22

Домой Сэм добралась уже за полночь, в прихожей было темно. Она тихонько закрыла парадную дверь и сняла с себя насквозь промокшее пальто. В конце коридора из-под двери Ричарда выбивался слабый свет, она двинулась по коридору на этот свет.

Ричард сгорбился перед экраном своего компьютера, рядом с ним стоял высокий стакан для виски и бутылка «Тичерз». Он повернул голову.

– Что-то ты мокрая, – пробормотал он. – Да и еще выглядишь так, словно у тебя все мозги вышибли.

– Там ливень. – Она подошла и чмокнула его в щеку. – До сих пор работаешь?

– Андреас сказал, что сегодня ночью предстоит одна операция. Считает, что могут случиться кое-какие крупные передвижки.

Он устало потер нос, налил себе виски, как всегда, на четыре пальца, потом пошлепал по клавиатуре компьютера и наклонился вперед, всматриваясь в экран. При виде изменяющихся цифр он нахмурился:

– Где ты была?

– Ох… у нас проблемы со съемками. Рыбные палочки… ну, эти «Суперпалочки»… клиент желает, чтобы снималось на натуре, в Арктике, а мы пытаемся убедить его сделать это здесь, в студии. – Она была рада, что Ричард не смотрел на нее: она никогда не умела складно лгать. – Ну а потом машина никак не заводилась.

– Это чертовски смешной автомобиль, на нем только по лужам шлепать по всему Лондону. Я же говорю тебе, что твой Кен большой эгоист.

– При чем тут эгоизм? Ему нравятся старые автомобили: хорошее капиталовложение и работает на имидж.

– Да, в особенности когда они ломаются посреди ночи.

И он снова нахмурился, глядя на экран. Сэм внимательно посмотрела в окно, наблюдая, как темная пелена дождя закрывает темные силуэты неугомонных лихтеров и черную воду реки. Во всяком случае, у Ричарда исчезла агрессивность и незнакомая яростная вспыльчивость, которая охватила его, когда он, явившись домой, разорвал на ней бюстгальтер. Ее оплеуха, кажется, подействовала, и с тех пор он был мирным, иногда вспыльчивым, но все-таки мирным.

– Звонил Ион Гофф. У них там билеты в театр на четверг, зовут посмотреть новую пьесу Айкборна.

– Черт возьми, мне хотелось бы посмотреть. Но в четверг не могу. Как раз в четверг я должна ехать в Лидс. У нас там в пятницу утром презентация.

Он скосил взгляд на экран с цифрами, а потом проверил что-то в блокноте на своем столе.

– Господи Иисусе! – закричал он, глядя на экран, голосом искаженным, как от мучительной боли. – Ты не можешь, мать твою, сделать это! Как ты могла? – Он оглушительно ударил кулаком по столу. – Как ты могла сделать это, мать твою?!

– Тсс, – сказала Сэм. – Не кричи так. Ведь Ники…

– К черту Ники! Господи Иисусе! Что же эта биржа делает-то, мать ее? Андреас никогда не ошибается! Во что же, по-ихнему, они там играют? Из Токио мне сообщили, что, по их мнению, Нью-Йорк смотрится дешево.

Он воинственно и свирепо уставился на экран, загроможденный бесконечными рядами цифр, незнакомых названий и символов. Свой жаргон. Свой язык. Совершенно чуждый ей; впрочем, язык группы сна тоже оказался бы чужим для Ричарда.

Сэм постояла еще несколько минут сзади него, молча наблюдая, как опять он выпил, отстучал по клавиатуре новые распоряжения и снова зачертыхался. Казалось, он забыл, что она рядом, и не обращал внимания ни на что, кроме этого маленького экрана с непонятными зелеными значками.

