Вечный Рим. Первый свиток. Император

Галльская война. Миттельшпиль. Море-океан

Галльская война. Миттельшпиль. Море-океан

688 г. ab Urbe condita

Наша эскадра идет на войну.

Неустрашимо вступаем мы в бой

Боже, храни нас! Вверяем тебе

Править нашей судьбой…

Трудная служба, но манит она

Смелых бойцов, чье призванье война,

Синий простор, со штормами борьба

Вера, надежда и наша судьба…

А. Подкурков

К удивлению Луция, Кантабрийское море, которое его гений называл Бискайским заливом и «Мешком бурь», встретил объединенный римский флот отличной погодой. К тому же и ветер все время дул попутный, хотя и дул не всегда строго по курсу. Кораблям вполне хватало, чтобы двигаться на одних парусах, сберегая силы гребцов для решающего сражения. Сражение, которое должно решить многое, как в судьбе Луция Кассия Лонгина, так и в судьбе мира…

Многое из того, что увидел Луций в этой стране и на этой войне полностью противоречило не только известным из книг и разговоров с учителями, но и из рассказов гения, описаниям. Гений, что удивительно, оказался совсем не всезнающим и честно признался, что о кельтах, как он называл галлов, помнит совсем немного. Хотя кое-что из рассказанного им помогло Луцию лучше подготовить флот к боям. Потому что как оказалось корабли галлов, точнее основного племени их мореплавателей, венетов, ничуть не уступают римским. Точнее, даже превосходят, так как лучше приспособлены к плаванию в бурых водах Кантабрийского моря и даже, судя по всему, Океана. Высокобортные, палубные лодьи* с неплохим парусным вооружением. Единственной уязвимой особенностью которых, с точки зрения Луция, оказалось использование весел только как вспомогательного двигателя.

* Авторский произвол. Корабль венетов,

который можно посмотреть на рисунке,

очень напоминает именно лодью.

Так что при встречном ветре или при штиле, галльские кораблики становились малоподвижными мишенями. Но в остальном они были очень сложным противником, несмотря на то что являлись скорее транспортными, чем боевыми кораблями. Тарана в их конструкции не предусматривалось, метательных машин на них не ставили. Вот только потопить тараном крепко сбитый из толстых дубовых досок корабль для стандартной римской триремы или униремы оказалось практически невозможно. При ударе, скорее всего, развалился нос римского корабля, чем борт галльского. Даже для новейших галер, которых во флоте Луция было уже много, такой удар вождь флота посчитал очень рискованным. Оставалось всего две возможности вести бой — обстрел зажигательными снарядами из метательных машин или абордаж. Но для абордажа требовалось сначала добраться до борта противника, а потом карабкаться вверх по борту с более низкой галеры на палубу галльской лодьи. Луций предпочел бы обстрел зажигательными снарядами. Луций вспомнил, как с этими снарядами намучились купленные и нанятые алхимики, пытавшиеся разгадать известную до того только родосцам тайну «греческого огня». Возились почти семь лет. А перед этим Луцию больше двух лет пришлось уговаривать отца и искать людей, способных заняться такими изысканиями. Несколько раз эти горе-исследователи устраивали пожары, но в итоге создали более- менее приемлемую конструкцию зажигательного снаряда. Дорогую и трудоемкую, но надежную. Однако Красс забрал большую часть из них и даже ухитрился почти все израсходовать. А новые, выделываемые в поместье Кассиев в Калабрии из закупленной в Сирии нафты, надо было ждать еще как минимум год. Кстати, корпуса большинства римских либурн, галер и галеасов были окрашены в темно-красный цвет за счет специальной, придуманного теми же алхимиками противопожарного покрытия. Теперь можно было не опасаться зажигательных стрел галльских лучников. Даже «греческий огонь» не мог сразу поджечь пропитанные таким составом доски.

