Едва вышел из библиотеки, увидел идущего навстречу Горчакова. Сердце кольнуло недобрым предчувствием, Горчаков увидел во мне нечто непривычное, пытается разобраться, а это значит, я у него как жук под лупой.
— Привет от заморского шпиёна, — сказал я весело, стараясь его опередить, — а что глаголит твой отец, тем более, твой дядя?
Его брови красиво приподнялись в вопросительном жесте.
— Ты о чем?
Я пояснил так же легко, словно общаемся насчёт погоды в Санкт-Петербурге:
— По поводу твоих инсвинуаций, как говаривала леди Слипслоп, насчёт меня? Ну, что я чуть ли не британский засланец красть наши страш-ш-шные тайны?
Он взглянул в изумлении.
— Зачем?.. Разгадаю, моя заслуга, не разгадаю — никто не узнает, что я… гм… не сумел.
И расхохотался, глядя в моё обескураженное лицо.
— Привыкай, Вадбольский! Здесь все друг друга в чем-то подозревают. Кто беспечен — того сжирают.
— Естественный отбор, — сказал я со вздохом. — Вроде бы уже умные, почти человеки, а от биологии никуда.
Он всмотрелся в меня с интересом.
— Возможно, ты даже не знаешь, что сильнейший маг в империи — сам Император?
Я широко распахнул глаза.
— Правда? А как же Церковь?
— А что церковь, если магия вот она? Значит, всё по воле Господа, и если Он позволяет магию, то либо проверяет людей в стойкости и вере, либо наказывает за грехи.
— Тоже мне наказание, — буркнул я. — Маги сильнее простых простодырых христиан, вот-вот захватят мир…
Он улыбнулся, но улыбка получилась грустной.
— Ошибаешься, Вадбольский. Какой там захват мира? Большинство наших курсантов только и думают, как после окончания училища устроиться на тёплое местечко в столице! Да и то не своими усилиями, а с помощью родни, связей. А пока отлынивают от учебы, головы забиты барышнями, пьянкой, скандалами…
Я демонстративно поморщился.
— Испанский стыд! А как же мечта о доблестной службе Отечеству? Где горение юных сердец?
Он сказал посерьёзневшим голосом:
— Потому к тебе и присматриваются, ты сам это ощутил. Империи нужны амбициозные.
— С амбициозными сложности, — напомнил я. — Да и рано, мы всего лишь курсанты.
Он хмыкнул.
— Хороших мужчин разбирают щенками!
— Так говорят старухи, — напомнил я, — что подыскивают женихов для своих только что родившихся внучек!
Прозвенел звонок, во двор высыпали гурьбой курсанты, часть ринулась в столовую, ещё больше устремились на женскую половину двора продолжать флирт, как без него жить, гормоны бурлят и бытие определяет сознание, я увидел как из женского корпуса вышли Иоланта и Глориана, они же почти равны по статусу: Иоланта принцесса крохотного королевства, а Глориана — великая княжна императорской семьи.
Иоланта первой увидела нас с Горчаковым, стрельнула глазами и указала Глориане кивком.
Глориана вскинула над головой зонтик, лицо решительное, направилась в нашу сторону. Я засобирался сбежать, Горчаков как раз смотрит на меня с подчеркнутым превосходством, но не рода, а своих знаний, только в этом случае я не чувствую себя оскорбленным.
— Так, — подчеркнул он веско, — говорят везде. И в Генштабе тоже. Ещё не решился признаться? Я твой друг, не выдам!
Я вздохнул обреченно, Глориана ещё далеко, успеваю сбежать, сказал с неохотой:
— Ладно, ты меня раскусил. Мой настоящий титул…
Он сказал жадным шёпотом:
— Говори, я никому!
Я посмотрел по сторонам и добавил ещё тише:
— Мой главный титул… барон! Моя тайная резиденция — Невский проспект, дом девяносто шесть. Приглашаю в гости!
