Величайшая молитва. Новое открытие революционного послания Молитвы Господа

Странная молитва

Молитва Господня — величайшая молитва христианства. Но это также самая странная молитва христианства. Ею молятся все христиане, но в ней не упоминается Христос. Ею молятся во всех церквях, но в ней не упоминается церковь. Ею молятся по воскресеньям, но в ней не упоминается воскресенье. Ее называют «молитвой Господа», но в ней не упоминается «Господь».

Ею молятся христиане–фундаменталисты, но она не упоминает богодухновенную непогрешимость Библии, девственное рождение, чудеса, искупительную смерть или телесное воскресение Христа. Ею молятся евангельские христиане, но она не упоминает евангелизм, или евангелие. Ею молятся христиане пятидесятники, но в ней не упоминается экстаз или Святой Дух.

Ею молятся конгрегационалисты, пресвитериане, епископальные и римско–католические христиане, но в ней ни разу не упоминается собрание, священники, епископы или папа. Ею молятся христиане, которые откололись друг от друга по той или иной доктрине, но она не упоминает ни одну из этих доктрин. Его молятся христиане, которые сосредотачиваются на заместительном жертвенном искуплении Христом человеческого греха, но в ней не упоминается Христос, замещение, жертва, искупление или грех.

Ею молятся христиане, которые концентрируют веру на загробной жизни на небесах или в аду, но в ней ни разу не упоминается загробная жизнь, рай или ад. Ею молятся христиане, которые сосредоточены на том, что в ней вообще не упоминается, и совсем не сосредотачиваются на том, к чему эта молитва призывает.

Разумеется, вы могли бы ответить, что в этом нет ничего странного. Это, можно сказать, еврейская молитва от еврея Иисуса; следовательно, ничего христианского или даже иудео–христианского в ней нет. Но это только побуждает нас снова задаваться вопросами об ее странности. В ней не упоминаются завет или закон, Храм или Тора, обрезание или чистота и т. д.

Что, если Молитва Господня не является ни еврейской молитвой для евреев, ни христианской молитвой для христиан? Что, если это, как предлагает данная книга, — молитва из сердца иудаизма через уста христианства к совести всего мира? Что, если это, как предлагает эта книга, — это радикальный манифест и гимн надежды для всего человечества на языке, адресованном ко всей земле?

Молитва Господня для меня — и революционный манифест, и гимн надежды. Она революционна, потому что она предполагает и провозглашает радикальное видение справедливости, которое является основой библейской традиции Израиля. Она гимн, потому что в ней присутствуют поэтические приемы, которые являются ядром библейской поэзии Израиля.

В обычном повседневном языке слово «справедливость» главным образом, если не исключительно, означает возмездие, то есть наказание. Например, я работал над этим Прологом в Денвере 27 сентября 2009 года. Воскресный заголовок Denver–Post был посвящен «Justice DUI», и в нем обсуждалось, справедливо ли применялись наказания ко всем обвиняемым. Этот заголовок считал само собой разумеющимся, что большинство читателей, увидев слово «справедливость», правильно поймут, что это означает судебное наказание, но наказание тем не менее.

Но основной смысл «справедливости» не является карательным, но распределительным. Быть просто средством справедливого распределения. Основной смысл «справедливости» — справедливое распределение того, что вы имеете в виду, даже если это возмездие или наказание.

Не думайте, что это просто какая–то игра слов. Вот что поставлено на карту. Библейская традиция говорит о Боге как о «справедливом и праведном» (Пс. 99: 4, Исаия 33: 5, Иер.9: 24). Эти два слова выражают одно и то же содержание. Бог «справедливости и праведности» — это Бог, который делает то, что только справедливо, и только то, что праведно.

Это означает, что мир Бога должен распределяться справедливо и беспристрастно среди всех людей Божьих. Всякий раз, когда я употребляю термин «справедливость» в отношении библейской традиции, Иисуса или Молитвы Господа, он будет означать распределительную справедливость (дистрибутивная справедливость), которую я почти исключительно всегда имею в виду.

Когда библейская традиция провозглашает революционное видение распределительной справедливости, она не представляет, конечно, ни либерально–демократических принципов, ни универсальных прав человека. Вместо этого ее видение проистекает из общего опыта хорошо управляемого дома, домашнего хозяйства или семейной фермы. Если бы вы обратились к ним, как бы вы оценивали справедливость домовладельца? Хорошо ли он ухаживает за своим хозяйством? Правильно ли содержатся животные? Правильно ли поддерживаются здания? Дети и другие подопечные хорошо кормятся, одеваются и защищены? Имеют ли больные особый уход за собой? Достаточно ли распределены обязанности и доходы? У всех всего достаточно? Всего ли у вас достаточно? Или, наоборот, у некоторых из них слишком мало, а у других слишком много?

