Ван Ван из Чайны 3

Глава 27

Холодно.

— Ван! Ван! Ван!

Тяжело.

— Ван! Ван! Ван!

Что это за шум? Почему все эти люди кричат мое имя? Я же просто бью по мячику, разве это достойно хоть чьего-то внимания? А сколько времени «бью»-то? Не помню. А счет какой? Не помню. Соперник? О, его я не только помню, но и воспринимаю четче, чем весь остальной окружающий мир вместе взятый. Роджер Федерер в этот раз для разнообразия решил физически держаться лучше меня — он старше, но здоров, а я — болею.

Тело слушалось неохотно, словно из последних сил, грозя БОЛЬШИМИ проблемами в будущем, но я был беспощаден: всегда презирал спортсменов, которые выходят играть больными или с травмами, и потом оправдывают этим свое поражение. Я так не хочу! Решил участвовать — будь добр выкладываться на полную, а если проиграл, то веди себя достойно, а не обесценивай победу соперника рассказами о том, как тебе было трудно.

Голова плыла, и удерживать внимание на мячике становилось сложнее с каждой секундой.

— … — проплыли мимо моих ушей слова судьи-на вышке в ответ на пропущенный мною мяч.

Счет объявляет, но какая мне разница? Мне бы до конца игры дожить, причем — с победой. Раскочегаренный температурой, «шпионской акцией» и высокоскоростной игрой на пределе сил мозг словно махнул на меня рукой, взявшись за решение проблемы такого неосторожного хозяина сам, правильно поняв, что кратчайший путь к отдыху — победа над Федерером.

Пока соперник готовился подавать, окружающий мир словно подернулся серой дымкой, а перед ним, соткавшись из струек тумана, возникла картина бури над родной Сычуанью. Черные небеса низвергали на наше чесночное поле водопады воды, сильный ветер трепал полы не способного помочь дождевика, окружающий мир время от времени освещался яркими вспышками молний.

Впереди, упорно выдергивая сапоги из жирной грязи, бредет Ван Дэи — тогда, много лет назад, я был ростом ему по пояс, и от этого спина отца кажется огромной и надежной.

Нога «меня-маленького» особо плотно увязла в грязи, и, потеряв равновесие, я шлепнулся носом в поле. Стало страшно — вдруг папа не заметит, что я упал, и я останусь лежать здесь, в грязи, пока не утону в луже?

«Папа!» — шепнул «я-настоящий» одними губами вслед за напуганным «собой-маленьким».

Сильная рука схватила меня за плечо и мощным рывком поставила на ноги — сапог остался в плену у грязи. В лицо вонзился луч отцовского налобного фонарика, из-за которого Ван Дэи превратился в большой, черный силуэт. Блеснула молния, мириадами искорок отразившись в капюшоне отцовского дождевика, и, как только стих пришедший за молнией гром, Ван Дэи хлопнул меня по плечу, нарочито-бодро перекрикивая шум ливня:

— В такие ночи, как сейчас, поле кажется бесконечным!

И в этом отец был прав — «мне-маленькому» именно так и казалось.

— Но это не так, сын! Запомни — бесконечных полей не бывает, главное — не оглядываться назад! Снимай второй сапог — в такие ночи они только мешают!

Я снял второй сапог, отец к моему удивлению сковырнул с ног свои, выковырял из грязи застрявший мой, и обе пары мощно швырнул куда-то в сторону невидимого сейчас забора.

— Давай, осталось всего несколько метров! — смахнул капли с капюшона моего дождевика.

Увлекшись просмотром «флешбека», я машинально отбивал мячик, подсознанием и рефлексами отмечая, что розыгрыш склоняется к моей победе.

«Я-маленький» тем временем усталыми ручонками срывал чесночные соцветия. Босая нога смачно чавкнула грязью, и я снова упал. В этот раз Ван Дэи не стал меня поднимать:

— Ты можешь падать сколько угодно, сын, но не забывай вставать — пока ты лежишь, работа только копится!

А Ван Дэи всегда был таким крутым мужиком? О, «мне-настоящему» мячик несут, значит мы играем в «больше-меньше». Разве папа не прав в том, что пока я ленюсь и жалею себя, «работа» только копится — то бишь увеличивается продолжительность игры? Ну-ка давай, малыш…

«Я-маленький», закусив губу, поднялся на ноги и взялся за ближайшее соцветие.

