«Эх, Васька, Васька, ну и дуралеи же ты, Васька, — свет не видывал такого, а ещё проводником вызвался быть!» Вот так я, смеясь, думаю, глядя на нашего проводника, четырнадцатилетнего Васю, внука Петра Тимофеевича. Когда уходили утром на охоту, старик что-то шепнул Ваське на ухо, а что шепнул, мы не знаем. Мало ли секретов у деда с внуком.
Но к полудню загрустил наш парень — не узнаешь его, куда прыть делась.
Мелкий дождик идёт и идёт, ни тебе солнышка, ни тебе неба ясного. Ели да сосны так расплакались от дождя, что под них ни стать ни сесть, болотный багульник плещется водой, будто из ковшика, и тронуть нельзя. Только клюква ещё бордовее, ещё краше, рассыпалась одна к одной на бело-розовом мху, глянешь — и во рту кисло станет. Не утерпишь, нагнёшься, наберёшь пригоршню — и в рот, аж слёзы из глаз.
А Ваське и без клюквы кисло, совсем приуныл парень, и вот-вот тоже слёзы из глаз. Так тебе и надо, Ваське-кваське. Вольно было за дедом да за отцом по лесам бегать, пятками сверкать. А пошёл проводником — будто и в лесу этом никогда не бывал, вот как обернулось дело.
А утром было так.
Дед говорил:
— Сначала по большой дороге пойдёте, пройдёте три версты — вправо тропа будет, по этой тропе гарь перейдёте и выйдете на полянку к Матрёниным сапогам, а потом по Каменной дороге к Длинному болоту. Обогнёте болото, и тут бор будет, где медведь тёлку задрал.
— Да знаю я, что ты меня учишь! — возражал Вася.
— Ну, а от бора, — продолжал старик, — к Малому болоту рукой подать. От болота, ежели вправо возьмёте, к реке выйдете, а влево — к дороге. Глухарь в этих местах водится.
— Знаю, знаю…
Вот тебе и «знаю»! Ничего ты, дуралей ещё не знаешь. Полдня кружил по лесу, а теперь хоть караул кричи. Ни Матрёниных сапог, ни Длинного болота, ни бора, где медведь тёлку задрал. И даже Каменная дорога и та не попалась нам по пути.
Эх, Васька, Васька! Трактор изучил и даже водить можешь, а по лесу ходить не умеешь. Как же так, а?
— Куда теперь пойдём? — спрашиваем следопыта.
— Не знаю, — отвечает он и краснеет — точь-в-точь рак в печке. — Ужо переобуюсь да пойдём куда-нибудь.
— Что-то часто ты переобуваешься, Вася. Сапоги ноги натирают, что ли?
— Натирают, — пробормотал парень и улыбнулся.
Хитрит, а хитрить ещё тоже толком не умеет, и потому так нескладно у него получается. И мы тут разом с двух сторон на маленького Васю:
— А ну, давай начистоту выкладывай, что тебе на прощание дед на ухо шепнул, а?
Покраснел проводник ещё пуще.
— Говори, говори, мы всё знаем! Мы тоже блуждали в лесах немало. Всяко бывало. И дед твой будто заяц от собак по кругу не раз бегал, спроси-ка его. И на ухо тебе пошептал ради шутки, чтоб ты вперёд поумнее был.
— Ой ли? — удивился Вася.
И рассказал, что ему дед шептал.
«Коли заблудишься, — сказал старик, — то переложи стельку из левого сапога в правый, а из правого — в левый и обязательно выйдешь на дорогу».
Насмеялись втроём досыта над дедовым поучением, а потом заглянули в «лесную книгу», прочитали муравейник, ель прочитали, пень разобрали и пошли будто по компасу и вышли к Матрёниным сапогам.