Боги, как я не люблю некоторые вопросы от женщин!
Тем более своих, самых любимых женщин! Уж тем более вопросы заданные невовремя! Полагаю, я не один такой, и со мной в этом солидарны почти все мужчины.
Итак, Ольга Борисовна меня прижала. Она долго ходила вокруг да около, и вот спросила почти напрямую.
— Оль, дорогая, ну что за вопрос? Конечно, я хожу к ней не просто так — она же императрица. К ней никто не ходит просто так, чайку попить, — ответил я, бросив взгляд на часы и подумав, что мы подлетаем. Скорая посадка могла бы спасти меня от разговора — разговора ненужного ни мне, ни самой Ковалевской. Ну зачем мой невесте неприятные эмоции?
— Елецкий, не валяй дурака! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. У тебя с ней уже сложились тепленькие отношения? Или очень-очень тепленькие? Знаешь, как выдают тебя глаза, когда речь заходит о Глории? — княгиня с хитроватым и в то же время недобрым прищуром смотрела на меня. Этакий пронзительный, испытывающий взгляд. Мне даже вспомнилось: в одной из детективных историй подозреваемому светили в глаза синим туэрлиновым светильником, пытаясь узнать правду.
— Мне даже интересно было наблюдать за тобой, — продолжила Ольга. — Спрошу о ней и смотрю, как ты пытаешься замять разговор, а глазки твои сразу становятся беспокойными и виноватыми. Ты ведь прекрасно понимаешь, что герцогиня Ричмонд вовсе не миссис Барнс, отношения с которой меня не слишком волнуют. Может даже хорошо, что Элизабет есть с тобой. Глория это совсем другое. Она — злая волшебница из моего детства! Тогда я очень переживала за своего папу и за всю нашу семью, пока за нас не вступился сам император! А теперь оказывается, что эта злая волшебница может завладеть сердцем моего жениха. Или уже завладела? Ты понимаешь, что для меня это значит?
— Очень понимаю. Оль, — я взял ее руку, сразу пуская «Капли Дождя» — насылая на княгиню покой и налаживая ментальный контакт. Ковалевская не сопротивлялась, и это было добрым знаком: она не встала в капризную позу, как иногда это бывало, а была готова к пониманию. — Пожалуйста, взгляни на все сказанное по-другому. Ведь ты сейчас сама сказала, что Глория для тебя злая волшебница из твоего детства. Но ты давно повзрослела и теперь прекрасно понимаешь, те детские сказки — не важно добрые или злые — детские страхи и фантазии — все это давно осталось в прошлом. Настоящая жизнь — она другая, не такая, как раньше казалась. И люди в ней другие. Я тебе рассказывал о другой Глории, у которой тоже есть правда, своя правда. И ты это поняла, просто не желаешь принять. Ты упорно держишься за то понимание, оставшееся с детства, будто она — заклятый враг или вовсе злая волшебница, которая только и думает, как всех погубить. Заметь, цесаревич, у которого отношения с Глорией в прошлом были намного острее чем твои, готов принять примирение с ней и даже очень рад такому повороту. И твой отец счел это полезным для всех нас, для нашей империи. И Денис Филофеевич, и Борис Егорович лучше тебя помнят и знают то время, потому как ты тогда была совсем девчонкой. А значит их выводы более верные. Просто перестань видеть в Глории заклятого врага на все времена! — призвал я, продолжая мягко сживать руку моей возлюбленной.
Ольга успокаивалась, но вряд ли в ее сознании могло поменяться что-то так быстро и основательно, как мне того хотелось. Я видел напряжение и несогласие на ее лице.
— Такой пример, — продолжил я, — Родерик изначально был моим врагом, выполнявшим заказ банды Лешего и готовым меня убить. Теперь друг мне и возлюбленный Талии, в судьбе которой едва ли не сыграл роковую роль. О примере с Сухровым я уже говорил. Ты прекрасно знаешь, насколько недобрые отношения у меня с ним были и знаешь, как поменялся этот человек и его отношение ко мне. Оль, прошу, не надо цепляться за прошлое. Тем более за его темную сторону. Ты хотя бы просто попробуй понять Глорию — поставь себя на ее место. Место юной жены императора, прибывшую из другой страны, которая одинока во дворце и которую многие не любят и даже ненавидят.
— Хватит, Елецкий, меня уговаривать! Я бы никогда не оказалась на ее месте! И никогда бы не поступила так, как поступала она — уже говорила об этом! Я бы не окружила себя такими негодяями, как князь Козельский и подобными ему! — ответила Ольга Борисовна, но по ее взгляду я догадался, что в княгине больше нет прежнего яростного сопротивления по примирению с Глорией хотя бы в мыслях. — Зачем ты пытаешься меня уговорить? Хочешь, чтоб я позволила тебе сделать еще одной твоей женщиной? Говори прямо!
