В тени отца

Глава 13

То, что последние месяцы я опасался демонстрировать магические умения, тратя их лишь на интенсивную подпитку собственного организма, не означало, что я все забыл и забросил. Напротив, в способах быстро убивать себе подобных я тренировался до посинения, пусть и только в теории. Я не боец и признаю это, но сейчас сама жизнь вынуждала в первую очередь заниматься «наращиванием мускулов». Долгое предисловие для короткой ремарки: ведущие меня под руки молодцы могли сколь угодно считать себя хозяевами положения, но отнюдь не являлись таковыми. Мне, не привязанному жестко ни к одной стихии, подойдет любая доступная энергия, и предварительные наброски цепочек уже вертелись в голове. Распоряжаться собой я позволял ровно до перехода к насилию, который к счастью не наступил. Пока что меня вело любопытство, а за время подъема по узкой винтовой лестнице из лавки в напоказ богато обставленную квартиру старик пришел к своим выводам, выгнав охрану, едва мы переступили порог его гостиной.

– Садитесь, юноша! – распорядился он и приглашающим жестом указал на место напротив своего, – Садитесь и не держите зла на старого антиквара!

– Признаться… – пребывая в некотором недоумении начал я, не спеша усаживаться в вычурное кресло.

– Ах, да! – перебил хозяин, – Снимите ваше, с позволения сказать, пальто! Это кресло делал сам Чиппендейл, и сомневаюсь, что уличная грязь пойдет ему на пользу!

Бить, по крайней мере, точно не будут! Для этих дел наверняка имеются помещения попроще. Безуспешно поискав взглядом, куда пристроить пальто, так и уселся с ним в руках. Не уверен, что отсыревшие, изгвазданные в снежной слякоти штаны придутся светлой обивке по вкусу, но их снять не предложили, да я и не собирался. Как и распускать уже почти готовую технику.

Некоторое время мы с антикваром молча присматривались друг к другу, не начиная разговор. Он чего-то от меня ждал, но чего? Стоило вернуться на родину, как мне то и дело попадаются люди, так или иначе знакомые с отцом. Наверное, пора уже привыкнуть, но я-то знал его затворником и каждый раз удивляюсь.

Пользуясь нормальным освещением, сосредоточился на внешности собеседника, но быстро разочаровался: старик и старик! Встретил бы на улице – спокойно прошел бы мимо. Выбивались из ряда лишь бледные, покрытые пигментными пятнами руки, густо унизанные перстнями, кольцами и печатками. Для стандартного мужского комплекта простого человека, пусть и состоятельного, перебор – нормой сильного пола считалось пять-шесть колец, из которых одно обычно было помолвочным или обручальным, а остальные с разной степенью достоверности имитировали артефакты. Мода, пошедшая с магов, носивших на пальцах накопители. Лично свидетельствую – неудобно, особенно когда постоянно работаешь руками. Плюс на накопители как правило шли кости нескольких видов крупных животных, подходили любые части скелета, но красиво смотрелись, разумеется, только отшлифованные куски слоновьего бивня, которые и стоили соответственно. А таскать на пальце обломок позвонка или бедровой кости неведомо как сдохшей зверюги помимо эстетических соображений просто негигиенично. Это ж не камень, всю грязь в себя впитывает! Но это уже мои персональные тараканы, никому их не навязывал, не навязываю и не собираюсь. Отец носил, хотя в мастерской обычно снимал.

Желающие понтануться подражатели покупали перстни с клыком моржа или нерпы, которые выглядели похоже, но никакой практической ценности не несли. Потом, когда в обиход вошли защитные кольца, стало модным дополнительно носить имитацию под них. В частности мои обереги постоянно и принимали за такую фальшивку, поскольку разобраться, что артефакт, а что нет, с беглого взгляда мог только специалист или сильный маг, а и тех и других обитали единицы на тысячи квадратных километров, если не реже.

Так вот, возвращаясь к цацкам антиквара – колечки явно непростые! Без близкого рассмотрения что делают – не понять, но точно не безделушки. Одно, возможно, даже папиной работы, хотя не помню за ним страсти к украшательству, ему наоборот больше нравилось создавать неброские респектабельные вещи.

– Итак, чем бедный антиквар может помочь сыну старого друга юности? – прервал паузу старик, посчитав, что вдосталь на меня налюбовался.

«Бедный антиквар»! Услышав фразу, не смог удержать прорвавшийся смешок. Как минимум одно слово в прозвучавшем словосочетании стоило выбросить. Даже если не брать в расчет нацепленные артефакты, то оставалась сама комната. В древностях не разбираюсь: мне что Чиппендейл, что любой другой краснодеревщик, но по-дилетантски оценить обстановку мог, бедной она не выглядела. Если прикидывать увиденное чисто в рублях, то сумма вышла бы со многими нолями. Но не выглядела она и роскошной – душило безвкусие. Нагромождение несочетающихся по стилю и смыслу предметов старины могло произвести на несведущих впечатление, но лично мне выдавало в старом пройдохе его происхождение с самых низов. После недолгого визита в усадьбу княжеского рода разница отчетливо бросалась в глаза.

