В плену твоих желаний

Глава 19

Дорогой кузен, мне жаль, что у вас неприятности. Вы же знаете, я готова помочь, чем только смогу. Я даже обещаю не расспрашивать о подробностях, помимо тех, что вы захотите мне открыть.

Ваш друг Шарлотта.

– Что значит завтрака нет?

Лахлан сердито смотрел на беднягу Росса, дальнего родственника, которого его мать, судя по всему, назначила дворецким в Росскрейге. Лахлан целые сутки сдерживал себя, прежде чем решился прискакать сюда из хижины, чтобы посмотреть, как обстоят дела у Венеции. И вот, полюбуйтесь, какой прием он встретил!

Что случилось с их экономкой? И зачем мать завела дворецкого? Еще один лишний голодный рот. Очевидно, он и съел весь завтрак.

– Кухарка всегда выставляет завтрак на стол к семи, а сейчас только четверть восьмого.

Мужчина пожал плечами:

– Леди поднялись с рассветом и сегодня, и прошлым утром, сэр, и закончили завтракать к шести. Обе работают как одержимые, без отдыха.

Лахлан рассчитывал увидеть Венецию изнывающей от тоски и скуки, но, уж во всяком случае, не за работой.

– Что они делают?

– Точно не знаю. Они только посылают меня время от времени принести им то одно, то другое.

Это звучало крайне подозрительно.

– И где они теперь? – Лахлан снял шляпу и попробовал вручить ее мужчине.

Но дворецкий ее не взял.

– Простите меня, сэр, но они приказали, чтобы их никто не беспокоил, даже вы.

Страшно разозлившись, Лахлан собственноручно повесил шляпу на вешалку.

– Это мой дом, черт бы вас всех побрал! – С перекошенным от злобы лицом он угрожающе навис над своим родственником. – Так что я, черт возьми, вправе беспокоить любого, кого мне захочется! Ну, так где же они?

– В большой гостиной, сэр, – пропищал его новый дворецкий.

Старательно игнорируя громкое урчание в желудке, Лахлан бросился к лестнице. Ему стало гораздо легче двигаться с тех пор, как он начал растираться конским бальзамом. За это он должен поблагодарить Венецию.

Но уж за то, что случилось сегодня, он не станет ее благодарить. Черт побери, он так спешил сюда, предвкушая горячий завтрак в имении – кровяную колбасу с картофельными оладьями и поджаренные ломтики бекона – что-то отличное от смертельно надоевших овсяных лепешек. Но вместо этого он обнаруживает пустой стол, и к тому же какой-то дворецкий пытается не пустить его в собственный дом! Что за дьявольщина здесь творится?

Должно быть, Венеция создает маме крупные неприятности. Это ему в наказание за то, что отошел в сторону, чтобы избежать искушения. «Скинув девчонку на мать, – говорил он себе, – ты приобрел только лишнюю мороку. Похоже, все срочные дела приостановились».

Лахлан раздраженно фыркнул. Дела и без того шли неважно. Потому что чем бы он ни занимался – проверял ли ячмень в солодовне или нарезал торф для сушильной печи, – Венеция не шла у него из головы. Запах проросшего ячменя напоминал ему запах окопника, который девушка прикладывала к его ранам, и вызывал воспоминания о том, с какой нежностью и заботой она его лечила. А когда он со своими парнями пробирался через лес к торфяному болоту, то думал о том, как уложил ее в папоротниках, сжимая в объятиях ее роскошное тело…

С проклятием Лахлан ускорил шага. Венеция занимает его мысли лишь потому, что он беспокоится, как они с его матерью ладят между собой. Как только он удовлетворит свое любопытство, тут же и думать забудет о девчонке.

Из большой гостиной послышался звук глухого удара, затем женский смех и низкий мужской голос, который Лахлан не смог узнать. Он нахмурился. Не дай Бог, это бродячий торговец, которого мать пригласила по просьбе Венеции. Что, если Венеция вбила себе в голову превратить его усадьбу в роскошный дворец, который он не в состоянии оплатить?

Лахлан пошел еще быстрее. Мать не из тех, кто покупает в кредит, но он оставил дам одних на целый день, и девушка скорее всего что-нибудь выдумала, чтобы только ему досадить. Проклятие, проклятие!