Она оставила его в покое и отправилась раздеваться. Довольно долго она пролежала в постели, не выключая света и размышляя. Она думала о Ричарде и о том, что тревожило его. Ей хотелось, чтобы они могли откровенно поговорить об их проблемах: она рассказала бы ему о своих снах, а он бы воздержался от своих обычных насмешек, а потом рассказал бы ей, что у него случилось. Она думала и о Бэмфорде О'Коннеле, и об этой группе сна. В голове вереницей проносились авиакатастрофа, стрельба, спуск вниз по ступенькам станции подземки «Хампстед». Она посмотрела на часы. 2.15. А Ричард все еще не ложился спать.

Теперь Бэмфорд О'Коннел и Таня Якобсон, они оба говорили одно и то же.

«Что все это коренится в моем подсознании».

А кто же тогда поднимался по ступенькам станции метро? Ее собственное воображение, что ли?


Она услышала щелчок двери в ванную, а потом шум льющейся воды. «Странно», – удивилась она. Странно, что Ричард принимает душ, прежде чем отправиться в постель. Она опять подумала о тех ступеньках и о тени. Подумала уже в который раз.

«Ничего. Ничего там не было. Какого черта я не пошла дальше вниз?»

ВСТРЕТИТЬСЯ СО СВОИМ МОНСТРОМ.

«Нет, только не я. Я напугана».

Трусиха, трусиха!

– Пока, таракашка.

Она почувствовала запах мятной зубной пасты и ощутила его поцелуй. Она приподнялась вздрогнув.

– Который час?

– Двадцать пять минут седьмого. Я буду поздно.

– Уже утро?

Глаза у Ричарда красные от бессонной ночи, лицо мертвенно-бледное. Она, наверное, выглядит не лучше.

– У меня вечером теннис.

– Ужинать будешь дома?

– Да… я буду около девяти.

– Хорошо.

Дверь закрылась.

Утро. Она так и не спала. Или спала? Она выскользнула из постели, как ни странно чувствуя себя бодрой и свежей. Должно быть, хороший день для ее биоритма. «Я чувствую себя великолепно. Потрясающе. Я резонирую».

У ВАС УЙДЕТ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ НА ТО, ЧТОБЫ РЕЗОНИРОВАТЬ, СЭМ.

БЛЕСК, СЭМ, ВЫ В САМОМ ДЕЛЕ ХОРОШО РЕЗОНИРУЕТЕ.

ДА, В САМОМ ДЕЛЕ?

«Резонирую», – подумала она, когда вода из душа обожгла лицо и глаза защипало от мыла. Резонирую! Она улыбнулась. Она чувствовала себя легко и беззаботно, словно с нее сняли какую-то тяжесть. «Берегись, Слайдер, я резонирую. Я доберусь до тебя, ты, отвратительный слизняк с глазами-щелочками».

Она оделась и направилась в прихожую. Хэлен вышла из своей комнаты в халате.

– Доброе утро, миссис Кэртис. Вы сегодня поднялись рано.

– Да, у меня деловой завтрак. Что там у Ники в школе?

– Сегодня у него экскурсия. Они собираются в лондонский зоопарк.

Сэм прошла в комнату Ники. Он как раз начинал просыпаться, и она слегка поцеловала его в лоб.

– Увидимся вечером, тигренок.

Он сонно посмотрел на нее снизу вверх с печальным выражением лица.

– А почему ты сейчас уходишь, мамочка?

– Мамочка сегодня должна прийти на работу рано.

Она почувствовала себя виноватой. А он что чувствует? Что он не нужен? Что он помеха в ее карьере? Это слова Бэмфорда О'Коннела всколыхнули в ней чувство вины.

ВЫ ОТКАЗАЛИСЬ ОТ СОБСТВЕННОЙ КАРЬЕРЫ РАДИ НИКИ… МОЖЕТ БЫТЬ, ВЫ ИСПЫТЫВАЕТЕ ГНЕВ НА НЕГО. МОЖЕТ БЫТЬ, ГЛУБОКО В СВОЕМ ПОДСОЗНАНИИ ВЫ ОЩУЩАЕТЕ, ЧТО ЕСЛИ БЫ У ВАС ЕГО НЕ БЫЛО, ТО…

Она внимательно посмотрела на Ники, ей не хотелось уходить, а хотелось крепко обнять его, самой сводить в зоопарк, показать ему жирафов, быть ласковой с ним. Она желала, чтобы никогда, ни на единый миг он не испытывал того, что испытала она в своем детстве.

