Дорогой кузен, уверена, что вы совершенно правы насчет того, что леди Венеция в безопасности. Леди Керр очень ответственная дама, так что я, по-видимому, напрасно тревожусь. Надеюсь, что ваши заверения помогут мне обрести покой.
Ваш благодарный друг Шарлотта.
За время пребывания на ярмарке невест Венеции случалось целоваться. Но ничего похожего она не испытывала никогда.
Силы небесные, так вот, значит, что имела в виду мама, говоря о «пробуждении чувств». Шквал ощущений обрушился на нее со всех сторон… Легкое трение шершавой от щетины щеки о се кожу… Пьянящий запах вереска… Удивительно мягкие и нежные губы, обжигающие, исследующие, ненасытные, заставляющие ее почувствовать, что она может умереть, если он не остановится…
Но он остановился, и ей на самом деле захотелось умереть.
– Ах, до чего же приятно, – прошептал он возле ее губ, пробудив в ней неистовое желание – чувство, никогда прежде ею не испытанное.
Вероятно, поэтому, когда он снова завладел ее губами, она позволила ему делать немыслимое. Позволила его языку захватить ее рот, подобно разбойнику из баллады, охотившемуся за золотом. И – ох! – до чего же это было восхитительно! Гораздо лучше того, что описывали ее замужние подруги. Еще ни один мужчина не осмеливался вести себя с ней так свободно и раскованно. А если бы осмелился, она живо поставила бы его на место.
Но с этим мужчиной все было иначе, и ей хотелось продолжать и продолжать… Эти дерзкие вторжения его языка, шелковые прикосновения, вынуждающие ее сердце бешено колотиться. Она ощущала опьяняющий вкус шампанского на его губах, ей казалось, будто она пьет с ним вино из одного бокала, и теперь ее голова кружилась от неумеренных возлияний. О, какое восхитительное безумие!
Где-то в дальнем уголке ее сознания робко прошелестели предостережения миссис Харрис: никогда не целуйтесь с незнакомыми мужчинами; остерегайтесь охотников за приданым; никогда не теряйте головы в темноте. Она проигнорировала все, посчитав, что маска надежно защищает ее.
Ей хотелось чувствовать себя героиней баллады, незаметно ускользнувшей, чтобы встретиться со своим возлюбленным, дать волю чувствам, которые так долго таились в ее груди, что она уже изнемогала от желания выплеснуть их наружу. Поэтому она позволяла его языку проникать все глубже, сплетаться с ее языком, и так снова и снова.
Потом он начал гладить ее, скользя по ее телу руками вверх и вниз, причем как-то уж очень по-собственнически. Какое захватывающее чувство! Но это так опасно! О, потом она наверняка пожалеет об этом, но сейчас…
Колени у нее подогнулись, поэтому она обвила руками его шею и изогнулась, теснее прильнув к нему – исключительно для того, чтобы не упасть. Вот и все. Правда, только для этого.
Но он-то отлично понимал, что к чему.
– Поостерегись, дорогая, а то вынудишь меня действовать совсем безрассудно.
Еще более безрассудно? Ей очень хотелось понять, что бы это могло означать. Хотелось точно знать, чего она до сих пор была лишена.
«Распутница!» – сердито подумала она, крепче сжимая руки, обвивавшие его шею, и прошептала:
– Я думала, офицеры слишком дисциплинированны, чтобы действовать безрассудно.
Он покрыл жаркими поцелуями ее лицо и двинулся дальше, вниз по ее шее.
– Все пытаетесь вычислить, кто я такой, верно? – Он коснулся языком впадинки между ключицами. – Никак не можете успокоиться.
Пусть даже не надеется.
– Я скажу вам, кто я, если вы скажете, кто вы такой.
– Я и так уже знаю о вас больше, чем вы сами.
– Неужели? – Девушка резко отстранилась. Значит, она и вправду встречала его прежде! Она твердо знает, что не ошиблась!
– Да. – Глаза его блеснули в прорезях маски. – Вы практичная молодая особа, которую никогда не целовали достаточно умело или настолько часто, чтобы удержать от попыток искать неприятности на свою голову. Вот кто вы такая.
Его явное намерение уйти от ответа заставило ее вспылить.
– Я совсем не то имела в виду, и вы это отлично знаете. Вы просто наглый самодовольный хлыщ.
Она резко развернулась, но он ухватил ее за талию и со смехом притянул к себе, прижав к крепкому, мускулистому телу.
– Мне казалось, вы решили, что я был военным, миледи.
– Большинство военных – наглые хлыщи, – надменно произнесла она, стараясь не замечать, как жар его тела передается ее спине. – И вы продолжаете думать, что имеете дело с леди из высшего общества, хотя я не подтвердила и не опровергла это предположение.