– Что тут происходит? – воскликнул он, врываясь в гостиную.

Несколько пар глаз одновременно уставились на него. Здесь были немногочисленные служанки Росскрейга, экономка. Но Лахлана волновала Венеция. Он сразу поймал ее взгляд, но не заметил ни малейших признаков скуки.

Девушка уже и выглядела далеко не так, как подобает лондонской леди. В чужом сером платье с потрепанными обшлагами она ничем не отличалась от служанок. Пышный локон ее восхитительных волос свисал на лоб, прикрывая один глаз, щека была испачкана сажей. Но все это ничуть не уменьшало ее привлекательности.

– Лахлан? – Его мать появилась из-за спин девушек, холодно глядя на сына. – Сейчас же уходи, ради Бога!

Подобные слова от родной матери, которая всегда просила его составить ей компанию, повергли Лахлана в изумление.

– Отправляйся, займись чем-нибудь… – продолжала Марджори. – Ты не должен этого видеть, пока мы все не закончим.

– Раз я оплачиваю все это, то должен участвовать и в обсуждении того, что делается! – рявкнул Лахлан и тут заметил Джейми. Забравшись на приставную лестницу, парнишка вешал занавески, которых Лахлан до сих пор не видел.

– Платишь за это? – сказала его мать. – О чем это ты говоришь?

– Новые занавески. – Он махнул рукой в сторону дивана: – Этот новый диванчик. И что там еще вы накупили в кредит?

– Не говори глупости. Это наш старый диван. Мы просто заново обтянули его, вырезав целые участки из наших старых штор. А «новые занавески» – это наши старые балдахины с кроватей. – Марджори гордо улыбнулась Венеции, наблюдавшей за Лахланом своими загадочными зелеными глазами, которые никогда его не щадили. – Балдахины укрыты от солнечного света, они ничуть не выцвели, и ткань выглядит совсем новой. Поэтому наша гостья предложила сделать из них занавески, а столбики для балдахинов убрать. В любом случае балдахины совершенно не нужны.

– Нам повезло, что цвета подходят, – вмешалась Венеция. – Мы даже ухитрились использовать большие куски старых штор – они прекрасно смотрятся на диване.

«Мы», очевидно, включало в себя и женщин клана, которые весело занимались уборкой – отскребали полы, выбивали ковры и делали бог знает что еще.

– Получилось красиво, разве нет? – радостно воскликнул Джейми с верхней ступеньки лестницы. – Комната выглядит гораздо наряднее. Вам нужно взглянуть, что леди сделали со столовой, сэр. Все там починили и расставили вещи должным образом. Вчера весь день этим занимались. Даже почистили потолки специальной смесью, которую изобрела мисс Росс.

Мисс Росс? Ах да. Венеция ведь считается его лондонской кузиной. И судя по восторженной улыбке Джейми, парень уже забыл, что она слишком важная персона – не для таких, как он.

Лахлан с трудом подавил желание сдернуть парнишку с лестницы и стереть эту глупую улыбку с его лица.

– А разве ты не должен сейчас находиться в солодовне? Ведь процесс все еще идет.

– Да, сэр, – пробормотал Джейми и начал спускаться с лестницы.

– Не обращай внимания на Лахлана, – сказала леди Марджори парню. – Пусть себе ворчит. Он просто срывает зло, потому что с ним не посоветовались. Он прекрасно сможет некоторое время обойтись без тебя.

Лахлан, конечно же, мог. Но с какой стати Джейми будет торчать здесь, любуясь Венецией с ее раскрасневшимися щеками и горящими глазами, в то время как он должен париться на винокурне, томясь и изнывая по ней?

– Если вам в помощь нужен мужчина, я сам могу вам помочь, – сказал Лахлан, хотя прежде он скорее бы пробежался босиком по раскаленным углям, чем стал возиться с занавесками и прочими женскими глупостями. – Пусть Джейми отправляется на винокурню.

– Ну уж нет, – возразила его мать. – Если ты останешься здесь, есть риск, что тебя увидит какой-нибудь приезжий из города. – Она сердито сверкнула на него глазами. – И кроме того, не хватало еще, чтобы ты развешивал занавески, когда приедет граф. Ты должен выглядеть суровым и мужественным, разве не так?

