С того дня Мата Хари висит над районом, что контролирует Шершень. Там кроме бандитов ещё и десятки тысяч непричастных к его криминалу работяг, торговцев, ремесленников, хотя все отстёгивают какие-то деньги за «защиту», что вообще-то не чистое вымогательство, без защиты банд Шершня на район в самом деле наложат загребущие лапы соседи, те же банды, как он сказал, Волка, Настырного или Ктыря, и не факт, что придётся платить меньше.
За неделю наблюдений, когда я сидел, как на иголках, ожидая покушений уже более изощренных и мощных, сумел узнать о возможностях Шершня побольше, не только рэкетом занимается этот вор, не только им.
Сегодня заметил среди идущих на службу одинаковых людей знакомое лицо, это же Антонин Дворжак, тот самый следователь, что вёл дело о тяжёлом ранении Глебова.
Повинуясь импульсу, шагнул ему навстречу, он сразу заметил меня, пошёл медленнее, не сводя с меня взгляда.
— Драсте, — сказал я, — ваше благородие.
Он смерил меня недружелюбным взглядом.
— Что хотите сказать?
Я ещё раз проверил его психологический портрет, ещё верно, законник, тверд в убеждениях, бескомпромиссен, гибок в решениях, верный слуга закона, но не букве, а его основе.
— Мне случайно стало известно, — сказал я, — что вон в том здании складируют опий и даже, представьте себе, гашиш. Кроме того, недавно завезли контрабандой морфий и кокаин. Но где лежит, не знаю.
Он насторожился, спросил резко:
— Откуда вам известно?
— Я же говорю, — пояснил я, — случайно. Но если не вмешаться прямо сейчас, много людей пострадает, кто-то погибнет…
Он ещё ещё колебался, сверлил меня недобрым взглядом.
— Почему вы мне это сообщаете?
— Вид благодарности, — пояснил я. — Вы поняли, что в конфликте с Глебовым ещё было не совсем так, как вам изложили, и вы это поняли, но не стали рыть дальше, так как формально виноват я, но сволочь Глебов, вы это уже знали. Сейчас можете арестовать преступника, что прикрывается дворянским титулом, его слуги воруют для него малолетних детей простолюдинов для растления, он держит их в подвале.
Он нахмурился.
— Любой обыск только по решению особого суда по делам аристократов. Да и как вы можете подтвердить…
— Никак, — ответил я. — Но через десять минут из задней двери вон того магазинчика вынесут большой сундук и погрузят в крытую коляску. В сундуке двое связанных детишек. Их повезут в имение барона Елисея Лопаткина. Её сможете проверить?
Он поколебался, буркнул.
— Если найду повод.
— Постарайтесь, — сказал я, — город будет чище. И не благодарите! На меня ссылаться нельзя, я вам ещё пригожусь.
Похоже, эти слова подействовали, он повернулся к магазину. На заднем дворе только три подводы, я уже сам засомневался, крытой повозки нет, но медленно отворились ворота большого сарая, оттуда и выехала повозка с крытым верхом и угрюмым детиной на облучке.
Дворжак бросил на меня злой взгляд, оглянулся, махнул рукой околоточному. Тот подбежал, отдал Дворжаку честь.
— Ваше благородие?
Дворжак указал рукой.
— Останови ту коляску. У неё колесо вихляет, до аварии недалеко.
Околоточный, судя по его виду, усомнился, но указом сверху обязаны помогать сотрудникам следствия, и он, снова козырнув, бросился наперерез коляске.
— Стой-стой!
Кучер в испуге хлестнул коней, помчались, околоточный оказался молодцом, вспрыгнул на подножку и, ухватившись за запертую изнутри дверцу, принялся кричать, что у них колесо вихляет, повозка вот-вот рухнет.
По-моему, кучер наконец-то понял, что той опасности, которой страшится, нет, натянул поводья, лошади начали затормаживать бег.
