Величайшая молитва. Новое открытие революционного послания Молитвы Господа

ГЛАВА 5. ДА БУДЕТ ВОЛЯ ТВОЯ НА ЗЕМЛЕ

В ночь со среды на четверг, 9 и 10 ноября 1938 года, гитлеровское нацистское правительство нашло оправдание, которое оно хотело придать для общественного погрома немецких евреев. Ранее в тот же вечер Эрнст фом Рат, третий секретарь посольства Германии в Париже, умер от пулевых ранений семнадцатилетнего еврейского мальчика по имени Гершель Гриншпан.

Эта ночь, «Хрустальная ночь» или «Ночь разбитых витрин» привела к убийству 91 еврея, уничтожению более 1500 синагог и 7500 магазинов и предприятий и аресту более 25 000 евреев. Это был еще один шаг в преступной нацистской программе, которая включала законы о запретах, акты преследования и лагеря уничтожения еврейского населения.

Самая большая и красивая синагога во всей Германии стояла уже сто лет высоко над рекой Эльбой в Дрездене, столице прусской Саксонии. В эту ноябрьскую ночь она был преднамеренно подожжена военизированными бригадами, которые заставили пожарных удерживать ее сгорание, не допуская распространения огня на соседние здания. (Тем не менее, один из них, Альфред Неугебауэр, сохранил с нее Звезду Давида на протяжении всей войны, пока 9 ноября 2001 года не была освящена новая синагога в том же месте с той же звездой).

В ночь со вторника на среду, 13 и 14 февраля 1943 года, первый из четырех воздушных налетов союзников преднамеренно создал огненную атаку на деревянные строения центра старого города Дрездена. Сотни тяжелых бомбардировщиков-Ланкастеров Королевских ВВС ночью и Летающие крепости В-17 ВВС Соединенных Штатов днем использовали преднамеренное сочетание 60-процентных взрывных и 40-процентных зажигательных бомб для зажигания старого города и подняли уровень теплового давления почти до половины уровня атомного взрыва.

Мой нынешний вопрос заключается не в том, были ли в Дрездене действительные и важные военные объекты, или, если они там присутствовали, на них ли были фактически нацелены бомбардировки. И мой нынешний вопрос не касается того, была ли эта огненная буря стратегическим или тактическим, юридическим или моральным действием на этой войне или в этом месте в это время. Мой вопрос возникает из истории, записанной Фредериком Тейлором в его книге 2004 года «Дрезден: вторник, 13 февраля 1945 года». Когда синагога сгорала во время Хрустальной ночи в 1938 году,

седой Дрезденский житель по имени Франц Хэкель… «Дрезденский Диоген» … в молчаливом ужасе смотрел на дымящиеся руины дрезденской синагоги. Он подошел к художнику [Отто Грибелю], и провидческим тоном пробормотал: «Этот огонь вернется! Это сделает длинную кривую во времени, а затем вернется к нам!

Я хочу в этой главе поразмышлять о внутренней динамике этой «длинной кривой» и о том, как пожары в ноябре 1938 года породили пожары в феврале 1945 года.

Я также хочу поразмышлять в этой главе о другой метафоре, взятой из геометрии. 16 августа 1967 года д-р Мартин Лютер Кинг–младший рассказал на десятой годовщине Конвенции Южных христианских лидеров в Атланте: «Мы победим, потому что дуга нравственной вселенной длинная, но она склоняется к справедливости». Возможно, что долгая, медленная дуга человеческой истории или даже эволюция человека сводится к справедливости?

Как именно кривая Хэкеля или дуга Кинга связана с Божьей волей? Прежде всего, следует учитывать различие между наказаниями и последствиями. Я не приравниваю эти термины, как часто делают родители, когда они говорят своим детям, что «будут последствия», подразумевая, что «будет наказание». Для меня наказание — это наложенный извне штраф. Пример: пьяный водитель врезается в дерево и оштрафован полицией. Наказанием является штраф, полученный им. Другой пример: пьяный водитель врезался в дерево и погиб от удара. Это является последствием. Основываясь на этом различии, эта глава начинается с изучения того, включает ли Божья воля в счебя Божьи наказания или человеческие последствия.