Неужели она действительно произнесла это с сарказмом? Его собственная мать! Лахлан взглянул на Венецию, которая, похоже, прятала улыбку, подкрашивая черной краской железную дровницу возле камина.

– Дунканнон не появится еще несколько дней, – твердо заявил он. – А если кто и приедет, то твой новый дворецкий, которого ты наняла, не спросив меня, предупредит нас, так что я успею спрятаться.

Его мать воинственно уперла натруженные руки в тощие бока.

– У тебя есть дела поважнее, чем болтаться в доме. Бог свидетель, последние пять лет ты частенько говорил мне об этом. Мы и не думали тебя от них отрывать. – Она подошла к нему ближе. – Джейми вполне нас устраивает. А ты иди подобру-поздорову и не мешай нам работать.

Лахлан неохотно направился к дверям.

– Возможно, увидимся за обедом, – сказал он, выходя в коридор.

– Мы слишком заняты, чтобы регулярно питаться. – Его мать улыбнулась ему, стоя на пороге. – Я попрошу кухарку отнести тебе обед в хижину, хорошо?

– Но…

Но что? Лахлан заглянул через плечо матери, туда, где Венеция, не обращая на него никакого внимания, ставила в камин подставку для дров.

Ему не нужен был обед. Ему хотелось поговорить с Венецией, просто видеть ее, быть с ней рядом. Но он не мог об этом сказать. Потому что не имел на это права. Ведь ему придется всего через несколько дней вернуть ее отцу.

Если дело не кончится тем, что он убьет этого человека.

– Да, пришли мне обед, – пробормотал Лахлан и ушел. На следующее утро, проведя бессонную ночь в бесплодных мечтах о Венеции, Лахлан, обуздав свою гордость, явился к завтраку, на рассвете. Но то ли они увидели, как он подъезжает, то ли действительно уехали, как заявил дворецкий, к одному из арендаторов осмотреть больного ребенка, только дома никого не было.

Дворецкий не знал, к какому арендатору они отправились. И он не знал, когда они вернутся. Он не знал ничего, что могли бы хоть как-то умерить боль разочарования, от которой Лахлану хотелось выть.

Он сказал себе, что пора с этим кончать. Он им не нужен в усадьбе, а уж сам-то он точно в них не нуждается. Прежде ему часто приходилось подолгу отсутствовать, приглядывая за винокурней, потому что акцизные чиновники в любой момент могли накрыть его подпольное производство. Так что изменилось?

А то, что теперь здесь жила Венеция.

Вот нелепость. Прежде он никогда не жалел, что рядом нет женщины. Почему это должно волновать его сейчас? Ему совсем не нужно, чтобы Венеция изводила его пением, донимала его… нянчилась с ним. Нет, в самом деле. Он может и сам смазывать конским бальзамом свои раны.

Пора наконец выбросить ее из головы!

Но как это сделать, если последующие несколько дней он только и слышал, как все вокруг обсуждали изменения, происходящие в усадьбе, и как Венеция с его матерью отлично ладят друг с другом. Каждую минуту кто-нибудь да говорил: «Вы бы послушали, как ваша лондонская кузина поет "Цыганский паренек!"» Или: «Вы бы посмотрели, как эта девушка учит женщин чистить серебряные украшения – теперь они просто сверкают».

Видимо, его «лондонская кузина» может расхаживать повсюду, где ей нравится, в то время как он должен держаться подальше, чтобы никто посторонний не узнал, что он на самом деле жив. Дважды Лахлан пытался увидеться с девушкой, но только один раз ему удалось застать их с леди Росс дома. Да и то Венеция сразу же вышла, оставив его наедине с матерью, которая строго отчитала сына за неожиданный приезд.

Эти краткие мгновения общения с девушкой стали для Лахлана целительным бальзамом, словно глоток воды для истомившегося от жажды путника. Но этого ему было явно недостаточно.

Он мог потребовать свидания с ней, но тогда они обе – Венеция и его мать – узнали бы, что он по ней скучает. Это бы породило несбыточные надежды.

На третий день после их прибытия, когда дворецкий доложил ему, что дамы куда-то отправились гулять – возможно, в какую-то сказочную страну, Лахлан твердо решил, что на этот раз им от него не отделаться. Он укрылся в лесу, недалеко от усадьбы, откуда ему были видны оба выхода. Если они действительно гуляют, то непременно должны будут пройти мимо него, и тогда девушке нелегко будет ускользнуть.

