Варяжское море II. Ярл

Глава 18

Окрестности острова Готланд, эскадра ушкуйников. Буслай.

Крики чаек и искрящиеся на солнце водяные брызги, появляющиеся каждый раз, когда нос ладьи сталкивается с невысокими гребнями волн — что может быть милее сердцу опытного морского разбойника?! Особенно, когда его суда верхом полны богатой добычи и следуют на север, к стоянке ярла!

Буслай всегда был неглуп и среди ушкуйников славился своей смекалистостью, находчивостью и неожиданными решениями. Он умел думать не так, как все, соображал быстрее прочих — но вот не было в нем лихости Твердило, его ратного искусства. А потому до поры до времени второй человек среди речных налетчиков так вторым и оставался…

Впрочем, Буслай был доволен своим положением, и когда они вместе с Твердило водили воинов в набег на булгар, его расчетливый ум отлично сочетался со звериной чуйкой их вожака и его умением, когда нужно, встретить опасность лицом к лицу. Впрочем, еще больше Буслай был доволен, получив под руку пусть не столь и большой, но на деле сильный отряд! И еще до того, как ладьи его спустили на воду, стоя на берегу и смотря в морскую даль, новоиспеченный «голова» придумал, как будет действовать.

Отправляться в поход с чудью на юг, в земли гетев?! Пускай островитяне туда идут, пускай. Глядишь, отвлекут своим разбоем побольше местных ярлов… Но идти вместе с ними Буслай совершенно точно не собирался — войско большое, разграбив одно-другое поселение или даже бург, много добычи не возьмешь. А как делить захваченное, коли у тебя три ладьи, а у чуди их больше дюжины? Ничего не достанется ильменским словенам при таком дележе, как пить дать! Отчаянно же грести для того, чтобы вырваться вперед, да успеть что-то разграбить, покуда «друзья сердечные» не поспели? Грести замучаешься… Да и если геты навстречу отряд сильный отправят морем, то первыми на него и напорешься. Ну, уж нет, дудки! Буслай был умнее и опытнее многих — а потому пройдя вдоль берега на юг версты три-четыре, он развернул свои ладьи на восток, и, не обращая внимания на пошедшую своим путем чудь, двинул к Готланду.

Хех, кто не слышал про «Готский берег»?! Очевидно, сам Самсон и не слышал! Потому, как если бы ярл знал про богатые торговые поселения острова, стоящих каждое у своей малой (или большой!) гавани, то на остров он бы и повел свою рать. Ибо взять здесь богатую добычу не составило бы труда — в то время как разбойных вождей с собственными хирдами на острове немного, а местное ополчение не славится боевыми качествами…

Впрочем, с другой стороны, сильный удар по Готланду обозлил бы и новгородских, и германских купцов, имеющих здесь свои торговые дворы, не говоря уже о свейском конунге. Последний, конечно, итак будет мстить — но одно дело, когда мстишь сам, и совсем другое, когда купцы тебе еще и деньги дают на сбор сильной рати и ее вооружение… Потому, может и правильно, что ярл ударил по побережью Уппланда и Гетеланда.

А вот небольшой набег ушкуйников на местных, купцы, как думается Буслаю, вполне себе простят — коли их торговые дворы никто не побеспокоит…

Ну, так он и не беспокоил. Три ладьи «головы» прибыли к одному из торговых, а по совместительству и рыбацких поселков на северной оконечности острова. Ушкуйники высадились мирно, не выказывая своего желания напасть, разбили лагерь… После чего отправили послов в градец, при этом развернув у кораблей что-то вроде рядов с товарами. Местным послы Буслая предложили поторговать, пригласив на «торг» их купцов. И одновременно испросили разрешения пустить в городище небольшую группу безоружных мужей купить рыбы и зерна, и мяса, если то будет возможно. Сказали также, что сами торгуют оружием — в том числе новгородским харалугом…