– Вечером увидимся, – сказала, она, с неохотой отрываясь от сына.

– Ты сегодня придешь поздно, мамочка?

– Нет.

– Обещаешь?

Она засмеялась:

– Обещаю.

– Ты вчера на ночь не рассказала мне сказку.

– Мамочка вчера пришла немного поздно.

– А сегодня-то вечером ты мне расскажешь?

– Да.

– Про дракона? Расскажешь мне ее снова, да?

Она улыбнулась и кивнула, погладила его волосы, снова поцеловала и вышла из комнаты, прошла по коридору и надела свое не совсем просохшее пальто.

На улице все еще было темно, сквозь клубящийся туман моросил густой мелкий дождь, нагонявший еще большую тоску. Угрюмый мальчик – разносчик газет в непромокаемой куртке стоял перед почтовыми ящиками, разбирая газеты.

– Одиннадцатая квартира, – сказала Сэм. – Вы уже нашли их?

Стекла его очков совсем запотели. Он беспомощно смотрел сквозь них.

– Не беспокойтесь, – произнесла она и поспешила к своему автомобилю.


Ее энергия быстро испарилась, и к тому времени, когда она после своей встречи добралась до конторки, чувствовала себя усталой, разгоряченной и совершенно разбитой. В ресторане гостиницы было жарко и душно. Все сидели, поглощая кофе в диких количествах, хрустели тостами, смотрели затуманенными глазами. В воздухе плавали запахи лосьона после бритья, яичницы и копченой рыбы. По какому же поводу, черт подери, эта встреча? Да ни по какому, в том-то и дело! Судебная тяжба с компанией Макферсона заставляла Кена придавать особое значение коммерческой рекламе и тому обстоятельству, что их пригласили в Лидс провести презентацию. Горячие деловые приветствия. Уверенные рукопожатия. Предстояло сделать не обычную коммерческую рекламу. О нет, сэр! Пришествие Иисуса Христа – неприметное пятнышко в анналах истории по сравнению с новым Пришествием. Это же будет Рассвет Великой Новой Эры. «ОТВЕРЖЕННЫЙ». Первая в мире Система Личного Питания. Пища XXI века. Пища для резонирующих людей.

Клэр сосредоточенно молотила по печатной машинке, низко наклонив голову. Сизый табачный дым плавал по комнате. Рядом с Клэр стояла пепельница, набитая свежими окурками, перепачканными помадой.

– Доброе утро, Клэр.

Клэр в ответ слегка приподняла руку, продолжая неистово стучать по клавишам.

– Что это вы печатаете?

– Это как раз для Кена, – ответила она сквозь зубы.

– И что же это? – спросила Сэм, все больше и больше приходя в ярость.

– Они не хотят жирафов.

– Что-что?

Сэм открыла окно и вдохнула всей грудью мокрый лондонский туман.

– Они отменяют.

– Все съемки? – всполошилась Сэм.

– Нет. Они решили использовать актеров, одетых жирафами. Их донимают люди из лиги защиты животных.

– Алкоголь, сигареты, защита животных, эксплуатация женщин… Бог мой, да так ведь мы ни о чем не сможем сделать коммерческую рекламу.

Сэм села за свой стол и вскрыла конверт с письмом, лежащий в почте первым. Ее информировали об увеличении платы за фотолабораторию.

Клэр вытряхнула сигарету из пачки, исподлобья посмотрела на Сэм:

– Ужасно, это сообщение в новостях. Вы уже слышали?

– Какое сообщение? – рассеянно спросила Сэм, занятая письмом из фотолаборатории.

– Про ту несчастную женщину.

– Женщину?

– Ну, вчера ночью. Которую убили.

Сэм перечитала первый абзац, раздраженная болтовней Клэр. Она пыталась подсчитать, на сколько реально увеличена плата.