Лахлан чувствовал себя последним дураком. Но в тот момент, когда он решил, что скорее всего конский бальзам ударил ему в голову, дверь кухни приоткрылась и во двор выскользнула Венеция. Значит, они действительно все это время были дома.

С сильно бьющимся сердцем Лахлан начал подкрадываться к девушке сквозь кустарник. Куда это она отправилась одна? Да еще так необычно одетая? Шотландский плед крестьянки, подчеркивая стройность ее фигуры, изящными складками ниспадал с ее плеч и был подпоясан по всем правилам.

Оглядевшись, Венеция набросила на голову край тартана наподобие капюшона и пошла прочь от дома. Она свернула на поле, отделявшее поместье Россов от владений Дунканнона. Лахлан угрожающе прищурил глаза. Ага, она направляется в дом отца! Чтобы найти убежище и попросить домашних помочь ей вернуться в Лондон? Нет, она могла бы и раньше это сделать.

Лахлан колебался, раздумывая, стоит ли ему идти за ней следом. Если люди Дунканнона его узнают, возникнут вопросы о его чудесном воскрешении. Затем непременно к ним в поместье потянутся люди, чтобы выяснить, что происходит. И тогда ему уж точно не удастся сохранить это дело в секрете.

И все же он не должен позволить ей одной идти в Брейдмур. Это опасно. Она может напороться на каких-нибудь мужланов, которые не знают, кто она такая. Только ему надо соблюдать осторожность, прячась за деревьями и избегая людных мест.

Так он размышлял, тайком пробираясь вслед за девушкой.

Не зная, что ее ждет, Венеция перешла мост над выжженной полосой земли, отделявшей поместье Лахлана от владений ее отца. Она просила леди Росс отвезти ее, но женщина опасалась, что кто-нибудь может узнать девушку.

Венеция считала, что это маловероятно, поскольку много лет здесь не появлялась. Но на всякий случай у одной из служанок она одолжила крестьянский наряд. Ей хотелось узнать, что произошло там за время ее отсутствия. В особенности после того, как Лахлан рассказал ей о сожжении домов.

Лахлан! Нет, ей не следует думать о нем. За эти три дня разлуки она слишком сильно по нему скучала… и поняла, что скорее всего «слишком много прочла» в его поцелуях и ласках. Он иногда заезжал в усадьбу, но ни разу не попросил о встрече. Он, правда, спрашивал о ней у дворецкого, но, не получив вразумительного ответа, воспринимал это спокойно, словно его расспросы были вызваны исключительно вежливостью.

Его мама сказала, что гордость не позволяет Лахлану показать, что он проявляет к ней интерес, Венеция хотела бы ей верить, но уже начала терять надежду. Теперь папа уже получил письмо Лахлана и едет в Шотландию. Если Лахлан так и не уступит…

Сердце сжалось в груди. Как может она осуждать Лахлана за то, что он не желает жениться на дочери человека, разорившего его соотечественников? Именно так люди в Росскрейге воспринимали ее отца. Считая ее кузиной Росса, они при ней свободно обсуждали то, как граф позволял своему управляющему Маккинли с неимоверной жестокостью сгонять людей с земли.

И теперь, вновь оказавшись на земле Брейдмура, Венеция увидела результаты проведенных преобразований: здесь не было сожженных домов, но они вполне могли быть здесь. Из двадцати двух домов арендаторов только четыре оказались заселенными. Видимо, овцеводами.

Что случилось с тем краснолицым фермером, выращивавшим картошку, который часто давал ей покататься на своей рабочей лошадке, когда она была ребенком. Где та беззубая старушка, которая каждый божий день сидела перед розовым домиком за прялкой?

Исчезли, сгинули без следа. Никого из них нет. Слезы ручьями катились по щекам Венеции. Только в соседнем поместье кипела жизнь. Члены клана Россов возделывали землю, мастерили винные бочки и обслуживали винокурни. Женщины занимались стиркой, пока их дети играли и собирали вереск. Лахлан боролся за то, чтобы удержать людей на земле, в своих домах, обеспечить их всем необходимым, даже если придется ради этого рисковать жизнью.