– Признаться, – снова начал я, – ваше предложение для меня полная неожиданность. Отец мало упоминал о своих друзьях молодости, а в вашу лавку я забрел случайно.

– Случались в моей жизни совпадения и почище, – философски пожал плечами так и не представивший старик, о котором мог только предположить, что он и есть Щирбатов, – Но я вижу, юноша, что у вас есть необходимость в отдыхе. Давайте так: сегодня вы просто воспользуетесь моим гостеприимством, а все свои вопросы зададите потом.

Предложенный вариант меня категорически не устраивал. По возрасту антиквар вполне мог претендовать на общую с отцом юность, вопрос только: из какого он периода? Воровского одесского или более позднего кружка кокаиниста Бейшко? Если отталкиваться от места, то вроде бы должен относиться к «добродетельным», тогда предлагаемая помощь хорошо ложится на теорию и не вызывает подозрений. А вот если из первого… даже не знаю, что предположить.

Но высказать свои возражения мне не дали: звоночек на стене просигнализировал о новом клиенте лавочки, старик подскочил и спустился вниз, а меня взял в оборот один из мордоворотов, получивший указания от антиквара. Можно было рвануть и сбежать, но хитрый владелец магазина так и не отдал маминого медальона, о чем я сообразил не сразу. Зато вид обычной кровати, застеленной белым бельем, чуть ли не довел до слез ностальгии. Только сейчас я понял, насколько устал от грязных ночлежек, от невозможности нормально выспаться и досыта наесться. От тяжелой работы, не идущей на пользу моим чутким рукам. От вони, клопов и вшей.

И еще я прочувствовал, насколько мне не хватало адекватного взрослого, способного хоть немного обо мне позаботиться. Таким человеком мог бы стать дядя после снятия с него моих надуманных обвинений, но не срослось. Теперь уже понятно, что к счастью. Но может быть получится найти поддержку здесь?

Чего я только ни передумал, нежась в горячей ванне! Основные последователи Бейшко были перечислены в учебнике и, когда отец отнес себя к их сообществу, списочек я специально освежил. Общеизвестная история сохранила пять фамилий: сам Бейшко, Торжинская, Якимов, Пушкин (поэту не родственник!) и Заяц (это фамилия, если что). Никаких Щирбатовых там не упоминалось, но и Романов тоже не фигурировал, так что не показатель.

С другой стороны сходство клички «Щербатый» и вывески магазинчика навевало на мысли. Отец очень расплывчато тогда о своей шайке-лейке упомянул, дескать, связь потерялась, но мог ли он обмануть или недоговорить? Наверное, мог, тот этап в его биографии не из тех, что станет хорошим примером для сына.

Взгляд в зеркало на следующий день убедил в правильности выбранного решения остаться – опять громадная шишка и опять отек с синяком на пол-лица. Сотрясения нет, тошнота и головокружение отсутствовали, но на люди лучше не выходить.

– Петя? – при виде меня старичок приподнялся с места и побледнел, но тут же рухнул обратно на стул, – Да… конечно, Петя … – пробормотал он себе под нос.

– Разве я на него похож?

– Лицом не очень, это мои глаза меня уже подводят. Хотя, до того, как остепениться и стать тем, кем вошел в историю, Пит был не дурак выпить и подраться, и такие украшения, – он с противным хихиканьем указал ложкой на мое разбитое лицо, – Часто ему сопутствовали.

Попытался представить отца с синей опухшей рожей и не смог – картинка выходила сюрреалистической.

– Похожи походка, манера держать голову, жесты, интонации… – продолжил тем временем хозяин, – Садитесь, юноша, разделите со мной трапезу, в моем доме вам ничего не угрожает.

– Простите, но с кем имею честь?

– Ах да! Старость не радость! – встрепенулся старик и встал, представляясь по всем правилам, – Позвольте представиться, Пушкин Георгий Иннокентьевич. Но вы, юноша, можете звать меня просто: дядя Жора. Ваше представление мне не требуется, я вас еще крохой помню, хотя вы меня, конечно, нет.

– Вы приезжали к нам в гости?

– Нет, – накладывая мне в тарелку кашу, отозвался однофамилец поэта, – Эдикт, что вашему отцу нельзя жить в крупных городах вышел уже после вашего рождения, до этого момента они с Надеждой Михайловной – ах, какая эффектная была женщина! – жили здесь, в Казани, это потом уже им в Николаевск пришлось перебраться. Чуть позже, когда ваша внешность перестанет быть такой приметной, я вам покажу дом, где вы родились. Он, кстати, теперь ваш, но появляться там, как и называть свои данные где-то кроме этих стен, я вам не рекомендую. Даже среди моих помощников и знакомых может затесаться нестойкий с обещанному за вашу голову вознаграждению.

Подумать только, у меня где-то здесь есть дом! Злость на неизвестного охотящегося на меня родственника, на общую обстановку в стране, при которой я, наследник немаленького состояния, вынужден скитаться по ночлежкам, подступила к горлу.

– Ну-ну, юноша, не горячитесь! Все уладится, рано или поздно, – утешил хозяин, заметив моё негодование, – Ешьте лучше кашу! Каша мне нынче удалась, не иначе, как для вас старался.

– Спасибо, Георгий Иннокентьевич.