Раз с зажигательными снарядами ничего не получалось, оставалась надеяться, что сработает придуманный на эскадре префекта моря Децима Юния Брута Альбина прием. Поскольку корабли галлов без парусов становились малоподвижны, то после первых столкновений на кораблях этой эскадры появились специальные серпы на длинных шестах. Сблизившись вплотную, римляне этими шестами подрезали ванты венетских кораблей. Мачта, лишившаяся креплений с одного или даже с двух бортов (если атаковали две римские галеры), из-за качки корабля рано или поздно вываливалась из гнезда. Дрейфующий корабль окружали несколько римских, обстреливали с маневрирующих галер, пока ответный обстрел галлов не слабел и брали на абордаж.

Вообще Луций неожиданно для себя и, как он заметил, даже для своего гения обнаружил, что галлы оказались совсем не теми дикарями, которые некогда заявились в Рим. Они превосходили Рим не только в кораблестроении. Несмотря на более тяжелый северный климат, их крестьяне могли прокормить своих соплеменников и даже производить излишки на продажу. Их ремесленники делали такие вещи, которые не всегда способны были выпускать даже считавшиеся искусными мастерами ремесленники стран Востока. Непревзойденные кузнецы, галлы умели изготовлять мечи и даже плуги и серпы из отличной стали. Некоторые виденные Луцием трофейные клинки относились по своим параметрам к настоящим булатным мечам. Местная керамика, стекло, дерево, драгоценности в большинстве своем были выполнены столь изящно, что итальянским и азиатским ремесленникам оставалось только зарезаться от зависти… Луций невольно улыбнулся, припомнив те красивые браслеты и кубки, которые послал домой, Лицинии. И тут же нахмурился, вспомнив, что он тут, на корабле, а жена в Риме. И на совместную семейную жизнь за прошедший год он смог выделить всего чуть больше полсотни дней. Конечно, моряку «плавать необходимо, а жить не обязательно», но Луцию хотелось и плавать, и жить… Жаль только даже боги на могли ему этого обещать. Особенно с жизнью…. Учитывая, что впереди их ждал непростой бой с главным флотом венетов.

От размышлений Луция отвлек триерах Архилох. Его Лонгин забрал с «Орла» на свой новый флагманский корабль. Конечно, эллин предпочел бы остаться на своем знакомом до последнего гвоздика «Орле», но против приказа командующего флотом не поспоришь. Так на галеасе «Гнев Рима» появился не только знакомый вождю флота капитан, но и большая часть команды и даже глава либурнариев.

— Вождь, «Палица Геркулеса» отстает. Сообщили, что оборвались ванты фок-мачты. Парус они опустили, мачту убрали, — доложил он Луцию. Лонгин мысленно улыбнулся. Конечно, никто из его контуберналов не решился доложить плохую новость лично, уговорили триерарха. Знают про его хорошее отношение к Архилоху.

— Отправить сигнал «Палице Геркулеса» в сопровождении «Чайки» идти к берегу и заниматься ремонтом, — приказал Луций и добавил. — Что, Гай Требоний отправил тебя вместо того, чтобы самому доложить?

— Нет, — попытался защитить дежурного контубернала Архилох. — Я просто первым услышал доклад наблюдателя.

— Понима-аю, — с иронией протянул Луций. — Что еще делать командиру корабля в походе, как бегать с донесениями вместо вестовых и контуберналов. Ладно, с «Палицей» и ее строителями разберемся после похода. Ты иди на мостик, по дороге прикажи прислать к мне Планка.

— Что прикажешь делать капитану сейчас? Когда спокойно справляются кормчий с помощником? — ответил Архилох. — Нечего мне на мостике делать, пойду в каюту.

— Тебе виднее, можешь отдыхать если делать нечего, — отмахнулся Луций, — но Планка вызови…

Старший из контуберналов, Луций Мунаций Планк, был всего на четыре года младше Луция Лонгина. Но в отличие от него, только начал проходить «путь чести*». А поскольку контуберналы Лонгина представляли собой не адъютантов, как на суше, а скорее штабных офицеров, он предпочел начать свою карьеру со службы у вождя флота.

* cursus honorum — последовательность должностей

военных и политических магистратур,

через которые обязана была

проходить карьера римского политика,

чтобы достичь сенаторского ранга.

