Ваше Сиятельство #9

Глава 24 Майкл должен умереть

— Он нам больше не нужен. Понимаешь, Брайн? Это просто лишняя возня. С самого начала было ясно, что помощи с переводом от него не будет. Его просто использовали русские, чтобы сыграть с нами в игру. Все завязано на этого… Как его? — Джоил Батлер щелкнул пальцем, вспоминая фамилию графа — русские имена ему всегда давились с трудом почти таким же, как имена ацтеков. — Елесски, граф, который.

— Граф Елецкий, — поправил его Брайн Терри. — Не думаю, что нам следует с этим спешить. Елецкий дал согласие на встречу в Александрии. Хотя я больше чем уверен, он с нами играет. Причем очень прямолинейно. Вот эта прямолинейность меня настораживает. Еще я уверен, что никакой встречи не будет. Он слишком умен, чтобы не понимать, как проигрышна его позиция. Нам надо готовиться к встрече с ним не в Александрии, а здесь, в Лондоне. Милтон в самом деле — существо бесполезное. Все, на что он способен писать статьи в журналы, которые мало кто читает. Но убивать его я бы не спешил. С Елецким могут возникнуть разные расклады, и этот Майкл может послужить нам, допустим, в качестве приманки. Кстати, я не верю, что Елецкому безразлична судьба Милтона. Хотя бы по той причине, что Майкл — любовник его матери. И еще эта… Элизабет… В общем, все это сложно. Я бы не стал торопиться. Подумай, Джоил.

— Я уже думал, — Джоил Батлер поднес ко рту потухшую трубку, длинную, покрытую иероглифами с именами трех богов Теотекаиль. — Здесь нечего думать. Все это время мы только зря держим здесь наших людей. Пять человек! Эти люди нам нужны в Гамбурге и в Риме! А они протирают штаны здесь, попивая чай да что-нибудь покрепче, и делая вид, что стерегут Милтона, которого можно было просто держать под замком в подвале. Заметь, стерегут Милтона, который нам больше не нужен! В общем так, как придет Эндрю, кончайте его. Распоряжение по освободившимся людям я пришлю на эйхос. Скорее всего всех твоих завтра же в Гамбург, — раскуривая трубку решил он, небрежно бросил на стол зажигалку и встал. — Заеду завтра. И не пустой, — Джоил довольно улыбнулся, выпустив изо рта облако табачного дыма. — Денежки привезу — расчет за две недели.

— Хорошо, как скажешь, — Брайн Терри тоже встал, скрипнув затертым креслом. Приказ убрать Майкла Милтона ему не слишком нравился, но спорить с господином Батлером не стал, хотя они были почти друзья и между ними ни раз возникали разногласия, решавшиеся в горячих спорах.

Проводив Батлера до двери, он вернулся в кабинет, открыв бар взял бутылку «Fire Dog» и налил себе полную рюмку. Раз босс так решил, пусть на их пути станет одним покойником больше и это будет на совести Батлера. Гори оно все в аду: и этот дурачок Милтон, и Батлер вместе с графом Бекером! Хотя и герцог Уэйн туда же, даже в первую очередь! А он сегодня просто расслабится. Раз Милтона в расход, то тогда сами боги велели съездить к Люси и дрыгнуть эту сучку ее во все дыры. Оставалось только дождаться Эндрю, дать ему команду и ждать, когда раздастся глухой звук упавшего на пол тела. Будет перед этим щелчок остробоя или нет? Скорее всего нет. Эндрю предпочтет задушить барона.

Однако Эндрю пока не было. Он должен был подъехать через полчаса. Самому руки марать не хотелось, да и отошел уже господин от подобных дел — грязную работу исполнял народ помоложе. Сделав глоток виски, Брайну захотелось напоследок поговорить с пленником. Поговорить, может даже угостить его виски. Хотя этот Майкл оказался для них бесполезен и был скорее обузой, чем приобретением (стоило его с таким риском тянуть из России!), все-таки был он не таким скверным парнем, чтобы оборвать его жизнь без всякого сожаления.

Когда господин Терри зашел в комнату с зарешеченным окном, где содержали барона, то застал его за обычным для Милтона занятием — тот лежал на старом диване, читая какой-то журнал. Рядом с ним валялось несколько открытых книг и листков исписанной бумаги. Увидев Брайна, Майкл тут же отложил журнал и встал. Брайн переступил порог, подойдя к столу, поставил на него початую бутылку «Fire Dog» и спросил:

— Майкл, а ты хочешь жить? — при этом странная улыбка заиграла на лице Брайна Терри. Он подумал: «Какая удивительная штука эта жизнь. Ведь я сейчас почти бог: в моих руках жизнь этого человека, а он об этом даже не подозревает. Он читает совсем бесполезные журналы, лелеет мысль, что его вытянет граф Елецкий, чтобы вернуть в объятья своей мамаши. Но все его планы, желания, мечты я скоро перечеркну одной фразой, негромко сказанной Эндрю».