– Дядя Жора, юноша, дядя Жора!

Не задалось с одним дядей Жорой, зато очень хорошо пошло с другим. Вывеска «ЩирбатовЪ», как выяснилось вскоре, осталась от прежнего владельца, но совпадение фамилии хозяина с одним из последователей теории благодетели сбивало с толку только первый день. Что пробивался воровством, антиквар признался не сразу, поначалу отбрехивался общим дворовым детством с отцом, но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: когда-то давно сидевшие как влитые, а теперь свободно болтающиеся на узловатых пальцах перстни скрывали наколки, а в речи его поначалу изредка, а потом все чаще проскакивали словечки вроде «шо», «ша!» Моих недавних коллег по погрузке он совершенно естественно назвал биндюжниками, а ко мне самому часто обращался «Кефаль» или Пит, явно путая с отцом.

И зуб дам (снова выбитый в драке), если сейчас не промышлял скупкой краденого!

Днями старик пропадал в лавке, предоставляя меня самому себе и обширной библиотеке, зато вечерами ударялся в воспоминания. О проказах юности дядя Жора рассказывал охотно, то и дело вставляя: «А помнишь, Пит!» Через неделю уже бросил поправлять – бесполезное занятие. Зато перед глазами как наяву вставали картинки солнечной послевоенной Одессы. И хоть и трудно было поверить, что все описываемые безобразия творились при активном участии отца, над несколькими историями ржал до слез, открывая родителя с новой стороны.

Многомесячный стресс выходил спячкой – я спал по двенадцать часов, и всё было мало, каждый вечер проваливался к Морфею, едва коснувшись подушки, продолжая зевать днем. Но всему приходит конец, организм наконец-то переборол и скопившуюся усталость, и последствия драки. И, вертясь в ставшей внезапно чужой постели, снова задумался, куда деть себя дальше. Слушать байки о старых добрых временах, конечно, хорошо, но только в качестве передышки. К слову, о первой семье отца дядя Жора почти ничего не знал, возобновили они свое знакомство уже перед самым моим рождением, случайно столкнувшись на базаре. Совпадение – всем совпадениям совпадение, потому что папа там оказался, исполняя какую-то прихоть молодой беременной жены, а дядю Жору при виде туго набитого бумажника растерянного с виду лоха потянуло вспомнить молодость. Такая вот встреча через года и расстояния.

Вконец замучившись бесполезными попытками уснуть, пошел на кухню за водой, но по дороге наткнулся на приоткрытую дверь хода в лавку. Непорядок! На ночь дверь закрывалась. И не просто закрывалась, я уже не раз становился свидетелем целого ритуала запирания системы из замков и засовов, все мало-мальски ценное старик предпочитал хранить в квартире. О, идея! Защитный контур и охранная сигнализация! Если на самые сложные не замахиваться, то делается относительно недолго, и материалы не дорогие, а при этом неплохая возможность отблагодарить за приют! Но это только завтра смогу заняться, а сейчас надо бы понять, как реагировать на выбивающуюся из распорядка дома деталь. Тихонечко подошел к лестнице, прислушиваясь к голосам внизу.

– Старик, ты выжил из ума!

– Ша, баклан! Не учи папу и баста!

Первого не узнал, а вторым явно выступал дядя Жора, его манеру речи ни с чьей не перепутаешь.

– Крест! Он уже много увидел! Мочить щенка надо! Он же не наш! Видно же, что чистюля! Фараонов наведет! – лающим шепотом частил незнакомец.

Прозвучавшие предложения мне очень и очень не понравились. Маловероятно, что в окружении антиквара наблюдается широкий выбор «щенков». Что я мог такого увидеть, да еще в своем полусонном состоянии, – не знал и давать наводку полиции не собирался – самому бы от них держаться подальше, но как бы еще донести эту мысль до дяди Жоры с «мочильщиком»?

– Ты на кореша моего не наговаривай! Кефаль не выдаст! Кефаль свой! Проверенный!

– Крест, Кефаль умер, ты сам пил за его упокой, я помню! – почти взвизгнул первый, а потом продолжил уже другими интонациями, растерянными, – Ты чо, без базара сбрендил, что ли?.. Или он тебе что-то с мозгами сделал?.. Я все старшому скажу!

Долгий шорох внизу и шум падения. Судя по звуку, упало что-то тяжелое. Почти по наитию накрутил основу для техники, собираясь резко стартануть…

– Будет меня учить всякий шлимазл! – раздалось в зловещей тишине бурчание дяди Жоры, – Иди, посмотри на Дюка с люка! – новый звук, похожий на открывание чего-то, шкрябание, кряхтение, шебуршание и гулкий хлопок закрытой крышки, – Заставил на старости лет, прости господи! – и мерзенько, заставляя мои уже живущие собственной жизнью волосы подняться еще выше, захихикал, – На Дюка из-под люка!..

Я отпрянул от перил и поспешил скрыться в своей комнате – шаркающие шаги приближались к лестнице.

Крест! – мерил шагами закрытое пространство. Не Щербатый, а Крест! Тот самый, что орал отцу из вагона бросить воровство, чтобы не сгинуть за ними следом! Дал ему толчок, чтобы свернуть с кривой дорожки и вырасти великим человеком. И тот самый, что сейчас за меня (или за отца?) убил человека. Возможно, впервые в жизни, вору убивать не в масть. Отец был достоин такой преданности, а я?..