Я сделал глупо-счастливое лицо, кивнул и поспешно отступил, начал разворачиваться для побега, но взгляд зацепился за полное раздражения лицо надвигающейся, как ураган, Глорианы, надменное и спесивое, а злой взгляд говорит, что прекрасно понимает мой маневр насчёт удрать, и если я попытаюсь, то остановит грозным окриком, услышат все во дворе.
Я сделал радостное лицо, воскликнул патетическое:
— О, ваша светлость! Как мы счастливы, как мы счастливы!..
Горчаков бросил на меня полный недоумения взгляд, а он чего это счастлив, он тоже князь, сын светлейшего князя, но ничего уточнять не стал, покачал головой.
— Вадбольский, не хами… Ваша светлость, счастлив вас видеть. К сожалению, срочно нужно к ректору, прошу меня извинить!
Глориана даже не проводила его взглядом, подошла и уставилась в меня холодными, как все льды Антарктиды, глазами.
— Иоланта говорит, ты совсем не в восторге от нового рейда в Щель Дьявола?
Я вспикнул пугливо:
— Ваша светлость, как я посмею!.. Под вашим венценосным предводительством… я безумно счастлив, вот щас чепчик в воздух брошу!.. Да хоть на край света, а можно и дальше!..
В её глазах плещется море жидкого азота, мне показалось, что осень мгновенно сменилась зимой с её вьюгами и стужей, а в воздухе искрятся мелкие льдинки.
— Тогда будь готов, — произнесла она холодно. — На днях нас туда доставят.
Я воскликнул истово:
— Вот щас всё брошу и побегу!.. Всё, как скажете, ваша светлость!..
Похоже, у неё с юмором нелады, лишь благосклонно кивнула и осведомилась:
— Что-то в библиотеке искали?
— Да, ваша светлость, — сообщил я преданнейшим голосом. — Пытался найти ответ на важнейший вопрос касательно пути человеческой цивилизации! С бакулюмом более-менее стало понятно, хотя и неясно, однако проблема баубеллюма спать не даёт! Почему он почти редуцирован, если для эволюции как бы нужен?
Её глаза стали круглыми, но выражение лица не изменила, княжна из императорской семьи не может показать себя в чем-то незнающей, у неё же лучшие в империи учителя и наставники, лишь бросила надменно:
— Если для вас это так важно, уточню у своих… преподавателей.
— Да-да, сказал я. — Пусть ответят вашей светлости! А то ишь, только щеки надувают! Пусть подробно и со знанием дела объяснят, иначе какие они преподуны княжеской семьи? Даже великокняжеской? Это же важный философский вопрос на стыке наук, философии и первичной этики. А вы потом великодушно меня осчастливите подробностями.
Он кивнула со всей надменностью императрицы галактики, изволив отпустить меня по своим мелким насекомьим делам.
— Идите, Вадбольский. Идите, идите, идите…
Я поклонился, шаркнул ножкой, попятился, ещё раз шаркнул и отбыл, весь как бы переполненный почтением, её такое злит ещё больше, потому что знает, почтения во мне к титулам нет вовсе.
Ишь, даже не спросит, а уточнит! Дескать, прекрасно знает ответ, но уточнит. Хотя зачем злю, мне это невыгодно, да и не полная дура, один суфражизм чего стоит, но не могу удержаться, сдергиваю с небес на землю, как бы во имя её же блага.
Автомобиль на стоянке смотрится неплохо, пусть многие здесь подороже и попышнее, но и мой хорош, новенький, сверкающий, задорный, готовый в драку.
— Поехали, — сказал я, влезая на водительское кресло, — ах да, сам ещё не умеешь… Ладно, поработаю у тебя водителем.
Выруливая со стоянки на улицу, вспомнил, что надо расплатиться с владельцем арендуемого мною домика, хотя, скорее, тот должен мне я же платил вперед, а съехал за неделю до срока.
Ну да ладно, мелочи, пусть посмотрит дом и подтвердит, что ничего мы за срок аренды не переломали, не люблю незаконченные дела и вопросы.
