Вадбольский – 3

Глава 7

Грабь награбленное — хороший вообще-то лозунг, если грабишь ты, а не тебя. Грузовик нагрузили доверху, укрыли сверху брезентом и плотно завязали, Тадэуш тут же погнал по указанному мною адресу.

Остальная четверка молниеносно выгрузила добычу из оставшихся автомобилей в наш арендуемый домик, смоталась ещё дважды в разгромленное логово Шершня и выгребла ещё, что могло пригодиться или можно продать.

Я это время быстро-быстро просматривал захваченные из сейфа Шершня бумаги: четыре магазина на подставных лиц, две ремонтные мастерские, несколько складов, а также перечень мест, что отстёгивают десять процентов прибыли за «защиту».

Ещё куча закладных, с которыми нужно разобраться… хотя проще сжечь к чертям собачьим. Кто-то ощутит радость — избавился от кровопийцы, а кто-то потеряет фамильное золото, раз уж отдал этой сволочи, как в ломбард, в надежде, что потом выкупит.

Нет уж, мелькнуло у меня мстительное, все, что принадлежало Шершню, загребу. Ну, пусть не все, но что смогу, то захапаю. Я человек очень бедный, особенно теперь, когда у меня дом на Невском и где-то имение, а денег на содержание нет. Почти нет, в банке крохи, а не деньги. С такими в Совет банка точно не примут.

Я отобрал часть бумаг, быстро накатал записку с указанием, что в подвале Шершня наркотики под видом мешков с мукой, а ещё приложил несколько расписок от торговцев, которых Шершень держал в кабале.

— Отнесешь это Антонину Дворжаку в департамент полиции, — напутствовал я Элеазара. — Прямо в руки, понял? Никому больше!.. Он поймет. И знает, как распорядиться.

— Понял, — сказал он, в глазах заметил хитрый блеск, решил, что у меня в полиции свои люди. — Ещё сделаю в точности!

— Возьми извозчика, — крикнул я вдогонку.

Хмурый и очень запоздалый осенний рассвет наконец-то озарил мир, а вместе с ним и Санкт-Петербург. Солнце угадывается сквозь толстые одеяла туч, на улицы вышли дворники, начали шуршать листьями и сгребать на широкие лопаты конские каштаны, время постепенно близилось ко второму завтраку…

Я насторожился, далеко впереди на улице показался автомобиль, мчится очень быстро в нашу сторону, крепкий середнячок, работает явно на кристалле.

Иван и Василий, даже не взглянув в мою сторону, перестали таскать вещи в дом, встали за железным кузовом так, чтобы не достали выстрелами, оба сразу вооружились для ближнего боя.

Доехав до нас, автомобиль встал, как вкопанный, так резко, что даже задом как бы взбрыкнул. Дверцы с обеих сторон распахнулась, слева с ленцой в движениях вышел рослый красивый юнош в дорогом костюме и длиннополом пальто, справа выметнулась в длинной юбке и короткой меховой пелерине молодая девушка в шляпке на пышной прическе и с яркой лентой вокруг тульи.

Я успел рассмотреть ярко-оранжевые волосы в крупных кудряшках, радостное лицо с веснушками и сразу же услышал восторженный вопль:

— Да он вылитый дядя Володя!

Она в мгновение преодолела разделяющие нас пять-шесть шагов, бросилась на шею, звонко чмокнула в щеку, отстранилась на вытянутые руки и всмотрелась сияющими глазами.

— Точно! Вылитый!

Я осторожно отцепил её руки с моей шеи.

— Простите, барышня…

Она спохватилась:

— Ой, я не представилась?.. Ой, как неполитесно!.. Прости, я Марчелла Лаперуз, твоя племянница. Что, забыл свою семью? Это вот твой племянник Вольдемар Лаперуз, сын твоей сестры Натальи Вадбольской……

Я смотрел с недоумением и в то же время любовался её живостью, это целый вулкан эмоций, из нового потока слов понял, что из трёх дочерей Василия Игнатьевича и Пелагеи Осиповны две уже давно с семьями в Санкт-Петербурге. Оказывается, Пелагея Осиповна всей родне в Петербурге написала, что их младшенький сын отыскался, взялся за ум и теперь учится в Императорском Лицее, где взращивают будущих полководцев, дипломатов и государственных деятелей. И, если родня ещё помнит о родственных чувствах, то просьба приглядеть за ним.

