Вадбольский – 3

Глава 12

После отъезда суфражисток перевёл дух, всё обошлось, со стороны Глорианы хоть и веяло грозой, но удара молнией не последовало. Возможно, и она сожалеет, что в процессе эволюции бакулюм был потерян.

Вообще-то в его потере виновата моногамия, это огромная, очень огромная потеря, которую не оплакивают только те неграмотные, которые не понимают даже, чего лишились.

Бакулюм есть почти у всех обезьян, вообще у животных, которые придерживаются полигамии, у моржей бакулюм достигает семидесяти сантиметров, вот уж кого эволюция любит.

Уверен, если бы кроманьонцу предоставили выбор: мозг или бакулюм, он только бы чуть поторговался насчёт размеров, но и сейчас, уверен, большинство мужчин выберут бакулюм, как выбирают шашлыки и вискарик вместо высшего образования.

Ладно, вернемся к нашим баранам. Как только гостьи скрылись на своих элегантных автомобилях, я передал своим гвардейцам винтовки Бердана, показал, как пользоваться, один из винчестеров оставил себе для изучения, есть идея, как без особых трудов перестроить под точность и дальность стрельбы, а также добавить скорострельности.

Иван Бровкин сегодня подошел и, оглянувшись по сторонам, сказал шёпотом:

— Ваше благородие, разрешите обратиться?

Я усмехнулся.

— Обращайся сразу, мы не в армии.

— Я вчера сглупил, не стал обходить по длинному коридору и выпрыгнул из окна второго этажа, силушка играла, дурь в голову ударила…

Я буркнул:

— Ничего не сломал?

Он помотал головой.

— Чую, могу и с третьего так же, но тут такое дело…

Он закатал рукав и показал багровый вздутый шрам на руке от запястья и до локтя.

— Напоролся на кол в тыне, руку распахал, как сохой. Стряпуха остановила кровь, перевязала, сказала, сегодня менять повязку.

Я сказал хмуро:

— Никому ни слова, понял? Наши все такие, а чужие пусть считают нас хилыми и слабыми. Если что, нарвутся. А если будут знать, то пошлют самых лютых бойцов.

Он с облегчением выдохнул.

— Как же мы надеялись, что и с нами будет, как с Василием! И вот оно…

— Ещё не то вас ждет, — сказал я зловеще. — На днях поедем смотреть моё поместье. Не знаю, что там и как, но надо быть наготове. Ещё выделю по кувшину, чтоб на этой неделе всё до капли выдули!

Он сказал обеспокоенно:

— Ваше благородие, это ж какие деньги на нас тратите!

— Ничего, — сказал я тем же зловещим голосом, — такую же и службу стребую!

Он улыбнулся, похоже, не поверил в мои строгости, пока что служба очень даже мирная, даже с Шершнем, судя по рассказам, разделались подозрительно легко.

Я закрылся в кабинете, напоминая себе, что я неплохо продвинулся в укреплении организма, но почти ничего не сумел в области магии. А у магов половина всех усилий уходит на создание силовых щитов из энергии Щели. Не тех щитов, что держат в левой руке, а призрачных, что либо отражают пули и стрелы, либо поглощают, но сами из-за ударов быстро разрушаются.

Мощь магов прежде всего в том, каким по прочности щитом могут окутаться. Говорят, что архимаги в состоянии создать щит, который из пушки не прошибить, но такого никто не видел, хотя, думаю, возможно, только энергии сожрет немеряно.

Второе, в чем маги постоянно упражняются — регенерация. Умение на ходу заживлять мелкие раны — это самое важное. С тяжёлыми сложнее, приходится выходить из боя, но это ненадолго, несколько часов и всё: сломанные руки-ноги, снова в порядке, ребра тоже срослись, готов в бой снова.

Заклинания нападения — это третье по важности. После щитов и регенерации. Всё-таки каждый думает прежде всего о том, как уцелеть самому, хотя находятся сорвиголовы, что всё вкладывают в удары.

Что мне сейчас развивать в первую очередь? Будучи по натуре человеком трусливым… ну ладно, осторожным и предусмотрительным, хотя перед собой можно не прикидываться, я бы занялся укреплением себя, но и так уже почти уперся в предел, так что остаются только защитные щиты, вот только как их создавать…

Сон мне без особой надобности, но раз уж завтра в Щель Дьявола, то поспал пару часов на всякий случай. Проснулся с чувством, что зря потерял время, каждая минута на счету, а я как Сарданапал какой, стыдно, как Чехову перед собакой.

