В жизни бывает, что человека знаешь задолго до личного знакомства с ним, имеешь о нем некоторое представление, ощущаешь к нему приязнь и, более того, проникаешься к нему чувством глубокого уважения.
О Николае Эрастовиче Берзарине я впервые узнал еще в свою бытность начальником Военно-политической академии имени Ленина, когда знакомился с боевыми действиями наших войск по разгрому японских милитаристов в районе озера Хасан. Тогда, по документам и публикациям, я впервые столкнулся с героическими делами 32-й стрелковой дивизии, узнал о воинском мастерстве и личной отваге ее командира полковника Н. Э. Берзарина.
Несколько позже мне более подробно рассказали о боях на Хасане, об особо отличившихся командирах и политработниках, и в том числе о Н. Э. Берзарине, мои друзья — тогдашний военком 32-й дивизии полковой комиссар Д. Г. Дубровский и начальник политотдела 1-й Отдельной Краснознаменной армии бригадный комиссар А. Николаев.
Позднее, в годы Великой Отечественной войны, мне, тогда военному комиссару и первому заместителю начальника Генерального штаба, неоднократно докладывали о глубоко продуманных и успешных боевых действиях армий, которыми командовал генерал Н. Э. Берзарин.
По характеру своей работы в Генеральном штабе мне ежедневно приходилось бывать в Ставке, докладывать Верховному Главнокомандующему оперативную обстановку, участвовать в разработке планов предстоящих операций, присутствовать на заседаниях Государственного Комитета Обороны.
Как-то в конце лета 1942 года И. В. Сталин позвонил мне по телефону и предложил в очередном докладе о положении на фронтах особо детально сообщить о боевых действиях на Волховском, Ленинградском и Северо-Западном направлениях и противостоящих нашим соединениям силах врага.
Заслушав информации офицеров Генерального штаба, начальника Разведывательного Управления и переговорив по ВЧ с командующими этих и других фронтов и нанеся на карту последние данные, я, захватив нужные документы, отправился в Кремль. Как обычно, в установленное для нас время — в 21 час — уже был в кабинете Верховного Главнокомандующего. По настроению Сталина чувствовалось, что он весьма удручен. Это было связано, как выяснилось в процессе беседы, с прорывом противника и вынужденным отходом наших войск на Сталинградском и Кавказском направлениях.
Выслушав мой доклад о положении на всем советско-немецком фронте, Верховный Главнокомандующий особо поинтересовался, как ведет себя противник под Ленинградом и на северо-западе. Я развернул оперативную карту Генштаба и доложил, что гитлеровское командование снимает некоторые дивизии с северо-запада и из-под Ленинграда и перебрасывает их на юг. Напрашивался вывод: противник стремится усилить группировку своих войск, наступающих на Сталинград и на Северный Кавказ.
И. В. Сталин, подумав, сказал:
— Что ж, тогда нужно максимально активизировать усилия наших Западного, Северо-Западного и Ленинградского фронтов. В ближайшие дни вызовем в Ставку их командующих для разработки частных операций. Следует активными боевыми действиями этих фронтов сковать противника на западе и северо-западе, чтобы он ни одну свою дивизию не перебросил на юг.
И тут же Верховный Главнокомандующий дал некоторые указания.
Затем, после раздумья, Сталин спросил:
— Кстати, где теперь действует командовавший в Прибалтике 27-й армией Берзарин? Как мне помнится, в весьма сложных условиях отхода к Холму и Валдаю он умело громил фашистские части, не позволил окружить свои войска, целиком вывел армию с ее боевой техникой и затем, закрепившись, прочно отстаивал рубеж обороны. Да и позже, — добавил Верховный Главнокомандующий, — Северо-Западный фронт, в который входила и армия Берзарина, первым в прошлом году по-настоящему остановил продвижение врага вглубь нашей страны. Потом армия Берзарина хорошо проявила себя при окружении Демянской группировки противника…
Я доложил, что Берзарин продолжает командовать 34-й армией Северо-Западного фронта.