– Засиделся я без дела, дядя Жора! – объявил за завтраком плохо выглядевшему старику, – Нет ли работенки для меня?

– Созрел? – оживился хозяин, щуря на меня свои подслеповатые глаза.

– С какими-то сложными вещами связываться не хочу, но если завалялись артефакты, которые нужно освободить от привязки, или что-то починить, то милости прошу! И есть у меня мысль: а не поставить ли нам сигнализацию на квартиру и лавку? Не обычную дешевку, а фирменную, романовскую? Качество гарантирую!

– Ай, молодца, Кефаль! А я все ждал, когда же ты вспомнишь! – хитро улыбнувшись, хлопнул в ладоши старик, – Посчитал таки достойным доверия!

Крышу антиквару подпортило конкретно, потому что «я», оказывается, «многое забыл»!!!

«Забыл», что половина лавки принадлежит мне – ведь это «я» дал денег на ее покупку, а случайно доставшуюся от прежнего владельца вывеску «ЩирбатовЪ» мы нарочно решили оставить в память о третьем, сгинувшем на каторге кореше. От немедленной инвентаризации удалось отбиться, но бухгалтерские книги за этот и предыдущий годы под чутким надзором дяди Жоры пришлось пролистать, с умным видом кивая на его комментарии.

«Забыл», как прибыль со своей доли складывал на левые счета «на всякий случай». Даже смиренно приняв свою ссылку и опалу, «я» не исключал, что кто-нибудь когда-нибудь за мной придет.

«Забыл», как хоронили исхудавшее тело удавившегося Гвоздя – самый старший из «нашей» компании последние полгода жизни мучился невыносимыми болями и специально заехал к друзьям детства попрощаться перед самоубийством.

«Забыл», как три дня по-черному пили за упокой «моей» жены. Как потом изредка из Николаевска совершал тайные вылазки в Казань, с трудом отделываясь от своих надзирателей. На этой новости я криво усмехнулся – я-то думал, они по мою душу! Хотя… Коняеву все равно вечная память, Рафаэль Николая вряд ли пожалел.

«Забыл», как тайно выполнял передаваемые через Креста заказы «уважаемых людей».

Я, блин, до хера забыл, ёпта!!! (извините, просто нет цензурных слов!).

И еще я «забыл», как тогда, чуть больше восемнадцати лет назад, в шутку, воплотил расчеты жены в украшение. Медальон, так долго болтавшийся на моей шее, оказался артефактом, тонкая снимаемая (никогда бы ни подумал!) перегородка скрывала целые ряды рун.

– Отмычка! – гордо, словно сам являлся автором изделия, хотя отчасти так и было, произнес дядя Жора, – Работает только в твоих руках!

– И как? – цепочка рун была уложена в объемную спираль, чтобы добраться до основных, требовалось сломать весь запаянный в эпоксидку блок, чего мне не хотелось. Сомневаюсь, что ничего не поврежу в процессе.

– Кефаль, ты меня устал уже, у кого спрашиваешь? – окончательно признав меня своим другом юности, Крест все чаще переходил на одесский жаргон, – Имею мнение, шо щаз узнаем! Работайте, юноша, дерзайте, это ваш профиль!

После всех вываленных за день подробностей, возможность переключиться на знакомую и понятную деятельность обрадовала. Здесь, по крайней мере, все было закономерно, и мир с ног на голову не прыгал. Что я знал об отцовских «шуточках»? Попробовал проверенный путь – порезал палец и капнул на показавшееся подходящим место кровью. Сигнальная руна, которую часто специально для наглядности вшивали в конструкт, не подвела, задорно подмигнув синим огоньком. А на другом уровне восприятия я заметил, как амулет «проснулся», слегка зафонив в пространстве.

– Ключ! – вожделеющее зашептал дядя Жора, – Дай мне!

Вот я бы остерегался так смело брать в руки неизвестный работающий артефакт, но старик оказался настойчивым, почти вырвав медальон из-под моих ладоней. Хотя элементарную технику безопасности он все же соблюдал, удерживая украшение за цепочку.

– Где же ты, где же?.. – судорожно забормотал он, роясь в своих залежах.

– Дядя Жора! – воззвал я к его здравому смыслу, – Давай сначала на кошках проверим!

Антиквар меня не послушал, приложив медальон к извлеченному из обычной черной неподписанной коробочки кольцу. Я мог его остановить, но мне самому любопытно было увидеть результат. «Спящее» кольцо никак не отреагировало на его действия, или, как вариант, отреагировало без видимых эффектов. Так и не внявший предупреждениям старик судорожно нацепил на собственный палец новый артефакт, сняв и отбросив носимый до этого.

