и что фамилия его Костромитин. Каплан нам рассказал, что Костромитин — известный в Ленинграде одержимый музыкой и искусством человек, постоянный партнер Шостаковича: вдвоем они переиграли в четыре руки множество симфоний разных авторов. Страстный поклонник Улановой, Костромитин (после ее переезда в Москву) ездил в столицу каждый раз, когда она танцевала очередной спектакль в Большом театре. Словом, в Ленинграде он был человеком весьма примечательным, в какой-то мере легендарным. В Ташкенте же сложилась такая традиция: когда шел очередной спектакль „Улугбек“, Усто Мумин становился в проходе с левой стороны зала и ждал. Лишь после того как Костромитин садился на свое обычное место, Усто Мумин шел за кулисы и говорил: „Он пришел. Можно начинать“. И спектакль начинался.

Но однажды Костромитин не пришел[428]. Вскоре стало известно, что он заболел сыпным тифом и умер»[429].

«Он остановился у глинобитной стены и отворил калитку. Стена-дувал огораживала построенный на его жалованье дом с мастерской для Усто и фруктовый сад, насаженный по его плану и при его содействии. Он вошел в сад, взывающий о помощи. …Лозы виноградного навеса оттянулись тяжелыми гроздьями так низко, что виноградины уткнулись в стол и почти достигали топчана. В этой зеленой комнате все любили полежать, отдохнуть, но никому до этих лоз не было дела. <…> — Кто-нибудь еще дома? — Усто в мастерской. Начинает новую картину и бросает, ходит и ходит из угла в угол. Потом опять начинает и бросает. Говорю ему: ну что это такое? Начал — надо кончать. Он взял и заперся от меня. Можешь представить, муж от жены запирается! — А дети? — Валерик и Маринка где-то бегают, Алька торчит в этом научном кружке. Одна разрываюсь на всех»[430].

«В наших работах совершенно отсутствует образ т. Сталина, т. Ленина. <…> Вот, например, почему до сего времени ни в одной картине художников Узбекистана не отображен т. Куйбышев, который очень много сделал в наших условиях Узбекистана. Т. Фрунзе, который долгое время держал здесь фронт. Вот эти вопросы еще не подняты, и даже такие организации, как музей искусств, музей революции, эти вопросы не ставили перед художниками и таких заданий не давали. Прав был т. Варшам. Возьмем пример с Грузией, т. Берия… был инициатором в изобразительном искусстве отображения образа т. Сталина. Почему мы не можем этого сделать в Узбекистане?»[433]

«Правлению ССX Уз от художника Усто Мумина (Николаева А. В.)[434]

Творческая заявка

К юбилею Узбекской ССР наметил выполнение следующих работ:

1) „Ахунбабаев с детьми“. Темпера, размер 1,20 × 1,00.

2) „Борьба за урожай“ — серия графических композиций на материале колхоза им. т. Кагановича Янгиюльского р-на.

3) „Апанди на базаре“. Темпера, размер 1,30 × 0,85.

Прошу законтрактовать меня на одну из этих тем.

18 марта 1944 г.

Усто Мумин (Николаев)

<…>

Президиуму Правления ССX Уз[435]

К выставке 25-летия Узбекской ССР мною готовятся 2 работы:

1) Цикл рисунков (8 названий) из жизни тов. Ахунбабаева.

2) Картина из жизни Хамзы Хаким-заде. Темпера.

Прошу президиум включить эти темы в план контрактации на 1949 г.

17 декабря 1948 г.

Художник Усто Мумин (Николаев)

<…>

Правлению ССX Уз[436]

Творческая заявка

художника Усто Мумина (Николаева)

1. Жизнь и деятельность тов. Ахунбабаева (сер. графических композиций — 8–10 шт.).

2. К пушкинским дням (3 композиции: Пушкин и няня, Пушкин и царь, Пушкин в Узбекистане).