Поздно собрались, мелькнуло со злой иронией. Наверняка Пелагея Осиповна отправила письма сразу же вдогонку за нами с Иваном. Но никто и пальцем не шелохнул, кому нужны лишние заботы? Да ещё если никакой выгоды, а только траты.

Я спросил с некоторой издёвкой:

— Тайком пришлось удирать из дома или как-то выпросила разрешение?

Она быстро зыркнула на меня, на миг запнулась, но тут же снова расцвела в сияющей улыбке.

— Да это неважно, я вырвалась, и я здесь! И как рада, как рада!.. Ох, ты не видел моего дядю Володю, вы с ним ну просто на одно лицо!

Её спутник, который Вольдемар Лаперуз, сопел всё громче и бросал на меня уже почти ненавидящие взгляды.

— Зайдете в дом? — предложил я. — Чаю, кофе?.. Наверняка остался ещё кусок пирога от вчерашнего ужина…

Она расхохоталась.

— Кусок вчерашнего пирога? Богато живешь!.. А мне сказали, сеном питаешься, в Сибири все бедные!..

— Точно, — сказал я. — Как церковные мыши.

— В церкви мыши толстые, — возразила она, — а вот ты… да ты просто великан! У нас только дядя Володя такой. И все у вас какие-то…

Гвардейцы, видя, что опасности нет, продолжили перетаскивать вещи, оба этажа нашего маленького домика уже забиты под крышу, даже чердак заполнен, а по лестнице можно передвигаться только боком и прижимаясь к стене.

Все рослые, как сразу отметила эта Марчелла, не зря же из Преображенского полка, куда с ростом меньше, чем метр восемьдесят пять не берут, а на моих зельях ещё и могучие, плечистые, силой и удалью так и пышет от каждого, особенно после такой блестящей и молниеносной операции.

Вольдемар, конечно, помельче, что и понятно, от Вадбольских в нём только половина генома, хотя выглядит неплохо, хорошо сложен, не толстый, хотя морда уже пухлая, как сдобный пирог.

Мои на меня поглядывают в нетерпении, автомобили загружены так, что и палец не всунуть, даже телеги, которые снарядил запасливый Иван, тоже загружены доверху.

Пора отсюда сваливать, повернулся к радостно улыбающейся, словно ясное солнышко, Марчелле.

— Слушай, — сказал я, — хочешь помочь своему найденному родственнику?.. Я сейчас в процессе переезда, понимаешь?.. Нужно на новом месте расположить мебель, а ты, вроде бы, женщина, значит, в этом разбираешься лучше всех на свете!..

Она распахнула глаза шире.

— Ох, я вижу… А куда переезжаете?

По виду Вольдемара было видно, что переезжать можем в места, ещё более отвратительные и нищие, но смолчал, а я ответил дежурно:

— Невский проспект, дом девяносто шесть… Я там даже не во все комнаты успел заглянуть, нам, мужчинам, нужно мир спасать, а быт что, быт никуда не денется.

Она смотрела на меня широко растопыренными глазами.

— Там только шикарные дома столичной знати…

— Берешься?

Она оглянулась на брата.

— Вольдемар, езжай домой! Я задержусь.

Он сказал сердито:

— Тебя отпустили только под моим присмотром.

— Это мой дядя, — возразила она. — С ним я в безопасности!

Я подтвердил кивком.

— Езжайте, Вольдемар. Вы свою трудную, но почетную задачу выполнили, доставили сестру в полной целостности и безопасности к её родне, а здесь уже я о ней позабочусь.

Он нахмурился.

— Отец будет против.

Я сказал дружески:

— Вы уже взрослый, сами можете принимать решения. Марчеллу привезут к вашему дому в течение дня. Слово барона Вадбольского!