Тогда И. В. Сталин заметил, что о таких, как он, опытных командующих нельзя забывать и при планировании операций на важнейших направлениях их проведение следует поручать именно им.
…Эта беседа живо всплыла в моей памяти, когда в начале июня 1944 года в 5-ю ударную армию одновременно были назначены генерал-лейтенант Н. Э. Берзарин — ее командующим, а я — первым членом Военного совета.
И вот в селе Глинное, неподалеку от Днестра, мы встретились уже как ее руководители.
Передо мной был среднего роста, коренастый, с глубокими карими глазами и чуть седеющей головой генерал. Широкоплечий и мускулистый, со спортивной выправкой, он производил на окружающих большое впечатление. За неторопливостью его речи и движений угадывалась в нем большая внутренняя активность. Простота и тактичность в обращении, свойственное ему чувство искрящегося юмора сразу же расположили меня к нему. Да иначе и не могло быть — стоило поговорить с ним, и сразу же собеседник чувствовал широту его кругозора, большой ум и подлинное обаяние…
Глубина же оценки им военной обстановки свидетельствовала о высокой культуре командарма. К слову говоря, это впечатление от первых встреч укрепилось во мне в процессе всей нашей совместной работы и в 5-й ударной армии, и впоследствии — в первом советском гарнизоне Берлина.
Вскоре после прибытия Н. Э. Берзарина в армию ее генералы, офицеры, да и весь личный состав почувствовали в нем, своем командующем, опытного и волевого руководителя, отлично знающего военное дело и хорошо разбирающегося как в сложном механизме штабной работы, так и в управлении войсками.
Первый день мы провели в ознакомлении с материалами о составе армии, ее вооружении и накопленных запасах, изучали по топографическим картам ее дислокацию и характер местности в полосе предполагаемых действий соединений, уточняли по разведывательным данным состав и систему обороны противостоящего нам противника. Затем были заслушаны доклады начальников родов войск и служб штаба армии, которые, как обычно, напирали на нужды своих частей.
Общую картину в последующие дни расширили встречи с начальником политотдела армии и с руководящим составом соединений и отдельных частей — их командирами, начальниками штабов, руководителями политорганов.
Более трех часов беседовали мы и с парторгом штаба армии, весьма деятельным и вдумчивым майором Василием Константиновичем Поповым. Нас интересовало все: и кадры штаба, и соответствие отдельных начальников его подразделений занимаемым должностям, их деловитость, инициативность и исполнительность, и, не в меньшей мере, постановка партийнополитической работы. Майор В. К. Попов настолько глубоко был знаком с положеним в соединениях, что вскоре он стал привлекаться Военным советом для выполнения особо ответственных заданий.
По всему чувствовалось, что командующий армией генерал-лейтенант Н. Э. Берзарин в своей работе собирается всемерно опереться на партийную организацию штаба. Это впоследствии полностью оправдалось: как правило, не было ни одного партсобрания или партактива, на котором он не выступал бы, ориентируя коммунистов в обстановке и призывая их к повышению личной ответственности за порученный каждому из них участок работы.
…А затем мы начали объезд соединений и посещение частей, действующих на переднем крае. Это помогало не только знакомиться с положением в них и изучать те руководящие кадры, с которыми предстояло решать боевые задачи, но и встречаться с личным составом.