3. Ша-Машраб[437] (серия рисунков из жизни поэта Ша-Машраба).

4. Месяц в колхозе (серия рисунков и живописных композиций на колхозные темы).

10 ноября 1949 г.

Художник Усто Мумин

<…>

Правлению ССX Уз[438]

Беру на себя обязательство написать картину на тему о хлопке „Межбригадное соревнование“.

В связи с этим прошу считать эту заявку основной работой оставшегося полугодия, а тему „Жизнь тов. Ахунбабаева“ считать встречной работой.

Художник Усто Мумин (Николаев)

<б.д.>».

«В связи со взятым на себя клятвенным обязательством прошу направить меня в Андижанскую группу колхозов для создания ряда портретов передовиков хлопкоробов[440];

<…>

К юбилею Узбекской ССР наметил выполнение следующих работ: <…> „Борьба за урожай“ — серия графических композиций на материале колхоза им. т. Кагановича Янгиюльского р-на[441];

<…>

К предстоящей 25-летней годовщине Узбекской Советской социалистической Республики я поставил себе творческую задачу на выполнение серии станковой графики на тему „Борьба за урожай“ (от 8 до 12 листов). Эту большую творческую работу я построю на материале быта и труда колхоза им. Кагановича Ташк. обл., о чем имею договоренность с секретарем Ташк. обкома партии тов. Валиевым[442];

<…>

Беру на себя обязательство написать картину на тему о хлопке „Межбригадное соревнование“»[443].

«XАРАКТЕРИСТИКА[445]

Художник Николаев Александр Васильевич (Усто Мумин) работает в Узбекистане с первых годов Окт. революции, исходя в своих творческих устремлениях от традиций народного искусства Узбекистана. Являясь одним из ведущих художников старшего поколения, Усто Мумин Николаев в течение всего своего пребывания в Узбекистане создал ряд произведений живописи („Белое золото“, „Бай“, „Уйгурский танец“), графики („Страшный Тегеран“, „Апанди“ и др.), театр. — декор. искусства („Улугбек“ в Уз. театре оперы и балета, „Тохир и Зухра“ в Уйгур. театре и др.), которые ставят его в первую шеренгу мастеров искусства Узбекистана.

В связи с исполнившимся 50-летием со дня рождения и 25-летием творческой, педагогической и общественной деятельности в Узбекистане, ССX Уз ходатайствует о присвоении ему звания Заслуженный деятель искусств УзССР.

Председатель ССX Уз

Герой Союза ССР Абдуллаев С.

Народный художник УзССР Тансыкбаев

Народный художник УзССР Уфимцев

Народный художник УзССР Волков

Народный художник УзССР Икрамов».

«Диплом[446]

Президиум Верховного Совета Узбекской ССР

Тов. Николаев Александр Васильевич!

За Вашу выдающуюся деятельность в области развития советского искусства и в связи с 25-летием образования Узбекской советской социалистической республики Президиум Верховного Совета Узбекской ССР своим указом от 24 февраля 1950 года присвоил Вам почетное звание „Заслуженный деятель искусств Узбекской ССР“

24 марта 1950 г.»

«[Справка][447]

Тов. Николаев (Усто Мумин) А. В. болен тяжелым органическим заболеванием центральной нервной системы (энцефалит, бытовой склероз?) и по состоянию своего здоровья крайне нуждается в стационарном лечении (правит. стационаре, стационаре для ученых).

31 марта 1950 г. Доктор Федулов (подпись)

<…>

[Справка][448]

Печать

Поликлиника № 7

Куйбышевского райздравотдела

8 апреля 1950 г.

№ 1044

г. Ташкент

Врачебно-контрольная комиссия при 7-ой поликлинике

Гр. Николаев А. В., 53 лет, страдает Паркинсонизмом.

По состоянию здоровья крайне нуждается в лечении в Институте физических методов лечения (стационар).