Марчелла сияюще улыбнулась брату и умело влезла в автомобиль к Василию.

Охранник поспешно отворил ворота, я подогнал авто к мраморным ступеням, вблизи на площадке для автомобилей уже в плотном строю три щегольских автомобиля и монструозный грузовик, все без груза, быстро работают мои орлы.

Перед крыльцом бегом собралась дворня и быстро выстроилась перед новым хозяином, чтобы всех оглядел и оценил.

Я вышел из авто, стараясь делать это солидно, не какой-то баронет, а целый барон, дворня эту разницу, в отличие от меня, чувствует, вон как дружно все поклонились.

Я оглядел, стараясь выглядеть толстым и важным. Слуги, челядь, как их не называй, а ещё дворецкий, он же мажордом, но для меня что мажордом, что майордом. Вообще-то многовато для обслуживания одного-единственного дома, это не усадьба или поместье, где работает куча народа, обеспечивая почти суверенное существование.

— Всем драсте, — сказал я и улыбнулся по-доброму, как положено благодушному барину, — никаких пока перемен. Каждый занимается тем, чем и занимался. Но теперь жить буду здесь, так что за воровство и самоуправство быстро вздерну!.. А теперь вольно, можете разойтись

И взбежал по мраморным ступенькам вверх, в холле встретил спешащего навстречу Ивана.

— Ваше благородие! — вскрикнул он, лицо раскраснелось, видно, что запыхался. — Из лаборатории ещё подняли наверх, пока сложили в оной из комнат на третьем этаже…

— Мудро, — сказал я, — туда никто посторонний входить не должен. Дворня в разгрузке помогала?

Он сказал с неловкостью:

— Ваша племянница хотела их запрячь, да мы решили ещё сами. Негоже дворне знать, что у нас в узлах.

Я кивнул, ребята соображают быстрее меня. В узлах пачки ассигнаций, акциях, залоговых бумаг, а также золото, как в брусках, так и в амулетах, медальонах, кольцах и всяких безделушках. Даже посуду не стоит дворне показывать сейчас, пока не разберемся с нею и не поставим в буфеты или куда их в этом времени ставят.

— А где Марчелла?

Он широко улыбнулся.

— Прям летает. Как стрекоза, вжик-вжик!.. Деятельная. Похоже, учили её многому, но делать не позволяли.

Марчеллу, как ещё же призналась позже, не отпустили под надзором Вольдемара, а она хитро улизнула на рассвете, когда в доме спит даже прислуга. Вольдемар успел догнать её в последний момент, Марчелла водит автомобиль даже лучше, чем он, а за ней помчался потому, что за младшей сестрой велено присматривать, больно легкая и беспечная.

Это я узнал на ходу из её щебетанья, пока носилась по огромному зданию и верещала, как тут роскошно, как здорово, как грандиозно, заодно указывая, где что можно расположить, как принято в большом графском доме.

То, что привезли на грузовике, а потом за четыре ездки на трёх автомобилях, растворилось в огромных помещениях особняка, как несколько капель воды в жаркой пустыне.

К счастью, мебели здесь достаточно, спальни тоже оборудованы полностью к приёму гостей.

Я кивнул склонившемуся дворецкому, а когда прошёл в кабинет Басманова, а теперь мой, подумал: на хрена потрошил сейф, а потом задвигал его книжным шкафом?

Это же отныне мой кабинет, мой сейф! Привыкай, ботан, руководить и распоряжаться!

Быстро поднял из роскошного кресла задницу, сбежал на первый этаж, где собрал гвардейцев в главном зале. Все пятеро выстроились передо мной, бравые, отважные и гордые, что служат мне, который их ценит и постоянно поддерживает всякими усиливающими средствами.

Я хмыкнул, да, для них великая удача присягнуть мне, но и для меня вполне естественно вкладываться в них, потому что моя гвардия, моя сила и защита, и в конечном результате приносят мне пользы не меньше, чем я им.

Хотя вообще-то пока больше пользы приношу им я.

