Выйдя в приемную, хирург поискал глазами кого-нибудь похожего на комиссара, ожидающего новостей о раненых.
— Где он?
— Вот, — сказал анестезиолог, показывая на невысокого брюнета, который крепко спал, вытянувшись на двух составленных стульях и подложив под голову пиджак вместо подушки.
— Ну, допустим, — хирург потряс Адамберга за плечо.
Комиссар сел сгорбившись, потер лицо, запустил руки в волосы.
Вот и умылся, подумал хирург. Но он и сам не успел побриться.
— Все трое в порядке. Ранение в колено потребует реабилитации, но коленная чашечка не задета. Рука — это вообще пустяк, он выйдет через пару дней. Что касается бедра, то ему повезло, еще немного — и зацепило бы артерию. У него температура, и он говорит стихами.
— А пули? — спросил Адамберг, отряхивая пиджак. — Вы их не смешали?
— Каждая в отдельной коробочке с номером койки. Что произошло?
— Нападение на банкомат.
— А, — разочарованно протянул хирург. — Деньги правят миром.
— Где лежит колено?
— В палате 435, вместе с рукой.
— А бедро?
— В 441-й. Что с ним такое?
— В него выстрелил колено.
— Нет, я о волосах.
— Это у него от природы. Ну, в смысле, ошибка природы.
— Я полагаю, это интрадермическая пертурбация кератина. Редкое явление, я бы даже сказал, исключительное. Хотите кофе? Завтрак? Что-то мы побледнели.
— Пойду поищу автомат, — сказал Адамберг, вставая.
— Кофе из автомата — та еще бурда. Пошли. Сейчас мы все уладим.
За врачами всегда остается последнее слово, и Адамберг послушно побрел за человеком в белом халате. Сейчас мы поедим. Сейчас мы попьем. Сейчас нам станет лучше. Пошатываясь, Адамберг мельком подумал о третьей девственнице. Полдень, сейчас мы будем кушать. Мы не боимся, у нас все будет в порядке.
Комиссар вошел в палату Вейренка во время обеда. Лейтенант с тоской взирал на стоявший у него на коленях поднос с чашкой бульона и йогуртом.
— Мы должны все доесть, — сказал Адамберг, садясь возле кровати. — У нас нет выбора.
Вейренк кивнул и взял ложку.
— Копаться в старых воспоминаниях — рискованное занятие. Для всех нас. Вас чудом пронесло.
Вейренк поднял ложку, потом снова отложил ее, не отрывая взгляда от чашки с бульоном.
— Томит меня судьба, душа моя в тумане,
Долг чести требует устроить торжество
Тому, кто спас меня на поле подлой брани,
А сердце не дает приветствовать того,
Кто мне принес беду, но жаждет ликований.
— В этом-то и проблема. Но я ничего от вас не требую. Мое положение не многим проще вашего. Я спасаю жизнь человеку, который может погубить мою.
— Как это?
— Вы забрали у меня самое ценное.
Вейренк с гримасой боли приподнялся на локте, губа его дернулась вверх.
— Вашу репутацию? Я на нее пока не посягал.
— Зато ты посягнул на мою жену. Лестничная площадка на восьмом этаже, дверь напротив лестницы.
Вейренк рухнул на подушки, разинув рот.
— Откуда же я знал, — тихо сказал он.
— Конечно. Всего знать невозможно — запомните это на будущее.
— Совсем как в той сказке, — сказал Вейренк, помолчав.
— В какой?
— Про короля, который послал на верную смерть одного из своих генералов, в чью жену он был влюблен.
— Не очень вас понимаю, — искренне сказал Адамберг. — Я устал. Кто кого любит?
— Жил-был король, — начал Вейренк.
— Так.
— Он влюбился в жену одного парня.
— Допустим.
— Король послал парня на войну.
— Допустим.
— Парень погиб.
— Ну.
— Король взял себе его жену.
— Так это не про меня.
Лейтенант отсутствующим взглядом смотрел на свои руки:
— Час пробил, господин, — судьба распорядилась
Так, чтобы ваша жизнь от пут освободилась.
Свершился приговор, и смерть подстерегла
Врага, который вам принес так много зла.
— Ну, — повторил Адамберг.
— Так что ж на вас нашло, что за слепая жалость —
И ваша длань убить убийцу удержалась?
Адамберг пожал плечами, нывшими от усталости.