Островитяне, хоть и отнеслись с опаской к предложению ушкуйников, но безоружных в градец пустили, как и своих купцов в сопровождении небольшой дружины на «торг» отправили. Только «безоружные» припрятали ножи засапожные, кои даже вблизи было не разглядеть — а когда со стражей в воротах поравнялись, так и накинулись на них, беды не ждущих, аки волки лютые, зарезали всех да закололи! Одновременно с тем на обманутых купцов и охрану их с ладей обрушился град дротиков да рой стрел — а когда ногах их менее половины осталось, так уже со всех сторон разбойники и навалились, да истребили вскорости! Потому как не готовы были островитяне к сече злой, да и мало их уцелело… В то же время и другой отряд новгородцев к воротам побежал, да не дал выбить тех, кто топоры и щиты, да копья стражей в руки взял и «стеной» в проходе насмерть встал, не дав сомкнуть деревянные створки…

В итоге ворвались ушкуйники в городище, ослабленное потерей лучших воинов, да побили всех, кто пытался оружие в руки взять! А после и с бабами плоть потешили всласть, ну а заодно и о кладах выпытали у последних… Ведь ежели прислонить к голове ребенка топор окровавленный, коим только что батьку зарубили или старших братьев глупых, в драку полезших — так ведь мамки сразу же все и поведают, да еще и про соседей наговорят, и правду, и неправду! Ну а что ложь, что истина, разбойники ильменские уже и сами дознавались… А что ярл приказал детей не убивать и не калечить — так ведь и не убили же в итоге никого! Кто из матерей ждать будет, когда дите их голову отсекут?! Ну да коли и прибили парочку, попавших под горячую руку… Ну что же, судьба, знать, у них такая горькая.

Да и где там ярл Самсон, как он и что проверит?!

…Вспоминая, как тешил плоть с крепкой, молодой бабой, вспоминая обнаженное, тугое женское тело, от которого буквально жар исходил, Буслай сладко причмокнул губами. А при мысли, что помимо награбленного в домах они еще и три клада выпытали с арабскими серебряными дирхемами да золотыми динарами, да англьскими или франкскими серебряными денариями (среди которых нашлось также и немного золотых солидов!), и целые горсти украшений (даже древних ромейских!), у Буслая и вовсе внутри потеплело… Это же надо какие богатства взять удалось одним разом! И за все это заплатили жизнями всего двух дюжин воев — отличный размен, если вспомнить, что в граде было под сотню мужей, взявших в руки оружие!

Пожалуй, что клады они приберегут, отдав в общий кош только награбленное в жилищах островитян. Семьям павших Буслай итак поможет — о том вся дружина знала, что второй среди ушкуйников человек всегда заботиться о ближних воев, сложивших в сече головы, что не обижает он вдов и сирот! Впрочем, у немногих речных разбойников имелись семьи — горячие до драки и наживы мужи лихо прогуливали награбленное, а плоть с удовольствием тешили с бабами в захваченных городках или деревнях, или же покупали себе рабынь. Златовласые, крепкозадые и пышногрудые славянки, гибкие, стройные булгарки (особенно горячие на ложе!), молчаливые, сонные чудинки, среди которых, впрочем, также попадаются редкие красавицы… Кого только не познали сластолюбивые, охочие до баб удачливые ушкуйники! А сам «голова» однажды и вовсе купил себе изящную ромейку. Последняя запомнилась тем, что вытворяла с грубым в любви мужиком такое, что и сейчас в жар бросало при воспоминаниях о ее необычных, порой даже противоестественных, но столь сладких ласках…Занемогла ромейка, не пережила зиму прошлую, а жаль!

Ну, ничего, с такими богатствами Буслай себе кого угодно купить сможет… А клады ни он, ни его воины никому не отдадут, и никому о них не скажут, даже соратникам, ушедшим с Твердило! Вои добыли богатства в честной сече, да смекалкой и разумностью своего вожака — вот им на них и гулять!

А кроме того, ушкуйники теперь призадумаются, с кем лучше в походы ходить — решительным и рисковым, пусть и осторожным, где надо Твердило, или же умным и толковым Буслаем, способным выбрать лучшую цель и взять ее малой кровью! По крайней мере, точно призадумаются те, с кем он по совести разделит добычу с «Готских берегов»…

От приятных размышлений вожака отвлек настороженный оклик с носа ладьи:

— Корабли! Вижу корабли!!!

Легонько обдало холодком по спине «головы», однако же вида он не подал, и с достоинством ответил кричащему вою:

— Мои глаза не так остры, как твои, Ждан! Сколько ты их видишь?

— Два драккара! Сзади!

Выдохнув чуть свободнее, Буслай постарался взбодрить воев:

— Не робей, братцы! Даже если свеи, ведь отобьемся!