Последние годы существования республики

Планк появился быстро, словно ожидал вызова. Не один. С вестовыми, несшими небольшой столик, ящик, подставку и футляры со свитками.

— Сам догадался, — заметил Луций Лонгин. — Молодец. Где остальные?

— Все сейчас подойдут, — доложил Планк.

Действительно, пока матросы раскрыли и укрепили столик, разложили свитки на специальной подставке свитки и установили ящик, на ют подтянулись остальные контуберналы, включая дежурного Гая Требония. Заодно подошел и Тиберий Клавдий Нерон, исполнявший при Луции обязанности, как называл эту должность гений Лонгина, «начальника штаба». Еще полтора часа ушло на отыгрывание разных вариантов сражения в отсутствие одного из семи галеасов. Спорили и тут же проигрывали на растянутой на столике карте, кидая кости и двигая маленькие фигурки, изображающие кораблики. Хорошо, что качка почти не чувствовалась. Пусть у моделек к днищу иголочка приделана. и они на коже карты должны держаться даже при шторме, но разыгрывать варианты приятней в хорошую погоду. Как сейчас…

После окончания «командно-штабной игры» контуберналы сели за переписывание и пересылку указаний Луция, которые он приказал отправить командовавшим эскадрами префектам флота. Указания отправляли на лодках, вызванных с флагманов эскадр. Такая игра накануне битвы и рассылка приказов, придуманная Лонгином и опробованная в битвах с флотом Митридата, позволяла управлять эскадрами короткими кодовыми сигналами. До берегов Арморики (Бретани) оставалось немного, поэтому проигрыш возможных вариантов пришлось выполнять только с контуберналами, без участия префектов. Но на войну с галлами он взял самых опытных командиров, получивших опыт войн с пиратами и понтийским флотом. Поэтому Луций не переживал. Учитывая опыт, им достаточно будет описанного в свитках.

Ветер понемногу стих, а потом внезапно поменял направление. Паруса пришлось спустить и перейти на весла, отчего скорость движения резко упала и Луций уже начал обдумывать смену курса. Все-таки они уже давно не высаживались на берег и для античных моряков такое плавание казалось невыносимо трудным. Но берег, к которому приближался флот, принадлежал галлам и высадка могла обернуться полноценной десантной операцией. Луций вместе с гением напряженно всматривались в очертания берега, потом сверяли их с картой. Скверной, напоминающей скорее кроки, чем полноценную карту, но, как надеялся Луций, достаточно информативной. По ней получалось, что если обогнуть два маленьких островка, виднеющиеся на горизонте, то немногим дальше расположен остров побольше, называемый Виндилис. Высадка на остров, учитывая отсутствие сведений о том, что происходит на берегу материка и где сейчас армия Красса, показалась Лонгину более предпочтительной. Он уже собирался отдать команду на поворот, когда пришло сообщение, что сторожевой корабль «Глаз Нептуна» обнаружил венетский флот. Огромный флот, больше сотни, а возможно — двух сотен кораблей, которые движутся навстречу римлянам.

— Передать на корабли — построение «четыре»! — крикнул Лонгин Гаю Требонию.

Огромная армада венетских лодий, больших и малых, растянувшись в две линии, надвигалась на тонкую красную линию римских кораблей. Хотя ветер венетским кораблям дул попутный, а их моряки имели неплохой опыт, но флот из двухсот с лишним кораблей и корабликов, редко ходивших вместе, поневоле двигался медленно. Луций, посмотрев и полюбовавшись на это зрелище несколько мгновений, приказал.

— Гай, срочно. Передать всем — порядок «пять»!

Требоний умчался на мостик, а на ют, к Луцию, прибежали остальные контуберналы, уже облаченные в доспехи и с оружием. Двое принесли доспех и оружие Лонгина.