Псалом 82 довольно необычен для общей библейской традиции. Он представляет Бога не как единственного Бога, а как верховного Бога над всеми другими богами, Силами, которые управляют миром здесь внизу. Псалом начинается следующим образом:

Встал на Божьем совете Господь

среди богов произнес приговор:

Почему произносится «приговор»? Потому что те, чей долг — управлять миром под высшим началом Бога, не стали выполнять его, чтобы сохранить мир справедливым и праведным местом. Бог говорит им:

«Доколе будете творить суд неправый?

Оправдывать злодеев?

Защищайте бедного и сироту,

за смиренного и нищего вступайтесь.

Выручайте гонимого и бедняка»

Кстати, поразительно, в рамках поэтического параллелизма этих трех стихов, что «справедливость» заключается в осуществлении «права на помощь» для беззащитных слоев населения земли. Но вот что будет дальше, что интересует меня здесь. После того, как Бог озвучивает этот перечень космической халатности, псалом продолжается так:

Не поняли, не уразумели они!

Во тьме ходят!

Пошатнулись основания земли! (Пс.82:5)

Эти три линии не только параллельны; они образуют крещендо. Осужденные правители даже не оправдываются. Они даже не признают своих глобальных обязательств перед высшим Богом. «Кто говорит о справедливости?» Вы можете себе представить, как они реагируют. «Зачем даже говорить об этой справедливости? Не наше ли дело, как осуществлять нашу власть?»Но смотрите, что будет дальше.

Во–первых, результат не просто в том, что их халатность состоит в ослушании или презрении к воле всевышнего Бога. Несправедливость этих правителей сотрясает основы земли. Это не Божье наказание, а человеческое последствие. Во–вторых, нет никаких наказаний для несостоявшихся правителей. Первый стих обещал «приговор», но вот что будет дальше:

Хоть Я и сказал вам: «Вы — сыны Божьи

и все вы — сыны Вышнего»,

— но вы умрете смертью людей,

как земные владыки падете. (Пс. 82: 6-7)

Мы ждали какого–то наказания, но что мы получили? Не наказание, а последствия.

Зевс был могучим Богом, чья сила покровительствовала пикам фаланг Александра, идущим войной от равнин Македонии до гор Гиндукуша. И вот однажды он умер. Никто его не убил. Он просто стал неактуальным. Юпитер тоже был могучим Богом, который покровительствовал мечам римских легионов от берегов Ирландского моря до берегов реки Евфрат. Затем однажды он тоже умер. И снова его никто не убил. Он просто стал неактуальным. Это были не Божьи наказания, а только человеческие последствия для неудавшихся правителей. Боги власти умирают, когда человеческая сила, которая их поддерживает, колеблется и терпит неудачу. Но как мог Бог, который хранил справедливость, умереть? Разве не должна сначала быть уничтожена жажда справедливости в каждом человеческом сердце?

Бытие 1 говорит нам, что мы «образы Бога», и Павел называет нас «наследниками Бога». Наша свобода — принять или отвергнуть эту ответственность за мир Божий. Поэтому мы должны думать гораздо меньше о небесных наказаниях и гораздо больше о земных последствиях. Мы, люди, на самом деле являемся «Божьим советом» псалма 82. Помня об этом, я возвращаюсь к теме этой главы, к первоначальному третьему призыву в первой половине Молитвы Господа.

Вспомните из главы 1, что самые ранние версии молитвы не были такими полными литургическими текстами, как у Матфея, и более коротким текстом молитва выглядит у Луки, и в несколько ином варианте в Дидахе (см. Приложение). Перед нами в самых ранних текстах сохранилась молитва Господня, озаглавленная двуязычным арамейским и греческим обращением «Абба, Отец» в Гал. 4: 6, Римлянам 8:15 и Марка 14:36. Помимо этого названия Абба и / или Отец есть еще одно слово, которое появляется как в послании Римлянам, так и у Марка, связанное с молитвой Абба, а также присутствующее в тексте молитвы Господа у Матфея. Этот термин — «воля Бога».