— Конечно, хочу, господин Терри. Для этого и стараюсь, — Майкл кивнул на листки с попытками перевода Свидетельств Лагура Бархума, хотя сам понимал, что как бы он ни старался, у него ничего не выйдет. При чем не только у него, но и ни у кого в этом мире, если не считать Александра Петровича.

— Бросай это дело, Майкл. К черту! Иди сюда, выпей виски, — Брайн Терри щедро наполнил обе рюмки. — Ну, давай!

— Я не хочу, господин Терри, — барон Милтон покачал головой.

— Пей, Майкл! Я так хочу. Скоро ты поймешь, что тебе это нужно. Очень скоро. Ты даже захочешь закурить, — Брайн достал изящную коробочку с египетскими сигаретами.

— Я же не курю, — отозвался Майкл, но рюмку с виски взял, втянул ноздрями пьяный аромат и выпил в два приема.

— Когда ты поймешь в чем дело, закуришь, — рассмеялся Брайн и опрокинул темно-янтарный напиток себе в рот. Тут же налил еще по одной, думая, что если он появится перед Люси порядком пьяным, то это будет даже очень хорошо.

В открытое окно донесся звук эрмимобиля, свернувшего в их тихий переулок. Наверное, подъезжал «Jaguar» Эндрю.

— Вы шутите, господин Терри? Неужели договорились о моем обмене⁈ — тут же оживился Майкл и потянулся ко второй рюмке. Если это только на самом деле случилось, то Майкл был готов и закурить, и выпить хоть две таких бутылки разом.

На его вопрос Брайн лишь рассмеялся, погладил свой широкий, давно облысевший лоб и подумал: «Что будет с довольной физиономией этого барона, если ему сказать правду?» — он представил жуткий испуг на лице Милтона, его пляшущий подбородок, трясущиеся руки и расхохотался. Глянул в окно, убеждаясь, что не обознался — на самом деле приехал Эндрю с Ойсином.

В этот момент дверь в комнату открылась и вошла уборщица — Синди Стефанс. Молодая, симпатичная на личико, но гадкая характером особа, которую Брайн не любил за то, что она часто вертелась там, где ей бы не следовало. У него даже было подозрение, что эта рыжая сучка иногда подслушивает их разговоры. Вот и сейчас она зашла не вовремя.

— Доброго дня, мисс Стефанс, — Майкл улыбнулся ей.

— Доброго дня, господин Милтон, — отозвалась она, вильнув бедрами т ответив ему кокетливой улыбкой.

— Синди, проваливай отсюда! Не надо здесь убирать! — грубо окрикнул ее Терри. У него уже вертелись на языке слова, которые он хотел сейчас произнести для барона Милтону, но эта вездесущая дрянь ему помешала.

— Я только заберу мусор, — отозвалась Синди Стефанс.

— Пошла вон! — сердито произнес Брайн и повернулся к Милтону, чтобы сказать ему то, что хотел.

Прежде чем это сказать, Брайн сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и со злой усмешкой поглядывая на Майкла, открыл рот.

— Оль, зачем сразу о плохом? — глядя вслед, удалявшемуся «Гепарду» я открыл рюкзак и достал коробочку «Никольских».

— И не кури натощак! Сам сказал, что еще не завтракал! — княгиня властно отобрала у меня сигареты.

— Оля! Мне можно! Я — маг. Объяснял же: мне это вообще никак не вредит. Гораздо больше я страдаю от твоей вредности, — взяв ее руки, я мягко сжал их. — Знаешь, как приятно, когда ты добрая и все позволяешь?

— Подхалим! Так, давай про Глорию. Я тоже кое-что интересное расскажу, — подобрела Ковалевская. — Про твоих небесных подруг. В эрмике не стала, все равно уже подъезжали.

— Я думал, раз ты узнала, про мой вылет на базу — а это знал только Филофеевич, то и про Глорию ты уже все знаешь. И про Перуна. Да? — я обнял ее к себе, чувствуя, что Ольга Борисовна слегка мерзнет в предрассветной прохладе.

— Знаю, кое-что. Отец рассказал в общих чертах. В подробности погружаться не стал. Сказал, чтоб тебя расспрашивала. Давай, рассказывай. При этой же стерве Перун появился? — Ольга глянула в сторону проплывших на небольшой высоте огней — «Орлан». И летел он явно не за нами.

Я успокоился, видя, что Ковалевская пока не старается выпытать о моих личных отношениях с императрицей, а спрашивает только об основных результатах моего визита. Рассказал я ей почти все, что говорил цесаревичу. Сцену с Громовержцем подал намеренно живописно, немного даже покрасовался, так что Ольга Борисовна разволновалась.