Пока Луций готовился, флоты сблизились на расстояние, позволяющее ввести в дело катапульты и скорпионы. Полетели в сторону галлов первые камни. Как успел заметить Луций, одной из лодок, шедших в первой линии, не повезло. Крупный камень из катапульты попал точно в середину корпуса, пробил палубу и дно корпуса. Лодка начала погружаться носом вперед, внезапно затормозила и в нее врезалась лодья из второй линии. Что случилось с экипажем, Лонгин уже не видел…

Флоты сблизились и началась битва, сразу распавшаяся на поединки. Галеасы, менее маневренные, чем обычные галеры и, тем более, либруны, использовались как своеобразные «артиллерийские платформы», забрасывая корабли галлов из катапульт камнями и зажигательными снарядами, а также тяжелыми стрелами скорпионов. Несколько лодий венетов загорелись практически сразу. Но часть лодей, видимо имевших опыт схваток с римлянами, продолжала атаки на большие и неманевренные корабли. Остальные пытались ускользнуть от схватки с галеасами и атаковать более легкие цели, какими представлялись им галеры и либурны. Но ветер, дувший в корму, начал менять направление и скорость вынужденных идти галсами венетских кораблей падала. Галеры, а тем более либурны оказывались быстрее и маневреннее. Ускользнув от прямой атаки, римляне сближались и пускали в ход «серпы Брута». Оружие оказалось очень эффективным. Подрезанный рангоут ронял мачты или паруса, венеты лишались хода. Если ему на помощь не приходили другие лодьи, то римляне методично забрасывали дрейфующий корабль стрелами и дротиками и брали на абордаж…

Галеас «Рим» оказался в центре вражеского строя практически сразу. Флагманский корабль атаковало сразу три крупных лодьи.

— Бей! — скомандовал в «луциеву трубу» начальник баллистариев Тит Октавий и в сторону вражеских кораблей полетело полдюжины зажигательных снарядов. Два из них попали в борт и на палубу одной из лодий. Остальные снаряды, как заметил Луций, пропали даром. Пара упала в воду. Один стукнулся о ванты второй лодьи, но не разбился, а отрикошетировал и загорелся уже на воде. Еще один ударился о борт третьего корабля, разгорелся, скатываясь вниз по воде. Но пламя за дерево бортов так и не зацепилось. Снаряд, продолжая гореть, скрылся в волнах, стремясь донести свет цивилизации рыбам. Капитан и кормчие лодьи обстрела не испугались и удержали корабль на курсе, пытаясь подойти с левого борта галеаса. Не повезло. Венетов перехватила римская галера «Орел». Та самая, бывший флагманский корабль Лонгина. Капитаном ее стал бывший помощник Архилоха, сиракузец Диомид. Оказавшийся весьма неплохим командиром, сумевшим отличиться в нескольких столкновениях с венетами. Вот и сейчас он вовремя пришел на помощь своему флагману.

Между тем галеас и крупная венетская лодья неумолимо сближались друг с другом. Галлы стреляли из луков и пытались бросать дротики. С римского корабля отвечали редко и только из гастрафетов. Редко, но точно, выбивая тяжелыми болтами самых метких лучников. Длилось это действо относительно недолго. Корабли сблизились…

— Крюки бро-сай! — выкрикнули почти одновременно Архилох и Гай Кассиний. Причем Луций отметил, что на вражеском корабле тоже что-то кричали. Абордажные крюки полетели с обеих сторон почти одновременно. Корабли с резким стуком соприкоснулись правыми бортами.

Манипулярии, скрывавшиеся до этого за фальшбортом, вскочив, бросили пилумы и плюмбаты в столпившихся на палубе врагов. Вообще, центурион Гай Кассиний постоянно гонял своих морских пехотинцев, приучая правильно выбирать момент, даже если декурионы не успевают или не смогут подать нужную команду. Скрыться или построиться, подготовить дротики и метнуть их в правильный момент, после чего или отражать атаку или атаковать с мечами в руках. Теперь они это умели. Еще умели драться тройками и парами, между мачт, палуб, скамеек гребцов, канатов рангоута, валяющихся на дне канатных бухт, амфор и прочего хлама. А также могли по команде собраться в единый отряд, чтобы штурмовать укрепленный мостик или стрелковую башню.