— Ребята, — сказал я с нажимом, — присматривайте пополнение. Как в свои ряды, так и в просто охрану. Я могу обратиться в артель по набору, но это крайний случай. Лучше через вас, у вас же есть однополчане… и просто бывшие военные, списанные на пенсию.

Элеазар сказал таинственно:

— С ними будет проще. Сейчас даже в охрану собачей будки не возьмут, старые!.. Везде нужны молодые да крепкие. Я знаю троих, за кого могу поручиться.

Тадэуш добавил:

— Если с Клятвой Крови, то можно и ненадежных. Но о такой клятве большинство и слышать не хотят. Лучше умереть, говорят.

Я промолчал, сам такого мнения, но на моей стороне даже не то, что могу вернуть им молодость. В России всем с пеленок вдалбливают идею необходимости беззаветной службы Государю и государству, это нравственно, почетно, необходимо и единственно верно. Россия — осажденная крепость, когда-то Польша была богаче и во всем сильнее Руси, но там было много свобод, и они погубили могучую страну с гордым народом.

Всегда молчаливый Антон Мейербах сказал кратко:

— Смогу двух точно.

Он с Элеазаром переглянулись, что-то таят, я не стал допытываться, сказал:

— Действуйте. Лучше, чтобы принесли Клятву Крови. Для них преференций будет больше, чем просто для наёмников. Но и простых наёмников надо много.

Теперь переглянулись уже не только Антон с Элеазаром, но и Тадэуш как-то странно кашлянул, переступил с ноги на ногу.

— Что? — спросил я. — Ну? Говорите, я что-то не знаю?

Тадэуш пробормотал:

— Да это как бы все знают, это вы в благородной рассеянности запамятовали…

— Ну-ну?

Он сказал со вздохом:

— Клятва Крови… Она как бы очень уж… В общем, не столько трудная, как объемная, что ли.

Я сказал нетерпеливо:

— Давай яснее.

Он сказал чуть громче:

— В общем, Клятва Крови с каждым разом дается ещё труднее. Обычно благородный может взять Клятву с троих, а если очень сильный, князь или герцог, то с пяти. Говорят, наш Государь Император, да будь его имя вовеки, сумел взять такую клятву с десяти самых верных ему придворных, но это по слухам.

Я кивнул, уже понял, сказал в раздумье:

— Значит, я уже исчерпал лимит?..

Он кивнул с хмурым видом.

— Да, ваше благородие. Вы приняли Клятву нас троих… Возможно, может быть, еще двое-трое, больше вряд ли получится. Не бывает у человека такой силы, чтобы держать под Клятвой больше…

Я подумал, вздохнул.

— Ладно. И без всяких клятв люди служат за хорошее жалованье. Так что подыскивай людей. А если из сослуживцев, то те будут благодарны за то, что чуточку сумею оздоровить.

Василий просиял лицом, сказал с довольным выдохом:

— Ещё двое-трое моих знакомых намекают, что на всё готовы, чтобы… ну, оказаться в нашей гвардии.

— Веди, — сказал я. — Не затягивай. У нас всё ускоряется. И не крикнешь «Помедленнее, кони, помедленнее»!

Он вздохнул.

— Да и крикнешь… Не поможет.

— И ещё, — сказал я строго, — держитесь тихо. Понимаю, хочется показать силушку, но… нельзя. Пока что нельзя. Никто не должен знать вашей мощи. Пока нас будут считать слабыми, победа будет за нами без особых усилий. И, главное, без потерь.

Последнее заставило их подтянуться и посуроветь, но на меня поглядывают с удивлением. Такое должны говорить мне, юнцу, а не я им, повидавшим жизнь и прошедшим не одну войну.

— Да, кстати, — сказал я, — как будто только вспомнив, надо, чтобы прозвучало как можно будничнее, дескать, а что такого, то ли ещё впереди, — Отныне я не баронет, а полноценный барон. Мой статус стал чуть выше, ваш растет вместе с моим.