Кольцо активировалось. Затаив дыхание, мы оба отслеживали изменения: он – собственные ощущения, а я – процесс. Когда речь идет о мелких объектах, даже имея магическое зрение, крайне трудно разобрать, что происходит. Но шло время, а ничего не происходило. Точнее, было заметно, что кольцо что-то делало с хозяином, к артефакту потянулись нити из различных потоков, но конструкты выходили настолько крохотными и так быстро переключались, что уловить итог не получалось. Хотя нет, вскоре результат стало можно наблюдать воочию, Георгий Иннокентьевич на глазах менялся, наливаясь заемной силой: выпрямился, став выше ростом, с сумасшедшим восторгом расправил плечи и похрустел спиной. Стало безумно интересно, что же за кольцо нацепил на себя старик? Забытый за переживаниями медальон выпал со звоном из дрожащих пальцев дяди Жоры.

Поднял мамино наследство с пола, успев пожалеть о собственном незнании такой полезной функции: стоило ли корячиться и взламывать привязки, если мог то же самое проделать без усилий, пожертвовав лишь каплей крови? И едва не пропустил миг, когда напяливший новое колечко антиквар согнулся в приступе, спровоцированном чужой защитой. Отмычка не ключ, она лишь на время обманывала привязку. Большинство защит с определенным создателем интервалом запрашивало некий список параметров, на который было завязано. Получив подделанные медальоном данные в первый раз, артефакт успокоился, но новый запрос их не подтвердил. Лучше бы старик попросил меня взломать!

«Отрицание», срывание мерзкой вещицы, поиски врача… Спешно приведенному медику удалось откачать дядю Жору, но возраст! И так не блещущий здоровьем дедок слег полупарализованным.

– Это надолго? – спросил я у прибирающего в чемоданчик инструменты и лекарства доктора.

– Два-три месяца, максимум – четыре, – равнодушно сообщил приглашенный на дом или, если начистоту, буквально притащенный за шкирку врач, кабинет которого первым попался мне на глаза при забеге по улице.

– Так долго?! – я ничего не знал о родственниках старика, но бросить его просто так не позволяла совесть. Туповатым охранникам, подвизавшимся при антикваре, в этом деле доверия не находилось ни на грош.

– А что, наследство уже руки жжет? – с ноткой презрения бросил Степан Алексеевич Жедов, кажется, так гласила надпись на вывеске.

– Наследство?.. Простите, я вас не понимаю. Я его гость, он друг моих родителей. Теперь в свете болезни Георгия Иннокентьевича мне придется здесь задержаться до его выздоровления, поэтому и спрашиваю.

– Два-три месяца – это не до выздоровления, два-три месяца ваш знакомый проживет при надлежащем уходе, – с более благожелательными интонациями пояснил Жедов, – Ему почти восемьдесят пять, чего вы хотите в его возрасте? Предписания я составил, рецепты тоже, будут ухудшения – зовите.

И оставил меня в чужом доме разгребать чужие проблемы.

На первое время деньги в кабинете дяди Жоры нашлись, из них же заплатил за визит врача. Начать осваиваться решил с привычных мне вещей – с артефактов. Потухшее после «отрицания» колечко после недолгих поисков обнаружилось укатившимся под диван. Кроме скупки ворованного слегший антиквар раньше баловался переделкой украденной ювелирки, сейчас уже нет – зрение подводило, но кое-какой ювелирный инструмент в его кабинете-мастерской сохранился. Расположившись за столом, приступил к изучению, аккуратно вскрывая слой за слоем.

Уже почти под утро разогнулся и со стоном отбросил раскуроченное украшение. Если выражаться языком Санни, то явный новодел, хотя и стилизовано под древность. Артефакты древних вообще были мифом, руноведение или, как его реже называли, арктефакторику как науку создал мой отец, выведя законы и обобщив устойчивые связки. За время его жизни из удела кустарей и магов-недоучек руны стали значимой отраслью экономики наравне с машиностроением. В разобранном артефакте, несмотря на неизвестный почерк, все кричало о современном подходе.

Не все цепи удалось понять, но назначение приблизительно стало ясно – то ли медартефакт, какие делал один из известных в Европе мастеров, с которым отец состоял в переписке, то ли «энергетик», что, в общем-то, было одним и тем же, но с оговорками. «Энергетик» оказывал разовую стимуляцию на организм, медартефакты делались индивидуально под определенную болячку, хотя встречались и общего спектра действия. Колечко я бы отнес к мощным «энергетикам», то есть, улучшая самочувствие здесь и сейчас, оно сокращало продолжительность жизни.

Можно, конечно, потом, когда дядя Жора очнется, выяснить под каким соусом всучили ему эту дрянь, но даже неинтересно особо. Скорее всего как Страшно Ценный Лечебный Перстень. Старость не радость, а глядя на ровесников-магов, до последнего ведущих активный образ жизни, очень хочется поверить в волшебство. Вдобавок и я ему еще по мозгам проехался, представ в образе резко помолодевшего друга юности. Добавить сюда еще попавший в руки медальон-отмычку и до кучи его хозяина, на чью кровь он завязан – вот и не выдержал старик, не стал ждать полноценной проверки.

Отправился спать, по пути проверив дядю Жору, и столкнулся с новой стороной бытия: больной за ночь обделался. Матерясь, перестелил постель и переодел бесчувственное тело в сухое, но надо было что-то предпринимать.