Именно видение хорошо управляемого домашнего хозяйства, семейного достатка, обеспечиваемого праведным и справедливым управлением, — библейская традиция относит к Богу. Бог является домостроителем мирового домохозяйства, и все предшествующие вопросы должны повторяться в глобальном и космическом масштабах. Достаточно ли всего необходимого у всех детей Божьих? Если нет, и библейский ответ «нет», то, что и как должно измениться, чтобы все люди Бога имели справедливую, честную и достаточную пропорцию Божьего мира? Молитва Господня провозглашает эти необходимые изменения, как в форме революционного манифеста, так и в форме гимна надежды.

Но пусть никто из вас не подумает, что это либерализм, социализм или коммунизм. Это — если вам нужен термин с концовкой — изм, то тогда это может быть БОГ-изм, Домохозяйств–изм или, лучше всего, Достаток–изм (Enoughism). Мы иногда называем это библейским видением Мирового Домохозяйства Божьего, но, на самом деле, Enoughism будет более точным описанием этого принципа.

Молитва Господня — повторимся, представлена, как революционный манифест, и как гимн радикальной надежды. Надежда включена в призыв революционного манифеста — и была ли когда–либо революция, которая не была обнадеживающей? Но зачем называть эту молитву гимном — то есть поэмой — надежды? Это, безусловно, молитва, но почему это поэтическая молитва? И имеет ли этот формат значение?

Подобно тому, как содержание Молитвы Господней глубоко укоренено в библейской традиции справедливости, ее формат глубоко укоренен в библейскую поэтическую традицию. И библейская справедливость, и библейская поэзия повторяются в молитве Господа.

Библейская поэзия — будь то в пророчестваах, псалмах или притчах — имеет одну важную техническую особенность. Она называется параллелизмом, в котором вторая часть двухчастной последовательности говорит более или менее о том же, что и первая. Но все зависит от этого фактора «более или менее».

Поэтический параллелизм Библии — это не просто повторяющаяся избыточность, в которой вторая часть повторяет первую, чтобы дать устному поэту время подумать о том, что будет дальше. Случается, что параллелизм создает вибрацию мысли, метроном в уме. Это эффект тик–така, который заставляет задуматься: то же самое сказано дважды, или вторая часть как–то расширяет первую? И если да, то как?

В некоторых примерах того, что называется синонимичным параллелизмом, избыточность кажется вполне дополняющей. Вот возможный пример из Псалма 8: 4:

Что такое человек, а Ты помнишь о нем,

Что есть сын человека, а Ты заботишься о нем?

Но являются ли эти обе строки полностью избыточными или что–то новое появляется в этой второй строке? Повторяет или каким–то образом усиливает тем, что Бог «заботится о нас» то, что Бог «помнит» о нас? Это заставляет вас задуматься, не так ли?

Вот еще один пример из Псалма 114: 1:

Когда вышел Израиль из Египта,

дом Иакова — из народа иноплеменного…

«Дом Иакова» и «Израиль», безусловно, означают один и тот же народ. Но «дом Иакова» также заставляет вспомнить всю сагу об Иосифе, которая начинается в Бытие 37. Это напоминает нам, что он был продан в египетское рабство его братьями и в конечном итоге спас их всех от голода. Это напоминает нам, как «Израиль» оказался в «Египте» в первую очередь. Это напоминает нам, что «все люди дома Иакова, которые пришли в Египет, их было семьдесят» (46:27). Это не избыточно, но по углублению смысла превосходит первую строку.

Поэтический параллелизм — это приманка для размышления. Тогда может быть, что две половины Молитвы Господней — Матфея 6: 9-10, в которой говорится об имени Отца, царстве и воле — и Матфея 6: 11-13, в которой упоминается хлеб, долги и искушение — состоят в преднамеренном параллелизме друг с другом? Поэтический параллелизм провоцирует на мысль, поэтому я много думаю об этой возможности и о том, что это может означать.

Более того, эта ментальная диалектика между параллельными строками — вопрос избыточности смысла строки, — еще сильнее подчеркивается в синонимическом параллелизме, когда одна строка находится в отрицательной («не»), а другая в положительной («но») формулировке. Вот пример такого рода параллелизма в конце Молитвы Господней в Матфея 6:13:

Не подвергай нас испытанию,

но защити нас от злодея.

Подобные поэтические линии часто называют обратным параллелизмом, но процесс все еще подталкивает слух и разум думать, являются ли они абсолютно одинаковыми или вторая строка расширяет содержание первой. Поэтический параллелизм — это не только эстетика, но и интерпретация.

Наконец, наиболее примечательный тип параллелизма в Библии называется ступенчатым, кульминационным или крещендо–параллелизмом. В этом устройстве линии параллельны в привычном формате, но содержание дополняется в сторону кульминации. Вот, пример из Аввакум 3:17:

Хотя бы не расцвела смоковница

и не было плода на виноградных лозах,

и маслина изменила, и нива не дала пищи,

хотя бы не стало овец в загоне и рогатого скота в стойлах.