Теперь, когда она узнала, почему он совершил это дурацкое похищение, было невыносимо стыдно вспоминать, какими оскорблениями она его осыпала. В особенности после того, как увидела отцовские земли, покоившиеся в гробовой тишине, нарушаемой только блеянием овец.

Венеция вытерла слезы, застилавшие ей глаза. Шевиотовые овцы бродят повсюду, они заполонили все пастбища, топтались на каждом холме. Они паслись даже в узком, заросшем травой ущелье на границе их владений, где Лахлан любил ловить рыбу.

Неужели нужно у нее отнять даже этот крошечный кусочек детства? Ярость охватила девушку, и она принялась разгонять овец, пытаясь заставить их уйти из ущелья, но они только отбежали на несколько футов и снова уткнулись в траву.

– В этом нет никакого смысла, – услышала она позади себя чей-то низкий голос. – Даже если вы выгоните их из этого ущелья, они уйдут в другое. В любом случае это не их вина, верно?

Сердце в ее груди, сжалось, когда она, обернувшись, увидела Лахлана. Он наблюдал за ней, прислонясь к тому самому корявому дубу, который ему так нравился в детстве. Со взъерошенными волосами, в грязных рабочих брюках, он выглядел точно так, как шестнадцать лет назад. Венеции захотелось броситься в его объятия.

Она едва не расплакалась. Он больше не был восхитительно своенравным Лахланом времен ее детства.

– Да, овцы в этом не виноваты, – сказала она, полная мрачных предчувствий. – Но моей вины в этом тоже нет.

Лахлан оттолкнулся от дерева.

– Я не говорил, что обвиняю вас.

– Вам не следовало сюда приходить. Кто-нибудь может вас увидеть.

Он пожал плечами:

– Кто-нибудь мог увидеть и вас, но это не помешало вам бродить здесь.

– Вы все это время следили за мной?

– Да.

– Зачем?

Вопрос, похоже, смутил его.

– Просто так.

Венеции захотелось закричать во весь голос. Он преследовал ее и теперь не может сказать зачем?

– Прекрасно, – сказала она, поднимаясь на холм позади домов.

Он легко догнал ее.

– Вам не следует бродить одной.

– Я не одна. – Венеция подобрала юбки и ускорила шаг. – Мне составляют компанию овцы.

На вершине холма она остановилась и посмотрела на Лахлана.

– Почему вас волнует, что я делаю, раз это никак не влияет на ваши планы? – От внезапного подозрения ей стало не по себе. – Вы думаете, что я собираюсь бежать?

– Не сходите с ума, – прорычал он, подходя к ней.

– Зачем же вы стали рисковать и отправились туда, где вас могут увидеть…

Он прервал ее речь поцелуем, крепким поцелуем, имеющим целью заставить ее замолчать. Это так ошеломило девушку, что в первый момент она не сопротивлялась. Но лишь до тех пор, пока не вспомнила, что это всегда начиналось так – он целовал ее, притворяясь, что между ними все может сложиться иначе, а после того напоминал ей, что они не могут быть вместе.

Она была уже по горло сыта этой игрой. Когда он попытался углубить поцелуй, она отстранилась.

– Не смейте! – воскликнула она и бросилась вниз по проходу между двумя домами, стараясь сдержать слезы.

– Это почему же? – Последовав за ней, он схватил ее, обняв за талию. – Я хочу всего лишь один поцелуй.

В том-то и беда. Он ищет мимолетного удовольствия.

– Два дня назад вы даже не побеспокоились спросить, как у меня дела. – Венеция сердито посмотрела на него. – А теперь вы хотите, чтобы я вас целовала?

По лицу Лахлана было заметно, что он расстроен.

– Я не… я хотел… Как вы поживаете?

– Прекрасно. А вы?

Ее отстраненный тон заставил его нахмуриться.

– Довольно скверно.

– Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне, – сказала она, строго поджав губы.

– Силы небесные, почему вы ведете себя так, будто мы никогда…

– Есть там кто-нибудь? – послышался окрик откуда-то сбоку.

Они застыли. Оглядевшись, Лахлан заметил боковую дверь в ближайшем домишке. Он быстро втолкнул Венецию внутрь и осторожно закрыл за собой дверь. Затаив дыхание, они прислушивались к тому, что происходит снаружи. Кто-то прошел мимо них, а потом, убедившись, что тут никого нет, удалился.