Командарм находил время побеседовать с солдатами и офицерами, всегда интересовался, как они обеспечиваются всем необходимым для боя и быта. А в результате он был в курсе их настроений, постоянно, как говорится, держа руку на пульсе армейской жизни…
К слову говоря, при всей своей чрезмерной занятости, командующий нашел время и для личного ознакомления с бытом офицеров штаба: в один из вечеров обошел некоторые избы, где они находились, посетил столовую и, как вспоминает влюбленный в командарма начальник АХО штаба майор Б. Р. Райхельд, дал ему «солидную взбучку» за то, что не у всех офицеров было чистое постельное белье, а на их столе отсутствовали фрукты, которые тогда были в изобилии в прифронтовых садах. Через считанные дни эти недочеты были устранены…
Одним из больших достоинств командующего армией была его близость к членам Военного совета. Он понимал важность коллегиальности в этом ответственном руководящем органе армии, часто советовался с членами Военного совета, все принципиальные вопросы обсуждались на его заседаниях, и хотя на них иной раз проходили и весьма бурные дискуссии, но в итоге все приходили к единым, наиболее целесообразным решениям. Отсюда и сработанность руководящего состава армии, штаба и политического отдела армии, четкость в управлении войсками, что особенно сказывалось на проведении армейских операций.
Приведу, к примеру, такой случай. Во время объезда частей я обратил внимание, что когда представляли мне отдельных отличившихся в предыдущих боях офицеров — командиров и политработников, — весьма часто на вопрос: «А чем же они отмечены за совершенные подвиги?» — отмалчивались. Выяснялось, что о них позабыли. При этом старшие начальники вынуждены были признать, что «руки еще не дошли» заполнить наградной лист, либо смущенно говорили, что от непосредственных начальников на отличившихся документ еще не поступил…
Пришлось дать задание политотделу армии изучить практику поощрений непосредственно в частях и подразделениях. Выборочная проверка вскрыла серьезные недочеты в награждении офицеров. Оказалось, что многие из них, в том числе политработники, особо проявившие себя отвагой и воинским мастерством в последних операциях, либо вовсе не удостоены наград, либо, в лучшем случае, оценка их подвигов явно занижена. В ряде случаев это пытались мотивировать тем, что де, мол, коль командир части не был представлен к правительственной награде, то какое, спрашивается, основание награждать других офицеров — его подчиненных, если они даже и действовали в бою предельно отважно… Учтем, мол, их заслуги в будущем…
С таким ненормальным явлением нельзя было мириться. Посоветовались мы с командующим армией и решили обсудить этот вопрос на Военном совете с участием командиров и начальников политотделов соединений. Было принято решение изучить во всех частях и соединениях армии, как были отмечены проявившиеся в последних боях воины армии, и выправить положение. И после тщательной проверки в частях, проведенной Военным советом с участием политотделов, около четырехсот командиров и политработников, отличившихся в боях, было удостоено высоких правительственных наград.
Военный совет и лично генерал Берзарин большое внимание уделяли идейно-политическому воспитанию воинов. При нем было сделано многое для повышения авторитета и активизации деятельности политического аппарата и оживления всей партийной работы в армии. На заседаниях Военного совета часто заслушивался политический отдел армии, по его докладам разрабатывались конкретные мероприятия. Николай Эрастович охотно выступал на сборах начальников политорганов, заместителей командиров по политчасти и парторгов, а когда позволяла обстановка, на митингах и собраниях личного состава частей. Во время своего пребывания в войсках он, как правило, всегда беседовал с командирами, политработниками и парторгами о настроении солдат, зачастую тут же принимал действенные решения, давал советы…
…Уже через считанные недели после прибытия в армию, воспользовавшись относительной передышкой в ведении боевых действий на переднем крае нашей армии, новый состав Военного совета решил деятельно заняться сколачиванием ее боевого актива: это имело особое значение в связи с тем, что в армию прибыло много пополнения из необстрелянных бойцов.
С этой целью в одном из сел состоялись большие встречи Военного совета армии с вызванными на слеты из частей лучшими представителями боевого актива. Проводились они дифференцированно, с учетом как категории, так и воинской специальности и специфических задач. За короткое время состоялись такие встречи — отдельно — с Героями Советского Союза, с командирами рот, со старшинами подразделений, с девушками-воинами и медработниками, с разведчиками.
