В тени отца

Глава 14

Зря Санни катил бочку на мое воображение – вовсе оно у меня не ущербное! Нафантазировал себе целую сагу: встречу с информатором на воровской малине, пароль-отзыв, расплату темными артефактами… Реальность предстала намного скучнее – ворам политические дела были неинтересны.

– А зачем мне знать, с какого жиру богатенькие мальчики и девочки бесятся? – с презрением отозвался вальяжно облокотившийся на конторку подручный Мурзы с непонятной кличкой Хак. После заноса пиал телохранитель авторитета к нам зачастил – чем-то ему наша лавка глянулась. Хотя понятно чем – в свои визиты Хак неизменно скупал у меня большую часть ассортимента, не раз делая нам дневную выручку.

Приглядывающий за нами из своего угла Рустам недовольно сверкнул глазами на громкий голос мужчины, но этим и ограничился – по местной преступной иерархии Хак стоял намного выше.

– Ладно, пошел я, дела! – Хак насмешливо помахал Мирзоеву ручкой, выходя на улицу.

Дела, дела… Уже май на дворе, а я как потонул в рутине, так и не мог из нее выкарабкаться. У дяди Жоры улучшений больше не наступало, а глядя на его лицо с все явственнее проступавшей маской смерти, опускались руки. Заказы скатились к однообразному конвейеру – никакого простора для творчества. Денежки капали, голодная смерть мне больше не грозила, но почти все уходило на лекарства и еду – болеть нынче недешево, да и продукты сильно подорожали. Пришлось даже поднять цены в лавке – и в официальном торговом зале, и на тот набор, который распространял из-под стойки. Артефакты я делал почти одноразовыми – несколько запертых в сейфе хороших накопителей было жаль тратить на откровенный мусор. Для поддержки постоянного спроса может и не худший вариант, в конце концов, я всегда честно предупреждал, что вещицы хватит на два-три раза, так что распробовав, ко мне возвращались за новыми. Но кроме обломка привезенной из Аравии кости другого материала у меня не было, и этот мосол подходил к концу – как ни отпиливай по крошке, а каждый новый скол уменьшал остаток. В зоопарк, что ли сходить – поспрошать, куда девают останки сдохших зверюг? Промышленники для этих целей держали специальные зверофермы, вся продукция шла прямиком в производство, даже очередь иногда из покупателей образовывалась, туда не вклиниться, но вот так вот по мелочи иногда можно было найти в нетривиальном месте. К тому же мне не партию – пара лыток надолго перекроет потребности моей подпольной мастерской.

Можно было еще бомбу разобрать, чемодан с которой памятником моей глупости пылился под кроватью – чуть продышавшись, я выкупил свой запертый на вокзале багаж. Только не хотелось. Будет запас материала – Рустам начнет приставать с увеличением продаж, уж очень ему понравился стабильный заработок. Как я понял, у дяди Жоры было то пусто, то густо – он ведь не клепал то, что продавал, а покупал по случаю у нескольких умельцев, которые пока затаились. В этом отношении мне легче – постоянный денежный ручеек не иссякал. Зато связываться с ворованным я не рисковал – каналов сбыта дяди Жоры не знал, цен тоже. Вполне возможно по этим делам был Чиж, оправившийся «смотреть на Дюка из-под люка», Мирзоев тоже так считал и предлагал Чижа поискать. Для видимости пришлось согласиться, но я-то знал, что второй охранник давно уже кормит рыб в ближайшей речке – потайную дверцу я все-таки в итоге нашел. Расстраиваться потере приработка не стал – и шушеры в лавке стало поменьше, да и мои поделки с лихвой перекрывали всю упущенную выгоду. Но у Рустама были свои резоны волноваться – благодарность «за пиалы» требовалось выражать в еженедельно заносимом на нужный адрес конверте. И «отдариваться» суммой меньше установленной ставки считалось «не комильфо». Словесные кружева скрывали простую истину: не будешь платить – начнутся неприятности с пожарной инспекцией, с санитарными службами и прочая-прочая. А сильно задолжаешь – могут и пиалы забрать обратно, дав отмашку всему городскому отребью.

Но в вопросе увеличения моей производительности мы с охранником в корне расходились: официально магазинчик мне не принадлежал. Это дядя Жора знал, что дело куплено на отцовские деньги и переводил половину прибыли на секретный счет, а вот его наследник или наследница вряд ли продолжит так поступать. Хуже того: я находился здесь полностью на птичьих правах и с приездом неведомой Маруси Пушкиной вряд ли задержусь дольше, чем сказать «Здрасьте – до свиданья». К сожалению, смерть антиквара уже стояла не за горами, с каждым новым днем это становилось все более заметно. Лавка функционировала, точка не закрывалась, налички на все нужды хватало, так чего еще? Упахиваться ради благополучия чужой тети? С этим не ко мне!

А еще Рустама неожиданно оказалось слишком много в моей жизни. Его бабушка целыми днями крутилась наверху в квартире, как-то очень по-хозяйски поглядывая на обстановку. Сам он приходил рано утром и уходил поздно вечером. Вроде бы для себя старался – работу в городе с его биографией по-прежнему было не найти, но это «для себя» уже перерастало в навязчивый тотальный контроль. Дошло до того, что я по забытой детской привычке стал присматривать себе пути побега. Байки про артефакторов, посаженных на цепь в подвале, родились не на пустом месте. Меня бы цепи не удержали, я все же нормальным магом был, но тут неизвестно, что хуже: тихо сидеть и подчиняться, скрывая свою суть, или с шумом вырываться из переделки. По мне так лучше в нее не попадать совсем.

Прогулки по утрам остались единственной отдушиной – почти с боем отстоял это право у семейки Мирзоевых. Дядя Жора по утрам спал, а даже если нет – час моего отсутствия ничего не решал. Пеленки делать ему я уже насобачился, а ел он крайне мало, тая на глазах. Общение… увы, общение ему уже тоже не требовалось – старик все чаще впадал в забытье.

Сегодня я добрел до давно замеченного фонтана – городские власти наконец-то его запустили, порадовав жителей видимостью возвращения порядка. Несмотря на ранний час, у чаши с водой уже резвилась местная ребятня, в тени набравшей цвет сирени миловалась парочка примерно моего возраста. Залюбовался. У нашего дома в Николавске тоже был похожий…

– Угадай, кто? – на глаза опустились две пахнущие нежными духами ладони.

Сердце совершило кульбит, подпрыгнув до горла, а потом часто-часто заколотилось о ребра. Накрыл чужие кисти своими.

Маленький шрамик между указательным и большим пальцем на правой руке отсутствовал…

Не нащупывались привычные мозоли от руля и работы с оружием…

Но… на запястье болтался браслет с вязью рун. Очень знакомых рун.

– Неза… – чужая ладонь опустилась с глаз на губы, зажимая едва не вырвавшееся слово.

– Юля, Колокольчик, просто Юля, – шепнули мне на ухо.

Резко развернулся, едва не снеся близко стоявшую девушку.

«Что за?!»

Любимые карие глаза смотрели с чужого лица уже не раз виденной красотки! Нет, если постараться, то можно было найти что-то старое, что-то… хотя, присмотревшись, так и не смог найти ни единой запомнившейся черты. Только общее неуловимое сходство, как могут иногда быть похожи случайные люди.

– Как?

– Я же обещала тебя найти! Далеко ты забрался.

– Нет… да… как ты так выглядишь? Это навсегда?

Прошлое лицо наемницы имело мелкие изъяны – слабую асимметрию, над бровью от шального рикошета даже крохотный рубец остался, но оно было живым, настоящим! Это же… словно любимая спряталась за маской. Очень красивой, почти совершенной, но все же фарфоровой кукольной маской.

