В чужих не стрелять

18

Ожидая Лизу у цирка Чинизелли, Пластов попытался оценить события. Фирму «Шуккерт и К°» надо проверить, но ясно — это ширма. Впрочем, если дело касается шпионажа — проверка наверняка ничего не даст. Единственное, он может выяснить, какая банковская группа финансирует фирму, но и в этом случае рискует наткнуться на обычные подставные счета. Вдруг понял: предстоящая встреча с Коршакеевым становится, может быть, самой важной, ведь, несмотря на явный поджог, у него пока нет не только адреса, куда бы он мог предъявить обвинение, нет ни одной прямой улики, только домыслы. Он не знает, кто сманил Ермилова и куда тот делся, не знает, по чьему наущению его самого пытались убить на пустыре, не знает, кто за ним следит, не знает, кто положил в почтовый ящик записку. Все неясно. Если даже ему удастся определить, кем завербован фельетонист, то, по крайней мере, он попробует выяснить расстановку сил. Собственно, пока зыбки и подозрения в злом умысле Коршакеева… Может быть, просто светский лев решил поволочиться за Лизой — только и всего? Подумав, Пластов все-таки пришел к выводу: Коршакеев появился неспроста. Игра достаточно крупная, наверняка к делу привлечены большие силы, большие газеты и — большие деньги. Возникают еще два имени Ступак и Гервер. По его собственным ощущениям, сомнительно, чтобы эти люди были замешаны в преступных событиях, но теперь — в свете остального — почему бы и нет? Фирма «Шуккерт и К°» или те, кто действует под ее вывеской, вполне могли подкупить Ступака или Гервера. Хорошо, рано или поздно он это выяснит, сейчас же главное — Коршакеев.

Лиза подошла точно к половине седьмого. Она была одета по-вечернему и, хотя ему показалось, что девушка не в духе, выглядела прекрасно. Пока Лиза шла к нему, Пластов поймал несколько предназначавшихся ей восхищенных взглядов и ощутил досаду. Взял на углу пролетку, в пути объяснил Лизе, как следует себя вести с фельетонистом. Без четверти семь они вошли в роскошное здание стиля ампир на Крюковом канале, рядом с Мариинским театром. Под карнизом трепыхалось огромное полотнище с красными буквами: «Оперетта «Веселая вдова», начало в 8 1/2 вечера!» Ниже виднелась сделанная мелким золотым шрифтом приписка: «С 11 час. веч. в зале ресторана состоится гранконсьер паризьен под упр. Н. Ф. Бутлера. 25 первоклассных №№. Ресторан открыт до 3 час. ночи».

Пройдя мимо одетого графом Альмавивой швейцара, Пластов при взгляде в огромное зеркало усмехнулся про себя. Кажется, они представляют прекрасную пару. Он сам, подтянутый и уверенный, Лиза — юная и полная скрытого достоинства, но что из этого? Лизу с ним связывает всего лишь дело о страховке отца. Всего лишь — и только.

Вычурно стилизованный под ампир зал казался пустым обычно ресторан «Казино» заполнялся лишь к концу спектакля. Подумал было, что они пришли первыми, но поднявшийся из-за столика в углу человек, глядя в их сторону, поклонился. Вглядевшись, адвокат понял это и есть Коршакеев. Одет по-клубному, высок, строен. Судя по сдержанности движений и по взгляду, прекрасно воспитан. Да, этот Коршакеев выглядит совсем не так, как описал его Четин, но так и должно быть, в Петербурге умеют носить маски. Посмотрел на Лизу, она кивнула:

— Это он. Помните, вас зовут как моего кузена — Алексей Дмитриевич Лавров.

— Только не забудьте это сами. — Пластов пропустил Лизу. Еще раз: мы немного говорим, потом я ухожу примерно на час слушать оперетту, и вы остаетесь с ним. Не подкачайте. И не очень распространяйтесь об отце, чтобы не подвести его. Только самые общие сведения.

Двинувшись вперед, Лиза кивнула:

Я должна узнать, для какой редакции Коршакеев готовит материал, так ведь?

— Помните, осторожно. Очень осторожно.

— Хорошо, Арсений Дмитриевич, постараюсь. — Тут же улыбнулась: — Простите, забыла — Алексис. — Замолчала; они были уже близко.

Подойдя к столику Коршакеева, Лиза протянула руку: — Добрый вечер, Петр Константинович. Не взыщите, я со своим кузеном. Ходить одной по городу… Вы уж меня простите, хорошо?

— Елизавета Николаевна, ну что вы. — Коршакеев поцеловал руку, помог Лизе сесть, повернулся к Пластову. Взгляд бесстрастно-доброжелательный, ничего больше. Петр Константинович Коршакеев.

— Алексей Дмитриевич Лавров.

— Рад познакомиться, господин Лавров, прошу, сегодня вы мои гости.

