Было восемь часов вечера, когда Сэм добралась до дома. Ричард еще не вернулся. Хэлен сидела в своей комнате и смотрела телевизор, а Ники лежал в постели, но не спал и выглядел несчастным. Она присела рядом с ним и крепко обняла его, но его лицо не изменилось.
– Мамочка, я не хочу, чтобы вы с папой снова уезжали. Это нечестно. Всегда вы уезжаете.
– Это же всего на одну неделю, тигренок. Маме с папой нужно некоторое время провести вместе.
Сэм снова крепко обняла его и поцеловала в лоб. За окном стоял холодный сухой вечер, дул сильный, почти штормовой ветер, и на реке тяжело шлепала вода. Она посмотрела сверху вниз на Ники и подумала – вот если бы она могла рассказать ему правду: мол, и она тоже не хочет уезжать, что она тревожится, оставляя его одного, даже несмотря на то, что он остается с друзьями и неплохо проведет у них время. Она не хотела рассказывать ему, что боялась уезжать.
Чертовски боялась.
Она рассказала Ники какую-то сказку, потом принялась за другую, и в конце концов он уснул. Она вышла, закрыла за собой дверь и побрела к гостиной. Зазвонил телефон, она подошла к письменному столу Ричарда и взяла трубку.
– Да-да? Алло?
– Сэм?
– Кен! – Она почувствовала прилив радостного возбуждения. – Кен! Ты вернулся!
– Ну, как тут все?
– О… тут все… хорошо… все…
Внезапно она почувствовала, что не может говорить. Голос ее, казалось, застревал в горле, глаза наполнились слезами. Ее начала бить дрожь, такая сильная, что она выронила трубку из рук. Трубка ударилась об пол, и от микрофона откололся маленький кусочек. Она наклонилась и подняла трубку.
– Сэм? Сэм? Что там такое? С тобой все в порядке? Ты одна? Хочешь, я приеду? Или, хочешь, приезжай ко мне сама, – предложил он, когда она не ответила. – Может, встретимся где-нибудь, а?
– Я… – Она с усилием выдавливала из себя слова. – Я приеду. Я буду там, как только…
Она повесила трубку, тяжело дыша, пристально и тоскливо глядя за окно. Потом вытерла глаза и постучала в дверь Хэлен, сказав, что уезжает.
Сэм долго пережидала у светофора на краю площади Клэпхэм-Коммон, и двигатель «ягуара» успел заглохнуть. Она нажала на стартер, и тот снова энергично заурчал. Потом резко дернула акселератор, но в ответ раздался только какой-то ревущий треск, и облако маслянистого голубоватого дыма закружилось в темноте вокруг нее. «Уже больше недели не ездила на приличное расстояние», – подумала она, снова дергая за акселератор. Он неожиданно ответил громким выстрелом и выплюнул еще больше дыма, а когда на светофоре поменялся свет, прибавила скорость. Вскоре, замедлив ход, свернула на въездную дорожку, ведущую к гигантскому дому-чудовищу викторианских времен, и там остановилась позади «бентли».
Когда выбиралась из автомобиля, парадная дверь распахнулась.
– Кен! – Она распахнула руки и крепко обняла его, из глаз хлынули неудержимые слезы.
– Сэм! Что случ… – Теперь он сам крепко обнимал ее. Она вырвалась, Кен пристально посмотрел ей в лицо. – Господи, что случилось? Ты… – Он поколебался. – Ну, пошли, тебе надо выпить.
– Ты один?
Он улыбнулся:
– Да. Только что вернулся из Испании, час назад. Я звонил тебе, потому что не смогу быть в конторе завтра – должен поехать в Бристоль.
Он закрыл парадную дверь, и она последовала за ним через прихожую, которую украшали два комплекта рыцарских доспехов. Она мельком, осторожно взглянула на их забрала с прорезями-щелочками для глаз, прошла мимо еще одной восковой фигуры Кена, сидящей на плетеном стуле, – он что, купил их целую партию оптом? – мимо сюрреалистической картины высотой в десять футов, изображавшей дикого кабана, прыгающего между двумя горными пиками, мимо проигрывателя-автомата – и оказалась в салоне с галереей портретов певцов, которая соседствовала с другими картинами: Хокни, Лихтенштейн, здесь же висел портрет-мистификация, исполненный «под Пикассо», кисти Джорджа Шеридана, изображавший Арианну Стасинопулос-Хаффингтон. В камине работы Эдама, который Кен сумел раздобыть неизвестно где, пылал огонь. Телевизор был включен, передавали что-то похожее на «Пороки Майами».
Сэм устроилась на старинном диване с высокой спинкой, словно утонула в нем, Кен на минутку вышел из комнаты и вернулся с высоким стаканом в руке.
– Это действительно замечательное пиво. «Айлэн». Тебе оно понравится. Давай-ка, проглоти его поскорее.
Она выпила немного, а потом еще немного, от пива в животе стало легче.
– Ну, как там было в Испании? – спросила она, глядя в свой стакан.
– Отлично. Все прошло хорошо.
Он закурил сигарету и сел на такой же огромный диван, напротив нее.
– Мне не следует находиться здесь, – сказала она. – Это опасно, видишь ли… для тебя…
И тут она расплакалась так, будто в ее голове лопнула какая-то труба. Кен подошел и сел рядом. Она посмотрела на него сквозь слезы, застилавшие глаза.
– Я боюсь за тебя, Кен. Я думаю, что ты можешь быть… думаю, что тебе следует быть очень осторожным.
– Осторожным, почему?
– Вокруг меня какая-то плохая энергетическая сила, – выпалила она.