Я увидел как Дворжак, уловив неверную реакцию кучера, стремительно сорвался с места, в бешеном спурте догнал повозку и запрыгнул сзади на ступеньку для слуг, а оттуда вломился вовнутрь.
Я велел Мате Хари проследить уже за этой коляской, а сам отодвинулся в тень большого дерева, обогнул его и, стараясь быть незаметным, скользнул в ближайший переулок, а оттуда поспешил к ожидающему меня возле автомобиля Тадэушу.
Третий дрон, что пока просто летающий воротник рубашки, я перевёл в стелс-режим и повесил в незримости над домом, где живем. Иван не станет зря предупреждать, внимание мы привлекли, ясно, но что дальше?
Шершень сейчас занят поисками могучего покровителя, что стоит за моей спиной и снабдил меня очень умелыми стрелками с новейшими винтовками Бердана, а тут я ему подкинул ещё и проблему насчёт склада с опием и похищением малолетних детей.
Перевести дух удается только у графини, она великолепна, чувствует моё настроение, охотно делает мне модный в этом сезоне расслабляющий общий массаж, ванна к моему приходу наполнена тёплой водой, а на полочке стоят наготове созданные мною шампуни и кремы.
Сегодня, когда я вышел из ванны, освежённый и чистый, как яичко к пасхальному дню, она уже лично отсервировала лёгкий ужин прямо на прикроватном столике, а сама в легком платье ждет такого странного компаньона на краю постели.
Ужин изумительный, я пожирал с великим удовольствием, она довольно улыбается, женщинам всегда нравится, когда мужчины хорошо едят приготовленное ими лично, посмотрела на меня с интересом.
— А ты знаешь, что у Вадбольских было своё княжество? И довольно обширное!.. И вообще были владения по всей Руси.
Продолжая подчищать тарелку, быстро заглянул в память зеттафлопника. Ух ты, княжество Вадбольских существовало задолго до прихода Рюрика, даже неизвестно, насколько, хотя тогда ещё не звалось княжеством, а как уже княжеством им управлял великий воитель, восемнадцатое колено по прямой линии от родоначальника князей Вадбольских…
— Знаешь басню Эзопа, — спросил я, не став читать дальше, — лисица и виноград?
Она засмеялась, показывая белые ровные зубы и зовущий рот.
— Да, ситуация та же… Ближайшие земли Вадбольских давно уже во владениях графа Басманова. Не все, конечно, но часть.
Я начал расстёгивать на ней корсет, графиня лукаво посматривает, сумею ли остановиться, разговор ещё-таки серьёзный.
— А что за граф?
— Тайный советник, — произнесла она с заметным уважением, — генерал от инфантерии, а с прошлого года ещё и фельдмаршал!
— Ну, — сказал я и потрогал освобожденные от корсета её нежные перси, — с такими мне не тягаться.
— Да он уже отошёл от дел, — сообщила она, — свой дворец не покидает уже второй год. У него что-то с глазами. Сперва левый глаз отказал, потом правый. Последний год даже свет от тьмы не отличает.
Я продолжал мять её перси, сочувствую графу, но в этом веке нет в мире здоровых людей, полностью здоровых. В каждом какие-то изъяны.
— Как думаешь, — спросила она и легла навзничь, — он будет больше похож на Кутузова или Нельсона?
— Так оба были слепы на правый глаз, — напомнил я, — Разве что на Ганнибала, тот был слеп на левый. Но больше на Яна Жижку.
Она и лёжа продолжала обмахиваться веером, разгоняя аромат духов по комнате, по мне их в самом деле многовато.
— Ах да, — проговорила томным голосом, — ты же специалист по древним эпохам?
— Да, — согласился я, — но на самом деле тогда не хрена не умели и даже волосы под мышками не брили.
— Ох, — сказала она и покосилась на впадину под левой рукой, откуда торчат мощные заросли, — а что, будет модно брить?
— Стричь, брить, — согласился я. — И не только в подмышках. В общем, даже Клеопатра что могла придумать? Ничего. Тогда не знали анатомию. Тем более физиологию.