Официанта подозвал движением бровей; опереточный персонаж тут же оказался рядом, раскрыл блокнот с золотыми виньетками. Пока Коршакеев заказывал ужин, Пластов подумал: вряд ли такой человек будет связываться с маловлиятельной газетой выгод это ему не сулит. Да и, по сути, речь может идти только о серьезных изданиях; тем, кто поджег завод, для прикрытия нужна кампания в центральной печати. Таких газет сейчас три: официоз «Санкт-Петербургский вестник», газета деловых кругов «Биржевые ведомости» и орган октябристов «Новое время». Решая, на кого работает Коршакеев, он должен выбирать из этих трех. Впрочем, если он убежден, что здесь сговор страхового общества «Россия», фирмы «Шуккерт и К°» и одной из редакций, вряд ли это рупор германофоба Гучкова «Новое время». Конечно, он должен учитывать и этот желтый листок, но скорее материал Коршакееву заказала какая-то из оставшихся двух газет. Сейчас он спросит об этом прямо и увидит реакцию. Подождал, пока официант отойдет; так как разговор завязался сам собой, непринужденно, Пластов, обменявшись несколькими общими фразами, спросил:

— Петр Константинович, от Лизы я слышал, что вы работаете в печати. Наверное, это очень интересно, да? Расскажите, пожалуйста?

— Известный вопрос… — Будто не почувствовав за словами Пластова подвоха, Коршакеев улыбнулся: — Громко сказано, пытаюсь иногда что-то писать. Увы, несмотря на потуги, кажется, до настоящего профессионала мне далеко. В общем же, вы правы, с Елизаветой Николаевной меня свело желание написать о ее отце, одном из подвижников, развивающих нашу промышленность. Тема мне кажется интересной.

А. И. Гучков, председатель партии «Союз 17 октября», был известен как противник всего немецкого. Весной 1912 года Гучков опубликовал в органе октябристов газете «Новое время» так называемую «Беседу», в которой обвинил в шпионаже в пользу Германии полковника контрразведки Мясоедова. Мясоедов вызвал Гучкова на дуэль, поединок состоялся 20 апреля 1912 года; после того как подслеповатый Мясоедов промахнулся, отлично стрелявший Гучков выстрелил в воздух. Поднятая прессой волна сенсации бросила имя Гучкова в первые полосы газет, вызвав множество сплетен и пересудов.

— Замечательная мысль, ведь о Николае Николаевиче пишут, насколько я знаю, очень мало… Если не сказать, вообще не пишут. Не считая, конечно, известного вам несчастья. Для какого же органа, если не секрет?

Коршакеев поднял ладонь:

— Подчеркиваю еще раз, я любитель, а не профессионал. Любитель, который никогда не загадывает, для кого он будет писать тот или иной материал. Да и вообще, не знаю, получится ли у меня что-то.

— Противник достойный, подумал Пластов, кажется, ему самому ничего из этого типа выцарапать не удастся. Встал:

— Петр Константинович, вы не против, если я пойду послушаю часть первого акта? Лиза подтвердит, это мое любимое место.

— И, вернувшись, расскажете, как пел Шершневский.

— Обязательно, вы же не заставляйте скучать Лизу.

Пройдя в зрительный зал, Пластов легко нашел свободное кресло. Вглядываясь в эскапады «Веселой вдовы», подумал: Лиза осталась с журналистом наедине. Опасно… Коршакеев может узнать многое, ни о чем не спрашивая. Но пренебречь «ходом» он не мог, это единственная возможность хоть что-то выяснить о Коршакееве. Немаловажно хотя бы то, что он его увидел и теперь представляет примерно, что это за человек. Лишь бы Лиза вела себя правильно и не наговорила лишнего. С трудом дождавшись конца первого акта, вернулся в ресторан; пробираясь среди оживившихся в антракте столиков, еще издали увидел Коршакеева и Лизу. Они о чем-то тихо беседовали. Неужели все в порядке? Вот Коршакеев спросил что-то, Лиза кивнула, журналист как-то по-особому интимно налил вино. Впрочем, идиллией это казалось только издали. Стоило подойти, как Лиза незаметно сделала жест бровями: больше не могу. Коршакеев улыбнулся:

— Как Легар?

— Прекрасен сам по себе, и прекрасно пел Шершневский. Что у вас?

Лиза изобразила улыбку:

— Алексис, все в порядке.

— Я рад.

— Петр Константинович прекрасный собеседник. — Повернулась: — Так ведь, Петр Константинович? Но, правда, мне надо домой. Алексис, надеюсь, ты меня отвезешь?

— Можешь не сомневаться.

Коршакеев отвел глаза, тронул губы салфеткой:

— Вот видите, я навел на вашу кузину скуку.

Нахмурилась:

— Просто мне в самом деле нужно домой, я ведь объяснила, в эти дни я должна чаще бывать с родителями.

Коршакеев встал:

— Не смею задерживать, Елизавета Николаевна. Поверьте, я действительно был счастлив провести с вами вечер. Я провожу вас?

— Не беспокойтесь, меня проводит Алексис.

Поклонился:

— Всего доброго. Надеюсь, мы с вами увидимся?

— Я тоже надеюсь.