Он усмехнулся прямо над ее ухом.
– Да неужели? Гордый уход в порыве гнева – именно так поступают знатные леди, когда не могут добиться своего.
Он считает ее избалованной аристократкой! Венеция разозлилась.
– Не думайте, что узнали, кто я такая, только потому, что я позволила вам меня целовать.
Чуткая мужская рука ласкала ее шею, а губы щекотали ухо, согревая его дыханием.
– Я знаю достаточно много о вас. Вам нравится испытывать судьбу. – Он повернул ее лицом к себе. – Мне тоже.
На этот раз он поцеловал ее с яростной страстью, и она ответила ему тем же. Господи, что с ней случилось? Какой-то неизвестный горец набросился на нее с поцелуями, и она с готовностью отвечает ему, словно портовая шлюха. Ей необходимо вернуться в зал. Нельзя позволять повесе делать с ней все, что вздумается.
Но ей очень хотелось, чтобы он продолжал. Этот волшебный муслиновый шатер так отличался от реального мира, что, казалось, один раз можно себе это позволить. Один-единственный раз дать себе волю. И на краткий миг разрешить ему владеть ее ртом.
– Леди Венеция? – послышался пронзительный голос со стороны зала. – Вы там?
Она охнула и отскочила от горца. Господи, помилуй! Кто-то обнаружил их. Может быть, лучше хранить молчание? Но вряд ли это спасет. Она задыхалась, судорожно хватая ртом воздух, а сердце гулко стучало в груди, подобно литаврам.
Девушка все еще колебалась, когда Красавчик принц Чарли отступил и опустил руки. И вовремя, надо сказать, потому что человек, окликнувший ее, откинул муслиновую завесу и заглянул внутрь. Затем он поднял вверх свечу, и его лицо осветилось.
О, все не так страшно, это полковник Ситон. По крайней мере он не видел, как они обнимались.
Полковник сердито взглянул на ее спутника, затем строго посмотрел на нее:
– Леди Керр повсюду вас ищет.
– Красавчик принц Чарли показывал мне, как украшают зал к предстоящему балу пэров, – поспешно ответила она.
– Вам лучше вернуться к тетушке, – сказал полковник Ситрн приказным тоном, несколько обескуражившим ее. – Мне нужно сказать парочку слов этому джентльмену.
О Господи, она не собиралась доставлять неприятности своему горцу.
– Он ничего плохого не сделал. Все было совершенно невинно, не правда ли, сэр? – Она умоляюще взглянула на горца, и это оказалось ошибкой, потому что от его пристального взгляда у нее подкосились ноги.
– Да, совершенно невинно. – Но в его устах «невинно» прозвучало скорее как «непристойно».
Силы небесные, теперь он повел себя странно.
– Идите, миледи, – распорядился полковник. – Я не хочу, чтобы ваша тетушка волновалась.
– Хорошо. – Она улыбнулась горцу: – Благодарю вас за танец, сэр.
– Мне это доставило удовольствие. – Он понизил голос. – Огромное удовольствие.
И под аккомпанемент этих восхитительных слов, произнесенных с сильным гэльским акцентом, музыкой звучавших в ее ушах, она направилась в зал.
Лахлан молча наблюдал, как она скрылась за аркой. Кровь бешено пульсировала в жилах, а мужская плоть затвердела и отяжелела под килтом. Видно, он совсем утратил разум, когда начал так целовать девушку. Но видит Бог, она умела заставить мужчину желать ее…
Он грубо обругал себя вполголоса.
– Полностью с тобой согласен. – Ситон оглянулся, чтобы удостовериться, что Венеция не может их слышать. – Разве это умно с твоей стороны?
– Можешь не беспокоиться. Я свое дело знаю.
Слава Богу, что он не видел, как они целовались, а то бы понял, что Лахлан лжет. Последний поцелуй едва не лишил его самообладания. Ни одна женщина не действовала на него так, даже его прежняя невеста Полли, которая бросила его ради богатого мужчины.
– От твоих выходок у меня скоро случится разрыв сердца, – сказал Ситон. – Когда ты исчез из зала с дочерью Дунканнона и так долго отсутствовал, я подумал, что ты решил ее похитить уже сегодня.
– Когда в соседнем зале с полдюжины членов городского совета, а город набит военными и констеблями? – Лахлан насмешливо хмыкнул. – Не сходи с ума, дружище. Я благополучно проделаю это в полумиле от города. Завтра военные отправятся в Портобелло готовиться к параду. Вот тогда-то мы и примемся за дело.