– Сегодня утром и по радио сообщили. На станции подземки «Хампстед».

Сэм, вздрогнув, подняла взгляд.

– Что-что, Клэр? О чем вы говорите?

– Прошлой ночью. Женщину изнасиловали и убили на станции подземки «Хампстед». Это говорили в новостях сегодня утром. Поневоле задумаешься, а где вообще можно чувствовать себя в безопасности, не так ли?

Сэм показалось, что все вокруг нее плывет, ее охватила мелкая дрожь, а в горле застрял комок.

Клэр продолжала печатать.

– «Хампстед», высказали? Станция метро «Хампстед»?

Клэр, казалось, не слышала ее.

– Господи.

Она посмотрела на часы. Двадцать минут двенадцатого. Вышла на улицу, перешла на другую сторону и остановилась у стенда продавца газет. Она позабыла накинуть пальто и теперь мокла под проливным холодным дождем. Первый выпуск «Стандард» как раз вываливали из фургончика, продавец медленно, мучительно медленно развязывал бечевку.

Она прочитала эти заголовки еще раз, потом еще, задерживаясь на каждом слове, набранном броскими черными буквами, будто опасаясь, что если станет читать дальше, то внезапно обнаружит, что она и есть та девушка, которая была…

ИЗНАСИЛОВАНА И УБИТА В МЕТРО.

О господи! О боже милостивый, нет!

Она смутно сознавала, что мир вокруг продолжает жить. Вот такси высадило пассажира. Вот два человека под одним зонтиком торопливо прошли мимо. Из фургончика выгружали пакеты…

А потом она увидела эту фотографию внизу.

Увидела улыбающееся лицо женщины, словно она улыбалась именно ей, и никому другому. Словно в ее улыбке сквозило тайное понимание.

Сэм отшатнулась в сторону, врезавшись в продавца газет, от которого пахло, как от сырого мешка, извинилась, ухватилась за стенд с газетами и в полном оцепенении снова уставилась на фотографию женщины.

Пожалуйста, нет. Пожалуйста, пусть это будет сном.

Она медленно побрела назад, давясь слезами от горя и беспомощности, стыда и чувства вины. Виновата. Виновата. Трусиха, трусиха, ты ведь могла спасти ее! Могла спасти ее! Могла спасти ее!

Ее.

Она же разговаривала с ней всего несколькими минутами раньше.

Нет, это неправда. Этого не могло быть. Это, должно быть, какая-то…

Она, спотыкаясь, вошла в контору и столкнулась с Драммондом, как раз выходившим на улицу. Коробка, которую он нес, шлепнулась на землю и покатилась к водосточной канаве.

– Извините, – пробормотала Сэм. – Извините. Извините.

Она прошла мимо восковой фигуры Кена – руку уже приклеили обратно, хотя и под углом, что выглядело очень странно, – поднялась в свой кабинет. Села за свой стол, положила промокшую газету и снова уставилась на фотографию, потом на текст, а потом – снова на фотографию.

37-летнюю мать маленького ребенка зверски изнасиловали и убили прошлой ночью на станции метро «Хампстед».

Таня Якобсон, психотерапевт, была обнаружена мертвой в котельной на середине печально известной лестницы вскоре после десяти часов вечера электриком по эксплуатации. Билетер Джон Баркер ранее предупреждал миссис Якобсон, что лифты не работают и что ступеньки ведут очень глубоко.

ПРЕДЧУВСТВИЯ, ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ЗНАНИЕ… ВСЕ ЭТО ЧУТОЧКУ… ЗА ГРАНЬЮ, ПОНЯТНО? МЫ ЗДЕСЬ СТРЕМИМСЯ ПО-НАСТОЯЩЕМУ СВЯЗАТЬСЯ С НАШИМИ СНАМИ, НАЛАДИТЬ КОНТАКТ С НИМИ, СВОБОДНО ОБЩАТЬСЯ, ЗАСТАВИТЬ ЗАРАБОТАТЬ ПОЛЕЗНУЮ ДЛЯ НАС ДИНАМИКУ.