— Мой герой! — проговорила она, когда я закончил, и поцеловала меня в губы. — Но ты очень рисковал, Саш! Зря так! Вот теперь буду думать, чем это все может обернуться для тебя. Вернее, для нас. Он вообще ничего не сказал, прежде чем уйти?

— Оль, ты же у меня психолог. Знаешь, иногда взгляд говорит яснее любых слов. Так вот, гордыня помешала ему признать мою правоту, помешала искать со мной согласия. Громовержец ушел, с этакой надменной усмешкой, но он все понял, очень хорошо понял. Думаю, вряд ли будет сводить счеты, — пояснил я, вспоминая последние минуты общения с Перуном.

— Очень, очень надеюсь, что ты не ошибся. Астерий… — Ковалевская впервые назвала меня так, и это прозвучало как бы в шутку, вместе с улыбкой, заигравшей на ее губах. — Теперь, рассказывай про Глорию. Что она тебе говорила? Сказала, будто мой отец такой сякой, козни против нее строил? И все вокруг плохие, злые, а она бедненькая, беззащитная овечка…

Вкратце я изложил разговор с Глорией. Сказал, как она мне преподнесла свое противостояние с Борисом Егоровичем. О ее войне с Лапиным и Трубецким, потом о Козельском, Молчанове. И заключил:

— Оль, ни ты, ни я не знаем, как было на самом деле, но согласись, кое-какая правда есть и на ее стороне. Госпожу Ричмонд тоже можно понять, и конечно же твоего отца, и людей, которые с ним, я имею в виду всех других важных для нашего государства людей. Но я думаю, что сейчас вопрос вовсе не в том, кто больше прав, а в том, что на сегодняшний день Глория желает найти с нами согласия. А раз так, она нам больше не враг. С этим полностью согласился Денис Филофеевич. И я думаю, твой отец как человек исключительно умный и прагматичный тоже с этим согласен.

— Не знаю. Мое отношение к ней не меняется. Пока она ничего хорошего не сделала. Змея еще та! И вообще, Елецкий, почему ты хочешь, чтобы я начала к ней относится иначе? Она нравится тебе, да? Давай, рассказывай, чего ты вдруг стал на ее сторону. Очаровала тебя старушка? — неожиданного пошла в наступления Ольга Борисовна, и я побоялся, что она начнет задавать еще более острые вопросы. — Я хорошо помню какое сообщение ты отправил ей еще тогда, на Карибах. И помню с какой довольной улыбкой ты шел к ней на прием.

— Оль, с чего ты взяла, будто я хочу поменять твое мнение о ней? Его можешь поменять только ты сама, опираясь на сказанные мной факты. Лично для меня Глория стала намного понятнее, я больше не вижу в ней злодейку, представляющую интересы наших врагов. Ты и сама должна понять это, хотя бы по тому факту, что она в большом конфликте с герцогом Уэйном — вот он и есть для нас главное зло, — я постарался сместить направление беседы.

— Я спросила, очаровала тебя эта стерва? Уж не на нее ли думаешь потратить мою лицензию? — Ковалевская прищурилась, но это был вовсе не тот милый прищур, который всегда нравился мне. Сейчас княгиня смотрела проницательно, даже как-то опасно.

— Ты же знаешь, кроме тебя меня по-настоящему никто не может очаровать, — ответил я, и в этот миг почему-то мысли метнулись к Ленской. Я подумал, что именно они сейчас очень полезны. Они могут отвлечь мою княгиню от нежелательных мыслей, и сказал. — Хочу с тобой кое-чем поделиться. Оль, у меня проблема, причем серьезная. Серьезная для меня, а ты можешь даже рассмеяться.

— Ну, говори, — Ковалевская не отпускала меня взглядом.

Я глянул на часы. Было ровно пять утра. Поднял взгляд к небу, ища приближающуюся виману. И нашел: со стороны Свято-Царского на большой скорости шла крупный воздушный корабль, а именно боевой корвет проекта «Альбатрос».

— Черт дери! — выругался я, но это ругательство было выражением моего восхищения. Очень было похоже, что за нами было послано именно то первое судно, сделанное по моей схеме на устройстве сквозного согласования с синхронизацией эрминговых потоков.

— В чем дело, Елецкий? Давай, говори уже! — Ольга тоже глянула на юго-запад, но не придала значения тому, что видел я.

— Да, Оль. Сейчас… У меня проблема с Ленской и в каком-то плане с Денисом Филофеевичем. Но сегодня цесаревич меня уважил! Смотри, что он за нами прислал! Не видишь, что ли⁈ Это же боевой корвет! «Орис»! Между прочим, самая первая боевая вимана на основе моего «Одиссея»! — у меня даже мелькнула мысль, уж не задобрить ли меня за Ленскую желает цесаревич. Ведь он знает о моей особой страсти к боевым виманам.