Уже через день, пусть это прозвучит грубо, я истово благодарил отца за то, что тот умер в бою, не дав мне познать все прелести ухода за лежачим больным. Подгорелая каша с трудом пропихивалась в обвисший рот, зато гадил старик, словно жрал в три горла. Не доспав новую ночь, частично проблему решил, как обычно, привычным способом – аналог платка-очистителя позволял на несколько часов не заботиться о сухости постели, но после использования свернутую на манер подгузника пеленку приходилось выбрасывать, выкидывая заодно получасовой труд по ее изготовлению. Рисовать серебрянкой по специальной ткани, это, конечно, не вышивать, но времени занимало достаточно. Соорудитьтрафарет я додумался только на пятой-шестой.

Неожиданную помощь я получил от приперевшегося рано утром в понедельник задолго до официального времени открытия лавки Рустама Мирзоева – одного из тупиц-охранников. Когда я уже отучусь судить о людях по внешности?! Вовсе он не был тупицей! Попавшись в юности на убийстве по неосторожности – в драке, отсидев свое от звонка до звонка, Рустам давно зарекся от криминальных дел, но брать на работу исправившегося преступника благопристойные сограждане не спешили. Почти отчаявшись, бывший каторжник через третьи руки вышел на антиквара, искавшего нового охранника взамен попавшегося на воровстве. Что-то дядя Жора разглядел в заросшем громиле, взяв его к себе и приблизив, за что Мирзоев стал ему обязанным по гроб жизни.

Уяснив ситуацию – а я собирался временно прикрыть лавочку, – он выдал короткое:

– Лавку закрывать нельзя!

– И как я, по-твоему, смогу это сделать?! – почти взорвался я, поспав за выходные от силы часов пять.

– Лавку закрывать нельзя, это «точка». Закроете – мигом примчатся старшие квартала, – по казанской привычке он произносил слово «квартал» с ударением на первый слог, – Георгия Иннокентьевича выкинут, как и вас, лавку отберут, наследникам ничего не оставят. А Георгию Иннокентьевичу деньги нужны на лекарства и еду.

– Отлично! Значит, есть наследники! – мысль спихнуть заботы на неведомых наследников крайне порадовала.

– Внучка, Георгий Иннокентьевич все ей завещать хотел, хотя еще внук имеется. Но внучка маленькая еще, а дочку он недавно схоронил – что-то с сердцем. Зять погиб много раньше, военный был. Хозяин поначалу Маруську сюда привез, но она его дичилась, с дочкой-то он не сильно ладил, вот и отправил девочку в пансион доучиваться. Теперь она только в июне приедет на каникулы.

После длинной для него речи Рустам замолчал, дав мне время обдумать его слова.

– Значит, для всех дядя Жора приболел…

– Не приболел – плохая отмазка! Хозяин иногда на редкости нарывался, тогда увлекался и лавку на помощника скидывал. К вашему счастью Григорий недавно уехал, новое лицо некого не удивит.

– Не два же месяца он что-то изучать будет!

– Потом видно будет. Как у вас русских говорят: авось пронесет!

Авось да Небось, только на них и оставалось уповать.

Второй охранник на работу так и не вышел, и даже записки не прислал о причинах отсутствия, заставляя смутно подозревать о его судьбе. Опасаясь однажды почувствовать сладковатый запах разложения, я уже голову сломал, отыскивая в лавочке потайной люк, но, видимо, не хватало квалификации, чтобы вычислить замаскированную панель. Поискам еще мешало почти постоянное присутствие Рустама – при всей его доброжелательности посвящать постороннего человека во все дела дяди Жоры не хотелось. Одно радовало – никаких ароматов так и не появилось.

Зато сам Мирзоев оказался просто бесценным кадром! Для начала он сбегал и привел старуху, сначала временно, а потом и постоянно заменившую меня у постели больного. Старая карга – кстати, русская по происхождению, но когда-то давно вышедшая замуж за татарина, оказалась родной бабушкой Рустама и прекрасно понимала, что ради хорошего места внука стоит держать язык за зубами. К тому же баба Шайда (по паспорту – Любовь Васильевна) взяла на себя не только уход за стариком, она же стала распоряжаться на кухне, освободив мне время, тратимое раньше на приготовление еды. Единственный недостаток – слишком быстро она признала кухню своей территорией, одинаково виртуозно ругаясь на меня с Рустамом на русском и татарском языках, причем так, что даже у нас с ним уши в трубочки сворачивались.

Доверяй, но проверяй! Остальные комнаты, в том числе и свою, с появлением в квартире новых людей я тщательно запирал, а потом еще и обвешал все-таки сделанной сигнализацией, завязанной на два перстня – один себе, один в будущем для дяди Жоры или его наследника.

Мне же пока пришлось встать за прилавок. При поддержке Рустама – не так страшно: ценники на большинстве предметов были наклеены, как и пояснения, а об «особых» клиентах он мне незаметно сигнализировал. Впрочем, к концу недели я и сам их научился легко вычленять среди благопристойной публики. Официальная торговля шла ни шатко, ни валко: две-три псевдостаринные вещи в день, да один стул в четверг, по поводу которого мы даже выпили на радостях, зато подпольный оборот лихо окупал все траты на содержание вывески. Что мне сильно облегчало жизнь – из-под полы продавались обычно простейшие артефакты, правда, сомнительного назначения и качества, но уж о них я мог болтать часами! Постоянный устойчивый спрос шел на шокеры разного действия и их антипод – защиту от электричества. Втюхивая которые (уже к четвергу – сляпанные самостоятельно), я старательно не искал связи между повышением продаж и участившимися случаями обноса домов, огороженных высокими заборами с пущенным поверху током, а также с ночными нападениями на случайных прохожих.