Однако уже в следующее мгновение остроглазый Ждан крикнул еще громче:

— Это драккары! Довольно большие!!!

Боевые корабли, пустившиеся в погоню — подобное стоило предположить! Вот только если они догонят, ничего хорошего ждать не приходиться — пусть ушкуйники и одолеют врага, используя численное превосходство, так ведь все равно, сколько воев погибнет?! Выругавшись про себя, Буслай призвал воинов приналечь на весла — увы, ветер дул то навстречу, то сбоку, и поднять паруса не представлялось возможным. Впрочем, и севший на хвост противник также шел без парусов! Но при этом каким-то образом сумел ведь догнать новгородцев…

А означает это лишь одно — драккары неизвестных быстроходнее собственных кораблей Буслая.

…Через пару часов изнурительной гонки «голова» ушкуйников был вынужден убедиться в своей догадке — расстояние между его ладьями и преследователями хоть и понемногу, но сокращалось. И еще спустя пару часов неизвестные догнали бы ильменских словен — однако изводить воев до состояния, когда они уже не смогут даже поднять топора, вожак не собирался. Ветер по-прежнему дул им в лицо — впрочем, учитывая скорость хода вражеских драккаров (а новгородец был уже буквально уверен в том, что корабли именно что вражеские), попутный ветер славянам никакого преимущества бы не дал… Потому поняв, что еще чуть-чуть, и мужи уже просто сомлеют на веслах, Буслай выкрикнул:

— Суши весла!

А выждав немного, продолжил отдавать команды:

— Ладьи сцепляй! Щиты запасные навешать вдоль бортов! Лучники в центр, остальные — изготовиться к бою!

Ушкуйники привычно выполнили команды вожака, так, будто он вел их за собой не в первом, а, к примеру, в десятом походе. Впрочем, несмотря на безмерную тяжесть, легшую на плечи Буслаю, когда он решился принять бой, ни у кого из его воев на лицах не отразилась скорбная обреченность или то дикое напряжение, что испытал «голова». Накидывая на себя брони и шеломы, натягивая тетивы на луки, мужи посмеивались, подшучивая друг над другом и с азартом поглядывая назад. Подумаешь, два драккара? Все равно их больше!

Также думал и вожак ушкуйников, приказав остановиться. Однако, когда он разглядел приближающиеся суда, то осознал, что просчитался — они были длинные, очень длинные! Раза в полтора длиннее его ладей! А значит, и команда на них могла быть больше — под семь, а то и восемь десятков свеев или готландцев… Но менять что-то было уже поздно — и осознав это, Буслай резко дернул плечами, словно стряхивая с себя наваждение, вызванное подступившим вдруг страхом, и бешено заорал:

— Стрелы! Ближняя ладья, слева!

Спустя несколько ударов сердца запели тетивы тугих составных луков, укрепленных роговыми вставками — булгарский трофей! — и в воздух взвился рой из трех десятков зажженных стрел. Пролетев под сотню шагов, он врезался в борта подходящего драккара, в щиты викингов, успевших поднять их над головами; часть стрел упала в воду. На корабле раздались отчаянные вопли трех, или даже четырех раненых, однако набрав ход, судно продолжило движение… Послышались отрывистые команды ярла, и хирдманы подняли весла из воды — а после вновь схватились за щиты, но уже прижимаясь друг к другу и сцепляя их краями, строя «стену» над головой. Впрочем, полноценная «черепаха» им не удалась — посыпавшиеся сверху стрелы вновь нашли пару или даже тройку жертв среди воев противника. Однако этот урон не сильно ослабил приближающегося врага — а влажное сверху дерево корабля не поддалось огню с пропитанных расплавленной серой стрел…

— Сулицы!!!

— Pil!!!

Команды были поданы одновременно — и град дротиков взмыл с драккара практически в тот же миг, как и с ладьи ушкуйников, ближней к приближающемуся кораблю… Треску досок щитов вторили крики раненых — их было больше, и теперь они раздавались с обеих сторон. Между тем, второй драккар уже обходил новгородцев справа, и Буслай вновь отрывисто вскричал:

— Стрелы! Бей по второму кораблю!!!

