Ваше Сиятельство 10 (+иллюстрации)

Глава 16 Томные вздохи

Да, именно так, я хотел Ленскую слышать. Прежде, чем нажать кнопку на эйхосе, я еще раз вдохнул табачный дым, представил, как актриса сейчас скажет своим красивым, сексапильным голосом: «Здравствуй дорогой! Будь спокоен, я решила вопрос с Денисом Филофеевичем. Все сказала ему о нас, сказала, что я — твоя девушка. Он, конечно, расстроился, но пусть знает: я твоя и только твоя. Я тебя люблю» — завершит она это приятнейший монолог звуком своего поцелуя, который может делать так только Ленская.

Однако я этого не услышал. Я вообще не услышал ни единого слова. Из эйхоса исходила лишь тишина, иногда прерываемая вздохами. Они были похожи на вздохи мучения и одновременно на вздохи сексуального удовольствия. Скорее всего они исходили от Ленской, если не предположить, что ее эйхос попал в чужие руки.

Я прослушал сообщение еще раз. Еще две с половиной минуты тишины и странных вздохов. Даже возникла мысль, что Ленская дразнит меня, играясь при этом с дилдо и держа эйхос второй рукой возле рта. Было искушение немедленно ответить ей, быть может даже тем же самым. Ведь начав играть в «молчанку» в ответ на ее прошлое сообщение, я хотел показать свое недовольство, что Светлана до сих пор не сообщила цесаревичу о наших с ней отношениях. Ленская — дама достаточно догадливая, искушенная в подобных играх. Она должна была понять почему я проигнорировал ее предпоследнее послание. Однако, отвечать ей тем же самым: тишиной и вздохами с моей стороны стало бы глупым. Скажем так, не по-мужски. Я нажал кнопку и сказал:

«Свет, привет. Что там у тебя такое стряслось, что ты вдруг потеряла дар речи? Если не можешь сказать, напиши хотя бы. К чему это пустое молчание?» — вот так, в меру сухо, не пускаясь в пространные речи, без проявлений тепла.

После чего включил второе сообщение от Ковалевской:

«Я обиделась, Елецкий. Ты не ответил ни через пять минут, ни до глубокой ночи. В связи с этим — а может и не в связи — улетаю с родителями в Крым. В общем, пока. Завтра утром меня в Москве уже не будет», — Ковалевская, как и я может быть немногословной.

Мне захотелось выругаться. Впрочем, кого винить кроме себя самого? Я поднес свой АУС ближе к губам и сказал:

«Оль, ну извини. Так вышло. Причем очень неожиданно для меня. Да, я действительно заходил к Глории, но у нее пробыл всего минут пять или десять. Можешь смеяться, но и в этот раз покои императрицы стали местом божественных явлений. Пожаловали сразу две богини: Афина и Артемидой. Заставили меня немедленно бежать в храм на Гончарной. Дальше сама понимаешь, очутился во владениях Охотницы, провел ночь с ней. Ты, наверное, уже слышала: Артемиде вернули все ее храмы. На Гончарной такое столпотворение! Никогда такого не было! Я едва протолкался к алтарям. У меня ощущение, что число прихожан в храмах Арти выросло этак раза в два, если не в три. И вероятно, за счет прихожан в храмы Перуна. А это очень серьезно. Я же тебе говорил, что сила богов складывается из нашего внимания к ним и числа людей, обращающихся с молитвами, приходящих к алтарям. Так что наша Артемида после всех этих потрясений не сдала позиции, а напротив очень много выиграла. Ей даже добавилось несколько храмов в Москве, кажется Твери и Киеве. Но это еще не все: теперь и у Светлоокой появились свои святилища в Москве. Быть может она станет также почитаема, как в древние времена. Народ тоже почитает теперь Воительницу с большой охотой, в ее храмах ожидается большой приход. Оль, мы с тобой большие молодцы, что смогли все так повернуть. И Арти, и Афина меня благодарили, хотя там со мной рядом должна была находиться ты. И очень виноват, что не сообщил тебе, что отправляюсь в гости к Арти — прости. Все вышло на эмоциях, очень спешил, а там, на Небесах, сама знаешь, эйхосы не работают», — надеюсь, мои слова умилостивили обиженную Ольгу Борисовну.

Потом я спросил: — «Ты надолго в Крым? Если надолго, то можем не увидеться перед моим вылетом, сама понимаешь куда. Я могу отбыть в ближайшие два-три дня. Надеюсь, поскорее закончить там и вернуться к тебе. Знаешь какая у меня мысль? Мы могли бы с тобой пожить некоторое время на нашей вимане. Я еще не обвыкся, но здесь вполне удобно, есть все необходимое, кроме твоих платьев — их мы обязательно купим. Много и самых красивых. Оль, целую тебя. Не сердись», — закончил я сообщение звуком поцелуя — перенял у Ленской.