Она подняла взгляд и увидела, что Клэр наблюдает за ней.

– Я знаю ее, – мрачно сказала Сэм. – Я была с ней как раз… перед тем… как ее… Я ходила на эту…

Темная комната. Панталончики, содранные вниз. Руки вокруг шеи. Зловоние лука.

Скажи, что ты любишь меня.

Ах ты, сука вонючая!

Нет. Пожалуйста, нет. Не убивайте меня. Пожалуйста, не убивайте меня… У меня ребенок… ну, пожалуйста…

Сэм почувствовала, как ледяной холод стремительно сковывает ее до мозга костей. Она закрыла глаза, но тут же снова открыла их.

– Должно быть, все произошло за какие-то минуты… – Она помолчала. – Я могла бы помешать этому.

Клэр взглянула на нее и нахмурилась. А Сэм опять подумала о сопящем дыхании и о темной тени, которая поднималась по ступеньками за нею.

– Я должна позвонить в полицию, – сказала она. – Рассказать им, что я была там.

– Вы что-нибудь видели?

– Да… я… я не знаю, – вздохнула она.

Сэм резко встала и, сцепив руки, бесцельно стала бродить по кабинету. Подошла к окну и уставилась невидящим взглядом в пелену дождя, который не переставая лупил по лужам, черным зонтам прохожих; какой-то старик старательно рылся в мусорной урне.

Мертва.

ЗАМЕЧАТЕЛЬНО. БЛЕСК! ВЕЛИКОЛЕПНО. А Я – ТАНЯ ЯКОБСОН.

Таня Якобсон. От окна тянуло холодным сквозняком, по ее лицу с мокрых волос стекала вода.

ВЫ ТОЛЬКО НЕ ПОЗВОЛЯЙТЕ СЕБЕ ОТВЛЕКАТЬСЯ НА ВСЕ ЭТИ ПРЕДВИДЕНИЯ, СЭМ. МЫ НЕ ВИДИМ СНОВ О БУДУЩЕМ… НО МЫ УСТАНАВЛИВАЕМ СВЯЗИ. МЫ ВСТРЕЧАЕМСЯ СО СВОИМИ МОНСТРАМИ.

– Я видела это во сне, – сказала она.

СЭМ, ОТМАХНУТЬСЯ ОТО СНА, СОЧТЯ ЕГО ПРЕДВИДЕНИЕМ, – ЭТО ЛЕГКИЙ ПУТЬ. Я ДУМАЮ, ВЫ ИСПОЛЬЗУЕТЕ ЭТО КАК ПРЕДЛОГ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ НЕ ВСТРЕТИТЬСЯ ЛИЦОМ К ЛИЦУ С ИСТИННЫМ ЗНАЧЕНИЕМ ЭТИХ СНОВ.

А может быть, это-то как раз и был обходной путь? Может, они использовали психологический путь, чтобы уклониться от встречи лицом к лицу с предвидениями?

Господи! Ведь должен же быть кто-то, кто…

Она почувствовала, как тепло радиатора пробивается сквозь холодный сквозняк, и продолжала пристально смотреть за окно.

– А ясновидящая, к которой вы ходите, Клэр… Почему вы ходите к ней?

– Миссис Вульф?

– Да. – Сэм повернулась. – Для чего вы к ней ходите?

– Я хожу к ней, чтобы получить руководство.

– А она дает полезные советы?

Клэр руками откинула волосы назад и пристально посмотрела на потолок, словно там был написан ответ.

– Да, дает, и очень полезные. В самом деле.

– И она помогает вам понять суть вещей?

– Да… она действительно помогает людям понять суть вещей.

– А она примет меня, как вы думаете?

– О да, я убеждена, что примет. Вы можете прямо сейчас и поехать. Вам даже не нужно договариваться о времени приема, хотя лучше было бы договориться. По средам. Она всегда бывает у себя по средам.

Загрузка...