Парочка, неспешно приближающаяся к конторке, выдавала себя за зевак, забредших в лавку древностей, но и без отчаянной сигнализации от Рустама я бы их с надоевшими «я только посмотреть!» не спутал – к нам пожаловали Серьезные Уважаемые Люди. В единственном числе, но с телохранителем.

– И где Гоша? – спросил Важный.

– Георгий Иннокентьевич уехал ненадолго по делам – изволит изучать новую покупку, чем могу служить? – прогнулся в поклоне – с меня не убудет.

– Что за покупка?

– Артефакт, якобы древний, – изобразил многозначительную ухмылку, – Нет клейма, ищет мастера.

– Надолго?

– Как получится, дело такое, небыстрое…

– Жаль, у меня к нему вопрос…

– Так, может, я на что-то сгожусь? – еще ниже прогнулся, почти насилуя себя.

– Ну, погляди, – на прилавок опустилась унизанная перстнями кисть.

Так…

«Водосборник». Красивый, этого не отнять, но нафига он в Казани?

«Шокер», между прочим, папин! А вот это уже заявочка на уровень!

«Защита». Средней силы, хотя и с претензией.

«Накопитель», и даже больше, чем у Санни, только зачем? – магом его обладатель не являлся.

Ёпта!!!

Кольцо, красующееся на волосатом мизинце, заставило меня отшатнуться и внимательно посмотреть на посетителя.

– Что?! – легким наклоном головы отреагировал на мой взгляд холеный мужчина.

– Виселица, – ответил я.

– То есть?..

Криминальный воротила может научиться выглядеть как потомственный аристократ. Может одеваться как аристократ. Может пахнуть как аристократ. Но не может им быть. Потому что ни один из моих знакомых не совершил бы подобной ошибки. Колечко наследника рода Кучумовых, чьим главой до этой зимы был недавно повешенный по соседству с моим дядей казанский губернатор, на пальце вора смотрелось инородным элементом. Мысленно поставил свечку за здравие нудного и дотошного репетитора по геральдике, которого в детстве страшно ненавидел.

Но очевидное для меня вряд ли являлось таким уж очевидным для случайного обладателя родового перстня, пришлось пояснить:

– Его императорское высочество великий князь – государь Александр Павлович, в милости своей не стал казнить младшие и побочные ветви рода Кучумовых, отмежевав их от преступлений бывшего губернатора, так что род Кучумовых не прервался. Юному князю Юрию Кучумову, имеющему права на ношение этого атрибута, если не ошибаюсь, лет десять, – с намеком посмотрел в холодно сузившиеся глаза собеседника.

– Но это же не артефакт! Проверено…

Не стал уточнять, кем и как проверено, потому что понял – не хочу этого знать. Вряд ли метод мне понравится. А на реплику клиента ответил:

– Родовой перстень, хоть и без защиты с привязкой, в те времена их просто не делали. Малая печать наследника. Ценно исключительно старой работой, а в чужих руках – просто украшение.

– Проверю! – бросил он, разворачиваясь и спешно покидая лавку. Я лишь успел заметить, как чужой перстень был на ходу повернут камнем к ладони.

– Ты!.. – зашипел Рустам, едва закрыл за посетителями дверь, – Как разговаривал?! Это же сам Мурза!

– Догадался, – ответил ему, – Не что Мурза, а что кто-то из важных. Только если это колечко увидят у него, никакой авторитет не поможет, есть граница, которые аристократы никому и никогда не дадут перешагнуть.

– Что, настолько приметная вещица?

– И приметная, и статусная. По степени глупости хуже было бы только нацепить на себя императорские регалии и пройтись в них перед строем гвардейцев!

– Если правда, то может и пронесет… – все еще сомневаясь, заметил Рустам.

Не пронесло, но по-хорошему: уже через день давешний телохранитель занес в лавку аккуратно упакованный в коробку набор расписных пиал. Я подарка не понял, его смысл мне растолковал Рустам – для воровского сообщества это был знак, под чьей я охраной. Теперь дядя Жора мог болеть спокойно, а я мог не волноваться: никто не станет спрашивать у владельца набора, по праву ли он распоряжается на чужой «точке» – меня признали своим.

Несмотря на пессимистические прогнозы регулярно навещающего нас доктора Жедова, совсем отчаиваться я себе не давал, каждый вечер направляя через тело антиквара поток нейтральной природной энергии. Инсульт – это не синяк, вряд ли быстро излечится, но я пока не оставлял надежды. Какие-то подвижки возникли – старик все чаще стал осмысленно открывать глаза, явно радуясь моему появлению. Согласно мигал в ответ на простые вопросы, начал немного помогать в своем обслуживании. Говорить у него еще не выходило, но что-то он уже пытался мямлить. После закрытия лавки Рустам с бабой Шайдой уходили домой, и я привык проводить вечерние часы у постели старика, располагаясь там с инструментами и рассказывая дяде Жоре над чем трудился, зарабатывая признательные взгляды.