– А тебе разве не нравится? – надула губки девушка. Еще одно отличие – раньше эта гримаска смотрелась милой, теперь же…

– Н… – вовремя вспомнил обидчивость наемницы, – Нравится, конечно! Да, нравится!

– В клинике постарались! – похвасталась Незабудка, – Ну что мы стоим, уже люди оборачиваются! Давай пройдемся, – и, подхватив меня под ручку, повела к уже открытому кафе. Полицейскому кафе! В смысле: основным контингентом завтракающей толпы являлись сотрудники ближайшего околотка.

– А…

– В том-то и прелесть, Колокольчик! – отозвалась Незабудка на мои сомнения, усиливая нажим на руку.

Наше появление в зале не вызвало никакой реакции: стражи порядка жевали, переговаривались, переругивались, читали свежие газеты, делали что угодно, но не обращали на нас внимания. Меня немного успокоило, что мы были не единственной парочкой гражданских – в глубине я заметил нескольких студентов университета, поглощавших предлагаемые заведением наборы из каши, яичницы, бутерброда и кофе. Мы заказали себе такие же.

– Как жил, чем занимался? – первой приступила к расспросам Юля (Лиля?), устроившись за столиком.

– Как-то… по-разному… – то ли обстановка смущала, то ли постоянное несоответствие голоса собеседницы ее лицу, но слова на язык шли плохо.

Но потихоньку-помаленьку разговор складывался: сначала я ей рассказал очень отредактированную часть своих приключений, потом она.

– Ты же без всего сбежала, как выбраться удалось?

– Не совсем без всего, деньги от саеды Зухры за последний поход у меня хранились. А потом не забывай, я же казначеем была, в любой точке мира могла свои сбережения снять.

– Кто были те люди?

– Плохие люди! – недовольство Незабудки почти не отразилось на мимике, с ее нового лица можно было читать только самые яркие эмоции, – Давай не будем о них. Было и прошло.

– Просто мне показалось, что у них к тебе что-то личное. Сначала думал, что спецслужбы, но потом как-то…

– Это наймиты той семьи, чьи родные пострадали при взрыве, – немного поспешно перебила меня Юля, – Давай не будем о них!

– А дальше?

– Добежала до порта, купила билет. Египет, Крит, Италия. Во Франции удалось найти подходящую клинику, долго восстанавливалась… Зато теперь красавица!

Если смотреть объективно, то новая внешность наемницы стала даже чересчур красивой, но что делать мне, которому старая нравилась больше? С другой стороны – это же Незабудка! Живая! Ёпта, какая мне разница, как она выглядит, когда вот она рядом?!

– Дорого, наверное? – справившись с чувствами, спросил первое пришедшее в голову.

– Впритык хватило. Зато никто не узнает, даже ты, признавайся, видел на улице и прошел мимо! – улыбнулась девушка.

– Да, несколько раз. Думал, почудилось. И как ты теперь?

– Живу у знакомых, пытаюсь начать жить заново. А ты как со своим наследством? Разобрался?

– Пока нет, сама видишь, что в стране творится.

– Кстати, о стране. Я ведь думала тебя через общего рыжего друга искать, не знала, что он такое отчудит. Ты ведь с ним связь имеешь? Как он?

Полицейские разошлись на службу, кафе заполнилось новыми людьми, но все равно место не казалось мне подходящим, чтобы обсуждать Санни и его дела.

– Связи нет, мы с ним потерялись. Почти так же как с тобой.

– Но вы же не ссорились?! – Незабудка встревожено взяла меня за руку.

– Да нет. Говорю же – потерялись. Он меня у доктора оставил, потом облавы начались, я на круизник, он меня поискал и домой свалил. А теперь сама понимаешь, ему не до старых знакомых.

– Тебя бы я просто знакомым не назвала, мне иногда казалось, что вы почти братья.

– Побратимы, – я не стал вдаваться в наши запутанные родственные связи.

– Серьезно? Тогда понятно, отчего он тебя так любил. Он даже за Зину, по-моему, не так беспокоился, как за тебя всегда.

– Зина погибла, кстати, знаешь?

– Как?!

– Все, с кем мы тогда ехали, погибли. Засада в пустыне. Может, и не зря Мальва переполох подняла.

– Надо же, не знала… Жаль девчонок… – после долгой паузы она вдруг спросила, – А ты сам откуда узнал, если к Христ больше не возвращался? Или ты с ней потом связывался, это же опасно было!

– Знакомого наемника потом встретил, он рассказал. А с Христ нет, не виделся и не связывался больше.

– Это хорошо, – успокоилась Юля, – Ой, меня же сейчас потеряют! Мне бежать пора!

Глянул на часы и сам выругался: пора было открывать лавку.

– Я зайду к тебе вечером?

– Конечно, заходи! – Незабудка уже знала, что живу я с больным дядей и не очень-то свободен в своих передвижениях.

– Тогда до вечера!

Запечатлев на моей щеке легкий невесомый поцелуй, девушка скрылась в толпе. А я понесся к дому дяди Жоры, уже представляя головомойку от Рустама и бабы Шайды – в мое отсутствие попасть в лавку и квартиру они не могли.

Целый день все валилось из рук, мое взвинченное состояние даже Рустам заметил. На его замечание огрызнулся, но постарался успокоиться, что давалось нелегко.

«Незабудка живая!» – восторженно верещал в голове мальчик Кабан. Но беда в том, что я вырос из его коротких штанишек. Жизнь поспособствовала. Помимо радостных писков в голове рождались еще и другие мысли. К примеру, на мой прямой вопрос о дочери Незабудка уклончиво ответила:

– Семья, где я ее оставила, недавно переехала в другой город. Я решила сначала встать на ноги, а потом уже ехать за ней.

Я до сих пор не знаю, есть в реальности эта дочь или нет. Допустим, нет. Зачем ей тогда поддерживать заведомое вранье, которое рано или поздно вскроется? А если есть? Тогда почему-то на ум приходит отец, который раз за разом, не жалея сил и средств, отправлял целые команды на поиски – внимание! – ненавидящего его сына! Не ласкового ребенка, не милого лапулю, а озлобленного подростка, который теоретически после очередного неудачного побега мог и нож ему в брюхо воткнуть! Можно сказать, что это от того, что у него те самые средства и силы имелись, но я уверен, он бы и без них делал то же самое.

Второе. Из Аравии я уехал, имея на руках почти фантастическую для юноши сумму – в переводе на рубли получилось где-то пятьдесят тысяч. И мысли о коррекции внешности меня посещали – в силу возраста у меня даже нормальная борода до сих пор не росла, чтобы хотя бы немного замаскироваться! Но, узнав расценки, я от этой идеи отказался. Мне это показалось дорого – мне!!! А Незабудка не раз говорила, что ее доходы на порядок скромнее. Сам факт ничего не значит, но подвизаясь у Рульки, я как-то слышал, что Христ уже после моего побега попала в финансовые неприятности. Подробностей никто не знал, но в свете высказанного «я же казначей»…

Еще до кучи: Незабудка Санни недолюбливала. Начать с того, что он сам был не подарок, но ей еще просто неприятно было его присутствие. Так с чего ей тогда переживать, поссорились мы напоследок или нет? И поддерживаем ли мы контакт? Не потому ли, что из заурядного мага-наемника Санни за эти полгода превратился в значимую политическую фигуру? Пока оппозиционную, но чем судьба не шутит?

И, кстати, возвращаясь к предыдущему пункту, ее очень обеспокоило, что я связывался после отбытия с Христ. Может быть, та могла сказать о ней нелестное?