— Вы за мной следили? — спросил Вейренк. — Из-за нее?
— Да.
— Вы узнали тех парней на улице?
— Когда они засунули вас в машину, — солгал Адамберг, обходя молчанием историю с микрофонами.
— Вот как.
— Нам придется поладить друг с другом.
Адамберг поднялся и закрыл дверь.
— Мы дадим Ролану и Пьеро сбежать, от греха подальше. Если охранника не будет на месте, они такую возможность не упустят и слиняют отсюда.
— Подарок? — спросил Вейренк с застывшей улыбкой.
— Не им, а нам, лейтенант. Если мы начнем следствие, за ним последует обвинение и суд, вы согласны со мной?
— Очень надеюсь, что будет суд. И приговор.
— Они станут защищаться, Вейренк. Их адвокат будет настаивать на законной самообороне.
— Каким образом? Они ворвались ко мне домой.
— Сошлется на то, что, убив Шелудивца Фернана и Толстого Жоржа, вы собирались прикончить их.
— Я никого не убивал, — сухо сказал Вейренк.
— А я на вас не нападал на Верхнем лугу, — так же холодно ответил Адамберг.
— Я вам не верю.
— Никто никому не хочет верить. И ни у вас, ни у меня нет доказательств того, о чем мы говорим, за исключением честного слова собеседника. У присяжных тоже не будет никаких причин вам поверить. Ролан и Пьеро выпутаются, поверьте мне, а у вас начнутся неприятности.
— Нет, — оборвал его Вейренк. — Без доказательств нет и приговора.
— Зато испорченная репутация и сплетни вам гарантированы. Убил он их или не убил? Подозрение вопьется в вас как клещ и не отпустит никогда. И вы будете чесаться шестьдесят девять лет спустя, даже если приговора не последует.
— Понимаю, — сказал Вейренк, подумав. — Но не верю. Вам-то что с того? Вы способны устроить им побег, чтобы они меня достали чуть позже.
— Как все запущено, Вейренк. По-вашему, это я подослал Ролана и Пьеро? И поэтому торчал у вас под окном?
— Я не могу отбросить эту гипотезу.
— А зачем я вас тогда спасал?
— Чтобы снять с себя подозрение после второго нападения, которое наверняка увенчается успехом.
В палату заглянула медсестра и положила на тумбочку две таблетки.
— Обезболивающее, — сказала она. — Принимаем во время еды, ведем себя хорошо.
— Мы должны это принять, — сказал Адамберг, протягивая таблетки лейтенанту. — Запив бульоном.
Вейренк послушался, и Адамберг поставил чашку на поднос.
— Придумано неплохо. — Комиссар снова сел, вытянув ноги. — Но это неправда. Часто ложь выглядит достоверно, а правда — нет.
— Ну так скажите мне правду.
— У меня личные причины желать их побега. Я не следил за вами, лейтенант, я вас подслушивал. Поставил на прослушку ваш мобильник, а в машину вмонтировал жучок и маячок.
— Как все запущено.
— Да. И я бы не хотел, чтобы это стало известно. Если начнется следствие, все вылезет наружу — в том числе прослушка.
— Кто об этом расскажет?
— Элен Фруасси, которая установила ее по моему приказу. Она мне доверилась, считая, что действует в ваших интересах. Элен — честная женщина, она все доложит следователю.
— Понятно, — сказал Вейренк. — То есть мы оба от этого выиграем.
— Именно.
— Но сбежать не так-то просто. Они не смогут выйти из больницы, не уложив пару полицейских. Все поймут, что тут что-то нечисто. Вас станут подозревать или, в лучшем случае, накажут за профессиональную ошибку.
— Ну, положат несколько полицейских. У меня есть два верных человека, которые засвидетельствуют, что не справились с преступниками.
— Эсталер?
— Да. И Ламар.
— Надо еще, чтобы Ролан и Пьеро решили попытать счастья. У них и в мыслях нет, что можно сбежать из клиники. Полицейские посты могли поставить у всех выходов.
— Они сбегут, потому что я их об этом попрошу.
— И они вас послушают?
— Разумеется.
— А кто сказал, что они не нападут на меня снова?
— Я.
— Вы по-прежнему ими командуете, комиссар?
Адамберг встал и обошел кровать. Бросил взгляд на температурный листок — 38,8°.
— Мы к этому вернемся позже, Вейренк, когда будем в состоянии выслушать друг друга и у вас спадет температура.