Василий охнул, остальные вытаращили глаза, только Элеазар сказал понимающе:

— А-а, вот почему охраны побольше…

— В правильном направлении мыслишь, — сказал я. — У меня не только этот дом в Петербурге, есть ещё имение с прилегающими землями. Туда тоже понадобится охрана!

Иван, все ещё потрясенный, вид у него такой, словно оглоблей получил по затылку, пробормотал ошалело:

— А что… в том имении своей охраны нет?

Я смолчал, кто знает, что за имение и как меня примут, окинул их оценивающим взглядом. У всех грудь колесом, плечи развернуты, едят глазами начальство, ещё по Уставу.

Зелье действует, у всех рассосались старые болячки, суставы не трещат, сухожилия снова растягиваются, как в молодости, а регенерация должна усилить заживляемость по крайней мере вдвое.

— Василий, — сказал я.

Он быстро шагнул вперед, четкий и могучий, бросил ладонь к голове, хотя там нет головного убора, а что к пустой голове руку не прикладывают, в Правила ещё не вошло.

— Слушаю, ваше благородие!

— Ты командуешь охраной и безопасностью этого дома, — сказал я. — Подбери людей, вооружи, расставь в нужных местах. Да, обучи пользоваться берданками и винчестерами. Не поймешь сам, я помогу.

— Слушаюсь, ваше благородие!

Я кивнул Ивану на окно, из которого открывается вид на внешний двор, где в будочке возле ворот дремлет старик-охранник. Басманову можно вообще без охраны, само имя грозного фельдмаршала служило защитой, да и сегодня ещё служит, пока никто не знает, что этот особняк уже принадлежит вчерашнему бездомному, безземельному и безденежному баронету.

— А ты, как самый первый из команды, заведуешь всей хозяйственной частью. И не только. А сейчас хоть жопу рви, но подключи всех друзей и знакомых, кому доверяешь… Требуется пополнение.

— Слушаюсь, ваше благородие!

— Беги, — сказал я, — хозяйничай, тут работы много.

Он умчался, я неспешно прошёл по длинному коридору, даже здесь люстры, не говоря про тех монстров, что в залах. В самом конце обнаружил длинную стремянку, с её помощью вечером зажигают люстры и светильники на стенах, а утром гасят. С люстрами, что в зале, посложнее, там два-три могучих мужика опускают на канате через блок люстру вниз, где быстро зажигают свечи, потом снова на веревке подтаскивают на нужную высоту.

С этой операцией мне проще, Мата Хари может как зажигать свечи, так и гасить, но я могу ещё проще…

Через полчаса все люстры сияют мощно и радостно, такого света не дадут свечи, а всего-то нужно — зажечь так называемый магический свет, что обойдется не так уж и дорого, по кристаллу на люстру, зато хватит почти на год.

В зал вбежала Марчелла, сияющая и радостная, такие солнышки вообще не бывают грустными, ликующе запищала:

— О, как тут стало красиво и солнечно!.. Это ты сделал, дядя?.. Хотя какой-то ты дядя неправильный, дядя должен быть старым, а ты мой ровесник!.. А ты знаешь, что у тебя…

Я вскинул обе ладони, прерывая поток слов.

— Марчелла, ты как раз вовремя. Мы скоро здесь подохнем с голоду. Кухня большая, но пусто, если не считать мебели и кастрюль. Подумай, как накормить народ! То ли заказать из ресторана с доставкой…

Она мгновенно сориентировалась, вскрикнула:

— С ума сошел, из ресторана дорого!.. Садовник, дворецкий и даже охранник, как-то питаются?..

— Дворня для себя готовит отдельно, если нет кухарки, — сказал я, — найми. Ты здорово выручишь всех нас и твоего… дядю.

Я сам чуть не сказал «брата», Марчелла ещё поняла по моей недомолвке, воссияла и сказала быстро-быстро:

— Ещё сделаю. Только нужно послать нарочного к моим родителям, что ещё прекрасно, но я ещё чуть задержусь.

— Все верно, — одобрил я. — Умница!.. А я думал, ты только красивая!

Она мило засмущалась, но очень ненадолго, даже щечки не успели зарумяниться, кивнула и вихрем унеслась дальше.