Варлорд. Политика войны

Глава 19 Зима тревоги нашей

— Мало пробить коридор, его надо удержать и расширить, — обгрызенный карандаш Пабло метался по карте между Агредой и Тафайей.

— С севера у «наваррских бригад» Солчаги почти нет техники, только несколько tiznaos*, мало орудий и никаких источников боеприпасов, — доложил заместитель Панчо. — Там достаточно оставить заслон, Памплону дожмут баски Хосе Агире.

— А вы не боитесь, что они сольются в экстазе и объявят независимость? — примчавшийся на запах победы Кольцов искоса поглядывал на «товарища Кабеза».

— Мне кажется, Мигель, независимая Страна Басков для нас меньшее зло, чем карлистская Наварра, — чтобы увидеть главного политического советника, пришлось разгонять рукой табачный дым. — Кроме того, их вполне устраивает автономия, а независимость они видят как далекую цель.

* Тизнаос — кустарные броневики и прочие шушпанцеры, весьма распространенные в ходе гражданской войны в Испании, названные так из-за уставного серого цвета.

Кольцов хмыкнул и снова уткнулся в свой блокнот.

— А вот на юге новости не самые радостные, — заместитель Панчо выложил несколько сводок, — 7-й полк из дивизии «Черное пламя» перенацелили с Сигуэнсы на Сориа. Вероятно, туда же перенаправят и 6-й полк.

— Как быстро они там окажутся?

— Три-четыре дня, товарищ Пабло.

— Нужно мобилизовать строительную технику и срочно укреплять Агреду.

— Техника в Логроньо и под Тафайей, — буркнул Дуррути.

— В Сарагосе есть, — неожиданно вступил Махно, снова вызвав косой взгляд Кольцова на «товарища Кабеза».

Техника появилась в Агреде через сутки — пять часов марша, восемь подготовки и одиннадцать часов споров и ругани с командованием Арагонского фронта, не желавшего делиться. Справились только при помощи Кольцова и начальника артиллерии фронта, его знакомого еще со времен Барселоны — французский коммунист, воевавший под именем Хулио Огре, оказался выпускником Михайловского артиллерийского училища полковником Глиноецким. Заодно Кольцов довез до Сарагосы кинопленку, на которой подручные Панчо запечатлели исторический момент встречи ударных колонн Северного и Арагонского фронтов. Ее тут же размножили, часть начали крутить в кинотеатрах, часть разослали по другим городам.

А мы закапывались в землю наперегонки со временем — новости с каждым часом шли хуже некуда: вдобавок к чернорубашечникам, в Сориа прибывали танкетки, артиллерия и моторизованный полк дивизии «Литторио». Немного утешало, что в десятикилометровом дефиле между Сьерра-де-Алькарама и Сьерра-Монкайо имелось только две пригодные для наступления дороги — основная на Агреду и проселок на Аньявьеха. А шедшую на север в Сан-Фелисес горную дорогу легко можно заминировать и блокировать небольшими силами.

Чем я и занялся — уж чего-чего, а умение закладывать фугасы и устраивать прочие бризантные штучки в меня вдолбили накрепко. Честно говоря, я сильно сомневался, что итальянцы полезут по этой узкой почти тропе, но все равно с приданными саперами работал на совесть. И не зря.

Видимо, чтобы выслужиться и показать этим недотепам испанцам, как надо воевать, командующий экспедиционным корпусом генерал Марио Роатта приказал атаковать «с колес». Ну и огреб по первое число — САУ в засаде страшная штука! А если к ним еще пулеметы с минометами, то вообще. Не знаю, сколько там потерь под Агредой, лично не видел, но под Сан-Фелисес батальон подполковника Вирджинио Манари выхватил по щам так, что остатки итальянцев пришлось спешно выводить в тыл.

Поначалу колонна грузовых «фиатов» под гордым предводительством броневика, до одури похожего на «Остин-Путиловец», двигалась, не встречая никакого сопротивления, пока не уперлась в перекрывшую дорогу осыпь. Обычное дело в горах, только эту заблаговременно сделали подрывники. Пока головной дозор высматривал, как через нее можно перебраться, подтянулись остальные машины, включая командирскую легковушку.

Вот тут и жахнуло, да так, что «лянчу»-кабриолет попросту смело под откос. Каменным вихрем опрокинуло несколько грузовиков, началась паника, сверху в кучу-малу накидали гранат, а когда итальянцы малость очухались и залегли, отстреливаясь от невидимых гранатометчиков, с противоположного склона каньончика дорогу несколько раз причесали пулеметы. Попытка добраться до Сан-Фелисес в пешем порядке развернутыми цепями тоже ничем хорошим не кончилась — мины и пулеметы, пулеметы и мины, свою задачу мы выполнили на все сто.

