Глава 21 А Бабский-то где?

Утром я проснулся поздно — часы показывали 9:12. Странно, что Елена Викторовна не позаботилась разбудить меня к завтраку. А есть мне страшно хотелось, ведь вчера мой молодой организм вместо ужина получил изрядную долю стресса. Да, я про императора. Филофея Алексеевича, который так не вовремя ворвался в покои Глории, и рылся в шкафах ее спальни, едва не наступив на меня, пока я прятался за кроватью.

Потянувшись, перевернувшись на бок, я взял эйхос. Экран ожил от касания боковой пластины и обнаружил два новых сообщения: от Глории и Оли Ковалевской. Я медлил, чтобы нажать кнопку и услышать голос своей возлюбленной княгини. Перед мысленным взором предстало ее лицо, которое я любил с первого класса школы второго круга — утверждая это я говорю не совсем об Астерии. Затем шевельнул указательным пальцем и услышал ее голос.

Ольга была в отличном настроении, рассказала мне о первом дне на крымском побережье, о планах на предстоящую неделю, немного шутила, рассуждала о новой системе наведения ракет. Ясно, даже на отдыхе ее пытливый ум работал в важном для нашего Отечества направлении. В ответ я сказал моей милой княгине, что люблю ее и очень бы хотел оказаться сейчас рядом, но… Намекнул, что скорее всего сегодня вечером буду уже на пути к берегам Коварного Альбиона и вряд ли в ближайшие дни мы сможем пообщаться даже через эйхосы.

Глория… Речь ее сегодня оказалась простой, сдержанной, будто между нами вчера ничего не произошло, и не было ее ночного сообщения — того самого короткого и полного эмоций.

«Елецкий, в ближайшие дни меня в Багряном не будет. Должна вернуться в понедельник. Не забудь ко мне зайти сразу, как я вернусь» — и голос императрицы показался мне даже прохладным. Это, конечно, задело прежнего Елецкого — он всегда ведется на недостаточное внимание к собственной персоне. Этаких холодок, после тепла для его нежных чувств кажется нестерпимым контрастом температур. Несчастный, как он страдал в прежние времена из-за Ольги Ковалевской! Обращаясь к его памяти, не могу сказать, что Ольга Борисовна играла им. Нет, просто она не задумывалась, что доставляет ему много душевной боли своим невниманием и капризами. Но поскольку я принял вынужденное решение, и эмоции Саши прикрутил почти до нуля, то сейчас мне оставалось улыбнуться услышанному и сказать:

«Да, дорогая. Знаю — ты в Крым. Приятного отдыха. А у меня в эти дни будет очень много дел. Тоже готовлюсь к поездке, но отнюдь не на отдых», — сказав это я подумал: как странно получается и Ольга, и Глория в Крыму в одно и то же время. Разумеется, это не значило вообще нечего — просто так легли карты судьбы.

На миг мысли вернулись к Ленской. Было искушение прослушать еще раз вчерашнее сообщение, в котором виконтесса все пыталась мне объяснить, что она пока не может сказать Денису Филофеевичу о наших отношениях. Впрочем, каких отношениях? Они как-то незаметно стали растворяться, по крайней мере в моем сознании. Упрямство Светланы играло против нее самой. Я, отодвинув в сторону восприятие прежнего Елецкого, относился к ней с прежним теплом, но в этом чувстве не было той трепетной любви, не было ни капли страха ее потерять, которым болел Александр Петрович. В последнем сообщении актриса все пыталась мне второй или уже третий раз объяснить, что с ее стороны к цесаревичу может быть лишь легкий флирт, который ей обязательно нужен, мол, без него ей трудно жить и он будет полезен в ее предстоящей театральной карьере. Ну, раз нужен, раз флирт так полезен, то вперед — флиртуй. Только потом не удивляйся, что меня в твоей жизни становится все меньше.

Я не стал ей говорить этого в ответ: не маленькая девочка — сама должна понимать. Было искушение спросить ее насчет сына графа Баринова, с которым я ее встретил вчера, находясь в облике Филофея. Но не стал портить Светлане нервы этой подковыркой. Может быть задам вопрос о Баринове-младшем, но как-нибудь позже, уже после Британии.