Внутри каждого из этих трех примеров «хотя бы» показан сбалансированный параллелизм: (1) фига и плод лозы, (2) маслина и полевые злаки и (3) овцы и крупный рогатый скот. Но, в целом и внешне, есть крещендо от инжира и виноградных лоз через оливки и злаки, до стад овец и стад крупного рогатого скота. Итак, нам нужно увидеть, относится ли это также к имени Бога, царству и воле в первой половине Молитвы Господа, к нашему хлебу, долгу и искушению во второй половине молитвы.

Если нечто звучит слишком технично, то это признак параллелизма. Вот один известный пример из речи, которую вы, вероятно, уже знаете, но чьи корни в поэтическом параллелизме Библии вы, возможно, не узнали. Пятница, 20 января 1961 года, была морозным зимним днем в Вашингтоне, округ Колумбия, когда Джон Фитцджеральд Кеннеди произносил свое инаугурационное обращение как тридцать пятый президент Соединенных Штатов Америки. В кульминации в конце его речи были два примера поэтического параллелизма. Вот первый:

Поэтому дорогие американцы:

не спрашивайте, что ваше государство может сделать для вас –

спросите, что вы можете сделать для своего государства.

Как мы видели выше, этот балланс отрицательного «не спрашивайте» и положительного вопроса «спросите», называется антитетическим параллелизмом в традиции библейской поэзии. Он также называется обратным параллелизмом, из последовательности «ваше государство — вы, и вы — ваше государство».

Затем в следующем предложении президент Кеннеди дал еще один, но совершенно другой пример поэтического параллелизма:

Мои сограждане мира:

спросите не то, что Америка сделает для вас,

но что вместе мы можем сделать для свободы человека.

Вы сразу заметили, что президент Кеннеди не следовал предыдущему формату и предлагал миру «спросить не то, что Америка сделает для вас, а то, что вы сделаете для Америки». Вместо этого он поднялся на уровень от «служения Америки», к «свободе человека во всем мире. Это еще один пример ступенчатого, или крещендо–параллелизма. В нем последняя часть выходит за пределы прежней, несмотря на сходство в формате.

Я буду утверждать, что, поскольку Молитва Господа движется от Божьего «имени» через «царство» к «воле» в первой части, и от «хлеба» через «долги» к «искушению» во второй части, существует синонимичный параллелизм не только между этими двумя частями, но даже крещендо–параллелизм внутри каждой части.

Я заканчиваю этот пролог несколькими комментариями о том, почему и как я написал эту книгу. Я думал об Иисусе в его еврейской и римской матрице первого века около сорока лет. Один очевидный способ проверить мои выводы о нем — это посмотреть, как они сравниваются с самой молитвой Господа. Я начал с предположения, что я найду в этой молитве то, что в чем выражал себя исторический Иисус, и когда он сам молился. Поэтому, чтобы писать, я должен был проверить мое общее понимание Иисуса в конкретных деталях его молитвы. Я также решил сосредоточиться на версии Матфея, поскольку это самый известный и наиболее используемый текст этой молитвы.

Это было и сложно и просто. Интуитивное понимание, упомянутое выше, состояло в том, что молитва исходила из традиции иудаизма и передавалась через христианство, но была, в конечном счете, молитвой для всех людей. Другими словами, вся библейская традиция протекала через каждую часть этой молитвы. Как я мог представить себе, как Иисус, его первые спутники или эти первые евреи–христиане видели эту библейскую традицию? Я, конечно же, не думал, что они могли бы прочитать эту великолепную традицию, но они жили в ней.

То, что я сделал, это сосредоточился на ключевых словах молитвы: во–первых, «Отец», «имя», «царство», «воля», а затем «хлеб», «долг» и «искушение». Я просто просмотрел каждое слово через компьютеризированную симфонию христианской Библии, которая печатала каждый результат, и предоставляло списки — в контексте — снова и снова. Когда я читал их, я думал о них, пока доминирующие акценты каждого понятия становились все более очевидными. Затем я обсуждал каждое ключевое слово в молитве в этих более широких библейских акцентах. Другими словами, эта книга является библейским размышлением о Молитве Господа.

Наконец, слово о моем названии «Величайшая молитва». Оно предназначено, прежде всего, для самих христиан. Это, безусловно, наша величайшая молитва — называем ли мы ее «молитвой Абба» вместе с ранними христианами, «Отче наш» вместе с католической общиной или «молитвой Господа» вместе с протестантской традицией. Это, безусловно, официальная молитва христианства.

Но я также назвал ее этим титулом с вызовом для всех религий, вне христианства. У меня нет абсолютно никаких предположений о том, что величайшая молитва христианства должна быть величайшей молитвой для других религий. Но я спрашиваю об этом всех и каждого из них. Ваша собственная величайшая молитва говорит исключительно о последователях вашей религии? Или она обращена к совести всего мира? Я предлагаю, чтобы величайшая молитва в каждой религии говорила со всем миром и всей землей.