Она посмотрела на меня со странной усмешкой.
— Да, ты знаешь больше.
— Чуточку, — ответил я. — Я не бабник, сама видишь. Это как хороший вкусный обед… Но за обед войну не начну даже со слабым соседом. А что у этого графа, катаракта?
Я стащил с неё остатки белья, она наконец-то отложила веер и раскинула руки в стороны.
— Я твоя пленница!..
— Насиловать не буду, — предупредил я, — но вдую с удовольствием.
Она весело и призывно рассмеялась, грубые слова провоцируют возбуждение, тело у неё белое, нежное, как у глубоководной рыбы, что никогда не видела солнечного света, покрытое тонким слоем жирка, тоже мягкого и нежнейшего.
Потом, снова раскинув руки в стороны, она осталась лежать на спине, счастливо улыбаясь, а я бодренько вскочил, шлёпая босыми ступнями, прошёл в такую же роскошную, как спальня, ванную комнату, отлил прямо в раковину, так уходит меньше воды, что спасает природу, вернулся и спросил с ходу:
— Так, говоришь, у того графа катаракта?
Она взглянула с лёгким укором.
— Мог бы ещё минуту не думать о делах, но все мужчины почему-то сразу вспоминают, что они на работе!.. Не знаю никаких страшных названий, знаю только, что ослеп окончательно. Когда-то шрапнель задела лицо…
Похоже на катаракту, мелькнула мысль. Самое распространённое возрастное заболевание глаз, её научились легко убирать ещё в середине двадцатого века. Гениальный хирург Федоров создал сеть клиник по всей России, где катаракту, как и ряд других заболеваний глаз, с лёгкостью убирали хирургическим методом за несколько минут.
Она посмотрела с интересом.
— Что?
— Да так… тебе нужно научиться скрывать то, что думаешь.
— Зачем? — спросил я. — Разве мы не доверенные союзники? Хотя да, ты молодец, умеешь удочку забрасывать.
Она довольно заулыбалась.
— Сам сказал, что я хитрая.
— Ты как с этим графом?
Она вздохнула.
— Никак. Он из самых могущественных и влиятельных в Империи, его род идет из таких глубин… Но чуточку знакома с его внучкой Байонетой. Не дружба, а так, пару раз встречались в салонах, один раз на балу.
— Гм, — сказал я. — Но это лучше, чем ничего… Ты не смогла бы как-то заронить ему идею, что я мог бы помочь ему со зрением? Через эту Байонету?
Она широко распахнула глаза, и без того крупные и прекрасные.
— А ты… в самом деле смог бы?
— В зависимости, — сказал я. — Что у него, катаракта, бельмо или конъюнктивит?
Она посмотрела на меня озадачено.
— А ты точно не призываешь сейчас дьявола? Слова-то какие страшные…
Я задумался, она на полном серьёзе смотрит с некоторой опаской.
— Узнай, — попросил я, — что сможешь.
— Хорошо, — ответила она с сомнением. — А если удастся поговорить?
— Все разговоры через тебя, — пообещал я, и её глаза вспыхнули алчным интересом. — Ещё организуешь ты, а я появлюсь в конце. Насколько он богат?
Она фыркнула.
— Да он и сам не знает. Помимо огромных владений его рода, у него заводы на Урале, судоходная кампания, пять или шесть дворцов в Петербурге и один в Москве, а денег немерено, сотня миллионов в золоте… Погоди, поняла, зачем спрашиваешь. Это насчёт тех земель Вадбольских?
Я кивнул.
— Догоню не догоню, так хоть согреюсь.
Она демонстративно надула губки и без того пухлые и пунцовые.
— Ах, так я тебя не грею?
— Как думаешь, сторговаться удастся?
Она засмеялась.
— Ещё будет зависеть от твоего умения лекаря. Для него потеря тех земель совсем не потеря. Он сам не помнит, сколько у него владений. И, поверь, чего много, тем не дорожат.