И что меня бесило больше всего: я отчетливо осознавал, что все эти вопросы я задаю себе только потому, что никак не могу связать встреченную утром девушку со своей любимой. Мне даже начало казаться, что это не моя воскресшая невеста спряталась от всего мира за новой маской, а маска присвоила себе черты моей девушки.

Но ночь закрыла все сомнения. В майской темноте я словно вернулся на год назад, мне даже слышался в наших стонах шорох песка.

– Ты живая! – выдыхал я бархат шеи.

– Ты нашелся! – слышалось в ответ.

И все вопросы отодвинулись на второй план, изредка возвращаясь и отравляя мне существование в светлое время суток. Но и тогда я их загонял на задворки, утопая в пучине захлестнувшего безумства.

По дому я теперь не носился – летал. Еще днем прямо в лавке разделываясь с рутиной, вечерами я творил, судорожно хватаясь то за расчеты, то за имеющиеся в наличии материалы. Потом приходила Юля, отрывая меня от записок, а утром я по-новой клевал носом за прилавком, просыпаясь лишь к обеду. И все повторялось снова. Рустам пытался было что-то вякнуть, но наткнулся на жесткую отповедь:

– Не лезь!

Охранник, привыкший к моей покладистости, обиженно заткнулся.

В толстенном учебнике по артефакторике отец перечислил все выявленные за его долгую жизнь правила, хотя самые значимые едва занимали десяток. В профессиональной среде их сформулировали еще более кратко и назвали десятью заповедями Романова. Одна из них гласила: хочешь уменьшить вес изделия – раскошеливайся! Потому что лучшими проводниками магической энергии являлись золото, серебро и платина.

Имевшийся у антиквара запас я порядком растряс, монтируя защиту дома и лавки. Туда же ушла львиная доля нормальных накопителей, оттого и чах я над оставшимися, не пуская их на поток ширпотреба. Распилить один большой на десяток или даже сотню мелких несложно, а вот обратно сращивать косточку иначе, чем в живом организме, еще никто не научился.

Но хотя золотишко в сейфе не окончательно иссякло, использовать его не давали препоны этического характера – если накопители дядя Жора всунул мне в ладонь со словами: «Бери и владей, ты найдешь им лучшее применение!», и с тех пор я без зазрения совести считал горсть обработанных обломков слоновьего бивня своей, то по поводу благородных металлов широких жестов не последовало.

А руки зудели сотворить для Незабудки что-нибудь такое… эдакое. И только поэтому появившаяся поздно вечером девушка застала меня за разглядыванием нутра чемодана с бомбой – где-то в ее недрах таилось примерно двадцать граммов так нужных мне элементов.

– Что это? – Юля с любопытством сунула нос в стоящую у кровати раскрытую сложную систему.

– Ерунда! – ответил, толкая девушку на постель.

– И все-таки?

– Бомба, – с трудом оторвавшись от сладких губ, объяснил я.

– Бомба?..

Мое прошлогоднее творчество девушку не на шутку заинтересовало. Настолько, что после утоления первого любовного голода она сама вернулась к расспросам. Пришлось пускаться в объяснения действия сего «шедевра».

– Зачем она тебе? – спросила Незабудка, выслушав меня до конца.

– Теперь уже незачем. Хотел разобрать и тебе подарок сделать.

– Оставь! – изящная ножка прямо с постели дотянулась до крышки чемодана и захлопнула ее, – Некоторые вещи надо оставлять, чтобы потом не наделать глупостей!

– Да, конечно! – любое желание любимой в этот момент казалось мне ужасно логичным.

Утром соображалка вернулась, но порыв разобрать взрывное устройство прошел – Санни найдет ему применение! Антиквар доживал последние дни, мой отъезд к брату становился вопросом времени.

Как ни готовься к беде, но она всегда приходит незваной – дядя Жора тихо покинул этот мир в ночь с десятое на одиннадцатое мая. Еще вчера он в последний раз открывал глаза, силясь мне что-то произнести напоследок, а сегодня уже лежал холодным.

Рустам взял на себя все хлопоты, связанные с похоронами – у меня все так же не имелось паспорта или какого-либо другого документа, удостоверявшего личность. Наверное впервые после Санни я признал кому-то свою полную несостоятельность, но подкупало то, что Мирзоев горевал по старику вместе со мной. Доктор Жедов, ставший нашим частым гостем, без лишних слов подписал заключение, в газеты ушел короткий некролог …

– Надо сообщить его внучке, – произнес Рустам, закрывая дверь за медиком.

– И рад бы, да не знаю, куда! – в бумагах антиквара не удалось найти никаких документов по поводу его наследницы.

– Я знаю, – поведал охранник, вызывая у меня прилив злости: я, если бы знал адрес пансиона, давно бы вызвал внучку дяди Жоры ухаживать за ним! Да хотя бы попрощаться! – Я ее отвозил тогда туда! – виновато признался Мирзоев, – Ее пансион в пригороде, для барышень там воздух чище и нравы построже.

– Завтра съездишь за ней! – приказал я, уже не видя смысла срываться за внучкой Креста во второй половине дня, – Все равно лавку закрывать придется на время похорон и формальностей.

Рустам согласно кивнул.

Любовь-любовью, но настроения заниматься ею по соседству с покойником ни у меня, ни у партнерши не возникло.

– И как ты теперь? – спросила Юля, устраиваясь на моем плече.

– Встречу завтра внучку дяди Жоры, передам ей дела, а там посмотрим.

– К Солнцеву подашься?

– Не знаю еще, честно. А ты чем займешься?

– Знакомые в столицу зовут, обещают на хорошее место пристроить. Чуть ли не в императорскую резиденцию.

– Что за такие знакомые? – приревновал я.

– Старые знакомые, которые знают меня еще до… до всех событий. Не хочешь поехать со мной?

Отрицательно покачал головой – в Петербург не тянуло. А уж в императорскую резиденцию, где полно магов, способных увидеть мою «мантию» – и подавно.

– Я так и не спросил: а как ты с документами вывернулась?

Девушка попыталась уйти от ответа:

– Грустная история…

– Да у нас тут вообще веселье так и плещет! – усмехнулся я на ее отговорку.

Вздохнув, Незабудка рассказала:

– Когда я была маленькой, родители из деревни дальнюю родственницу в дом взяли. Хорошая девушка была – добрая, работящая. Мы с ней с десяти лет вместе росли. А потом ее губернаторский кортеж сбил. Не насмерть, умерла она потом, через неделю. Мучилась страшно! Я, когда Кучумова повесили, так напилась! – злорадно призналась Незабудка, – Танцевала на столе от радости! Чтоб ему черти в аду кипящего масла не жалели! – от души прокляла наемница покойного князя-губернатора, – Когда Юлю хоронили, ее документы затерялись, нашлись только потом – отец их зачем-то забирал, уже не помню зачем, а на место не вернул. Вот по ее паспорту я теперь и живу.

Пожалуй, впервые я мог верить ей на сто процентов – эта история в отчете Циркуля фигурировала как один из возможных мотивов для дальнейшей террористической деятельности Лили. И тогда понятно, почему мне она назвалась Юлей – скольки-то-юродную сестру так и звали.

– Давай спать! – зевнула подруга, – У тебя завтра тяжелый день. Надо сил набраться.