Прямо я предпочел не говорить. Во-первых, я сам пока не понимал, какие сложатся отношения между мной и императрицей. А во-вторых, не хотел делать Ольге больно своей прямотой. Пусть она сначала свыкнется с мыслью, что Глория больше не враг. Пусть Ковалевская поймет, что все то, что она вынесла из детства относительно образа Глории, во многом плод детских фантазий и страхов. Я сказал:
— Оль, как она может стать еще одной моей женщиной? Подумай сама. Она императрица, да еще при живом муже! Мои женщины — это Ленская и Стрельцова. И в самую первую очередь — ты. С вами я провожу время так часто, как только могу. Поэтому не досаждай себе этой мыслью. Не скрою, Глория, несмотря на возраст, меня привлекает. И у меня с ней действительно теплые отношения. Как-то вышло так, что мы с ней сблизились. Явление Геры многое поменяло между нами. И ты, пожалуйста, пойми, что иметь с Глорией личные отношения мне очень полезно. Полезно не для меня: а для нашего общего дела. Ведь именно так мы можем снять и уже сняли напряжение в самом верху имперской власти, — конечно, говоря это, я несколько кривил душой. Ведь всего названного можно было добиться вовсе не переступая порог спальни императрицы.
— Еще что важно: у Глории очень тесные отношения с маркизом Луисом Этвудом, — продолжил я. — Я уже говорил, что она, после смерти Филофея, может переехать в Британию, где разворачивается борьба за престол. У Этвуда неплохие шансы стать императором, и Глория может стать его женой. Оль, подумай сама, разве нам не нужны добрые и тем более личные отношения с императрицей Британии? Я говорю о всей России.
— Ты целовался с ней? Отвечай, Елецкий! И не пытайся меня увести в сторону! — неожиданно вспыхнула Ольга Борисовна.
— Да… — нехотя признал я, ожидая еще более тяжкого вопроса.
— Саша, сука! Проститутка! Если угодно, политическая блядь! — она ударила меня кулачком в грудь, потом прижалась к тому же самому месту щекой и заплакала.
— Оль, ну, пожалуйста… Не плачь, — я обнял княгиню, глядя ее золотистые, самые роскошные в этом мире волосы.
— Ненавижу тебя! — всхлипывая произнесла она. — И люблю! Как же трудно с тобой!.. Как ты меня злишь!.. Ты меня просто убиваешь!
Я молчал, позволяя ей все это пережить и хоть как-то смягчить своим теплом.
— Моей лицензии уже все, да⁈ Новую хочешь⁈ Во имя интересов Отечества⁈ — Ковалевская вскинула голову, глядя мокрыми, синими глазами на меня. И, не дожидаясь моего ответа, сердито продолжила: — Как ты мог⁈ Она старше тебя в два раза! Она просто старая сука! Ее сын даже старше тебя! Боги, ну почему ты такая шлюха⁈ Надеюсь, тебя Артемида за это накажет!
— Оль, дорогая, ничего же плохого не случилось, — произнес я, понимая, как глупо звучат мои слова.
— Пусти! Пойду умоюсь. Уже скоро посадка, — она вырвалась из моих рук и направилась санузел.
«Орис» приземлился примерно на том месте, где прошлый раз сажал виману Борис Егорович, и выходя из корвета вместе с Ковалевской я вспомнил, как нас здесь же у изгиба дороги атаковал боевой робот «Кребб-20–14». Тогда нам довелось пережить несколько сумасшедших по нервному напряжению минут. Ольга, наверное, тоже вспомнила именно этот случай — ее пальцы вцепились в меня в тот момент, когда княгиня смотрела на проплешину в траве, оставшуюся после той схватки. А я подумал, что до настоящей минуты тот случай как-то забылся, и мне даже неизвестна причина столь необычного поведения машины. Докопались ли инженеры до проблемы или она осталась нерешенной, я не знал.
Когда мы сошли по трапу, я смог осмотреть край посадочной площадки, примыкавший к тайге и отделенный от нее лишь заграждениями из бетонных столбиков и колючей проволоки. Там по-прежнему несли патрулирование «Креббы», но более новой модели. И там же, тускло поблескивая броней стояло два корвета и эсминец имперских военно-воздушных сил. Я был почти уверен, что все они оборудованы моей системой «Одиссей». Такие виманы в первую очередь передавали в «Сириус». Скорее всего, только в «Сириус», где помимо наземных сил создавался боевой воздушный кулак.
— Ваше сиятельство! Здравия вам! — раздался добрый басок со стороны темно-зеленых армейских эрмимобилей.
Я тут же обернулся, узнавая голос полковника Стародолцева, того самого, который встречал нас, когда мы прилетали сюда с Ольгиным отцом.