Снова Ленская — она как заноза в моей голове. Иногда даже появляется желание привлечь волю Астерия и освободить себя от этих душевных и, надо признать, очень эгоистических трепыханий, которые во мне от прежнего графа Елецкого. Но я этого не сделаю, я буду жить выбранной жизнью, испытывая всю полноту ее вкусов. В том числе и обиды, и злость, и глупую ревность, царапающую мое сердце.

«Эверест» так и висел над центром столицы на высоте полутора километров, в той зоне, где допустимо длительное зависание. Я поднялся на верхнюю палубу, желая испытать кухню виманы, заодно исправить божественную оплошность: ведь Артемида меня лишь напоила кофе. Оливки и вяленые томаты — это вообще не еда, тем более если учесть сколько калорий потратило мое юное тело, кувыркаясь с Арти в постели. У меня даже был соблазн сказать Охотнице: еще один такой завтрак, и я на тебе не женюсь. Шутка, конечно, потому как у богов со смертными брак не в моде. Хотя, кто знает, как оно сложится дальше. Если Арти возвысится, начнет продвигать свои законы, то все может быть. А у Артемиды такие замашки есть: сама сказала, что хотела бы отменить многомужество. Там того и гляди случится на Небесах жуткая феминистическая революция. Думать об этом, конечно, смешно, но до тех пор, пока такие порядки кажутся невозможными.

Я открыл холодильник, зная, что нам еще на базе «Сириуса» в него кое-что положили, так сказать, на дорожку. Нашел приличный кусок сыра в упаковке Ивановских сыроварен, ломоть ветчины по-ростовски, какие-то консервы, склянки с соусами и перепелиные яйца. Вот спрашивается, нахрена перепелиные? Впрочем, не мне в ними мучится, а моему автоматическому повару. Я выложил на столике коробочку с этими самыми яйцами, ветчину, сыр и, нажав большую синюю кнопку, дал команду:

— Ну-ка, друг, замути яичницу с ветчиной. Сыр просто порезать. Порезать тонко. Кофе сделать черный, крепкий. Две ложки сахара. Подать с улыбкой.

Раздалось жужжание и… Ничего не произошло. И когда я хотел возмутиться, раздался кроткий женский голосок:

— Что такое «замутить», ваше сиятельство?

Ну, вот хоть с половыми особенностями этого повара прояснилось — баба.

— «Замутить», значит «приготовить», — пояснил я. — А у тебя мозги вообще чьи?

— Производства «Камские сервисные машины». Сделано в городе Усолье, — пояснил мне тот же милый голосок.

Вообще-то я имел в виду другое. Какие именно мозги встроили в логический блок: мозг попугая, кролика или какого-нибудь опоссума. Но, ладно, это совсем не важно. Этими глупостями пусть Ковалевская занимается — она такое любит. Я смотрел как манипулятор аккуратно извлек два яйца из коробочки, одновременно второй поднял крышку стола и вытянул оттуда пластиковую емкость с оливковым маслом. Настороженный голосок спросил меня:

— Вам, ваше сиятельство, яичницу из двух или трех яиц? Желтки размешивать?

— Из десяти, дорогая! Разве я похож на младенца?

— Нет, не похожи. Вам примерно лет двадцати, и по моим данным вы родились…

— Стоп! — прервал я повариху. — Не надо мне рассказывать мою автобиографию. Запомни главное: у меня все в порядке с аппетитом. И эти крошечные перепелиные яйца мне надо в количестве не менее десяти. Кстати… — тут мне на ум пришла оригинальная идея и я просил: — А у тебя когда-нибудь были свои яйца? В смысле, несла ты яички?

Повисла тишина… Причем тишина этакая трагическая. В глубине механизма, скрытого алюминиевой панелью, что-то заскрипело, затрещало, потом послышались всхлипы, похожие на плачь девушки.

— Зачем вы это спросили, Александр Петрович? — тоненький голосок дрогнул и снова наступила тишина. Теперь уже мертвая.

На панели мигал красный индикатор, сигнализируя о выходе из строя блока когнитивных функций. Вот так, наелись перепелиных яичек. Жаль… Теперь это уже проблема Ольга Борисовны — пусть разбирается с ранимой душой кухонного робота. Но при всем этом хоть одну пользу я извлек. Даже две. Первое: я понял, что в глубине этого автомата, скрыт мозг какой-то птицы. Иначе от чего такая реакция на вопрос о яйцах при приготовлении яичницы? И второе: страсть к гениальным идеям от Талии Евклидовны передалась мне. Это закономерно: я же ее ближайший друг, если не считать Родерика.