Спозаранку жилой этаж оккупировала баба Шайда, приведя с собой кучу знакомых и незнакомых соседок. Сначала женщины долго и слезливо мне сочувствовали, а потом развели суету. Своей подготовкой к печальному мероприятию они заняли все свободное пространство, уже вскоре выжив меня в закрытую лавку. Ближе к одиннадцати подтянулся Рустам, поразив необычайно респектабельным видом. Разглядывая преобразившегося охранника, с изумлением отметил, что он не намного меня и старше – борода, которую он сегодня утром кардинально сбрил, раньше добавляла ему лет десять, тогда как сам он едва ли разменял четвертый десяток. Ровесник Санни, плюс-минус год. И даже симпатичный: не красавчик, но без буйной растительности на лице ему явно было лучше.

– Поехал я, часов в шесть вернусь.

Выдал ему копию свидетельства о смерти и денег на дорогу. Потоптавшись, охранник поднялся переговорить с бабулей, а потом вышел на улицу снова через магазин.

Только успел настроиться подремать за конторкой, как зазвонил звонок. Ожидая увидеть на пороге забывшего что-то Рустама, распахнул дверь, но наткнулся взглядом на Хака.

– Скорбим? – незваный гость оттеснил меня с порога, по-хозяйски ввалившись в заставленный рухлядью зал.

– Не работаем сегодня, – хмуро начал я его выпроваживать.

– И завтра не будете, – не смутился молодчик

– Хак, не работаем! – ссориться с ним настроения не было – ни на что вообще настроения не было, в том числе и заниматься хоть какими-то делами.

– Помянем Креста? – неожиданно предложил мужчина, выставляя на прилавок литровую бутыль мутного пойла.

– Помянем, – вдохнул, соглашаясь.

Про себя я давно выяснил, что являюсь осторожным трусом, не склонным ни к авантюрам, ни к приключениям. Если честно, то чуть ли ни с самого начала путешествия мне хотелось вернуться в наш старый дом в Николаевске и зажить той тихой спокойной жизнью, против которой я так выступал два года назад. Увы… Зато после всех приключений распивать неизвестный напиток из рук вора при всем показном смирении проходило у меня по графе «идиотизм», поэтому выставил напротив самогона заныканный под стойкой для особых клиентов коньяк. Зимняя утрата пояса с деньгами и чемодана с приличными шмотками после глотка чего-то подобного «за Рождество» еще не выветрилась из памяти. Не думаю, что Хаку интересны копейки, лежащие в кассе, но кто за него поручится? Я – точно нет.

К тому же настораживал его собственнический взгляд на товар, на обстановку… и на меня. Складывалось ощущение, что они с бабой Шайдой родственники – та тоже в последние дни почти не скрывала хозяйских замашек. Ни квартира, ни лавка не являлись моими, но ёпта! Дядю Жору еще похоронить не успели!

Выпили, не чокаясь, каждый свое, помолчали. Визитер, если его и покоробила моя демонстративная недоверчивость, виду не подал.

– Разговор есть.

– Догадался.

– Видишь ли, Кефаль, – от прозвучавшего прозвища я вздрогнул, что не укрылось от внимательного взора моего визави, – У нас с Крестом были свои дела, «скромный гешефтик», как он любил выражаться.

Пожал плечами. Покрутившись здесь несколько недель, я быстро понял, что дядя Жора никак не мог держаться на плаву за счет легальной торговли.

– У старика остались внучка и внук, но ты ведь не он? – обвиняюще ткнул он в мою сторону пустым стаканом.

– С чего ты взял?! – неудачно выразился я, имея в виду, что никогда и не пытался выдать себя за наследника антиквара.

Но Хак понял мое возмущение по-своему:

– Видел снимок. Крест о своей семье говорить не любил, но у меня перед ним имелся должок, в счет которого пообещал за его наследниками присмотреть, тогда-то я его историю и узнал. Дочку он с поварихой на поселении прижил, баба та умерла давно, девку его ее родня вырастила. Он, когда осел здесь, вроде как к дочке сунулся мосты наводить, но она его даже на порог не пустила. Я, говорит, честная капитанская жена, катись-ка ты, дядя, в ту дыру, откуда вылез! У Креста своего гонору хватало, навязываться не стал, но из виду ее не терял. А нынче осенью привез он дочкину дочку, внучку то есть, потому как честность капитанской жене боком вышла: муженек-то ее руки распускать любил, отбил по пьяни бабе все нутро, да так, что сколь ни лечилась, а так и не оклемалась, даже когда самого офицерика не стало. Маруську Крест потом в пансион сплавил, потому как многие тут на нее облизываться стали: девка скромная, уважительная, с приданым. А вот внучка крестовского в глаза никто не видел – он где-то в столице учится, мамку даже хоронить не приехал. Но Крест мне его карточку показывал, когда обещание стряс. Ты на него не больно-то похож.

– Рустам говорил, что дядя Жора как раз внучке все завещал. Сам я завещание не видел, поэтому что слышал, то и повторяю.

– Рустам – это Чирей, что ли? – презрительно уточнил Хак.

– Не знаю. Рустам и Рустам, охранник дяди Жоры, с которым вы постоянно при мне цапаетесь. Мирзоев его фамилия, если тебе это что-то скажет.

– Чирей! – подтвердил мужчина, – Только заруби себе на носу – это не мы с ним цапаемся, а я его воспитываю. Не дорос он, чтобы на меня рот разевать!

То, что Хак намного сложнее, чем пытается временами казаться, секретом давно уже не являлось. Даже то, что он прекрасно изъяснялся почти литературным языком, не «мыкая», «экая» и не переходя через слово на блатной жаргон, как многие клиенты дяди Жориной лавочки, уже не давало поставить его в один с ними ряд. Это поначалу я принял его за телохранителя Мурзы – чем-то его повадки моих прошлых надзирателей напомнили, но кто-то из моих покупателей – не помню кто – намекнул на его высокое положение в казанской мафии, а Рустам потом неохотно подтвердил. Поэтому сейчас принял высказывание Хака без возражений:

– Как скажешь.

– А знаешь, это ведь Чирей пустил слух, что ты внук Креста, – вор пытливо посмотрел на меня, оторвав взгляд от наполняемого стакана. В результате рука дрогнула, и потеки сивухи пролились на подлокотник дивана, на котором он развалился. Хотел было возмутиться – диван выставлялся на продажу, а потом мысленно махнул рукой – не своё, плевать!

– Могу только сказать, что ни о чем подобном не просил, не намекал, и мы это никогда с ним не обсуждали. И от тебя сегодня впервые услышал.

– А вот это плохо, потому что не думал же ты, что кто угодно с улицы может прийти и начать распоряжаться на нашей точке?.. – картинно приподнял бровь мужчина.

Про себя сердито сплюнул – не думал! В который раз ни о чем не думал! Верю всем на слово, словно собственной головы на плечах нет! Не зря отец ко мне надзирателей приставлял, ой, не зря!

Со злостью замахнул оставленный на дне бокала коньяк и попытался оправдаться – это себе я мог признаваться в дурости, а выглядеть таким в чужих глазах не хотелось:

– Дядя Жора мне не чужим человеком был, к тому же здорово выручил, когда черная полоса началась, вот и решил ему добром за добро отплатить. Не знал тогда, что инсульт в его возрасте необратим. Точнее знал – доктор сразу сказал, но не верил. И потом мне Рустам сказал, что так лучше будет, я в ваших порядках не разбираюсь.

– Что-то многовато Чирьяковых хвостов в этой истории торчит… – задумчиво произнес Хак, делая глоток. А я мысленно с ним согласился – многовато.

– Мурза сейчас считает тебя Крестовским внуком, специально заходил на тебя посмотреть. Но когда он поймет, что ошибался, а ошибаться он не любит… – подручный криминального босса сделал многозначительную паузу.

– Убьет?

– Зачем так сразу – убьет? Переломают тебе в темной подворотни руки-ноги, и живи себе дальше.

– Хорошая перспектива, ёпта!