Пру на конфискованном у Шершня автомобиле, хрен кто заявит на него права, явно Шершень покупал для себя прямо от мастеров. С Шершнем покончено, но что со всем этим районом делать? Встать вместо?.. Как сказал ему тогда, преступность необходима обществу, как отдушина. Правильное поведение и дисциплину нас вколачивают с пеленок, сперва родители, потом учителя, воспитатели, армия, но всё равно человечку, даже самому благовоспитанному, хочется хоть на часок побыть пиратом, бандитом, наемным киллером, мафиози…
Конечно, граф не пойдет в киллеры, страшно, но завести интрижку тайком от жены — вполне, а это тоже нарушение, но за него не сажают и не расстреливают, а только укоризненно качают головой, а этот граф, весь правильный, в ответ выпячивает грудь и говорит хвастливо: «Ну вот такое я говно!».
Район омерзительный, дома серые и полуразвалившиеся, мусор и нечистоты под ногами, здесь живет не просто нищета, а преступная нищета, что перебивается мелким воровством, а если переходит к разбоям, то сразу же образовываются шайки, банды, появляются вожаки, начинается дележка района, с кровью и угрозами договариваются какая банда чем заправляет.
Каждый новый градоначальник начинал с того, что пытался искоренить преступность чисто солдатским способом: устраивал поголовную зачистку, арестовывая всех, на кого указывали, как на вора или мошенника.Часть помирала ещё под арестом, других отправляли в Сибирь, но через какое-то время трущобы снова заполнялись ворьем, снова возникали свои лидеры, вроде этого Шершня.
А ещё нужно, напомнил себе, своим гвардейцам достать винтовки Бердана, мелькнула мысль. Медленно двигается военная мысль, медленно. Слово «винтовка» употребляет Пушкин в «Капитанской дочке», Лермонтов в «Герое нашего времени», но в армии нарезное официально называется винтовальным ружьем, в каких-то частях — винтовальной фузеей, а то ещё и винтовальной пищалью.
Уф, наконец-то автомобиль выметнулся в приличные районы, где чисто, пристойно, а по улице ходит городская стража.
Ещё через полчаса распахнулся самый престижный район Петербурга, а вон выезд на Невский проспект, всё чисто, идеально ровно, прекрасно мощенные отесанным булыжником одинакового размера улицы и переулки, а сам проспект вообще идеален.
Отныне мой дом в конце проспекта, хоть и не крайний, дальше ещё один, поменьше и победнее, зато новенький, блещет ещё не высохшей краской.
Стряпуха принесла мне краюху хлеба и кувшин молока, низко поклонилась.
— Барин, что-то приготовить к обеду?
— Сколько на это уйдет времени?
— Около часа, барин.
Я отмахнулся.
— Некогда. Перекушу, чем Бог послал, и уеду в имение. Иди, отдыхай.
— Но, барин, если что надо, только скажите. Я же тут без дела неделями маюсь.
Я помотал головой.
— Потом-потом всё решим. А сейчас я занят. Иди.
Она удалилась с поникшей головой, печально, видите ли, что её услуги никому не нужны, а когда прибывают гости, то все питаются из ресторанов и сюда заказывают.
Я грыз засохший хлеб и запивал молоком, когда Мата Хари сообщила, что к воротам моего прекрасного дома подходят прогулочным шагом двое мужчин, а ещё через пару минут примчался взмыленный охранник и быстро-быстро сообщил, что граф Константин Заслонов и граф Перист-Петренко просят аудиенции.
— Впустить, — велел я, — проводить в гостиную. Нет, наверх нельзя. Туда чужим вообще будет нельзя! Мата, кто они?
Она ответила незамедлительно, что граф Константин Заслонов является владельцем железной дороги Петербург-Москва, граф Перист-Петренко работает стряпчим, это пока всё, что есть в её базе данных.
В гостиной мебели достаточно, чтобы принять гостей, Басманов учитывал запросы гостей, так что бутылки с вином не только в шкафу, но и на кухне, и, как уже мне доложили, в подвале три бочонка вина и около сотни бутылок с винами, коньяком и ликерами.
Я поднялся из-за стола, сделал два протокольных шага навстречу. Гости мои чем-то похожи, такими бывают однополчане или просто люди, что живут бок-о-бок долгие годы, хоть один другого толще, оба с красными мордами и красными носами.