Утром, едва вышел из кабинета, он же пока и моя спальня, меня перехватил Василий.

— Ваше благородие, лабораторию не только распаковали, но и разместили в той же… как её, ага, последовательности! Так что можем варить зелье дальше!

Я посмотрел на него угрюмо, вздохнул.

— Прекрасно. Теперь снова разбирайте…

Он вскрикнул встревожено:

— Ваше благородие!

— Придётся перенести в другое место.

— Ваше благородие?

— В особняк графини Кржижановской. А что? Вы у меня теперь гвардия, вам негоже таким низким трудом заниматься.

Он посмотрел на меня пытливо.

— А графине?

— Вот-вот, — сказал я. — В общем, работайте, труд из обезьяны сделал кроманьонца. А я после обеда отлучусь.

На своем авто ехать нет смысла, а шофёром брать некого, пусть работают, потому на извозчике добрался до стоянки у стены Академии, расплатился и отпустил.

Автомобиль Дроссельмейер узнал сразу, пока шел к нему, Сюзанна уже вышла с той стороны автомобиля, добрела до крохотного киоска, где кроме газет продаются и канцелярские принадлежности, мимо дефилирует публика под цветными зонтиками, в моду снова вошло разноцветье с упором на оранжевый, цвет осенних листьев.

Заметив меня, обернулась, высокая, стройная, элегантная, в модной шляпке красного цвета с вуалью, высокая грудь и тонкая талия, идеальная фигура, высокомерное лицо в обрамлении золотых волос, лебединая шея с двумя рядами жемчужного ожерелья… Это что, в таком виде в Щель?

— Вадбольский, — произнесла она холодно и насмешливо. — Долго же тебя Глориана уговаривала!

Я пробормотал:

— Меня особо уговаривать не надо, я податливый. Подойти с цветами и шоколадом, пару комплиментов на ушко… и я готов. Только шампанское захвати, а то я стесняюсь.

Её лицо исказилось в неприятной гримасе.

— И не мечтай!

— Да ладно, — сказал я понимающе, — не стесняйтесь, фрау Дроссельмейер. Простите, фройлян. Сейчас потащите к себе?

Она сказала с надлежащим высокомерием аристократки:

— И не мечтай, павиан! Иди за мной, смотри под ноги!

Я и не собирался смотреть на её задницу, нечего там смотреть, когда три-четыре платья, да ещё с такими подушечками, но сейчас посмотрел, а она как раз подошла к автомобилю, оглянулась, и её взгляд яснее ясного дал понять, что я в её глазах опустился ещё ниже павиана.

Шофёр выскочил нам навстречу, распахнул дверцу заднего сиденья, но на меня уставился с подозрением.

Этот гад одет куда лучше меня, одни его штиблеты стоят больше, чем весь мой костюм и обувь, да что там костюм, один галстук с бриллиантовой булавкой намного дороже.

Он перехватил мой взгляд, рука его скользнула к рукояти пистоля за брючным ремнем.

Дроссельмейер небрежно махнула рукой.

— Антуан, он со мной.

Шофёр кивнул, но продолжал смотреть на меня донельзя подозрительно и враждебно. Мужчины обычно садятся рядом с шофёром, если сиденье свободно, но я сел сзади рядом с Сюзанной, ноздрями втянул аромат тонких духов и чистой здоровой кожи, явно шею мыла, хоть и аристократка.

Хлопнула дверца, шофёр вытащил из-под капота огромный изогнутый в виде коловрата толстый стальной прут с крестовиной на конце, вставил этим концом в отверстие под капотом и с силой завертел по часовой стрелке.

Под капотом взрыкнуло, автомобиль тряхнуло. Я перегнулся с заднего сиденья и, дотянувшись до тумблера, дернул его вниз.

— Всё, искра схвачена!

Шофёр перестал крутить, вытащил ключ, на меня посмотрел пристально, кивнул, что можно понимать как благодарность. Дроссельмейер взглянула с абсолютным непониманием.

Я вспомнил, что раньше автомобили обслуживали два человека, шофёр подбрасывал дровишки в топку, а потом уголь, а водитель крутил баранку и вел автомобиль, так что этого мрачного типа правильнее называть водителем.