– Давно хотел спросить – что за «ёпта»? – свернул с темы Хак.

– Руна, – смущенно ответил на его вопрос, – Обозначает условие «или-или». Развилка. Зато звучит как ругательство.

– Угу, – кивнул собеседник, принимая мое прозаическое объяснение, – Я-то думал! Я тоже, бывает, «развилкой» ругаюсь. – И выдал совершенно непечатное.

Черт! До его тирады слово «развилка» было для меня ясным и однозначным, обозначавшим нейтральную логическую функцию. Теперь же, чувствую, до конца жизни даже при составлении простейших цепочек постоянно буду вкладывать в невинное условие новый смысл. Да и ругаться теперь этим словечком резко стало неловко. Ёпта!

Но что-то я отвлекся, когда передо мной стоят вопросы поважнее будущего предположительного смущения.

– С чего вдруг такая благотворительность? – додумался я поинтересоваться спустя небольшое время. В сложившейся ситуации Хаку совершенно необязательно было просвещать меня о возможном неудовольствии его босса.

– Видишь ли, Кефаль… – и в ответ на новый пробежавший по моей спине табун мурашек проницательно заметил, – или правильнее Кефаль-младший? Юниор, как любят выражаться в европах?

– «Джуниор», – машинально его поправил, продолжая глядеть исподлобья.

– Джуниор?.. Не, мне «юниор» больше нравится. Наливай свой клопомор, такие дела на сухую не чирикают.

Пришлось нацедить себе новую микродозу.

– С Крестом, как я уже говорил, у меня имелся «гешефтик», поэтому общался я с ним чаще других, хотя великими корешами мы не были. В свои секретики Крест меня не посвящал, про семью-то узнал из-за должка своего. Но как-то раз старик наплел о некоем друге юности – Кефали… смекаешь, к чему клоню?

– Пока нет.

– Жаль. Но остальное я дам только под слово.

Слово и слово на слух звучало одинаково, но интонацией вор выделил правильное значение – он хотел от меня клятвы, как от мага.

– Нет, – с ходу отмел его предложение, даже не выслушав.

– Тебе не дорога жизнь? – подобрался Хак, явно не ожидавший категоричного отказа. По его сценарию я, наверное, должен был сейчас пуститься в расспросы, уточняя условия.

– Нет, потому что нет. Ты просто не знаешь, чего просишь.

– То есть факт, что ты можешь его дать, ты не отрицаешь…

Рука потянулась дать себе по губам, а толку-то? Проговорился, ёпта! Еще б фонарь на лоб вывесил! Волна гонений на магов никак не желала утихать, наоборот – ширилась. Ищейки государя-наследника уже начали перетряхивать мелких кустарей, не имеющих даже «вуали», чего уж говорить о тех, кто имел полсотни единиц и выше!

Затравленно сжал кулаки, но всласть поистерить не получилось – внутри меня подняло голову другое чувство: то самое, что я называл гордостью, а отец Никодим, преподававший в нашей гимназии «Слово божие» – гордыней. Кто есть сидящий передо мной мужчина, хищно торжествующий сейчас от загнания меня в угол? Обычный бандюган, чуть поумнее других, чтобы уже не воровать самому, и только! А я романтикой каторжного братства так и не смог проникнуться, пусть и варился в ней последние месяцы – не после Рождества, когда на собственной шкуре ощутил все «прелести» положения жертвы, лишившейся последнего. И как бы Хак ни притворялся добреньким и сочувствующим, он ничем не лучше забулдыг, поживившихся за мой счет.

Охваченный поднимающимся гневом я начисто игнорировал факт, что и приютивший дядя Жора – покойничек не праведным трудом свои капиталы нажил, и что папаня мой в юности нимб не носил, да и сам я, исправно поставляющий ворам их воровской инструмент, тоже не мог претендовать на звание законопослушного гражданина. Моя ненависть сконцентрировалось на одном-единственном персонаже, в данный момент небрежно качавшем пустой стакан между пальцами.

И это ничтожество мне угрожает?

Мне?!

Артефактору! Папа учил на совесть, а его многолетняя школа что-то, да значит! Не обратился бы ко мне казненный зимой «мистер Дед», если бы смог получить помощь у признанных авторитетов.

Магу! Не самому сильному, но уже и не простачку. И сидящего передо мной мужчину я могу прямо сейчас прикончить несколькими десятками способов – от самых кровавых до незаметных.

Дворянину! Как бы ни добился своего титула отец, но его наличие у него никто и никогда не оспаривал. А по матери я вообще происходил из старого княжеского рода.

И даже если считать по понятной Хаку преступной иерархии, то, как побратим и сообщник преступника номер один, в глазах закона я стоял намного выше его.

Я устал бояться, я устал прятаться, и, видимо, шантаж Хака стал последней каплей, в голове зазвучал голос матери из почти стертого воспоминания: «Осанка, Петя! Следи за спиной!» Повинуясь внутреннему замечанию, плечи начали расправляться, а в голосе появились ленивые интонации, присущие Санни:

– Чтоб ты знал, мой милый друг, – на обращение Хак дернулся, но замер при виде подкидываемого на ладони сгустка тьмы (на самом деле совершенно безобидная штука, но смотрелась даже страшнее, чем огненные лезвия), – Для дачи слова требуются очень веские предпосылки. Твои смешные угрозы на них не тянут.

– …! – смачно помянул вор недавно прозвучавшую «развилку», как завороженный следя за игрой тьмы на моей ладони, – Думал же!..

– Думать полезно! – назидательно произнес я, заставляя шарик мрака размыться во вращающееся лезвие, отчего на лбу моего собеседника появились капли пота, – Хотя, знаешь, идея насчет слова мне нравится… – Хак недоуменно оторвал взгляд от плода неудачного эксперимента и уставился мне в глаза, – Что?.. Ты думал, только маги могут его давать? Разочарую, простые люди тоже способны, в чем лично ты сейчас убедишься…

Просто не получилось – рядом с ухом просвистел нож, в последний момент отклоненный защитой. Папа, спасибо! Прилетевшая ответка вору не понравилась.

Итог встречи: минус один стул и десяток фарфоровых кошечек в торговом зале, осколки от которых теперь мерзко хрустели под подошвами. И еще кавардак, по которому прослеживались петляния Хака. К счастью, дверь в квартиру надежно изолировала шум, и мне не пришлось в разгар «процесса убеждения» отвлекаться на визги занимавшихся подготовкой к похоронам старух, а то мог упустить гада – метнувшись от первых выпущенных техник, Хак почти успел добраться до выхода. Вот только не учел, что с дверью я недавно вдумчиво поработал на предмет доступа. Основная защита шла от вторжения со стороны улицы, но и изнутри кое-что интересненькое имелось – что бы Санни ни говорил, а воображение у меня очень хорошо работает!

Формально дача слова – деяние сугубо добровольное. И многие ошибочно полагают, что обязательным условием является наличие магии у дающего, я сам так долгое время считал до некоторых разъяснений Василия. Начитанный брат-побратим просветил: есть исключения, при наличии достаточной силы у принимающей стороны и особой истовости клявшегося, магия могла зафиксировать слово немага.

С первым проблем не наблюдалось – даже «вуали» хватило бы, а у меня как-никак уже «мантия» имелась. Со вторым… задыхающемуся в пылевой удавке Хаку очень хотелось жить. Он до последнего не верил, что я всерьез, что у меня хватит духу, и где-то был прав – на пятом раунде угроз концентрация дрогнула, никогда еще я не удерживал одну и ту же технику столь долго. С трудом затянув петлю обратно, я почти решил, что все же проще прибить отчаянно тянущегося ко мне сильного противника и отправить проверенным путем «смотреть на Дюка из-под люка». Обошлось, той вспышкой сопротивление закончилось, при назначенной мною последней попытке Хак судорожно засипел:

– Я поклянусь!