Он обнял ее.
– Еще один сон? – мягко спросил он.
– Чувствительные антенны, – ответила она и рассказала ему о падении со строительных лесов и о своей поездке в Хэлл, рассказала обо всем случившемся, обо всем, что она смогла припомнить из сказанного Хэйром и Ласло.
Он внимательно слушал ее, потягивая пиво, потом загасил сигарету, выдохнул дым от последней затяжки в потолок на пухленьких голых херувимчиков.
– Ты полагаешь, доктор Хэйр был убит, потому что пытался помочь тебе? Что его квартира была разгромлена каким-то привидением в качестве предупреждения, а поскольку он проигнорировал это предупреждение, то его убили?
Сэм внимательно наблюдала за трепещущими языками пламени в камине, а потом кивнула.
– Я не уверена, смогу ли вынести еще что-нибудь такое.
– Тебе уже здорово досталось, да? Эти леса… события в Хэлле. – Он стиснул ее плечи. – Я думаю, нам надо попытаться посмотреть на все это спокойно. Я понимаю, что все выглядит ужасным, но человеческое сознание, Сэм, довольно странная штука: мы ведь очень впечатлительны. Так что вполне возможно, что многие события излишне драматизируются.
– Ты заговорил как Бэмфорд О'Коннел.
Он улыбнулся:
– Нет, не так все плохо. Я действительно верю, что у тебя были кое-какие предвидения – самолет, станция подземки, но вот балкон – это что-то совершенно неопределенное, Сэм. То, что доктора Хэйра переехал грузовик, – ужасно, но ты же сама говорила, какое опасное это шоссе, к тому же его развезло после бессонной ночи, да еще и кружку пива выпил. Нам надо попытаться сохранять спокойствие, только и всего.
Она плотно сжала губы и ничего не ответила. Кен откинул голову на диванные подушки.
– А не то я приму меры!
– Не поняла?
– А не то я приму меры!
– Ты примешь меры?!
– Аролейд? Ну, это слово, да? «А не то я приму меры» – это же его анаграмма.
– «А не то я приму меры»? Это ничего для меня не означает.
Он прищелкнул пальцами.
– Нашел! «Я перезаряжаюсь»!
– «Я перезаряжаюсь», – эхом отозвалась она.
– Этот Слайдер… на нем был зеленый мотоциклетный костюм, и он дал тебе какой-то авиабилет? «Чартэйр»?
– Да. Тот же самый, который он давал мне в такси после нашего с тобой ленча. Ну, ты знаешь, после той катастрофы у «Чартэйр». Я помню номер того места: 35А. И он сказал, напрасно, мол, я считаю, что упала со строительных лесов – по-настоящему.
Кен тоскливо посмотрел на нее:
– По-моему, это больше похоже на дурной сон, связанный с авиакатастрофой и твоим падением. Ты просто обречена продолжать думать об этом.
– С этим, полагаю, я могу примириться. Я могу с этим согласиться куда легче, чем…
Сэм вертела в руках свой стакан. Они помолчали.
– Ну хорошо. А что же мы теперь будем с тобой делать? Завернем тебя в вату, пока все эти сны не исчезнут навсегда? А может, поместить тебя в обитую войлоком палату в психушке, пожалуй, так будет безопаснее всего? – Он ухмыльнулся, а потом увидел, что она не улыбается, совсем не улыбается, а только кивает в знак согласия. Он коснулся ее щеки костяшками пальцев. – С тобой все будет хорошо, Сэм, – ты ведь прошла школу выживания.
– Ах, так?
– Послушай-ка… – Он закурил новую сигарету. – Я думаю, что ты, возможно, сделала ошибку, ринувшись в этот Хэлл сразу после падения.
– Почему?
– Возможно, это звучит жестоко, но я не это имею в виду. Я думаю, что ты просто паникуешь. Загнала себя в определенное состояние, и, думаю, ты должна помочь сама себе выбраться из него. Тебе необходимо уехать отсюда. Я говорил тебе еще на прошлой неделе: возьми отпуск. Попытайся забыть обо всем. Расслабься по-настоящему.
– Я уезжаю в субботу. Покатаемся недельку на лыжах с Ричардом. Я там разобрала все в конторе. Ну и как, это нам подходит?
– Ну, разумеется. Но ты должна расслабиться, хорошо? Обдумай все хорошенько, взвесь, а потом, вернувшись, посмотри, будет ли все это выглядеть по-прежнему… Увидишь, что нет…
– Надеюсь, ты окажешься прав, – сказала она.
– Вот и я надеюсь. Ну, пошли, я угощу тебя обедом. Бьюсь об заклад, что ты не ела. Ты голодна?
– Не очень.
– Тебе надо поесть.
– Я тебя приглашаю. Я буду тебя угощать.
– Идет. – Он встал и осушил свой стакан. – Ну и мудреное же это словечко.
– Какое еще словечко?
– «Аролейд». Из него можно составить уйму слов. Я вот еще один вариант придумал: «повторный набор номера».
– Но ты же не все буквы использовал.
– А разве твой мотоциклист в капюшоне сказал, что все буквы надо использовать?
Сэм посмотрела на него встревоженно:
– Ну, пожалуйста, Кен. Будь осторожнее.
Они вышли в прихожую, и он приподнял забрало на одном из рыцарей.
– Все в порядке, Сэм. Вот видишь, у меня тут есть свои собственные мужики в капюшонах с прорезями для глаз. Они из твоего Слайдера отбивную сделают, если только он попытается здесь хулиганить.
Он опустил забрало, и оно закрылось с громким лязгом.