— Молодец, сын! — подбодрил отец, а «я-настоящий» подбросил мяч и вложил в подачу все, что у меня осталось.

Рука маленького меня сорвала соцветие, а «я-настоящий» с трудом смог разобрать слова судьи-с-вышки:

— Эйс! Сет! Победа справа!

Выдавив улыбку, я вытер пот со лба, а «я-маленький» тем временем положил ладонь на жердь забора, словно пытаясь убедить себя в том, что поле действительно закончилось, и можно идти домой…

— Спать, — прошептал я и отключился.

Нос обожгло, и я смог приоткрыть светящиеся глаза, увидев лишь мутные пятна света, сменяющиеся одно другим. Звуки окружающего мира доносились до меня словно через толщу воды, и я почти не понимал смысла чьих-то слов.

— … Никакого нашатырного спирта! Как врач, я сделаю все от меня зависящее, чтобы мальчик мог уже отдохнуть!

— У него финал!

— У него температура и общее истощение организма, а ты зачем-то пытаешься его будить! Я звоню в посольство — Вана срочно нужно везти в Бейджин!

«Бейджин» меня успокоил — рядом земляки, потому что иностранцы говорят «Пекин», и скоро меня увезут домой — поэтому я с чистой совестью выбросил из головы вселяющее тревогу слово «финал» и уснул, чтобы через неопределенное количество времени прийти в себя под гул, напоминающий шумы аэропорта. С неба на лицо лежащего меня падали капли. Редко — большую часть удерживает зонт над моим лицом, мешающий разглядеть львиную долю темного, лишенного звезд, неба.

— … До сих пор не потушили.

— Пропали наши вещи.

— Хоть телефон нашли…

Эта фраза почему-то остро кольнула меня тревогой.

— … Электрик-араб таскал все, что плохо лежит — у него в мастерской кучу всего нашли, но опись составить не успели: пожар начался.

Араб? Значит это все ко мне не относится, можно отдыхать дальше. И почему слово «пожар» тоже меня тревожит? Ай, пофигу — я заслужил отдых.

Очнуться полноценно у меня получилось в Пекине, на больничной кровати и со знакомым пейзажем за окном палаты. Цинхуа. Палата была «не обжитой» — никаких цветов, открыток, апельсинов и прочего тематического добра. Значит я здесь не долго. Зато телевизор в наличии — здоровенный, висит на стене напротив, и смотрит его сейчас знакомый «затылок», сидящий на стуле между моей кроватью и телеком.

«Плазма» показывала новости. Конкретно — снятые с дрона кадры удручающего вида обгоревших руин, в которых я с удивлением узнал исполинский комплекс зданий отеля, в котором мы жили: восстановить роскошный «The O2» быстро едва ли получится — от него остались лишь закопченные стены.

— … Согласно предварительным данным, причиной возгорания стал неисправный камин в пустовавшем номере класса «люкс».

Что?!!

— Противопожарная сигнализация спровоцировала панику среди постояльцев. Большая часть жертв обусловлена не пожаром, а возникшей из-за него давкой.

Бесстрастный голос диктора нанес мощнейший удар в самое мое естество. «Сколько⁈» — чуть не закричал я и тут же проникся презрением к себе: а какая разница⁈ Даже один погибший из-за меня человек — и что, что я этого не хотел⁈ — останется на моей совести навсегда. Пожалуйста, пусть зловещее «жертвы» прозвучало только ради рейтингов, а в реальности ущерб обернется парочкой сломанных ног и ребер.

Картинка сменилась на англичанина в пожарной форме. С уместным трагизмом в голосе он меня добил:

— На данный момент зафиксировано двести семьдесят пострадавших. Пятьдесят четыре из них погибло, в том числе семеро детей. Среди известных погибших — звезда тенниса Новак Джокович, голливудская актриса Анджелина Джоли и мэр Лондона — Александр Борис де Пфеффель Джонсон.