Дежавю: Хак сидел на воняющем сивухой диване и ровно воду лакал собственное пойло, а я снова устроился за конторкой и крутил в ладонях початую бутылку, не доверяя рукам. Это моему рабу не зазорно стучать стеклом об стекло, украшая испорченную обивку подлокотника новыми пятнами самогона, а мне, хоть и не терпелось залить бушующий в крови пожар, показывать слабость не давала все та же гордость. Да и осторожность тоже – выбранная впопыхах формулировка наверняка содержала дыры, о которых он наверняка потом задумается – не может не задуматься! Пусть хотя бы пока считает, что я таких как он, одной левой…

– И как мне жить теперь?

– Как жил, только причинить вред ты мне теперь не сможешь.

– А что будет, если попробую?

– Понятия не имею… – я с максимально равнодушным лицом проследил, как рванувший ко мне Хак оседает, задыхаясь. Вот такой топорной попытки точно не стоило опасаться. Заодно его рывок удовлетворил мое любопытство – механизм «стопора» выбирало подсознание субъекта. Для Хака, только что пережившего многократное удушье, оно же стало расплатой за попытку нарушения.

– Так ты говоришь, Мурза будет в гневе на мое самозванство?

– Да срать Мурзе на тебя и на лавку, пока взносы ему в общак капают, а от общества нет жалоб! – грубо, но по делу выдал Хак, пробуя границы дозволенного. Вырванная насильно клятва на его хамство не отреагировала.

– Та-а-ак! – угрожающе протянул я, когда дошли его слова, после драки я заметно подтормаживал, – Оставь бутыль в покое! – сурово приказал на новую наливаемую порцию. Хак недовольно зыркнул из-под слипшихся волос, но приказ выполнил, – Давай-ка, дружок, с самого начала!

«Как же мне повезло, епта! – думал я, не выдержав и отхлебнув коньяк прямо из горлышка, – Как же мне повезло, что терпение кончилось на шантаже!»

Неохотно рассказывавший Хак поведал историю, поставившую с ног на голову, только что сложившуюся у меня в голове картину мира: Рустамчик, а точнее его бабуля, расстаравшаяся для непутевого потомка, слушок обо мне-«внучке» по округе запустила – потрепаться с соседками бабка любила, но Мурза (вот его, однако, просто бандитом не назовешь!) чуть ли не с самого моего появления прекрасно знал, что я дяде Жоре не наследник – как оказалось, доктор Жедов имел собственные «гешефтики» с местным криминалом и без проволочек проинформировал босса о реальном положении дел. Особой сентиментальностью «дон Мурзилио» не отличался, но Креста он знал давно и ценил, поэтому приказал оставить все как есть – ему понравилось, как я за стариком ухаживаю, этот момент ему все тот же Жедов доложил. А в ответ на справедливые, в общем-то, опасения своих подчиненных – не попытаюсь ли я захапать лакомую точку себе, не поленился и сходил посмотреть на меня лично, после чего вынес вердикт:

– Не захапает, характер не тот, честность на лице написана. Ну, а если попробует… – и сжал в кулак свои покрытые черными волосами короткие пальцы, намекнув на предположительную развязку.

К озвученному мнению Мурзу привели моя плохая выучка кланяться и дерзость в разговоре с вышестоящими (на этих словах Хака испытал обиду – я-то сам считал, что неплохо справился с ролью угодливого продавца-консультанта). Но, получается, недостатки сыграли на руку – после еще одной проверки в виде пиал, которую я с подсказкой Рустама прошел, показав, что принимаю правила игры, интерес босса ко мне иссяк. Его даже мои поделки не впечатлили!

– Лет через пять их каждая мастерская клепать начнет, возня барыша не стоит! – одной фразой закрыв для себя мой вопрос окончательно, Мурза даже вызвал у меня уважение – мало кто разбирался в перспективах руноведения!

Дальнейшее Хак излагал еще более неохотно – речь пошла о нем самом. Еще до того, как сгинуть в подземной речке, второй охранник лавки Чиж, служивший посредником между ним и антикваром, поведал ему о неадекватности старика, называвшего принимаемого мальца «Кефалью». Для Чижа, который когда-то справлял с антикваром по отцу поминки, кличка «Кефаль» ничего не значила кроме начинающегося маразма Креста. Зато Хак… до самого Романова его фантазия не дошла, но надо отдать должное, в своих домыслах он подобрался близко: профессионал, скрывающий свое прошлое, плотно сидящий на крючке у Креста. А если учесть, что многие секреты до сих пор передавались только внутри семьи, то с его точки зрения (правильной, кстати) молодой Кефаль мог значительно больше, чем рядовые кустари. И даже если я не унаследовал талантов деда (а Хак считал, что ровесник Креста для парня моего возраста может быть дедом, если не прадедом), то у меня в загашнике могло сохраниться что-то интересное. К тому же брезжила у Хака мыслишка насчет подвинуть босса, а в планируемой заварухе мои таланты могли пригодиться.

– Мурза в тридцать три принял город, – от высокопарной формулировочки я поперхнулся, сплевывая на конторку пошедший не в то горло напиток, – Да, – мое замешательство рассказчик истолковал неправильно, – Совсем молодым был. Но за тридцать лет многое поменялось, босс постарел и перестал успевать за переменами. Сейчас самое время развернуться, а он тихариться призывает, за шкуру дрожит. Давно пора отойти в сторону и дать дорогу молодым!

Вот тебе и «романтика», вот тебе и «братство»! «Кореш кореша не тронет!» Даже наемники, отлично понимавшие лишь один язык – язык денег, показались мне сейчас простыми и хорошими ребятами.

В общем, Хак решил, что раз Мурзе артефактор не нужен, то уж ему-то пригодится, нечего добру пропадать. Сначала он последовательно меня «прикармливал», скупая не без выгоды для себя произведенные безделушки и выступая передо мной эдаким добрячком и своим парнем, а сегодня разыграл целый спектакль с запугиванием в расчете принудить к клятве, за что в итоге поплатился собственной свободой – попался на крючок устоявшегося мнения, что сильные маги в руноведы не идут.

– А что с Пушкинской внучкой будет? – полюбопытствовал я, уяснив все, что касалось меня лично.

– Да ничего не будет, – икнул Хак, едва ворочая языком от количества выпитого без закуси самогона, – Мурза старика уважал… – паузы между фразами становились все длиннее, – Когда он еще совсем зеленый был, Крест с ним вместе зону топтал… И тот то ли на лесоповале Мурзу из-под дерева выдернул, то ли в какой замятне выручил, но уважуха у них конкретная завязалась, – Мужчина почти засыпал, завалившись на подлокотник, заставляя меня прикидывать, как его спровадить отсюда без лишнего шума, – Когда Мурза Казань подгреб, самолично Кресту маляву с приглашением слал. Внучку он обижать не будет – выдаст замуж за кого-нибудь из наших, будет как сыр… быр-быр… – и пьяно захихикал.

– За тебя что ли? – уже без интереса спросил, вытаскивая набравшегося гостя из недр дивана. Вот интересно: раб вроде бы он, а уже второй раз за день тащу его на себе почему-то я!

– А хоть и за меня, я еще хоть куда! – хвастливо побил он себя кулаком в грудь.

– Туда-туда! – проворчал, закрывая за ним лавочку и приступая к уборке. Мужику лет сорок, у других в его возрасте уже внуки есть, а туда же, на молодую потянуло!