Лахлан потянулся к девушке, но она увернулась, прежде чем он успел к ней прикоснуться. Но тут Венеция споткнулась обо что-то и чуть не упала. Оглядевшись, она увидела массу миткалевых мешков, набитых чем-то мягким. Видимо, домик использовали для хранения овечьей шерсти.

Обогнув груду мешков, девушка направилась к другой двери. Если Лахлан решил, что может вот так заявиться сюда, чтобы просто развлечься с ней, то он сильно ошибается.

Но ей следовало догадаться, что самонадеянный нахал так легко не отступится. В два прыжка он настиг ее и снова крепко прижал к своему телу.

– Отпустите меня! – крикнула она, пытаясь вырваться.

– Сначала я хочу получить свой поцелуй, – хрипло произнес он.

Освободившись, она повернулась к нему лицом.

– Я уверена, что любая девушка из вашего клана будет счастлива поцеловать лэрда. – Голос ее задрожал, и она попятилась к выходу. – К тому же вы не испытываете ненависти к их отцам.

В тусклом свете, проникающем сквозь небольшие окошки, Лахлан казался даже выше ростом, он почти касался головой низкого потолка, когда вновь приблизился к ней.

– Мне не нужны их поцелуи.

– Вы забыли, что я дочь Дунканнона? – с насмешкой спросила Венеция. Она, слава Богу, уже почти добралась до двери.

– Меня совершенно не волнует, чья вы дочь, – раздраженно заметил он.

– А мне кажется, вас волнует только это. Похоже, что лично до меня вам нет никакого дела.

Венеция ухватилась за ручку двери и потянула, но Лахлан оказался рядом. Он уперся двумя руками в дверь с обеих сторон от нее, так что девушка оказалась в ловушке.

– Всего один поцелуй. – Глаза его ярко светились в полутьме. – Подари мне хотя бы это.

– Зачем? – Венеция уперлась руками в его мощную грудь, но не смогла сдвинуть его с места. Отчего он такой огромный, такой неодолимый… такой настойчивый? – Вы ведь уже сказали, что не хотите жениться на мне и что у нас нет будущего. Так зачем же вам целовать меня? – Она насмешливо приподняла бровь. – Может быть, вы решили совратить дочь Дунканнона, чтобы побольнее отомстить ему?

– Нет, черт вас возьми! – рявкнул Лахлан. – Я бы никогда…

– Ах, так вот для чего вы меня преследовали, – продолжала дразнить его Венеция, решив во что бы то ни стало вытянуть из него правду. – Чтобы обесчестить меня.

– Я просто хотел защитить вас! – возмущенно возразил он.

– От кого? От овец?

С проклятием Лахлан отвел глаза, явно не зная, что ей ответить. Венеция нырнула под его руку и бросилась к другой двери. Ей почти удалось ее открыть, когда он сказал:

– Я просто хотел увидеть вас.

Рука девушки застыла на ручке двери.

– Мне хотелось побыть с вами.

Когда Венеция обернулась, ошеломленная тем, что он сказал, Лахлан подошел ближе. Глаза его потеплели и стали темными, как шоколад.

– Поговорить с вами. – Он заключил ее в свои объятия. – Обнять вас. Я очень соскучился.

– Вы выбрали довольно странный способ показывать это, – язвительно сказала Венеция, хотя сердце ее колотилось так, что готово было выскочить из груди. Он волновался. Он скучал. Он признался в этом. – За последние несколько дней вы могли…

– Быть выставленным вон дворецким или матерью, в то время как вы благополучно ускользали окольными путями? – В его голосе ощущалась напряженность.

– Могли бы спросить разрешения поговорить со мной. Чего проще.

– Но ведь я сейчас здесь, разве нет? – Он уткнулся носом в ее голову. Его горячее дыхание обжигало кожу. – А вы не хотите даже поцеловать меня.

– Потому что я знаю, зачем вы пришли сюда. – Венеция еще не была готова уступить. Это прекрасно, что он скучал, но это не означает, что он хотел большего. – Вы подумали, что раз вашей матери нет рядом, вы можете свободно развлекаться со мной как вашей душе угодно. Ну что ж, если это все, чего вы хотели, можете благополучно отправляться назад…

– А что, если я собирался сказать, что хочу жениться на вас? – хрипло спросил он.