7 апреля 1950 г. ВКК. Врач (подпись)

Заключение выдано только для Союза художников УзССР. Б-му необходимо проделать лабораторные, рентгеновские обследования.

Зам. гл. врача п-ки 7 (подпись)».

«Странно, что именно они — Волков, Курзин и Усто Мумин умерли в один и тот же год. Они умерли в 1957 году. Сейчас они живут в своих работах. Они живут в моей памяти. <…> Третьего мая хоронили Михаила Ивановича Курзина. Рак неизлечим. В непомерно просторном гробу, мне показалось, было пусто. Маленькая высохшая голова. Чем-то накрыто его худое тело. Вернее, то, что было когда-то телом.

Весна. Сирень, ирисы, бульдонежи, тюльпаны… много цветов. Ими в конце концов заполняют гроб. На закрытые глаза Михаила положены медяки, рот чуть открыт, седая щетина бороды и усов. Нет! Все это никак не соответствует тому решительному, смелому Михайло Курзину, которого я помню с 1921 года, с которым я встречался много раз в разное время жизни. Приглядывался к нему, как к большому художнику. Восхищался его блестящими живописными решениями, всегда неожиданными и новыми. Его юмором, его забавными затеями. Обычно искусство большого художника тесно связано с его жизнью, с его характером. Неспокойный характер был у Курзина и беспокойная жизнь. И искусство его было неровным. Но об этом будет когда-нибудь написано другими. Был тогда на берегу Боз-Су и Усто Мумин. Его любили все. Его любили не только как художника, любили как отзывчивого, умного, знающего и совершенно по-особому веселого человека. Мы поражались его необыкновенной памяти. Он помнил все: имена, даты, события, легенды… Он был всегда в кипении жизни. Он обегал за день десятки разных мест, встречался со многими, многими людьми. Он забегал к нам, жуя на ходу бублик, рассказывал что-нибудь и исчезал неведомо куда. Когда он работал?! Редакторы, писатели, режиссеры, артисты, художники и композиторы хорошо знали этого многогранного человека. Диапазон его был широк — от тончайших миниатюр до театральных сцен. И во всем — большой вкус, выдумка, знание и умение. Иногда шепнет на ухо: „А ведь рисовать-то я не умею, заставь нарисовать меня коленную чашечку, а какие там в ней косточки — и не знаю“. И тут же рисовал удивительную по движению фигуру в каком-нибудь уйгурском или хорезмском танце. До сих пор встречаю многих людей, которые с особенной теплотой вспоминают этого редкого человека.

Его любил и простой народ. Со всеми у него общий язык. Он свободно говорил в кишлаках. Где он находил темы для разговора и чем покорял собеседников?!

В пять часов 28 июня 1957 года выносят гроб с тем, что осталось от Усто Мумина. Провожающих мало. Какие-то соседки-старухи, художников человек около десяти. Ну и мы с Галей. Очень скромно хоронят заслуженного деятеля искусств УзССР. Объявление в газете появилось только на другой день»[449].

«Правление Союза художников Узбекистана, партийная и профсоюзная организации Узбекского отделения Художественного фонда СССР с глубоким прискорбием извещают о смерти засл. деятеля искусств УзССР Александра Васильевича Николаева и выражают соболезнование семье покойного».

«Cекретно

Член-докладчик т. Атакузиев

ОПРЕДЕЛЕНИЕ № 208-н

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда УзССР в закрытом заседании от 22 июля 1957 года в составе:

Председательствующего т. Кузнецова

Членов коллегии т. т. Жукова и Атакузиева

с участием пом. прокурора УзССР т. Рыжкина

Рассмотрев протест Зам. прокурора УзССР на постановление Особого Совещания при Народном Комиссаре Внутренних дел СССР от 09.02.40 г., на основании которого:

1. КОНОБЕЕВ Евгений Александрович, 1891 года рождения, уроженец гор. Астрахани, русский, исключен из ВКП(б) в 1937 году, семейный, до ареста работал экономистом в Горплане Ташгорсовета, с высшим образованием, — заключен в ИТР сроком на 5 лет;

