От Субботина Пластов поехал на Литейный, в контору Глебова, где с облегчением узнал, что никаких новостей нет и иск пока не подан. Сидя в конторе, он некоторое время колебался: звонить ли Тиргину?
Все-таки решившись и сияв трубку, он назвал номер телефона юридической консультации Трояновского и с облегчением услышал голос самого Тиргина:
— Контора Трояновского и Андерсена… Кто говорит?
— Владимир, говорит твой бывший соученик… Узнал?
Без сомнения, Тиргин его узнал, но медлит; может быть, Трояновский находится рядом и слышит разговор. Наконец Тиргин отозвался:
— Слушаю вас, сударь? Что угодно?
Безусловно, Трояновский находится где-то рядом. Перезвонить? Нет, времени остается слишком мало.
— Запомни: если ты хочешь оказать важную услугу хорошо известному мне и тебе лицу, ты должен выполнить мою последнюю просьбу. Ты слышишь меня, Владимир?
— Да, сударь, слышу.
— Понимаешь при этом, что я имею в виду? — Понимаю.
— Ближайшая нотариальная контора от тебя в десяти минутах ходьбы. Снять копию — секундное дело.
— Сударь, я это отлично знаю. Дело не в этом.
— Мне отступать некуда, но некуда отступать и тебе. Я не собираюсь угрожать, наоборот, взываю к твоему чувству долга. В бедственном положении находятся люди, у которых ты бывал. Дом, в котором ты был принят. Ты понимаешь, о чем я говорю? Это дело чести.
Долгая пауза, какие-то звуки. Может быть, ушел Трояновский?
— Что ж, сударь… — Голос Тиргина дрогнул, в нем появилась хрипотца. — Что ж, сударь, я подумаю.
— Чтобы облегчить себе задачу, воспользуйся моим абонентным ящиком на Центральном почтамте. Его номер девятьсот девятнадцать. Интересующее меня отправление ты должен опустить туда сегодня же, иначе будет поздно. Повторяю: номер ящика девятьсот девятнадцать.
— Сударь, я подумаю.
— Мы, а значит, ты — перед последней чертой. Думать уже некогда. Итак, девятьсот девятнадцать, жду.