Возможности со слепым графом дразнят и распаляют воображение, я же человек умный, а значит жадный и загребущий, но так, чтобы не слишком упахиваться, потому заставил себя вчитываться в технологию процесса, при которой эти «мохнатые жемчужины» превращаются с помощью пресса и дополнительной сушки в тонкие сухие лепёшки. Там ещё добавляют некоторые травы, что надежно консервируют продукт, сохраняя его на несколько месяцев годным к употреблению.
Травы эти знаю, нет проблем, но главное то, что сырой продукт можно обрабатывать так, что сохраняет всю убойную мощь на очень долгое время. В одну лепёшку, размером с сахарное печенье, уходит двадцать-тридцать перлин.
Теперь я дома и зельеварствую, а в Щель Дьявола ходит мой друг Джамал, мне передаёт деньги и кристаллы с этими самыми перлинами.
А вот дома в отдельной комнатке можно организовать изготовление лепёшек, а потом ими торговать. А перлины пусть приносит не только Джамал, но и удалые добытчики, я смогу покупать на рупь дороже.
Решено, завтра же озабочусь оборудованием. К счастью, оно нехитрое. Да и вообще, что в этом мире для меня хитрое или сложное?
Это уже другой уровень, напомнил я себе подбадривающе. Лепёшка из перлин стоит в тридцать-сорок раз дороже, их можно носить в нагрудном кармане, откусывать при необходимости, а то и просто рассасывать понемногу.
Постепенно думы о слепом графе как-то отошли на второй план, там догоню — не догоню, но хоть согреюсь, а здесь зелье даёт ощутимый доход.
Но через неделю после того разговора о графе Басманове примчался посыльный с письмом от графини Кржижановской. Прочитав коротенький текст, я тотчас же велел Тадэушу подогнать автомобиль ко входу к дому.
— Куда поедем, ваше благородие?
— Помогай Ивану, — велел я, — сам доеду.
— Автомобиль не сопрут?
— Там охраняемая территория.
В самом деле, на этот раз я въехал прямо во двор и подкатил к самым мраморным ступеням в особняк, охрана ворот меня уже знает и не задавала вопросов.
Оставив автомобиль, я бегом поднялся в здание, молчаливый лакей указал в сторону личного кабинета графини. Очаровательная, как всегда, она заулыбалась мне навстречу и отодвинула на другой край стола бумаги.
Я поцеловал её в обнаженное плечо, потом в щеку, чувствуя приятнейший аромат лосьона, который подарил в прошлый раз, по её жесту сел напротив на диванчик с двумя подушечками по краям.
— Дорогой, — заговорила она приподнятым, но и тревожным голосом, — Байонета сказала деду, он ответил ей, та сообщила мне… Словом, если ещё не передумал, мы получили разрешение обследовать глаза графа Басманова.
Сердце моё тукнуло несколько чаще обычного, уточнил:
— Мы?
Она потупила глазки.
— Да, я должна тебя представить. Я графиня, у меня определённый вес благодаря титулу. Но потом уже ещё в твоих руках.
— На какое число договариваемся?
Она посмотрела на меня с удивлением, словно я вот только сейчас вылезаю из берлоги, да ещё задницей вперед.
— Дорогой, с такими людьми не договариваются, а слушают их распоряжения.
Я вздохнул.
— И какое распоряжение?
— Как только, — сказала она, пародируя меня, — так сразу. В смысле, сразу, как узнаешь ответ. Лучше не затягивать, людей такого ранга раздражать очень не рекомендуется.
— Мы можем выехать хоть сейчас, — сказал я, — но уже поздно, он же за городом? А вот с утра можем и отправиться. Если готова, конечно.
Она счастливо заулыбалась.
— Дорогой, с тобой я всегда готова. И на ещё. Ты внушатель уверенности. Да и люблю… неожиданности! А то что за жизнь, когда дни похожи один на другой?