Ситон вздохнул:
– Я не могу не рассуждать как офицер: бей, пока враг рядом. Я забыл, что Мстителю следует соблюдать осторожность…
– Придержи язык, – прошипел Лахлан. – Мститель мертв, ты помнишь? И он должен остаться мертвым для всех, кроме Дунканнона и его семьи.
– Кстати, о его семье. Чего ты хотел добиться, встревожив тетку девчонки? – спросил Ситон. – Ты заставил леди Керр насторожиться.
– И дал возможность тебе разыграть перед ней героя. Так что, когда ее племянница исчезнет, дама будет прислушиваться к твоим советам. – Лахлан направился к выходу из муслинового шатра. – В любом случае я облегчил твое положение на завтра.
Он хотел пройти мимо Ситона, но тот схватил его за руку.
– Надеюсь, что ты прав. Один неверный шаг, и нас обоих вздернут на виселице.
Лахлан мрачно посмотрел на него:
– Если у тебя появились сомнения, так и скажи. Повторяю тебе, ты не обязан в этом участвовать.
– Нет у меня никаких сомнений. – Ситон гордо выпрямился, как подобает старому солдату. – В отличие от Дунканнона я держу свои обещания.
– Ты отплатил мне уже в тысячу раз больше…
– За то, что ты помешал проклятому ублюдку перерезать мне глотку в Эйвиморе? Разве за это можно когда-нибудь расплатиться?
– Если завтра ты сделаешь все, что обещал, мы с тобой будем в расчете. – Лахлан заглянул в бальный зал. – У тебя все готово? Никто не сможет связать тебя со мной?
– Не беспокойся. – Ситон важно выпятил грудь. – Об этом я позаботился. Давно пора понять, что ты можешь мне доверять…
– Я доверяю тебе, клянусь. Но одно дело выпытывать у своей дочери, когда друзья Дунканнона собираются отправиться в Шотландию, чтобы потом передать эти сведения мне, и совсем другое – помогать в похищении девушки. Ради блага дочери нельзя допустить, чтобы открылась твоя связь с Шотландским Мстителем.
– Не волнуйся за меня и Люси, – проворчал Ситон. – Лучше побеспокойся о себе. Как только Дунканнон поймет, что ты не умер, немедленно кинется к властям.
– И поставит под угрозу жизнь своей дочери? Он ни за что этого не сделает. Кроме того, он знает, что сам виноват, поэтому никогда не обращался к властям прежде. Он хотел справиться самостоятельно и послал наемников убить меня. Но теперь я заставлю его признаться в своих преступлениях.
– Я по-прежнему считаю, что тебе следует выступить в прессе с заявлением…
– Чтобы он мог все отрицать? Ты же знаешь, у меня нет доказательств. Он должен во всем признаться перед свидетелями, чтобы я мог вернуть себе то, что принадлежит мне и моему клану. Не важно, что придется для этого сделать.
Но Ситону совсем не обязательно знать, как далеко он способен зайти, чтобы добиться своего.
– Если ты решишь, что это слишком рискованно, я не стану тебя винить. Я смогу обойтись и без тебя.
– Я не собираюсь отступать. – Ситон похлопал друга по плечу. – Только пришли мне немного того превосходного виски, который готовят у тебя в клане, и я буду полностью удовлетворен. – Он направился во внутренний двор. – Ну, мне пора вернуться к гостям, пока они не отправились меня искать. А тебе самое время скрыться.
– Что ты собираешься сказать леди Керр и леди Венеции о моем исчезновении до того, как все снимут маски? – спросил Лахлан.
– Скажу, что выгнал тебя за то, что ты проник сюда без приглашения.
Лахлан насмешливо хмыкнул:
– Ты думаешь, что сумеешь убедить их в этом? Ты не слишком хороший актер, знаешь ли.
– Я ведь убедил леди Керр, что безумно ее хочу, разве не так?
– Только потому, что ты и вправду ее хочешь, – сухо возразил Лахлан. – Насколько я заметил, твои ухаживания раздражают леди. Тебе следует действовать поделикатнее, если хочешь, чтобы она стала ручной.
– Я не хочу, чтобы она стала ручной, я хочу… – Он осекся и сердито посмотрел на Лахлана. – Да ладно, хватит болтать чепуху, хитрец ты этакий. Не стоит так волноваться насчет меня и леди Керр. Лучше побеспокойся насчет себя и малышки.
– Что ты имеешь в виду?
– Она хороша, как картинка, эта дочка Дунканнона. – Ситон устремил на Лахлана проницательный «офицерский» взгляд: – Что вы там делали вдвоем в темноте?
– Ничего такого, о чем тебе нужно беспокоиться, – солгал Лахлан.
И чего он, конечно же, не должен допускать впредь. Потому что поцелуи с Венецией могут легко превратиться в опасную привычку. А в его жизни и без того опасностей хоть отбавляй.