Откинув покрывало, я встал, сунул ноги в тапки и направился к сейфу. Идти на завтрак решил с папкой императорского конфидента графа Варшавского. Судя по времени, мама вряд ли будет в столовой, и я, в ожидании завтрака, потрачу время с пользой, изучая важные материалы по предстоящей операции. Материалов там имелось не много — я успел их пролистать перед сном, но день мой обещал быть загруженным, и следовало рационально использовать каждую минуту. Ведь уже к вечеру я планировал вылет. Да, это слишком поспешно. Знаю, что столь серьезные операции не проводятся вот так, стихийно, по щелчку пальцев. Если по уму, то группу надо готовить, отрабатывать детали операции, плотно заниматься с каждым участником, проводить боевое слаживание, продумывать запасные планы по реализации наших целей. В этих вопросах я имею достаточный опыт — уж как-то накопился за прошлые жизни. Но, все сказанное выше — не мои методы. Во-первых, я — Астерий, и мой любимый метод — это импровизация, которая — штука стихийная. И самая эффективная импровизация это, что делается без особых расчетов, на кураже. Только это не значит, что я как идиот сразу бросаюсь в бой. Я умею взвешивать, думать и разыгрывать карты так, что получаю нужный результат, но при этом не трачу много времени на подготовку. А во-вторых, у нас действительно не было времени на все эти глупости, написанные людьми в погонах.

Примерно минут через двадцать я сидел в столовой, поедал великолепный ростбиф и жирными пальцами листал материалы, предоставленные мне Варшавским. Да, с моей стороны неаккуратно, не по-графски, но все равно эти бумаги вряд ли кто увидит кроме меня. Когда Надежда Дмитриевна подала кофе, я набрал номер Бондаревой и сказал в эйхос:

«Доброго дня, Наташ. В ближайшие два часа не отлучайся из номера — я подъеду. И просьба, господин Бабский, пусть тоже меня дожидается».

Я намеренно не стал употреблять звания — они сейчас неполезны. Тем более в предстоящей операции, нам важнее чувствовать себя людьми гражданскими. Дело в том, что воинские звания и связанные с ними отношения задают определенные рамки, а нам важна не косность, а гибкость и изобретательность.

Затем я набрал Элизабет и попросил ее через сорок минут быть на углу переулка Верещагина рядом с газетным киоском. Решил, что сегодня разумнее мне воспользоваться «Гепардом» — вимана пусть отдохнет.

Потянуло сквозняком, открылась дверь и вошла мама.

— Саш… — она как-то особо грустно посмотрела на меня и села напротив. — Я сегодня опять плохо спала. Опять… — она положила на стол коробочку «Госпожа Алои», взяла сигарету и прикурила. — Надежда Дмитриевна, подайте кофе, — обернувшись, распорядилась она.

— Майкл? — догадался я.

Графиня кивнула, выпуская легкое облачно дыма.

— Мам, — я поманил ее пальцем, словно хотел сказать что-то ей на ухо. Когда Елена Викторовна наклонилась, то поцеловал ее в щеку. — Обещаю, вопрос с Майклом мы начнем решать в самую первую очередь, как только окажемся в Лондоне. Это случится очень скоро.

Она тяжело вздохнула, поднесла к губам сигарету, и сказала:

— Теперь мне добавится новый страх. Страх за тебя. Когда ты туда? — она затянулась табачным дымом и, выдыхая его, поспешно сказала: — Лучше не говори. Лучше я не буду пока этого знать.

Я и не сказал, лишь допивая кофе сообщил, что Ольга в Крыму и как бы намекнул, что мне хочется скорее к ней. Пусть думает, что ближайшие ночи и дни, которые я буду отсутствовать, я провожу с Ковалевской.

Уходя, я положил на тумбочку Антоном Максимовичем две сторублевки — хотелось, чтобы старик порадовался, купил себе, к чему тянется душа.

— Ох, барин! Александр Петрович! Да полюбят вас боги, так как люблю я! — запричитал дворецкий.

— Богини! — обернувшись, сказал я. — Богини, Антон Максимович! И представьте себе, любят!

Вышел, сел в «Гепард» и помчался в Хамовники, разбивая частые лужи — ночью был сильный дождь. Поначалу я хотел зайти к Стрельцовой, посмотреть квартиру, в которой она обустроилась с Ленской, но подумал, что могу застрять там надолго. Ведь Элизабет умеет повести себя так, что ее сразу хочется.

Когда я подъехал к месту встречи, то понял: госпожа Стрельцова умет себя не только так вести, но и одеться. Она стояла в пяти шагах от газетного киоска, одетая в серый со стальным отблеском плащ и шляпу, почти мужскую, но не лишенную особой элегантности. Не знаю какими волшебными токами, но этот образ меня пронял до самого корня. На плече ее висела новая кожаная сумочка, конечно с «Cobra Willie-VV», может быть даже в союзе с гранатой. Я люблю опасных женщин. Милые и умные, такие как Ольга — это одно, а такие, как Элизабет, это совсем иные ощущения.