Дуррути под руководством Пабло сжег на подходах к Агреде два десятка грузовиков и парочку танкеток, после чего итальянцы откатились и наступила двухдневная пауза. Махно, Дуррути и Пабло объехали участок и везде заставляли бойцов врываться еще глубже. В точности, как меня учили: вырыл основную — рой запасную; вырыл запасную — рой ход сообщения; вырыл ход — обшей траншею досками; обшил — перекрой, и так далее, без конца.

Сколько земли и камней перекидали бойцы за это время, не знаю, но нежданный подарок нам преподнесли наваррцы. Оставшись в окружении, они ничего лучше не придумали, как устроить диверсию на нашем «французском маршруте», пытаясь напоследок, до прекращения логистики через сопредельную державу, побольнее нас укусить.

Поезд не то, чтобы ушел под откос, но тендер и пару вагонов с рельс свалились. А французы, которые и без этого не слишком любили франкистов (кое-кто даже постреливал по рекете, когда бои шли впритык к границе), взвились на дыбы — акт агрессии!

Лига Наций, получив заявление, как обычно, пожевала сопли и строго-строго погрозила пальчиком — ай-ай-ай, как нехорошо! И выступила на тему, что всяких иностранцев надо бы из Испании отозвать. Италия и Германия сделали вид, что не слышат, Португалия вообще отморозилась, а Советский Союз предложил всем внимательно прочесть «Белую книгу» об итальянской и немецкой интервенции в Испании.

Удовлетворенная содеянным Лига Наций перешла к разбору японо-китайских проблем, наступательный порыв итальянцев закончился, и они предпочли свалить в Сигуэнсу. Так или иначе, но долина Эбро на всем протяжении оказалась в наших руках.

А у бывших франкистов разгоралась драка между Кейпо де Льяно и Саликетом на тему, кто в доме главный. Возможно, итальянцы и задушили бы эту свару, но Марио Роатту за провал на севере отозвали в Рим, а на его место назначили генерала Бастико, воевавшего в Эфиопии. И он, как человек новый и не успевший наработать авторитета, только бессильно наблюдал, как летят клочья от генеральских мундиров.

Немцы же под шумок накачивали «Легион Кондор» — слали десятки PzKpfw I и «юнкерсы», но по данным Панчо, в скором времени предполагалась отправка «мессеров» и He 111, а также зенитных пушек.

Euzko Gudarostea успешно наступала на Памплону, мы сколько могли помогали ударами с юга, бомберы завалили Наварру листовками, а границу «во избежание инцидентов» перекрыли французские войска. Неделя такого давления, нехватка боеприпасов и падение морального духа — и Хосе Агирре триумфально принял капитуляцию «наваррских батальонов». Часть офицеров все-таки смылась через Францию, часть ушла в подполье, но для Республики это все равно была крупная победа.

Воспользовавшись паузой, правительство в Мадриде спешно укрепляло дисциплину и оборону и даже расщедрилось на четыре министерских портфеля для анархо-синдикалистов из CNT. Заведовать промышленностью поставили известного мне по Барселоне активиста и журналиста Хуана Пейро, заместителя Аскасо по газете Solidaridad Obrera — он даже успел немного поработать на остеклении нашего авиазавода.

И первое, что Хуан сделал — затеял совещание по увеличению военной продукции, куда пригласил меня и главных инженеров Grander Inc. Однако непонятно — то ли для примера остальным, то ли, наоборот, для битья, то ли вознамерился по примеру Асаньи повесить на меня еще десяток-другой заводов.

Оставив Северный фронт на Дуррути и Пабло, я отправился в Мадрид, вызвав туда же Белла и Сурина. Термена дергать не стал — радиопроизводство это мое и только мое, незачем даже республиканскому правительству совать в него нос. Тем более, что у Льва Сергеевича чрезвычайно важная задача по радарам.

Из всего комплекса Nuevos Ministerios за три года успели построить только южное крыло, но в здание уже въехали три ведомства. Строительная разруха вокруг, запах толком непросохшей штукатурки, голые стены и унылая канцелярская мебель давали разительный контраст со «старыми» министерствами в барочных особняках и дворцах, с богатой резьбой, коврами и десятками картин на стенах.

Здесь же — голо и аскетично, ничего, кроме бюрократии. Видимо, Пейро это чувствовал и украсил свои помещения черно-красными флагами СNT, малость оживлявшими обстановку.

На совещание прибыла целая толпа — Негрин с помощниками, только что назначенный начальником Генерального штаба полковник Рохо, Кольцов и еще куча знакомого и незнакомого народу, включая делегатов от других министерств.