Вот и сейчас сразу после обстрела манипулярии с громовым кличем «Ур-ра!» обрушились на слегка растерявшихся от неожиданного обстрела галлов. Первый ряд манипуляриев оттеснили сопротивляющихся венетов от борта. А вслед за первой на вражескую палубу устремилась вторая волна морских пехотинцев. Луций Лонгин пошел на абордаж вместе с парой своих контуберналов во второй волне. Все равно, ни командовать флотом, ни командовать свалкой, в которую превратился абордаж, было невозможно. А лишний меч никогда не помешает. К тому же и самому боевой опыт не лишний.

Первого галла Луций заколол походя. Тот слишком увлекся, пытаясь добить упавшего на палубу манипулярия и был смертельно удивлен вошедшим ему в бок на половину длины лезвия гладиусом. Но затем таких простаков их тройке уже не попадалось. Они отбивали встречные удары щитами и даже клинками, стараясь прикрыть друг друга и кололи, кололи, кололи. Но несмотря на все тренировки, удержаться вместе не смогли. Поэтому на богатыря галла Луций неожиданно наткнулся в одиночку, если так можно сказать про бой на палубе, набитой сражающимися людьми как селедками в бочке. Богатырь, на две головы выше ростом, чем Лонгин, к тому же шире в плечах раза в полтора, весьма умело орудовал чем-то вроде секиры. От первого удара Луций уклонился. Приготовился колоть, когда варвар начнет замахиваться. Но тот неожиданно ударил своим топором, как копьем. Луций едва успел прикрыться щитом от острия, которым заканчивалось железко топора. Удар был так силен, что он едва устоял на ногах. А по щиту пошла трещина. Причем варвар успел за эти мгновения замахнуться и вновь ударить сверху вниз. Лонгин принял удар на щит и едва удержался от крика. Руку от удара отсушило, щит упал. Галл радостно осклабился, уверенный в победе. Взмахнул топором… и застыл, опустив голову и смотря на торчащий в груди клинок. Луций увернулся от медленно падающего, словно сквозь внезапно ставший упругим воздух, топора. Довернул клинок в ране, дернул гладиус к себе… и понял, что не успевает ни отбить, ни уклониться от удара появившегося из-за спины богатыря нового варвара. Который уже замахнулся чем-то вроде фалькаты… и тоже упал, сраженный со спины римским манипулярием. Который отсалютовал Логнгину мечом. И неторопливо развернулся, чтобы пойти и встать в строй. Поскольку, как оказалось, зачистка корабля от врагов закончилась. Луций неторопливо, обходя завалы из раненых и убитых, вернулся на палубу своего корабля. Вслед за ним, оставив на захваченном корабле небольшую команду вернулись манипулярии и участвовавшие в абордаже матросы.

А бой продолжался… На видимой с мостика ближней части моря застыли с пару дюжин лодей и десяток римских кораблей. Некоторые горели, другие просто беспомощно дрейфовали. Вдали виднелись корабли, продолжавшие схватку. Исход которой по-прежнему был неясен. А на берегу дымил сигнальный костер, извещая о подходе легионов Красса.

— Как у нас дела? — уточнил Луций у Архилоха.

— Справляемся, вождь, — ответил он. — Пока вы развлекались, изображая простого мечника, мы сожгли еще один вражеский кораблик. Можем идти в бой, как только расцепимся с захваченным судном.

— Раз можем, значит идем, — ответил Луций. — Впереди еще много врагов…

Пока расцеплялись с жертвой абордажа, рассаживали га места гребцов и выдвигали весла, ветер внезапно стих полностью. Наступивший штиль* сделал корабли галлов совершенно беспомощными. К вечеру все уцелевшие корабли и кораблики, может кроме пары — тройки самых удачливых, сумевших даже на веслах ускользнуть от не заметивших их преследователей, стали трофеями римлян. А к ночи весь флот собрался в бухте Морбиане. На берегу горели костры, рекой лилось вино, и моряки с манипуляриями и баллистариями отъедались и отпивались после своего длительного путешествия по волнам. Заодно празднуя победу над галлами и встречу с легионами Красса.