Я лихо остановил перед ней «Гепард», позволив эрмимобилю заскочить передним колесом на бордюр. В том мире, который моя душа не так давно оставила, это называется «понты». Да, понты, как вы знаете я не люблю их, но иногда позволяю для эмоций. В данном случае этими пустыми понтами я раззадорил баронессу.

— Демон мой, ты меня всегда радуешь! — Элиз открыла дверь, с быстротой и грацией дикой кошки устроилась рядом со мной. Успела при этом снять шляпу и отправить ее на задний диван.

Я не стал ее спрашивать, чем обрадовал ее в этот раз. Мы поцеловались, страстно и долго, ее рука как бы случайно оказалась у меня между ног.

— Чувствую ты так напряжен. Может поднимемся ко мне? — шепнула она мне на ухо, касаясь мочки губами.

— Элиз… — я расслабился, везде, кроме одно места, которого касались ее пальчики. — У нас нет времени, — с сожалением сказал я.

— Хорошо, но у меня оно же будет в пути, — она игриво прищурилась. — Кстати, далеко ехать?

— Нет, до Четвертой Имперской. Гостиница «Крит». Там к нам присоединятся двое. Двое, которые станут нашей командой на время миссии на твоей родине. И начинается она уже сегодня. Вылет вечером, — по мере того как я это говорил, на лице баронессы проступало больше изумления. — Так что мы сделаем это вечером на вимане. Кстати, сегодня ты впервые познакомишься с боевой виманой изнутри.

— Чего же ты не сказал раньше? Мне нужно взять вещи! — спохватилась Стрельцова.

— Перед вылетом у тебя будет два часа, — пообещал я, трогая эрмимобиль к Северному проспекту.

Элизабет начала сыпать вопросами о предстоящем, но я остановил ее:

— Дорогая, все расскажу, когда мы соберемся вчетвером. Если так мучает любопытство, то… — я притормозил, готовясь встроиться в поток машин, въезжавших на мост, — … сзади папка с документами. Информация скудная, но какая есть. Кстати, в этом моя вина. Не стал ждать, пока для нас соберут больше данных. Знаю, ты очень переживаешь за Майкла, и мама переживает. Поэтому решил, сначала Майкл, потом все остальное. Пока будем решать вопрос с Майклом, постараемся собрать недостающую информацию о Ключе Кайрен Туам. С нами будет два мага-менталиста — надеюсь на их помощь в этом вопросе. Один из этой пары точно сильный менталист — девушка. А второй… Второй интересный субъект — некий виконт Бабский Алексей Давыдович. Тебе нужно будет за ним приглядывать, особо в мое отсутствие. Я ему не доверяю. Даже более того, я почти уверен, что к нам его кто-то подослал. Только мы… Кстати, минуту… — я отстегнул эйхос, удерживая руль левой рукой, набрал номер Бондаревой и сказал: «Наташ, выходите. Подъеду к центральному входу в вашу гостиницу через минут пятнадцать. Я на „Гепарде-12-КС“ — темно-серый, почти черный с дымчатыми стеклами».

— Дальше, Саш, — с Элизабет мигом слетела прежняя игривость, она была сосредоточена.

— Дальше. Просто приглядывай за ним, не доверяй ему ни в чем, но при этом веди себя так, будто я тебе этого не говорил. Веди себя так, чтобы у него не возникло мыслей, будто мы его в чем-то подозреваем, — хотя съезд на Коломенскую был свободен и дальше было не так много эрмимобилей, я не стал ускоряться, чтобы успеть поговорить со Стрельцовой до того, как здесь появится Бабский.

— А той девушке менталисту ты доверяешь? — спросила Элиз.

— Ее имя Наташа. Точнее баронесса Бондарева Наталья Петровна. И, представь себе, я ей тоже не доверяю. Странно, да? — рассмеялся, поглядывая через боковое стекло на Четвертую Имперскую башню, стальной стрелой уходившей в дождливое небо. К ее верхнему причалу в этот момент подходил зелено-красный дирижабль трансазиатских линий. — Но ей не доверяю в гораздо меньшей степени. Она вообще — отдельная тема.

— Зачем же ты их тогда взял? Мы с тобой вдвоем разве не справились бы? Тем более за тебя боги, — последние слова Элиз произнесла мне почти на ухо и было в них что-то возбуждающее.