— Елецкий! Ты можешь говорить со мной нормально⁈ — рассердилась госпожа Ковалевская. — При чем здесь Света⁈ И Денис здесь при чем⁈ Ты вообще со мной или где⁈

— Она при том, что Денису очень понравилась. Ручки ей гладил, предлагал первые роли в императорском театре. И в синемациии, — ответил я, не отрывая глаз от корвета.

Тот стремительно снижался, мигая яркими посадочными огнями. Точно глаза демона на нас смотрели черные с красными точками люки, закрывавшие ракетные порты.

— Елецкий! Ты меня сейчас разозлишь! Какая еще синемация⁈ Ты о чем вообще говоришь⁈ Ну-ка смотри на меня! — я еще раз убедился, что руки у Ковалевской могут быть сильными — она повернула меня к себе.

— Оль, прости! Знаешь же — люблю боевые виманы. Не каждый день могу видеть. Подожди немного, на борт поднимемся, расскажу все по Ленской. Меня это правда очень задело, — я огромным удовольствием смотрел на корвет, зависший в десятке метров над площадкой и выпускавшем опоры. При этом думал: конечно, в артистизме мне до Ленской далеко, но сейчас я неплохо сыграл. Я вызвал небольшое раздражение Ольги Борисовны. Полезное раздражение, благодаря которому она благополучно забыла о Глории. И мысль поделиться с Ковалевской проблемой со Светланой пришла ко мне вовремя. Девушки любят всякие сердечный темы: про отношения, про ревность и сложность выбора.

— Да он еще пять минут будет садиться. Говори, что у тебя опять со Светой! — отозвалась Ольга, без особого интереса глядя огромный стальной огурец, сверкающий в лучах рассветного солнца.

Посадочная площадка была тесновата для него, и пилот «Ориса» приноравливался, чтобы не зацепить носом тополя.

Не вдаваясь в подробности, я пересказал Ольге, что произошло у Дениса Филофеевича, когда приехала Ленская со Стрельцовой. Прежде чем открылся люки и выехал трап, я даже успел кратко пересказать наш разговор со Светланой в эрмимобиле.

— И что ты от меня хочешь в этот раз? Хочешь, чтобы я сказала Денису, мол, мы все девушки Елецкого, не смей смотреть в нашу сторону? — Ольга явно повеселела и бодро зашагала к открывшемуся люку.

— Оль, разве я когда-то просил меня нянчить? Был момент, когда ты помогла мне наладить контакт со Светланой, но тогда была иная ситуация. Сейчас я прекрасно сам решу все эти вопросы. И с Ленской, и с цесаревичем, — я пропустил ее по трапу вперед, стальные ступени гулко отозвались на мои шаги.

— О, да! Человек умеющий разобраться с самим Перуном не нуждается в помощи в разбирательствах с девушкой! — княгиня рассмеялась, глядя на вытянувшегося перед нами по стойке смирно мичмана и квартирмейстера.

— Мичман военно-воздушного флота Ленский! — представился парень с серебряными нашивками на синем кителе.

Ольга прыснула смехом, едва услышав его фамилию.

— Прошу прощения, ваше сиятельство. Что-то не так? — лицо мичмана пошло красными пятнами.

— Это я прошу прощения, — отозвалась Ковалевская. — Пожалуйста, не обращайте внимания. Мы с графом Елецким говорили о личном, и так неловко вышло.

— Добро пожаловать, ваше сиятельство, на борт корвета «Орис»! Позвольте, провожу в вашу каюту! — мичман, сделал едва заметный приглашающий жест рукой в сторону коридора, обшитого бежевым пластиком между стальными выступами. — Или сначала желаете небольшую экскурсию по кораблю?

— Сначала в каюту, оставив вещи, устроимся, — решила за меня Ковалевская и вернулась к нашему разговору: — Света может и неплохая девочка, но у нее в голове свой театр. Извини, но она слишком оторвана от реальной жизни. Ей кажется, что все вокруг — это спектакль, и роли в нем можно менять по желанию, если надоела одна, можно поиграть в другую.

— Ты же знаешь, она со мной не играет! — я взял Ковалевскую под руку.

— Знаю. Только это не совсем так, — отозвалась она. Лампы у потолка, мигавшие красным, подрумянили Ольгино лицо.

— Что ты имеешь в виду⁈ — от ее слов я резко остановился. На меня едва не налетел шедший за нами квартирмейстер.

— Что «не совсем так»? Оль, ты что-то знаешь такое о Ленской? — я повернулся, ожидая ответа, хотя разговор на столь сердечные темы был неуместным при двух военных, сопровождавших нас по коридору корвета.