Я вытащил из шкафа новую сковороду, поставил на электроплиту и налил немного масла. Со вторым завтраком пришлось справляться своими силами. Конечно, я мог отправиться домой и пожаловаться на то, какой я голодный Ксюше или Надежде Дмитриевне, но маг Астерий не привык отступать. Скоро на сковороде зашкворчали кусочки ветчины, рядом появились желтые глазки перепелиных яиц числом десять. Пока я занимался готовкой, втягивая носом аппетитнейший запах, пришло сообщение от Ленской. Я включил его и услышал голос Элизабет:

«Демон мой, здравствуй! Чего ты такой суровый? Случилось что-то? Света даже боится с тобой говорить. Пожалуйста, будь мягче с ней. Сейчас верну ей эйхос», — с минуту длилось молчание, кажется, дамы перешептывались. Видимо, Ленская чувствовала, что между нами что-то не так, чувствовала мой настрой и хитро заручилась поддержкой Элизабет. Расчет верный, потому как с Элиз с недавних пор очень хорошие отношения. Мы научились понимать друг друга. У нас с ней этакое ментальное единение, почти гармония.

Наконец что-то зашелестело и послышался голос Ленской, чуть приглушенный:

«Саш, почему ты такой холодный со мной. Ты таким никогда не был. Пойми, я это все очень хорошо чувствую. Мне кажется, даже когда ты молчишь, я все равно чувствую, что ты хочешь сказать. И когда тебя нет рядом тоже… Саш, я же люблю тебя. Ты не ответил на мое предыдущее сообщение. Я очень ждала. Даже когда была в театре, все равно заглядывала в эйхос. Тебе так не понравилось, что я прислала пустое сообщение? Оно не пустое, Саш. Я вздыхала, давала понять, что мне тяжело и я жду тебя. Ведь, чтобы передать свое состояние, не всегда нужны слова. Иногда достаточно взгляда или вздоха. Я думала, ты поймешь меня. Пожалуйста, поговори со мной. А лучше приезжай к нам с Элиз, если сможешь сегодня. Я с опасением жду дня, когда вы со Стрельцовой уедите. Понимаю, что это необходимо и это надолго. Понимаю, что со мной остается театр, новый спектакль и Денис, но все равно, мне так грустно. Мне уже сейчас становится тоскливо. Ты не говорил со мной четыре дня. А когда заговорил, голос у тебя стал будто чужим. Я сейчас заплачу, Саш… Все, не могу… Целую…» — в этот раз она закончила сообщение не как обычно — звуком поцелуя, а всхлипом. И отчего-то мне показалось, что он не совсем настоящий. Уж кто-кто, а Ленская может это разыграть. Актриса…

Однако, не ее всхлип запомнился мне больше всего в этом сообщении, а слова «мной остается театр, новый спектакль и Денис». Великолепно! Она мне говорила это⁈ Мол, ты с Элизабет уедешь, но со мной останется Денис⁈ Мне не верится, что Ленская — дама, очень искушенная в подобных вопросах и в игре на чувствах — обронила эти слова случайно. У меня даже аппетит пропал, когда я задумался о сказанном ей. Тарелку брать не стал — решил есть прямо со сковороды. Не по-графски, за то меньше возни. Отнес сковороду вместе с ломтиком хлеба в рубку, поставил на откидной столик возле иллюминатора. Вместо вилки взял ложку — так даже удобнее. Был порыв взять эйхос и сказать актрисе: «Оставайся тогда с Денисом. Как я понял, ты уже сделала выбор. Не стоит ждать моего возращения».

Я может быть так и сделал бы, зная сколько потом будет слез с ее стороны, да и сам… Чего говорить — достаточно вспомнить, как я себя чувствовал перед вылетом на Карибы и там, когда мы как бы порвали отношения с виконтессой. Мне очень не хотелось пережить все это вновь. Но порыв произнести такие слова был самым серьезным. Я сдержался, помня просьбу Элизабет, сдержался как Астерий, зная, что решать сгоряча такие вопросы не следует.