Мотор периодически взрёвывает, водитель наконец сел на своё место, автомобиль тут же тронулся и, набирая скорость, помчался с лёгким разворотом на выезд к улице.

На чем это он, подумал я заинтересованно. Электрокары двигаются бесшумно, а этот то ли на мазуте, то ли на дизеле, как танк Т-34. Ладно, потом, всё потом…

Дроссельмейер сидит ровно, даже опираясь на спинку удобного кресла, при такой позе грудь смотрится рельефно, а живот западает так, что выступили бы ребра, если бы не удушающий корсет, но что делать, мода. Я смотрю на неё, она смотрит вперед, меня категорически игнорит, я же самец, не могу не начать прямо щас подкатываться, пудрить мозги комплиментами, выпендриваться, петушиться, обещать сдвинуть горы и снять все звезды с неба, и всё лишь для того, чтобы приблизить момент, когда выпадет шанс впендюрить.

Я поинтересовался скучным голосом:

— Остальных ждать не будем?

Она сообщила безразличным голосом, не поведя в мою сторону глазом:

— Они сразу к месту.

— А вас, значица, принудили везти мерзкого Вадбольского?

Она бросила на меня подчеркнуто равнодушный взгляд.

— Почему мерзкого?

— Я не мерзкий?

— Для мерзкого должны что-то значить, — отрезала она. — Пока что для меня никакой.

Я довольно ухмыльнулся.

— Хорошее начало. Сюзанна, на самом деле вы стоите гораздо больше, чем вот так глупо лезть в Щель Дьявола, что-то доказывая. Хоть как обижайтесь, но мужчины сильнее и быстрее просто в силу анатомии. Но… это не значит, что вы должны уступать! Вполне можете честно соревноваться и побеждать в самом главном: управлении, финансах, политике, администрировании, медицине… да много в чём, гораздо более нужном для Отечества, цивилизации и подъема животноводства!

Она молчала, но в какой-то момент заинтересованно покосилась в мою сторону, я тогда упомянул финансы, её увлечение, затем снова с аристократической безмятежностью смотрела на виляющую из стороны в сторону дорогу, роскошные деревья по обе стороны и серое небо над пламенно красными и багровыми кронами осеннего леса.

— Я мог бы дать вам настоящую возможность утереть нос мужланам, — сказал я.

Она чуть скосила на меня взгляд.

— Какую же, барон?

— Вы не поверите, — ответил я уверенно, — и сходу отвергнете. Вы аристократка, как не суфражистничайте!.. До конца могут пойти только суфражистки, которым терять нечего. А вы очень сытно живете, потому ваша судьба предначертана: деловое замужество, оговоренное родителями, дальше работа квочки, плодящей детей, посещение салонов, где можно почесать языки. И… всё.

Она, отвечать не стала, мало ли что худородный говорит, всё равно худородный, пусть и обзавелся какими-то землями, власть принадлежит могучим родам, даже Родам, их называют великими, потому что в их состав входят и роды помельче, что дали вассальную клятву верности.

Я горько усмехнулся, ещё бы, будь я великим князем, она бы внимала со всем почтением, даже попыталась бы следовать, не сомневаясь в разумности, великий князь изрек, не какой-то зачуханный барон!

— Ваше сиятельство, — продолжил я как можно мягче, — суфражизму можно служить, не только походами в Щель Дьявола, что вроде бы делают только мужчины. Финансами и бухгалтерией занимаются тоже только мужчины в силу того, что женщины как бы по своему развитию на уровне мартышек и ни к чему разумному не способны.

Она вспыхнула.

— Вы с таким убеждением говорите!

— В этом убежден мир, — уточнил я, — даже большинство женщин так считают. Но вы легко можете опровергнуть! И это будет намного проще, чем сделать ещё десяток рейдов в Щель Дьявола.

Она покосилась на меня недоверчивым глазом.

— Каким образом?

— Женщины не работают финансистами, — сказал я, — только потому, что их не подпускают к финансам! Им не дают места даже самых простых бухгалтеров!.. Считается, что эти дуры только тратить умеют! Вы считаете это справедливым?

Она фыркнула и выше задрала нос.

— Нет, конечно.

— Потому, — сказал я, — когда появится шанс показать себя в управлении или финансах, хватайтесь за такую возможность. Это будет ваш триумф и звездный час!