Я и с соседками попрощаться успел, и поковыряться в тарелке с обедом, и в лавке прибраться, а Рустам с новой молодой хозяйкой всё не ехал. Вряд ли она с порога начнет свои порядки наводить, но ведь и выгнать может на самом деле. Тот же Рустам по ее приказу вышвырнет и будет в полном праве. Мне скандал не нужен, уйду без разговоров, но если так повернется, то надо ночлег искать – раз у Мурзы ко мне нет претензий, то на похороны дяди Жоры я обязательно схожу, кладбище для всех, оттуда так просто не вытуришь!

Нервничать получалось без души, сказывалась насыщенная событиями первая половина дня, заполированная выпитым почти натощак коньячком, поэтому громкий стук меня разбудил, заставив подпрыгнуть в приютившем кресле библиотеки. Следуя к двери, мимоходом заметил удивленно-испуганное выражение лица мнущейся на пороге кухни бабы Шайды, но легкое недоумение тут же перебилось взглядом на часы: ёпта, уже полдвенадцатого!

– Чего так долго?

Рустам виновато развел руками, пропуская вперед здоровенную бабищу, властно подвинувшую меня на крыльце. Это внучка?.. Ничего себе, тихая девочка!

– А вы кто? – прокуренный бас тем паче не вязался со сложившимся у меня образом скромной воспитанницы пансиона.

– Друг семьи…

От слепившего фарами такси вдруг отделилась тень:

– Петр!!!

– Маша?..

Цыплячий вес моей персональной катастрофы вряд ли сильно поменялся за два года, но она с такого разбегу повисла у меня на шее, что лишь широкий зад ее сопровождающей, замешкавшейся в дверях, оставил шанс удержаться на ногах.

– Поосторожнее, юноша! – строго произнесла обладательница внушительных форм, скрываясь в доме.

Оторвать от себя девичье тело я не смог: вроде бы цыпленок-цыпленком, откуда столько силы? Впрочем, прижимая к себе бьющуюся в рыданиях девчонку, нашарил изменения: торчавшие ранее кости теперь сглаживались наросшим в нужных местах мясцом. Так и прошел обратно в дом, таща ее на себе, что-то мне сегодня везет на перетаскивание тел, еще назавтра дядю Жору в последний путь нести придется.

– Деточка, – пробасила Маше вышедшая из столовой с установленной домовиной мадам, – Моя миссия выполнена, к родным я тебя сопроводила. Ну-ну, будет, малышка! – похлопала она девчонку по спине, заставив меня покачнуться, – С вас двести рублей за такси, юноша! – последнее обращение прозвучало явно в мой адрес.

– Сейчас! – опомнился я от ее стремительности, но руки по-прежнему оставались скованы ревущей в три ручья ношей, – Рустам! Достань из куртки! Может быть чаю?

– Уже поздно, а мне еще обратно ехать. И впредь прошу рассчитывать время, еще немного, и Светлана Павловна никуда бы Марию не отпустила!

– Да-да, конечно…

Тащить внучку к гробу деда не стал – оно ей надо, на несвежий труп любоваться? Моя благодарность дяде Жоре не распространялась на его пустую оболочку, а у Машки мог новый виток истерики начаться, у меня и после первой серии синяки на плечах будут. Примерно через полчаса безостановочного плача нарыдавшаяся девушка затихла у меня на груди, продолжая всхлипывать во сне. Под взглядами недоумевающих Мирзоевых потащил ее в приготовленную спальню. Баба Шайда залепетала что-то о приличиях, пришлось на нее цыкнуть:

– Ты в своем уме?

– Люди будут говорить…

– Люди всегда будут говорить, тем более если ты рот на замке держать не станешь. Но хочешь – оставайся, место есть.

Упрямая бабка твердо решила бдеть на страже девичьей чести, умудрившись своими замечаниями достать меня до печенок.

– Все! – сгрузил Машку на постель, прикрыл одеялом и вышел, для надежности активировав защиту на хозяйской спальне – а то с бабки станется еще ночевать у ее кровати! То-то Машка, проснувшись, обрадуется незнакомой харе! Может быть в молодости старушка и отличалась красотой, но сейчас ее бородавчатое усатое лицо вполне тянуло на ведьминское. – Кухня и подсобка в вашем распоряжении, где лежат постельные принадлежности, вы знаете! Я спать!

И с твердым намерением последовать собственным словам ушел к себе: неужели этот длинный день наконец-то закончился?!

Интерлюдия.

Поставив «Звезду», ставшую символом восстания в тень, Василий Солнцев широкими шагами направился к зданию бывшей мэрии, где сейчас теснился штаб армии повстанцев.

Штаб!..

Армия!..

Думал ли он, что война достанет его и на родине? А она, тварь такая, достала…

– Ваше превосходительство! – понизив голос, окликнул его вертевшийся у крыльца денщик его личного порученца Александра Шуйского, – Там у их высочества энти…

Еще одна примета нового времени: нежданно-негаданно бывший наемник, привыкший отвечать только за себя, угодил в генералы. Пустынный Ужас был невысокого мнения о своих полководческих талантах, но что поделать, если у остальных они отсутствовали вовсе? Впрочем, то, что кучу сброда, громко называющую себя «Армией освобождения Отечества» вот уже почти полгода не разбили, целиком и полностью являлось его заслугой, поэтому прибедняться тоже не следовало.

– Кто? – «Красный генерал», отхвативший новое прозвище за жгучий цвет волос, притормозил у крыльца.

– Энти… – подобранный в одной из попутных деревень отставной солдат Иван Торин не отличался красноречием, зато чутко держал нос по ветру и отслеживал все изменения в настроениях штаба, – Иноземщина! – Иван смачно сплюнул на сухую землю, выражая свое отношение к гостям примкнувшего к армии племянника все еще цепляющегося за жизнь старого императора – младшего великого князя Михаила.

– Давно?

– Вчерась прибыли. Всё заседають и заседають! Их высочество распорядился последнюю хрюшку за ради них забить!

Вот, тоже напасть! Вырвавшись из кольца посланных на его арест, почти обессилевший Василий прямиком вышел на второе кольцо оцепления – новая власть высоко оценила его голову! На счастье будущего генерала, заслоном командовал жених его сестры Нины Александр Шуйский, из семьи давних оппозиционеров. Вывалившийся прямо на баррикаду Санни, уже готовый дорого продать свою жизнь, никак не ожидал, что командир гвардейского полка отдаст ему воинское приветствие и вместе со своими подчиненными станет первой частью его новой армии.

Но… чтобы нормально функционировать, любому войску надо что-то есть, чем-то стрелять, иметь базы для отдыха и ремонта. С последним пока помогали казаки, недовольные выпущенными указами государя-наследника. И чем туже цесаревич закручивал гайки, тем больше сочувствующих находилось у оказавшегося во главе сопротивления князя Солнцева. С боеприпасами частично проблему решили, наскоком разорив несколько резервных складов, к тому же Санни, к которому стекались неиссякаемым ручейком обиженные маги, вовсю комбинировал их умения, заставляя вчерашних недоучек выкладываться на все сто, попутно экономя его армии патроны и снаряды. Но жрать – жрать хотели все. И желательно регулярно.

Разросшаяся почти до полста тысяч армия саранчой сметала запасы хлебосольного юга. Нынешняя остановка затянулась, вынуждая снабженцев вытягивать из местного населения последнее. Князь Солнцев как мог, собственными средствами компенсировал недовольство, но уже недалек был день, когда вспыхнет бунт уже против них. И тогда правительственным войскам останется лишь взять их тепленькими.