Лишь после того, как я расправился с яичницей, взял эйхос и наговорил ответное сообщение Светлане Игоревне. Наговорил спокойно, даже с некоторым теплом:

«Свет, я не холодный. Правильнее сказать, я чуть напряженный. Во-первых, у меня, как всегда, много дел. Недавно с Ольгой вылетали по делам моей службы. Да, кстати, я уже с офицерским званием — корнет. И там, в моем подразделении попутно меня наградили: ордена, медаль. Все это, как мне кажется, не без указания Дениса Филофеевича. В, во-вторых, меня как раз и напрягают твои отношения с Денисом Филофеевичем. Я ждал, когда ты поставишь его в известность о том, что ты — моя девушка. Я бы это мог сделать сам, но ты же просила не вмешиваться. Вот я покорно и молчаливо жду. Я исполняю твою просьбу, а ты как бы не спешишь исполнить мою. Вместо того чтобы успокоить меня, что решила вопрос с цесаревичем, ты, наоборот, заявляешь, что пока мы с Элиз будем в отъезде, утешишь себя театром и отношениями с Денисом Филофеевичем, который для тебя уже стал просто Денисом. Мне это, мягко говоря, не нравится. Элиз попросила меня быть с тобой теплее, но я не актер — мне трудно играть роль, будто ничего не произошло и между нами все хорошо. В общем, я жду, когда ты исполнишь мою просьбу. К вам может заеду или залечу — у нас с Ольгой теперь своя вимана. Привет баронессе Стрельцовой».

Пару минут с полуторакилометровой высоты я смотрел в иллюминатор на Багряный дворец, где мне сегодня предстояло появиться. Перевел взгляд на башни Басманного, так ярко сверкающие в лучах летнего солнца. От Седьмой Имперской только отошел «Западный Экспресс-4» — огромный дирижабль с синей полосой. На таком же я недавно отправлял Элизабет и Майкла в Лондон. Сколько событий случилось после этого! Казалось, пролетела целая жизнь. Время было столь плотным что, когда оглядываешься назад, захватывает дух. За это время Элизабет успела, по сути, умереть, и заново родиться другим человеком. Другой стала баронесса Евстафьева. Люди меняются вокруг меня — я привык к этому за многие жизни. Хотя нет, не привык. Такие перемены всегда будут вызывать у меня восхищение. Меняются даже боги. Только я, Астерий, остаюсь почти неизменным тысячи лет. Меняется моя телесная оболочка и роли, которые я играю в разных мирах.

Когда я вернулся домой, над продолжением перевода Свидетельств долго мне поработать не удалось. Я добрался до самого главного: до места, в котором появилось первое указание, где принца Харвид собирался сделать тайник — в горах острова Шри-Ланка. Что Тайная комната, находится на Шри-Ланке — этом я не сомневался. Но Шри-Ланка — очень большой остров. Чтобы говорить о поисках, нужны более точные подсказки — их очень скоро должен был открыть мне ближайший перевод. Может быть с переводом я успел продвинуться дальше, но мне помешала Элизабет. Она прислала сообщение:

«Саш, зачем ты так с ней? Она же тебя любит. Сидела у окна и плакала. Только что уехала на репетицию во дворец. И не поехала бы, если бы цесаревич не прислал за ней свой эрмимобиль».

«Элиз, а в чем я не прав?», — тут же отозвался я. — «Ей трудно сказать цесаревичу всего три слова: „Я женщина Елецкого“? Все! Больше ничего не требуется. Денис очень понятливый человек — после этого строить на нее никаких планов не будет. Да, ему не понравится, но он это примет и от этого никто не пострадает. Но Света, не хочет ставить столь важный вопрос так. А не знаешь почему? Может ей хочется, чтобы Денис строил на нее планы? Хочется поиграть и Денисом, и мной? У меня нет иных объяснений. Так что извини, но я желаю добиться, чтобы она исполнила мою просьбу. Причем поскорее, пока не поздно. Ведь если она заиграется с цесаревичем, то потом все станет намного сложнее», — ответил я и пошел в ванную, чтобы привести себя в порядок перед появлением во дворце. Ведь в моих обязательствах было сегодня появиться не только у Дениса Филофеевича, но и у Глории — сам заверил ее по неосторожности, что зайду, как только буду во дворце.

И оделся я в этот раз не как обычно. Простенький свой костюм сменил на что-то весьма нарядное из гардероба прежнего Елецкого. Я бы сказал даже очень нарядное. А почему бы и нет? Даже интересно, как отреагирует на столь эффектное явление императрица. Разглядывая себя в зеркале в коричневом, роскошном наряде, отделанном изящными вензелями, я подумал: «Так ли я уж не хочу заходить к Глории? Пожалуй, очень даже хочу».

В завершении я убрал со стола кинжалы Гермеса, логические таблицы и листки с последним переводом — все запер в сейфе. И пошел сообщить маме, что отправляюсь в Багряный дворец на встречу с цесаревичем. Знаю, что ее это очень обрадует. Может не так, как мое офицерское звание и награды, которые она так долго и с любовью рассматривала, но все же. Елена Викторовна гордится мной — пусть у нее будет больше этих приятных эмоций.

И уже когда я подходил к покоям графини, ко мне пришла мысль: а не встречу ли я у Дениса Филофеевича Ленскую? Если это случится, наверное, встреча не будет приятной.