Первым заговорил мужчина слева, крупный и осанистый, если бы не чрезмерная полнота, выглядел бы даже импозантно.
— Ваша прислуга сообщила нашей, — сообщил он с усмешкой, — что этот дом отныне принадлежит вам, юноша.
— Барон, — сказал я. — Барон Вадбольский.
Он вскинул бровь.
— Простите?
— Этот дом принадлежит не юноше, — пояснил я посмотрел на него без намека на улыбку, — а барону Юрию Васильевичу Вадбольскому.
Он пару мгновений смотрел на меня, словно не понимая, затем заулыбался и красиво взмахнул руками.
— Ах вот вы о чем!.. Ну да, конечно, барон Юрий Васильевич!.. Это я так по-свойски, мы же соседи, а вы так молоды, удивительно молоды, прям завидно!.. Я граф Перист-Петренко, ваш сосед слева.
Я кивнул, но без улыбки, продолжал смотреть молча и вопрошающе.
Он снова взмахнул руками.
— Если что нужно, обращайтесь… барон. Мы соседи, живем здесь давно, в отличие от графа Басманова, что был здесь лет пять тому или даже раньше.
— Но дом не слишком долго пустовал? — спросил я безразличным голосом.
Он засмеялся весело и, как мне показалось, вполне искренне.
— Раз в месяц какая-нибудь кампания да заезжает на пару дней, бывало и на неделю. Но нам приятнее, что наконец-то это не гостевой дом, а то слишком много шума и бесчинств!.. Уверен, вы, несмотря на молодость, будете держать вожжи в руках!
Я присматривался к его спутнику, графу Константину Заслонову, этот помалкивает, но Перист-Петренко то и дело косится на него, словно спрашивает разрешения. Немолодой, но ещё крепкий, плечистый, в мундире служащего имперских войск, но, скорее всего, в отставке. По крайней мере, так шепчет чутье. Лицо суровое, мужественное, обветренное, глаза явно привыкли щуриться солнцу и ветру навстречу, даже сейчас не отвыкнет, взгляд прямой, требовательный.
— Константин Заслонов, — представился он коротко, крепко пожал мне ладонь, добавил: — Ваш сосед справа.
Я сказал с улыбкой:
— Я думал, мой дом самый крайний.
Перист-Петренко сказал живо:
— Вы приобрели, даже не проверив местоположение?
Я не ответил, вопрос бестактен, ибо вторгается в личное пространство, обратился к Заслонову очень вежливо:
— Присаживайтесь, сейчас подадут кофе и коньяк.
Он кивнул, сел на диван, но не откинулся на спинку, как Перист-Петренко, тот ещё и ногу на ногу закинул, а остался сидеть прямой и статный, но заметно, что не принуждает себя, за многие годы привычка стала нормой.
Стряпуха внесла заморский кофий и десяток пирожков на широкой тарелке, весь день пыталась навязать разные чаи, но я велел убрать до особого случая, когда прибудут гости из деревень. Это её обидело, но Элеазар научил готовить барский кофий, и сейчас, похоже, сделала всё, как надо.
Пока саморучно разливала кофий по чашкам, я присматривался к гостям. Суровый и немногословный Заслонов вызывает некоторое доверие, хотя ещё не знаю, какие с ним могут быть точки соприкосновения, а вот Перист-Петренко, что так и лезет в душу и набивается в друганы детства, вызывает некоторое отторжение.
— Хороший кофий, — сообщил он и ухватил с тарелки пирожок, — успели уже обустроиться? Хорошо, в таком огромном доме должен быть порядок. И даже гарнизон. А то полицейский патруль редко до самого конца Невского доходит.
Заслонов добавил кратко:
— Государь Император подписал указ о создании Жандармского Корпуса. Теперь будет кому патрулировать город, с жандармами не побалуешь.
— Это прекрасно, — воскликнул Перист-Петренко и лицо его озарилось ярчайшей улыбкой! Слава Государю Императору, Самодержцу Всей Руси, за мудрое решение!