Венеция растерянно посмотрела на него. Она не могла поверить своим ушам.

Лахлан уверенно расправил плечи.

– Что, если я действительно намерен на вас жениться?

Надежда вспыхнула в душе Венеции, хотя она уговаривала себя не торопиться.

– Мне казалось, вы утверждали, что мы не можем пожениться из-за папы и этих денег.

– С этим мы как-нибудь разберемся. Только скажите, что вы согласны выйти за меня замуж.

Венеция пристально посмотрела на него. Подумать только, Лахлан изменил свои намерения. Слово «да» едва не сорвалось с ее губ, но она успела вовремя остановиться.

А как насчет тех ужасных вещей, что он ей наговорил? Она чуть ли не силой вынудила его признаться в том, что он по ней скучал. В заключение он упомянул о желании жениться и теперь, самонадеянный нахал, рассчитывает, что она упадет к его ногам? Ну что ж, ему придется немного помучиться. Венеция терзалась целых три дня, сомневаясь в его чувствах, и вовсе не собиралась так легко сдаваться.

– Я не уверена, что вообще хотела бы за вас выйти, – сказала она, презрительно фыркнув. – Думаю, вам лучше снова вернуться на винокурню, в свою холостяцкую хижину и…

На этот раз его поцелуй не оставил ей шансов. Его жадный рот выпытывал все ее секреты с такой настойчивостью, что у девушки перехватило дыхание… Ею овладела сладкая истома. В крови вспыхнуло непреодолимое желание.

– Может, вы все-таки пересмотрите свое решение? – с усмешкой спросил о».

Он был так чертовски уверен в себе! Похоже, он ничуть не сомневался в ее чувствах. И это никуда не годилось. Безжалостно подавив волнение и трепет, Венеция изобразила небрежную улыбку:

– Пересмотрю? С чего бы? По-моему, один поцелуй едва ли может что-нибудь изменить.

Самодовольное выражение исчезло с его лица.

– Значит, вы продолжаете упрямиться? – Лахлан двинулся вперед, увлекая ее за собой. – Хотите заставить меня увиваться за вами, подобно вашим франтоватым лондонским поклонникам? Хотите, чтобы я стал унижаться и умолять вас?

– Ничего подобного. Это вы сказали, что я слишком утонченная леди, чтобы прижиться в Шотландском нагорье. – Венеция гордо вздернула подбородок. – Наверное, вы правы. Скорее всего мне лучше уехать и поискать себе богатого и титулованного мужа в Англии.

В следующий момент Лахлан толкнул ее и повалил на мягкие мешки с шерстью. Венеция была так потрясена, что только изумленно смотрела, как он сбросил сначала сюртук, потом жилет, затем рубашку. Неужели он собирается… Не может же он…

– Значит, вы ищете мужа-англичанина, не так ли? – Янтарный свет заходящего солнца окрасил багрянцем его каштановые волосы и позолотил загорелую грудь. – Тогда я знаю, как мне следует поступить. – Лахлан сбросил сапоги и резким движением сдернул брюки.

Легкая дрожь пробежала по телу девушки, кровь прилила к голове. Спаси ее, Господи!

– Ч-что вы задумали? – прошептала Венеция, хотя отлично знала что.

У нее пересохло во рту, когда Лахлан растянулся на мешках рядом с ней, расстегнул на ней пояс, затем распахнул тартановый наряд, открыв взгляду старенькое платье служанки – ничего другого ей не смогли подобрать.

Лахлан, похоже, не обратил внимания ни на изношенную ткань, ни на разошедшиеся швы. Сдернув кружевную косынку, прикрывавшую глубокий вырез слишком тесного лифа, он окинул жарким, жаждущим взглядом пышные груди.

– Нельзя допустить, чтобы такая прекрасная шотландская леди попала в руки сакса. Я обязан спасти вас от этой горькой участи. – Он встретился с девушкой взглядом, и легкая усмешка умелого соблазнителя тронула его губы: – Отказываясь поступать разумно, вы не оставили мне выбора. Придется овладеть вами, тогда вы вынуждены будете выйти за меня замуж.