— Вам здравия, Сергей Семенович! — отозвался я. — Чего так скучно сегодня? Ваши «Креббы» бегают в сторонке и даже не пытаются нас убить. Я-то надеялся проявить хоть немного героизма перед моей невестой, а вот нет никакой возможности.
— Ольга Борисовна… — Стаородольцев слегка коснулся руки княгини. При его огромном росте и немалой силе в теле, скованной полевой формой, Ольга казалась вовсе маленькой и хрупкой. — Вам очень рад. Вы точно богиня и свет в нашем слишком мужском месте.
— Я видела у вас немало светлейших красавиц, — отозвалась Ковалевская. — Вот, к примеру, кое-то из «Грифона». Мне даже боязно передавать вам Александра Петровича.
— Насколько я слышал… — полковник Стародольцев, поздоровавшись с Лосевым, отвел нас в сторону, — нам Александра Петровича никто не отдает. По этому случаю весьма возмущался Бердский и даже сам генерал. Или что-то поменялось? — он вопросительно глянул на меня.
— Я — человек подневольный. Как решили в самых верхах, так тому и быть, — отозвался я, намекая на решение цесаревича. — Но насколько мне известно, я все равно ваш. Сюда приписан.
— Формально! — заметил Стародольцев погрозив мне пальцем. — Ладно, раз сегодня «Креббы» не желают буянить, давайте я вас сразу до штаба. Или есть желание сразу в расположение Бердского? Да, кстати, — спохватился он, — та комната во втором доме спец состава по-прежнему за вами, граф. Могу и туда подбросить, — он кивнул на армейский эрмик с огромными ребристыми колесами. Такие называли «болотниками», потому как они вполне ходили по таежному бездорожью и даже по местным болотам, что тянулись перед Ирстимским кряжем.
— Если насчет нас никаких распоряжений свыше нет, то давайте туда, — согласился я, только сейчас догадавшись забрать у Ковалевской ее рюкзак.
— Распоряжение одно: организовать вашу явку к одиннадцати на штабную площадь. Именно вашу явку, Александр Петрович. И это обязательно, — уже строго сказал Стародольцев, дав знак поручику и несколькими бойцами, грузиться во второй эрмимобиль. Повернувшись ко мне, добавил: — Вы тоже располагайтесь. Ольгу Борисовну на мягкое — он указал на кресло рядом с местом извозчика, — Я минутку переговорю с Лосевым.
— Так из-за кого тебе боязно передавать меня в «Грифон»? — полюбопытствовал я у Ковалевской, когда Стародольцев отошел к команде корвета.
— Сюда! — решила мисс Стефанс, открывая дверку в старый, объемистый шкаф без полок, где она хранила поломойные принадлежности и тряпье.
— Но мисс Стефанс!.. — воспротивился Майкл, не совсем понимая, что она от него хочет. Если эта взбалмошная дама действительно желала, чтобы он залез в шкаф, то… Это же просто глупо! Его все равно найдут люди господина Терри. И тогда они его наверняка убьют. И еще вопрос: сама Синди что собирается делать? Где спрячется она?
— Сюда! — теряя терпение, прошипела уборщица. — Нет времени на споры!
Синди, хотя и была дамой хрупкой, но вдруг воспряла силами и едва ли не затолкала барона Милтона в шкаф. Затем, каким-то невероятным образом поместилась там же сама. Поймала пальцем шнурок, свисавший с ручки двери, и притянула ее, плотно закрыв шкаф. Они вдвоем с Майклом остались в полной темноте, тесно прижавшись друг к другу.
— Нас убьют. Двоих… — обреченно прошептал барон Милтон. — Эти страшные люди такого не простят!
— Помолчи! — прошептала в ответ Синди, касаясь губами его подбородка.
В следующий миг Майкл почувствовал ее поцелуй. Тоже в подбородок. Потом в щеку и в губы. Барон Милтон хотел было возразить, но гнусавый голос Джозефа зазвучал рядом, шагах в десяти. Ему ответил Мишель. Послышались торопливые шаги на лестнице. Звук распахнувшейся двери и изумленный вскрик Мишеля. Позже к нему добавился голос Эндрю, переходящий на возмущенный крик.
— Жалкие ублюдки! Сопляки! Где были вы! — орал Эндрю Аддерди.
Оправдания Мишеля были почти не слышны. Послышался грохот чего-то тяжелого и звон разбитой посуды.
— Все хорошо, дорогой! Не бойся! Я спасу тебя! Немного потерпи, мы убежим отсюда, — прошептала Синди снова целуя Майкла в губы.
— Мисс Синди… — простонал Майкл. — Это все бессмысленно… — он не сазу понял, что его рука лежит на талии уборщицы, при чем на оголенном участке тела, каким-то образом проникнув под разорванную ткань платья.