2. НИКОЛАЕВ Александр Васильевич, 1897 года рождения, уроженец гор. Воронежа, русский, гр., б/п, до ареста работал в гор. Москве по оформлению павильона Узбекской ССР на Сельскохоз. выставке;

3. ГУЛЯЕВ Вадим Николаевич, 1890 года рождения, уроженец гор. Барнаула, русский, гр., б/п, до ареста работал художником в редакции газеты „Кизил Узбекистан“, — заключены в ИТЛ сроком на 3 года каждый.

Заслушав доклад члена коллегии тов. Атакузиева и заключение пом. прокурора УзССР тов. Рыжкина, поддержавшего протест,

УСТАНОВИЛА:

Конобеев обвинен в том, что находился в тесной связи с врагами народа Ф. Ходжаевым, Зеленским, Икрамовым. Создал в Союзе Советских художников Узбекистана террористическую группу и готовил террористические акты против руководителей ЦК ВКП(б).

Николаев и Гуляев обвинены в том, что являлись участниками контрреволюционной террористической организации, в которую были завербованы Конобеевым, и принимали участие в подготовке террористических актов над руководителями ЦК ВКП(б).

Протест принесен на предмет отмены Постановления Особого Совещания при НКВД СССР от 09.02.1940 года и прекращения делопроизводства за отсутствием состава преступления.

Проверив материалы дела, коллегия считает, что протест подлежит удовлетворению по следующим основаниям:

Как усматривается из материалов дела, обвинение всех осужденных основано на сделанных признательных показаниях Конобеева, Николаева и Гуляева о якобы проводимой ими контрреволюционной террористической деятельности.

От своих признательных показаний Конобеев, Николаев и Гуляев затем в процессе следствия полностью отказались.

Конобеев, Николаев и Гуляев показали, что они никакой контрреволюционной деятельностью не занимались, а ложные показания в отношении своей якобы контрреволюционной деятельности они вынуждены были дать и подписали протоколы допросов в результате моральных и физических воздействий[450] на них путем применения незаконных методов следствия (л. д. 74, 123, 176).

Что касается копии протокола допроса обвиняемого по другому делу — Максимова К. И., приобщенной к настоящему делу, то она не может являться доказательством виновности Конобеева, не будучи проверенной в процессе следствия по настоящему делу. Причем показания Максимова неконкретны и не подтверждены чем-либо другим объективным, данным по делу.

Какие-либо другие доказательства, подтверждающие виновность осужденных, в деле отсутствуют.

Обвинение Конобеева в той части, что он находился якобы в „тесной“ связи с врагами народа, также не доказано. В чем заключалась „тесная“ связь Конобеева с ними — из дела не видно, так как Конобеев общался с Ф. Ходжаевым в связи с исполнением своих служебных обязанностей, будучи управляющим делами Совнаркома Узбекской ССР.

Кроме того, дело в отношении Икрамова Акмаля определением Военной Коллегии Верховного суда СССР от 03.06.1957 г. производством прекращено.

Таким образом, Коллегия считает, что Конобеев, Николаев и Гуляев по ст. ст. 13–64 и 67 УК УзССР были осуждены необоснованно.

На основании изложенного и руководствуясь ст. ст. 163 и 154 УПК УзССР Коллегия —

ОПРЕДЕЛИЛА:

Постановление Особого Совещания при НКВД СССР от 9 февраля 1940 года в отношении Конобеева Евгения Александровича, Николаева Александра Васильевича и Гуляева Вадима Николаевича отменить, а дело по их обвинению производством прекратить на основании пункта „В“ ст. 2 УПК УзССР за отсутствием в их действиях состава преступления. Протест прокурора удовлетворить.

Пред-щий Кузнецов

Члены Жуков и

Атакузиев

Верно: член-докладчик АТАКУЗИЕВ».