Делегация Grander Inc устраивалась в уголке, когда в зал вошел Гришин, а следом — Габи. В горле мгновенно пересохло, я чуть было не вскочил и не замахал в приветствии рукой, но вовремя спохватился и сел обратно, лихорадочно соображая, что она тут делает. Ну да, после выборов она из директоров школы перешла работать в Министерство просвещения, вот его, наверное, и представляла… Но почему она села рядом с Гришиным и почему они переговаривались?

Из-за спины Белла я глядел на Габи: собранные на затылке в пучок черные волосы открывали длинную шею, а темные глаза…

Темные глаза поднялись на меня — видимо, я слишком настойчиво ее рассматривал.

Кажется, мы оба вздрогнули.

Габи тут же опустила голову к своим записям, а я сжал челюсти. Сердце точил червячок то ли ревности, то ли жадности — как же так, почему эта женщина не со мной? Почему она улыбается Гришину, а он ей?

Я медленно досчитал до десяти и выдохнул сквозь зубы — все, забудь, прошло, отрезано и быльем поросло. Дышал и повторял, что незачем ворошить прошлое, незачем жалеть о несбывшемся, у меня жена, скоро будет ребенок, вся жизнь впереди.

За этим аутотренингом я упустил все выступления с обсуждениями и включился, только когда Белл упрямо доказывал, что больше двадцати самолетов в месяц завод выпускать не может.

— У вас двадцать, в Овьедо двадцать, вы что, сговорились? — Негрин уставил тяжелый взгляд на Сурина, тот покраснел и растянул узел галстука. — Необходимо увеличить выпуск танков и самолетов!

— Мы можем увеличить, — встал я, — но у нас есть два узких места: нехватка рабочих и нехватка материалов.

— Рабочие в ополчении? — уточнил Пейро.

— Да.

— А что с материалами?

— Задерживают.

— Почему?

— Поставщики официально работают по восьмичасовом графику с двумя выходными, а на деле едва-едва тридцать часов в неделю. Помимо военной, нужна трудовая мобилизация, до окончания военных действий. Или итальянские и немецкие поставки перекроют наше производство.

— Мы за сорокачасовую неделю тридцать лет бились! — вскочил невысокий крепкий мужичок в берете. — Мы не позволим снова вводить капиталистическую эксплуатацию!

— А войска мятежников вводить позволите?

— Товарищи! — возопил мужичок, но его заткнул Негрин.

Свара между профсоюзниками и чиновниками растянулась на полчаса. Делегаты CNT и UGT требовали сохранить завоевания, их правительственные сопартийники в лице Пейро и Прието старалось достучаться до республиканского патриотизма. Гришин наблюдал свару с растущим удивлением, слушая своего переводчика — представить такое в Советском Союзе он, очевидно, не мог, о чем и сказал мне по окончании.

Мы стояли в широком коридоре, почти вестибюле — взъерошенные инженеры, красные после спора активисты и министры, Гришин прикуривал очередную папиросу, а к нам подошла Габи:

— Привет.

— Привет.

— Как семья, как жена?

Вот не прокачай я всю ситуацию на совещании, мог бы утратить контроль и брякнуть лишнего, а сейчас только улыбнулся:

— Тебя больше не волнует, что я выпускаю оружие?

— Обстоятельства изменились, — дернула плечиком Габи.

— Вот я и работал в предвидении изменений.

Морщины на лбу слушавшего наш разговор Гришина пролегли двумя складками:

— Вы что, знакомы?

— Да, сеньора Уберно преподавала в школах при Grander Inc.

— Вот оно как… Вы не заняты после совещания? Есть разговор.

— Для вас время найду.

Через час, буквально на ступенях военного министерства, я напоролся на Хэмингуэя:

— Эрнест! Когда приехал?

— Позавчера, остановился во «Флориде».

— Кольцова уже видел?

— Нет, только Эренбурга. Про Кольцова знаю, но мы никак не пересечемся.

— Вот черт, я только что сидел с ним на совещании! Знал бы — притащил сюда!

— Успеется, — Хемингуэй тряхнул мне руку. — Все, я побежал, у меня интервью на передовых позициях.

В прокуренном насквозь кабинете военного министерства добавилось телефонов на столах и карт на стенах — Северный, Сарагосский, Мадридский, Центральный и Андалусский фронты, военно-морские базы и аэродромы, порты и железные дороги. Кое-где между прямоугольничками флажков с надписями «Колонна такая-то» виднелись треугольные, вроде «5-й полк», «6-я смешанная бригада», обозначавшие регулярные формирования.

— Вы не знаете, кто так ловко застрелил Франко? — Гришин не стал тянуть кота за хвост.

— Понятия не имею, — пожал я плечами. — Ходили слухи, что он подставил Санхурхо, возможно, кто-то возжелал отомстить.