К моменту их прибытия в лесу, у места встречи, был развернут полевой госпиталь. Интенданты осматривали обмундирование, многим выдали новое. Четко работали мастерские — швейные, сапожные. После банного дня, с образцовым обслуживанием прибывших лучшими парикмахерами и передвижными автолавками военторга, состоялись слеты-встречи. Для них была характерна предельная деловитость и, что особенно бросалось в глаза, задушевность, которую в значительной мере придавал им командующий армией генерал Берзарин…
Наш командарм в те дни был в особенно хорошем настроении. Дела в армии шли неплохо, инспектирование подготовки войск к предстоящим операциям показало их высокую боевую готовность, соединения непрерывно пополнялись новыми кадрами воинов, в распоряжение армии прибывало современное вооружение, боеприпасы и продовольствие. Но главное — это были наши красноармейцы и командно-политический состав, их высокий патриотический подъем, страстное стремление разгромить врага, добиться победы. С такими людьми воевать можно!
Ярко и содержательно проходили и сами встречи, на которых участники делились своим положительным опытом. Затем перед ними выступили командарм и другие члены Военного совета об очередных, актуальных и неотложных задачах как армии в целом, так и конкретно того боевого актива, который был здесь собран. Особо интересно и впечатляюще прошла встреча Военного совета с лучшими разведчиками армии. Ей мы придавали первостепенное значение. Да это и понятно: в период подготовки Ясско-Кишиневской операции командованию фронта и армии было чрезвычайно важно уточнить состав войск противника перед фронтом 5-й ударной армии. Помимо данных авиаразведки и подлежащих проверке агентурных донесений, большое значение имела успешность действий поисковых групп.
Тут все зависело от воинского мастерства, опыта и отваги разведчиков. Ведь каждый захваченный ими на переднем крае гитлеровский офицер или солдат мог дать важные сведения не только о своей части, но и о прибытии или убытии с определенного участка фронта частей противника, что давало возможность вовремя разгадать замыслы гитлеровского командования. Большое значение придавалось нами и захвату пленных офицеров со штабными документами, оперативными картами и т. п.
Поэтому, с целью поощрения отличившихся разведчиков, Военный совет армии установил такой порядок: каждого захваченного «языка» должны были доставить в вышестоящий штаб именно те разведчики, которые с риском для жизни его пленили. Одновременно, в специальном пакете, в штаб армии из соединений привозили представления к награде отличившихся при поимке пленных. И тут же оперативно Военный совет армии, от имени Президиума Верховного Совета СССР, награждал отличившихся разведчиков и вручал им правительственные награды. Это, конечно, было большим стимулом для поисковых групп.
Так было и на слете разведчиков армии. Вначале командующий армией Н. Э. Берзарин доложил собравшимся о текущем моменте, рассказал им о противостоящем нашей армии противнике и поставил перед ними конкретные задачи. Затем, один за другим, делясь своим боевым опытом, выступали разведчики. Вслед за тем член Военного совета подвел некоторые итоги и огласил приказ по армии о награждении особо отличившихся. Тут же, под бурные аплодисменты собравшихся, командарм Н. Э. Берзарин лично вручил лучшим разведчикам армии ордена и медали.
После этого Военный совет представил участникам слета только что прибывшего с переднего края с захваченным ночью «языком» — гитлеровским офицером — старшего сержанта Алексея Булычева и сообщил о награждении его и других участников поисковой группы боевыми наградами. Под бурные аплодисменты участников встречи командарм Берзарин лично прикрепил к гимнастерке отважного разведчика Булычева орден Красного Знамени, которым он был заслуженно отмечен за пленение в тылу врага фашистского обер-лейтенанта со штабными документами.
В присутствии всех находившихся тут разведчиков командарм стал расспрашивать старшего сержанта Булычева о его военной службе.
Командарм: Давно ли вы действуете в разведке? Полюбилась ли вам эта военная профессия?