– Хрюшку, говоришь…

В занятом верхушкой «освободителей» кабинете мэра полным ходом шло разудалое веселье. Подобно Василию разминувшийся на волосок с плахой великий князь Михаил праздновал с размахом. Что и зачем – уже неважно. Вместе с ним уже который день пила и гуляла стайка лизоблюдов, отправившихся в бега вместе с принцем или примкнувших уже здесь. Свора бездельников, придававшая восстанию хоть каплю легитимности, уже давно сидела у князя в печенках, бесцельно прожирая запасы и переводя кучу бумаги на лихорадочно строчимые никому не нужные декреты и указы, деля портфели в несуществующем правительстве. Дельные люди, насмотревшись на их возню, уходили под руку Василия. Один лишь старый председатель кабинета министров, вышедший в отставку около десяти лет назад, сдавший дела даже не нынешнему «и.о.», а его предшественнику, пока стойко держался свиты провозгласившего себя государем Михаила, создавая Василию конкуренцию в переманивании кадров.

Под народные песни, льющиеся из раздобытого где-то патефона (вот уж антиквариат, так антиквариат!), набившиеся в прокуренное помещение маркитантки жеманно хихикали, подыгрывая опальному представителю императорской фамилии. Им вторили выкрики миньонов царевича, зазывающие к очередной здравице.

– А вот и наш Красный генерал! – заорал великий князь, сгоняя с колен полуголую девицу, – Наша краса и гордость!

– О, й-е, – донеслось от скрытого в тени стола, вынуждая рефлекторно искать источник нерусской речи.

– Вася, знакомься, – одутловатый от непрерывного застолья высочество с трудом выговаривал слова, – наши сью… сию… со-юз-ни-ки! – справился он по слогам со сложным словом, – Лорд Уинтерхилл, посланец королевы Виктории! – как ни странно, но с фамилией английского посланца принц совладал с первого раза. В ответ на представление со стула важно поднялся пьяный до невменяемости Мэтью Уинтерхилл – младший брат недоброй памяти Уильяма Уинтерхилла, похороненного под крышей обрушенного особняка в пригороде Эль-Рияда, – и Фри-фридрих-Иоганн фон Штейнборк! Представитель кайзера!

Как и лорд Уинтерхилл, барон фон Штейнборк тоже присутствовал в картотеке старшего князя Солнцева. «Добрались, падальщики!» – отметил возмутительно трезвый Василий.

– Ик, Вася! Т-с-с-с… – пробулькал Михаил, – Они привезли нам деньги! – якобы тихо и по секрету признался великий князь.

– А взамен? – спросил слабо верящий в бескорыстность иностранной помощи Красный генерал.

– С-с-сущие пустяки! – с трудом выговорил великий князь.

– Государь, надеюсь, вы не дали им слово?! – судорожно спросил уже нажегшийся на клятве Василий.

– С-с-с-лово… А ведь Мы, – выделил интонацией державное «мы» непрочно стоящий на ногах принц, полоснув по визитеру плохо сочетающимся с его состоянием острым взглядом, – Так и не слышали с-слова от вас-с-с! Поклянитес-сь нам, генерал!!! – капризно потребовал неугодный новой власти мужчина.

– Государь?..

– Повторяйте за мной, княз-сь, и не вздумайте хитрить! – представитель императорской семьи обладал «венцом», почти не уступающим по мощи «венцу» Пустынного Ужаса, схитрить с ним не получилось бы, – Клянус-сь!

– Клянусь… – повторил вынужденный преклонить колено наемник. Тот, на чьем авторитете и силе уже несколько месяцев держалась «Армия освобождения».

– Привес-сти нас!

– Привести нас … – отпущенная на волю магия оплетала слова клятвы.

– Нас, это меня, болван!!! – взорвался гневом Михаил.

– Это тоже повторять?..

– Повторяй, все повторяй!!! – не на шутку разошелся непризнанный государь, формируя рой огненных шаров – умение, каким славились правители и их родственники. Нехорошо напряглись силы и со стороны стола, занятого стаей прихлебателей. Дураки или нет, а одаренные там собрались не самые слабые. Собственную магию, рвущуюся помериться силами, пришлось придержать.

– Клянусь привести… («Нас, вас, тебя, болван!» – про себя Санни в точности исполнил приказ).

– К императорским регалиям!!!

– К императорским регалиям! – повторил за пьяным голосом абсолютно трезвый.

– Это есть правильный решений, ваше величество! – первым зааплодировал принесенному обету Мэтью Уинтерхилл, толкая барона Штейнборка, – Это есть превосходно!

Накалившаяся обстановка почти сразу же волшебным образом вернулась в уже привычное русло всеобщего разгула, снова заиграл придержанный кем-то патефон, руки присутствующих потянулись к строю бутылок. Сославшись на неотложные дела, новоиспеченный вассал покинул плавно набирающее обороты гуляние, остановившись у крыльца, чтобы подышать упоительно вкусным после духоты помещения уличным воздухом.

– Браво, князь! – раздался голос скрытно подошедшего со спины старого премьер-министра, Впрочем, это он думал, что подошел незаметно: пыль – почти тот же песок, и всего лишь чуть менее охотно сообщала своему повелителю окружающую обстановку, – Браво! Такие постановки я даже в Венской опере не видел!

– Что вы имеете в виду? – огрызнулся Санни.

– Так ненавязчиво подвести этого индюка к нужным вам словам слова… вы достойный сын своего отца! Нет-нет, генерал, кроме меня никто не понял! – примиряюще поднял пустые ладони граф Сюткин, оказавшийся в «Армии Освобождения» после казни единственного внука, не успевшего оставить потомка, – Если хотите, могу принести свое слово уже вам!

– Мы слишком стали полагаться на слово, забыв об обычной человеческой чести, – произнес Василий, отведя пытливый взгляд от разом постаревшего за зиму бывшего сановника, – Обычного слова дворянина будет достаточно!

– Считайте, что оно у вас есть, – кивнул старик, – Но, кстати, князь, слово как слово… Черт, тавтология какая-то получается! – усмехнулся Андрей Викентьевич, – Слово, как понятие, как деяние, я думаю вы поняли, что я имею в виду, ввели именно дворяне. В старые века, как вы наверняка знаете, магия, тогда ее называли духовной силой, была подвластна лишь нескольким боярским родам, от которых мы все берем свои корни. Это сейчас одаренным может оказаться любой представитель подлого сословия, а тогда лишь дворянин мог подтвердить магией клятву, доказывая ее истинность.

– Ваша лекция, граф, не отменяет моего мнения. Нашли же вы способ обойти данную вами присягу! Или скажете, что вы ее не давали?

– Разумеется, давал. Но вы забываете, что приносил я ее тогда, когда императорская семья состояла из его императорского величества Павла Второго и его покойной супруги. И я был верен императору. На его сыновей, племянников и прочую родню, появившуюся после, моя верность не распространяется. Точнее могла бы распространяться, не убей они… – граф с силой смежил слезящиеся веки, – моего Сергея.

– Простите, что напомнил, – смутился Василий.

– Вы думаете, я хоть на миг могу забыть?! – прошипел старик, – Никогда!!! Так вот, князь Василий Георгиевич Солнцев, я клянусь, клянусь вам, лично вам!!! Служить вам до последнего вздоха, если поможете мне вымести из верхушки всю окопавшуюся там сейчас шваль и шушеру, недостойную называться великими людьми, и даже потомками великих людей! Вместе с вами встану за троном, если вам удастся посадить в него нашего индюка! Но лучше, если я встану за троном у вас! Не отмахивайтесь от моих слов! Найдите способ подчинить императорские регалии, и я ваш весь, целиком, с потрохами! А за мной придут другие сомневающиеся. Сделайте это, князь!