— Да? Странно. Франко убит снайпером, а я слышал, что это распространенный метод среди американских гангстеров, — Гришин неотрывно глядел на меня сквозь очередной клуб дыма.

— Вы хотите сказать, что это моих рук дело? С гангстерами я действительно пересекался, они несколько раз пытались меня убить, так что мы смотрели друг на друга через прицелы.

— Наслышан, наслышан… Но в любом случае, смерть Франко очень своевременна. Там сейчас к сваре Саликета и Кейпо присоединились генералы Давила и Варела.

— Варела? Он же монархист, и за кого же он?

— Разделение в основном между офицерами и генералами Северной и Южной армий, так что особого выбора у Варелы не было, он за Кейпо.

— Надеюсь, он перессорится с этим придурком.

— Будем надеятся… — Гришин сложил перед собой руки и без перехода резко спросил: — А кто такой «товарищ Кабез»?

Особой тайны из личности Нестора Ивановича я не делал, о нем знали чуть ли не все барселонские анархисты, да и Кольцов тоже, потому ответил без колебаний:

— Махно.

— Вот как… что же, я так и предполагал. И как он?

— Бьет мятежников лучше прочих.

Гришин ухмыльнулся и смел две пустые пачки Americanos в корзину для бумаг, а я «дал стратега»:

— А вы не думали о наступлении на Мериду и Бадахос?

— Народная армия пока на такое не способна, вот, полюбуйтесь, — Гришин подал мне пару листочков сводки.

Блин, все как по нотам — революционный порыв, взаимное недоверие партийных колонн, атака под Малагой, первичный успех, отсутствие поддержки… И даже в таких условиях можно было засесть в оборону и продержаться, но — нет. Откатились в панике и даже оставили кусок своей территории.

— И это еще не самое худшее, — добавил генерал, — о наших планах фашисты узнают на следующий день!

— Ну так это же отлично!

Он даже забыл затянутся, так и смотрел на меня с замершей на полдороге рукой.

— Великолепные возможности для дезинформации!

— Я уж подумал, что вы спятили, — выдохнул Гришин.

— Нет, просто меня учили в любой ситуации искать возможности, а трудности в реализации считать не поводом для отказа, а задачей.

— Да? И как вы намерены решить задачу увеличения производства? — съехидничал главный военный советник.

— Будет сталь — будут танки. И медь, и провода, и много чего еще, из Америки не навозишься.

— Хорошо, сделаю все возможное, чтобы ваши смежники подтянулись. Ваши танки нужны позарез, без них прорывать оборону под той же Меридой невозможно. Фашисты там закопались в землю и выстроили два пояса укреплений.

— Танки не должны прорывать оборону, это же бронекавалерия!

— А как прикажете ее взламывать?

— САУ, штурмовые орудия, атакующие группы. А танки должны уходить вглубь и громить тылы. Сколько продержится та же Мерида, если отрезать ей снабжение?

— Похоже, знакомство с Триандафилловым не прошло впустую, — затушил очередную папиросу Гришин.

— Ну да. Под Меридой до Бадахоса практически равнина, отличные условия для глубокого рейда!

— Об этом мы подумаем позже, а сейчас у меня есть личный вопрос.

Я напрягся — наверняка спросит о Габи, и не ошибся.

— В каких вы отношениях с Габриэлой?

Ого, даже не «сеньорой Уберно»!

— Просто знакомы, — как можно более нейтрально ответил я. — Когда-то ее можно было считать моей подчиненной.

Гришин сверлил меня пристальным взглядом, отслеживая все реакции:

— Что вы можете о ней сказать?

— Прекрасный человек, очень увлеченный своей работой. Любит животных.

— Я хочу сделать ей предложение, — тихо, почти неслышно сказал Гришин.

— Тогда у меня тоже есть, так скажем, личный вопрос — а как на это посмотрят в Москве?

Там на днях закончился второй процесс, после осеннего суда над Зиновьевым и Каменевым взялись за «Параллельный троцкистский центр» — Пятакова, Сокольникова, Радека, Муралова и других. На семнадцать подсудимых пришлось тринадцать смертных приговоров за шпионаж, вредительство, террор и борьбу против Советской власти. И не знать официальную информацию о процессе Гришин никак не мог, а скоре всего, знал и неофициальную — чем дальше, тем больше росла моя уверенность в его связях с военной разведкой.

Генерал взял паузу, чиркая зажигалкой.

— Ну да ладно, это ваши дела, — не дал я ему ответить. — Но в любом случае, если вы вдруг соберетесь в Америку, милости просим.

Не знаю, что ответил бы мне «боец партии» на такое наглое предложение (фактически вербовку), но в кабинет, едва постучав, ввалился один из шифровальщиков:

— Итальянцы прорвали фронт под Алгорой и наступают по шоссе на Гвадалахару!