— А для того и взял, чтобы вывести на чистую воду этого Бабского. Что касается Наташи, как я уже сказал, она — тема отдельная, и почему я ее взял — сложный вопрос. В общем, взял, чтобы нам не было скучно, — я улыбнулся, сворачивая влево и оттесняя слишком наглый «Буцефал».

— Она тебе нравится, да? — догадалась Элизабет.

— Да. Если честно, хочу ее трахнуть, — я знал, что такие откровения говорить Элизабет можно — ее это точно не заденет. Элиз любила меня той редкой любовью, в которой нет ревности. Ей вообще почти не свойственно это мучительное чувство.

— Ты говоришь так, будто в этом какая-то труднодостижимая цель. Демон мой, разве для тебя может быть какая-то женщина труднодоступна? — Элиз подалась вперед, стараясь заглянуть мне в глаза.

— Когда все просто, тогда не так интересно, — я на миг отвлекся от дороги и коротко поцеловал ее в губы. — Она замужем. К тому же упряма. Дама с характером. А еще в недавнем прошлом она была моим прямым начальником. Теперь уже наоборот.

— Трахнуть начальницу — это очень интересно! — Элизабет рассмеялась.

Мы подъезжали. У центрального входа в отель не разрешалось стоять больше двух минут — за этим следил робот регулировщик. Оставалось надеяться, что госпожа Бондарева исправно выполнила мою просьбу, вернее, команду.

Я намеренно медленно поднимал «Гепард» по пандусу к широким ступеням и искал взглядом Наталью. Над нами величественно возвышалась Четвертая Имперская, к стрелам причалов плавно подходили крупные пассажирские виманы.

Ни Бондаревой, ни Бабского я не видел, хотя они могли стоять между колонн перед входом. Я глянул на часы: с момента отправки сообщения Бондаревой прошла двадцать одна минута, а я давал им пятнадцать.

Лишь когда мой «Гепард» остановился сразу за оранжевым «Арчером» службы извоза, я увидел Наталю Петровну, быстро бегущую к нам.

— Элиз, открой ей дверь, — попросил я.

Госпожа штабс-капитан задержалась лишь на миг, быстро, но внимательно оглядывая Стрельцову, салон «Гепарда», скользнула взглядом по мне и устроилась на заднем диване рядом со шляпой Элизабет.



— Привет, — со всей простотой сказал я и улыбнулся Наташе, поглядывая на нее в зеркало. — А где наш Бабский?

— Я не знаю, куда он делся. Мои извинения, Александр Петрович, но его нет. Понимаю, виновата — обязана была обеспечить его присутствие в точке сбора. Сказала ему быть у главного входа в десять пятьдесят. Обещал быть, но его нет! — с раздражением сказала штабс-капитан, наблюдая за выходом из «Крита». — Мы очень спешим? Если позволите, побегу его искать.

— Не надо искать, Наташ, — я плавно тронул «Гепард» вперед. — Если он так рвался в нашу группу, то в его интересах быть вовремя в назначенном месте. Будем считать, что это был тест на надежность.

— Вы хотите исключить его из группы? — Бондарева переложила шляпу Элизабет дальше и подалась вперед.

Я не ответил на ее вопрос, и спросил:

— Этот Бабский был же в твоем подразделении? Что можешь вообще сказать о нем? Насколько он исполнительный? Насколько надежный? В самом ли деле он — хороший менталист?

— Был он у меня недолго. Почти сразу его перевели к Самгину. Месяца три он отсутствовал, говорят, проходил курсы повышения мс-чувствительности при коллегии в Челябинске. Я бы сказала, поручик Бабский у нас… — видя меня в зеркало, Наташа указала взглядом нам Элизабет и продолжила. — В общем, он как бы не совсем наш человек. Он не похож на других из нашего подразделения, и вообще ребят с базы. Есть у него странности. Необязательность тоже есть. Но чтобы так, как сегодня!

— Ясно, — сворачивая к стоянке, я прицелился взглядом на свободное место между старой «Электрой» и «Буцефалом». — Наташ, о нем поговорим отдельно и чуть позже. Я собираю вас, чтобы ознакомить с некоторыми материалами предстоящей операции. Материалов немного, нам хватит двух-трех часов, чтобы все обсудить. Кстати, для начала познакомься с Элизабет. Дама рядом со мной — баронесса Стрельцова Елизавета Борисовна, но лучше ее называть просто Элиз. И еще я хотел сообщить, что уже этой ночью мы будем в точке назначения.

— То есть вылет сегодня? — Бондарева глянула на меня в зеркало даже с каким-то испугом.

Запищал ее эйхос. Я догадался, что на связь вышел Бабский.

Загрузка...