В очередной раз запели тетивы — однако лишь половина взмывших в воздух «оперенных смертей» нашли цель: лучникам помешал драккар, пусть и вскользь, но тяжело ударивший бортом в борт крайней слева ладьи. Некоторые вои даже не смогли устоять на ногах — в то время как другие покрепче сцепили щиты, ожидая атаки врага!

Никто не знал, кем был тот, чья воля бросила викингов в погоню. А между тем, звали его Свеном. Он был удачливым разбойным ярлом и не раз с успехом нападал на земли англов и франков, воевал в Саксонии — а на днях следовал с хирдом в дом своих родителей на Готланде. Однако дом он нашел разграбленным, престарелого отца — убитым, мать — едва ли не тронувшейся от горя, а сестер — обесчещенных. И конечно, воспылал яростью — а поскольку с налетчиками он разминулся едва на один день, то бросился в погоню, обещая воинам отдать всю добычу, взятую с врага! И сейчас его свеи и готландцы с ревом бросились на врага, гонимые вперед рассвирепевшим вождем:

— Ver thik, hek ek kom!!!

— Святая София!!!

Яростно крича, шесть с небольшим десятков хирдманов ударили в «стену щитов» ушкуйников, увлеченно рубя ее топорами, коля копьями, метая в упор дротики! Впрочем, последние крепко держались и столь же яростно рубили и кололи врага в ответ, вскоре обагрив сталь кровью. А ведь викинги сильнее устали за несколько часов беспрерывной гребли, им никто не дал отдохнуть! Но в бой их повел азарт гончих, настигших добычу, обещанная ярлом богатая награда — и желание отомстить за близких, кто потерял своих в разоренном городке. Потому первый, самый яростный их натиск был полон силы; кроме того, свеи и готландцы имели пусть и небольшое численное превосходство. И когда уже казалось, что прорубиться сквозь ряды новгородцев невозможно, и что нападающие вскоре просто выдохнуться, сам ярл атаковал клином из десяти отборных, облаченных в кольчугу хирдманов! И именно их бешенный удар буквально опрокинул на дно ладьи воев Буслая…

Вожак новгородцев приказал лучникам взять топоры и щиты, сам оголил меч. А когда свеи полезли через борт, он лично разрубил одному из них шею, а второго пронзил насквозь, загнав клинок едва ли не по самую рукоять в незащищенный живот врага! Но поплатился за это уже мгновением спустя, просто не успев вырвать меч из тела убитого, в то время как справа на его голову обрушился окровавленный бродекс очередного, лезущего через борт готландца! Правда, последний и сам умер спустя удар сердца, сраженный новгородской секирой, но лежащий на животе «голова» этого уже не увидел…

В последний миг своей жизни разбойник с острым сожалением подумал о том, что звериная чуйка Твердило могла бы уберечь его от разорения поселка на Готланде. Каким удачным оно казалось утром! А теперь вот обернулось гибелью…

Неудачно начавшийся для славян бой продолжался еще около получаса — и, увы, ничего для «речных разбойников» в лучшую сторону не изменилось. У противника было небольшое численное превосходство, всего в десятка полтора воев, однако на обоих драккарах не было лучников — и потому атакуя новгородцев с двух сторон, викинги в полной мере воспользовались многочисленностью собственных секироносцев. Впрочем, на правой ладье ушкуйники удержали «стену щитов», положив в ожесточенной сече не менее трех десятков готландцев, и заставив последних, уже смертельно уставших, попятиться… Дорого продавали свои жизни и лучники — но сумев потеснить часть их, Свен приказал десятку уцелевших хирдманов встать на сцепленные борта ладей и метать дротики в спины сражающихся вендов! Это принесло свои плоды — потеряв еще человек пять от внезапной атаки сзади, ушкуйники уже не выдержали последнего, самого отчаянного натиска хирдманов второго драккара… И хотя одновременно с тем пало четверо метателей сулиц, сбитые стрелами вновь взявшихся за луки новгородцев, десяток их вскоре принял честную смерть от рук отборных бойцов ярла.

Набег на Готланд был отомщен, хотя хирд Свена уменьшился втрое. И сам ярл лежал на дне захваченной ладьи рядом с телом сраженного ранее Буслая — его горло было пробито одной из пущенных напоследок стрел.

Со стороны смерть обоих разбойников могла бы показаться символичным концом — или же справедливой карой, тут уж как посмотреть…