Именно в этот момент, когда мысли разрывали голову Майкла от страха за собственную жизнь; Синди вдруг сказала:
— Я тебя люблю, Майкл! С первого дня, как только увидела! Я люблю тебя!
То ли Майклу показалось, то ли на самом деле она сказала это слишком громко. Настолько, что барон Милтон содрогнулся. От людей Брайна Терри она ни раз слышал, что мисс Стефанс — дама с большими странностями, и сейчас он в этом убедился сполна. Оба они были обречены, оставался лишь вопрос, как быстро их найдут в старом шкафу, а она спрашивает такие крайние глупости!
— А ты любишь меня? — прошептала мисс Стефанс, прижимаясь к нему своей маленькой, но твердой грудью.
Из-за ее вопроса, из-за страха, сковавшего так, что Майкл не мог даже пошевелить рукой на ее голом боку. Эндрю Аддерли, продолжал орать на Мишеля и Джозефа, барон Милтон уже не слышал его слов. Крики, ругань сместились в коридор, ведущий к столовой, затем к лестнице на третий этаж.
— Он не мог уйти! Я стоял у входа, говорил с Крысенышем! — негодовал Аддерли. — Не хотите ли вы сказать, что я идиот и он проскользнул мимо меня⁈
— Может ему помогла эта шлюха Синди? — предположил Джозеф. Его шаги раздались рядом со шкафом, где прятался барон Милтон и мисс Стефанс. — Она могла открыть черный ход! Кстати, где она⁈
— Конечно бежала с ним! — решил Мишель, додумывая картину произошедшего. — Сука! Уж не подослали ли ее? Может ее наняли русские? Ее вообще проверял кто-то? Кто эта сука на самом деле⁈
— Дверь закрыта! — прорычал Аддерли из-за всей силы рванув ручку двери, ведущую во двор.
— Они могли ее закрыть с той стороны! — предположил Джозеф. Тут же послышался грохот перевернутого ведра и звучные маты.
— Бегом на улицу! Может они еще во дворе! — распорядился Эндрю Аддерли. — Бегом! Я сообщу Батлеру и гляну третий этаж!
Когда шаги стихли, Майкл, почти не дышавший, позволил себе один глубокий вдох, и снова задержал дыхание.
— Не бойся, дорогой, — прошептала мисс Стефанс. — Я же сказала, спасу тебя! Эти негодяи собирались сегодня убить тебя — я подслушала.
— Спасибо, — еле слышно произнес барон Милтон. Его ладонь, неясно каким образом пробравшаяся в разрыв платья, сползла почти на ягодицу Синди.
— Ты не сказал мне, — прошептала уборщица, настаивая на недавнем вопросе. — Мне это очень важно знать! Говори!
— Что сказать? — не понял барон.
— Ну как же? Ты меня любишь? — прошептала мисс Стефанс, слегка потираясь о него.
— Да, — отозвался Милтон.
Он сам не знал, почему так сказал. Наверное, потому что не хотел обидеть ее в этот момент. Еще потому, что не задумывался над ответом. Ведь смерть по-прежнему грозила им. Даже казалась неотвратимой. Разве не глупо ли в такие минуты говорить о любви?
— Я знала, Майкл! Я видела, как ты смотришь на меня! Ведь я каждый день убирала твою комнату, хотя Брайн запрещал мне это делать. Я так рада, что мы убили его! Этого негодяя! Жирного ублюдка! Теперь от его крови полы будет трудно отмыть! — она тихонько хохотнула. — Дорогой мой, сейчас мы выберемся отсюда. Пока не вернулся Джозеф с Мишелем… — Синди осторожно приоткрыла дверь шкафа и зазвенела ключами, которые сжимала в кулачке.
— Здесь же Эндрю! — испуганным до хрипоты шепотом произнес Майкл. — Он сейчас спустится с третьего этажа!
— Ничего. Надеюсь, успею открыть! — отозвалась Синди, еще громче зазвенев связкой ключей и сделав шаг в темноту.
«А если не успеешь?», — пронеслось в голове Майкла, и от этой мысли на сердце стало холодно, словно его сжала ледяная лапа смерти. — «Даже если она успеет, то дальше что?», — лихорадочно рассуждал барон Милтон. — «Мне некуда бежать! Люди Уэйна очень быстро найдут меня в Лондоне! Говорят, у них даже есть такие маги, которые находят людей быстрее, чем сотня собак-ищеек!».
Синди звенела ключами все громче и громче, словно собираясь убить барона Милтона одним этим звоном. Через минуту-другую послышались решительные шаги — Андрю спускался по лестнице с третьего этажа. И хотя здесь, перед дверью в черный ход, был густой полумрак, господин Аддерли должен был сразу заметить Синди, пытавшуюся подобрать ключ от замка.