Жизнь опять вошла в колею, пока однажды на базаре, закупаясь продуктами на неделю вперед, я не заметил девушку, удивительно напоминающую статью Незабудку. С радостными возгласами бросился ей вслед, но, обернувшись, незнакомка развеяла наваждение: на лицо ничего общего с моей Юлей-Лилей. Тоже красивая, но совсем другая. Одну случайную встречу я бы забыл, но красавица стала попадаться на глаза регулярно, поскольку ее семья переехала в наш район. За одну неделю, делая вылазки в окрестные магазины, я встретил ее целых четыре раза. Сам я ей глаза не мозолил, любовался издали, и каждый раз диву давался сходству фигуры и походки.

Случайные встречи заставили вспомнить – почему же я выбрал зимой Казань конечной точкой маршрута. Обращаться к первому попавшемуся детективу я опасался, но у меня уже пол-воровского мира ходило в хороших знакомых, а они являлись добытчиками информации не хуже специально обученных людей.

Интерлюдия.

– Товарищи! Соратники! Сейчас, когда обстановка в стране всецело способствует развитию нашего движения, мы, передовая молодежь, не можем оставаться в стороне! Пора! Пора брать оружие в руки! И свергнуть, наконец, засилье магов, захватившее власть! Прошли те времена, когда их способности оправдывали их привилегии! Вот ты, да, ты, товарищ! – молодой человек, окликнутый красоткой, вещавшей с небольшого возвышения, растерянно встал, – Много ты знаешь магов, которые вели бы за собой людей?!

– Ну… – смутился названный, – Ослябля! – внезапно оживился он, вызвав смешки аудитории.

– Ослябя! – поправила агитаторша, строгим взглядом обводя развеселившуюся молодежь, – Хороший пример, хотя и неуместный. Я хочу услышать имена магов современности!

Притихшие слушатели запереглядывались, силясь вспомнить хотя бы одно имя.

– Не получается? – грозно спросила с трибуны девушка, – Вот и у меня не получается! В век мечей от магов был толк. Был он от них и в эпоху зарождавшегося огнестрельного оружия. Но не теперь! Сражения давно перешли от схваток один на один к битвам тысяч или даже десятков тысяч людей! Где решает слаженность, тактика и снабжение, а вовсе не индивидуальный дар! Опыт мировой войны ясно это показал, но мы продолжаем слепо повиноваться устоявшемуся порядку. Так нельзя, товарищи!

– А что делать тем, у кого есть способности? – с вызовом спросила одна из девушек, сидевшая на третьем ряду составленных как в театре стульев в окружении кавалеров, и недовольная, что их внимание переключилось на ораторшу.

– Приносить пользу обществу, конечно! – ничуть не растерялась выступающая.

– Новое пополнение? – лениво спросил молодой кудрявый мужчина у своего лысоватого ровесника, наблюдая за развернувшейся дискуссией из-за неплотно прикрытой двери.

– Не поверишь! Старые кадры вернулись в строй!

– Старые? Она слишком молода для старого кадра. Или ты, шалун, …

– Нет, что тогда, что сейчас я мог только облизываться. Не узнаешь, разве? Ну! Помнишь Рема?

– Кто ж его не помнит? Вечная слава товарищам, павшим в борьбе за правое дело!

– А помнишь пигалицу, что заглядывала ему в рот и ловила каждое слово?

– Лильку, кажется? Да, помню. Получила десять лет, по-моему. Сейчас, должно быть, греет постель какому-нибудь авторитету или охраннику…

– Мелко мыслишь! Сбежала уже через год. Не без помощи родных, конечно, они ей грев и дачки исправно слали. Мать даже ездила туда, чтобы поддержать, хотя быстро вернулась. А недавно вернулась и сама наша Лилечка. Повзрослевшая. Если бы речь шла о мужчине, я бы даже сказал – заматеревшая. И в новом образе. Все также хороша, даже красивее стала после операции по смене внешности. И по-прежнему неистовая, – обладатель скудной шевелюры восхищенно причмокнул, описывая достоинства соратницы по борьбе, – Я ее на неофитов спускаю, очень уж у нее хорошо получается их обрабатывать. Гляди, сейчас сломает эту клушу!

Мужчины вернули внимание происходящему в большой зале конспиративной квартиры.

– Мы живем в лучшее время, товарищи! Царизм сейчас сам поедает себя, раскручивая маховик репрессий. Народ растерян и не знает, на кого равняться! Так давайте мы дадим ему опору! Мы с вами!

Аудитория сначала сдержанно, а потом воодушевленно принялась аплодировать, даже сомневающаяся девушка с третьего ряда.

– Вот видишь! – блеснул глазами лысоватый, – Это ты ее еще в тире не видел!

– Я бы ее лучше в своей постели увидел! – возразил кудрявый брюнет.

– Тут ничем помочь не могу, лично меня Лилечка отшила. Но ты в ее вкусе, она темненьких всегда любила, Рем тому пример, так что пытайся!