Булычев: Два года. И горжусь своей специальностью. Хоть она и опасная, но очень нужная, интересная. Я бы сказал — весьма романтичная. Уметь перехитрить фашиста, умело подстеречь его, внезапно захватить его в плен, обеспечить прикрытие выхода поисковой группы из вражеского расположения и незаметно переползти с «языком» через ничейную полосу — немалое воинское мастерство. Очень уж приятно чувствовать себя окруженным вниманием всех, быть полноценными представителями нашего рода искусства на переднем крае. В общем, действуем как артисты своего дела…
В зале раздался одобрительный смех. Все захлопали в ладоши… А когда оживление улеглось, командарм снова спросил:
— А сколько у вас на боевом счету захваченных «языков»?
Булычев: Сегодня четырнадцатый!
Командарм: А ранения были?
Булычев: Не без этого… Два раза побывал в медсанбате.
Командарм: А давно в сержантском звании?
Булычев: 9 месяцев.
Командарм: А в какой вы должности?
Булычев: Полгода исполняю обязанности командира разведывательного взвода. Сразу же после выбытия из строя нашего боевого командира заменил его…
Командарм: Полгода исполняете такие ответственные обязанности — и все старший сержант?
Командующий армией пожал плечами и, объявив перерыв, ушел с членами Военного совета за кулисы сельского клуба, где проходил слет. А когда, спустя полчаса, возобновилась работа, присутствующим было приказано встать и начальник отдела кадров подполковник М. О. Борецкий сказал, что в соответствии с предоставленными ему полномочиями, Военный совет армии, в порядке исключения, постановил:
— Утвердить командиром взвода разведки старшего сержанта Алексея Трофимовича Булычева и присвоить ему офицерское звание «младший лейтенант».
По залу прокатился долго не прекращавшийся гул оваций. Н. Э. Берзарин, обняв, прижал Алексея Булычева, по возрасту годившегося ему в сыновья, к своему сердцу. Взволнованный и гордый Алексей спустился по ступенькам к своим боевым друзьям и уселся среди них.
Уже на трибуне — другой разведчик. Но вот к командующему подошел адъютант и передал ему пакет. В президиуме непонятное для участников встречи оживление. Лицо командарма светится широкой улыбкой. Затем он привстает и отдает команду:
— Младший лейтенант Булычев, на сцену!
Сидевший в конце зала Алексей Булычев не сразу откликнулся, еще не свыкшись со своим офицерским званием.
Но боевые друзья подтолкнули его:
— Иди. Это тебя вызывают…
А когда он вышел к столу президиума, его ожидал очередной приятный сюрприз. Командующий армией Н. Э. Берзарин передал Булычеву подписанное им служебное удостоверение офицера, широкий кожаный пояс с портупеей и кобурой для пистолета и золотистого цвета офицерские погоны со звездочкой…
Вниз, в зал, Булычев не спустился. По указанию командарма младший лейтенант ушел за кулисы, а когда, через некоторое время, он появился на сцене, на нем была уже новая офицерская форма.
Затем состоялся большой концерт силами приезжей фронтовой артистической группы и армейской самодеятельности.
Трудно передать, какое огромное, незабываемое впечатление произвело на разведчиков теплое отношение к ним командарма и Военного совета. Такое внимание командования к отличившимся образцовым выполнением своего воинского долга вдохновляло, поднимало людей на новые подвиги во славу нашей Советской Отчизны.
Маршал Советского Союза Г. К. Жуков в своей книге «Воспоминания и размышления» дает исключительно высокую оценку командарму.
«Николай Эрастович Берзарин был преданный сын Коммунистической партии, патриот Родины, опытный, волевой, дисциплинированный командир. Командуя в Отечественную войну армиями, Н. Э. Берзарин в Ясско-Кишиневской, Висло-Одерской, Берлинской и других операциях проявил себя талантливым военачальником. К разработке операций и руководству войсками относился вдумчиво, творчески выполняя приказы высшего командования. В своей работе он всегда опирался на коммунистов».