Сердце словно рухнуло куда-то вниз, руки затряслись, на глаза выступили слезы. Я этого не хотел! Я не виноват! Почему все эти люди не смогли спокойно выйти из отеля⁈

— Согласно предварительным результатам расследования, — появился на экране англичанин в полицейской форме с солидного вида погонами, точного значения которых я понятное дело не знал. — Сотрудники отеля грубо нарушили правила противопожарной безопасности — вопреки инструкциям, они не открыли запасные выходы и не обеспечили постояльцам доступ к пожарной лестнице. Полагаю, будет излишним упоминать тот, что это усилило панику среди гостей: во время тревоги и экстренной эвакуации запертая дверь не способствует спокойствию.

Спасибо за попытку сгладить удар, уважаемый, но я не стану перекладывать ответственность: если бы я не пошел сжигать смартфон, а, например, просто незаметно выбросил его в Темзу, гостиница бы спокойно работала еще много лет.

— К счастью, проживавший во время пожара в отеле китайский теннисист Ван Ван во время случившегося играл в полуфинале турнира «Ролекс Мастерс», после победы в котором потерял сознание. Сейчас он благополучно вернулся домой, и его жизни ничего не угрожает. Правительство Великобритании объявило трехдневный национальный траур, — закончил репортаж диктор, и выпуск новостей перешел к более актуальной для Китая проблеме: успехам отечественной промышленности на ниве автоматизации производства.

Я просто хотел спасти людей! Я никому и никогда не желал гибели! Какого черта первая же попытка воспользоваться приобретенной памятью на пользу не только себе обернулась таким кошмаром⁈

«Пятьдесят четыре из них погибло…» — прозвучало в голове зловещим шепотом.

Доволен, выскочка хренов? Ишь ты, нашлась «Ванга»! А может в мире существует метафизический, но неумолимо работающий «совокупный счетчик смертей», повлиять на который невозможно? Посчитала реальность потенциальных спасенных моими письмами — а их еще надо «подсунуть» так, чтобы их приняли всерьез! — и преподала мне жестокий урок: не лезь за пределы личного успеха, придурок, а то будет хуже.

И Джокович! Он-то какого хрена оплошал? Против кого мне теперь играть финал? Ах да, никакого финала не будет — я не только массовый убийца (и что, что «нечаянно»?), но и как полный слабак прилюдно грохнулся в обморок.

Ненависть и призрение к себе болезненными, липкими и разъедающими душу подобно кислоте потоками наполнили все мое естество, и я изо всех сил укусил себя за кисть руки — при этом я умудрился вырвать из вены катетер капельницы.

На шум обернулся тренер Ло, который почему-то и находится в палате со мной один-единственный.

— О, ожил! — обрадовался он и тут же встревожился. — Что с тобой? Где болит? — стремительно покинул стул и одним прыжком достиг изголовья кровати, вдавив кнопку на ней.

Хорошо быть стариной Ло Кангом — он сейчас наблюдает за трагедией, и ему даже в голову не приходит винить в ней себя или меня: произошедшее сойдет мне с рук в юридическом смысле, но…

Металлический привкус во рту и острая боль в руке немного помогли — организм отвесил паникующим мозгам успокаивающую оплеуху. Презрение к себе от этого усилилось — а что, людям в давке больно не было? Пятьдесят семь трупов между прочим.

— Ты чего? Ну-ка разожми зубы! — тренер Ло схватил меня за голову одной рукой, а второй попытался вытащить мою. — Успокойся! — отвесил мне оплеуху физическую. — Ты как такой рукой играть будешь⁈ — показал мне мою глубоко прокушенную кисть.

— Мне… — прохрипел я и закашлялся — только сейчас понял, что пить хочется.

А вот тем, кто из-за меня помер, пить уже никогда не захочется.

— На! — поднес к моим губам стакан Ло Канг.

Я не имею права на блага этого мира. Отмахнувшись рукой, я попал по стакану, облив себя и Ло Канга. В этот момент в дверь палаты вбежал врач в полном медицинском облачении, а следом за ним — Фэй Го и бабушка Кинглинг.

— У него истерика! — пожаловался на меня тренер Ло.

— Вижу! — буркнул на него доктор и сходу вкатил мне какой-то укол.

Почти сразу силы начали покидать меня, и последнее, что я увидел, было напуганное лицо плачущей бабушки Кинглинг. Прости, я все-таки испортил карму нашего рода.