Как мы уже видели в главе 1, Павел делает замечательные комментарии к молитве Абба в послании к Римлянам:

Дух подкрепляет нас в немощах наших; ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными. Испытующий же сердца знает, какая мысль у Духа, потому что Он ходатайствует за святых по воле Божией. (Римлянам 8:26,27)

Наша совместная молитва с Божьим Духом, подкрепляющим наш человеческий дух, — «по воле Божией» (буквально «согласно Богу»). Но это высказывание вряд ли добавляет много нового. Дух Божий настроен на волю Бога. Конечно. Но Марк 14:36 — это совсем другой случай.

У Марка «воля Бога» появляется, когда Иисус молится в агонии среди древних оливковых деревьев в ночь перед его распятием:

Пришли в селение, называемое Гефсимания; и Он сказал ученикам Своим: посидите здесь, пока Я помолюсь. И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать. И сказал им: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте. И, отойдя немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; и говорил: Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты. (Марка 14:32-36)

Как Бог мог иметь «волю» на казнь Иисуса? И как Иисус, или кто–либо еще, молясь «да будет воля Твоя» Богу, который «желает» осуществление несправедливого насилия со стороны империи?

У Марка связь между молитвой Иисуса и его казнью видна не только в обращении «Авва, Отче» и упоминании о «воле Бога», но и в еще одной важной связи, которая будет более подробно рассмотрена в главе 8. Молитва завершается словами «не введи нас в искушение», и Иисус предупреждает Петра в Гефсимании:

Симон! ты спишь? не мог ты бодрствовать один час? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна. (Марк 14:37,38)

Переводится ли это как «искушение» (KJV) или «время испытания» (NRSV), но греческое слово означает оба этих значения.

Поэтому я склонен заключить, что Марк, возможно, знал более полную версию Молитвы Господней, но зарезервировал ее для использования в повествовании о Гефсимании. Это сделало Молитву Господню горячо актуальной молитвой Господа. Еще более уверен, что Лука совершил этот точный переход. И вот почему.

Одно из главных различий между версиями Молитвы Абба в Евангелии от Матфея 6: 9-13 и Луки 11: 2-4 заключается в том, что Лука полностью опустил обращение «да будет воля Твоя на земле, как на небе». Однако, Лука перефразирует Гефсиманскую молитву Иисуса Христа так:

И Сам отошел от них на вержение камня, и, преклонив колени, молился, говоря: Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет. (Луки 22:41,42)

Греческое понятие у Луки имеет ту же самую форму, импертивный глагол, что «да будет» в отношении Божьей «воли», как и в версии Молитвы Абба. Я пришел к выводу, что Лука знал о прошении Божьей воли в Молитве Господней, но пропустил его в 11: 2-4, чтобы использовать его для включения в уста самого Иисуса в 22:42. Все это просто подчеркивает мой вопрос: была ли воля Бога в том, чтобы Иисуса издевательски казнили и что, по крайней мере, эта идея неявно включена в Молитву Господню?

Для миллионов христиан ответ на этот вопрос был и остается утвердительным: «Да, конечно, Бог желал смерти Иисуса». Богословие, обосновывающее этот ответ, было визуально изображено в фильме Мела Гибсона «Страсти Христа». Именно поэтому он получил такое восторженное одобрение и финансовую поддержку от стольких многих христиан.

Их богословская интерпретация христианской веры выглядит именно так. Люди согрешили против Бога, но никакое наказание не могло быть адекватным этому безмерному нечестию. Иисус, однако, был и человеком (как мы), и божественной личностью (как Бог). Поэтому он был единственным адекватным предметом божественного наказания. Это понимание называется заместительной жертвой, или замещающим искуплением, потому что безгрешный Иисус был наказан вместо грешного человечества.

Я впервые посмотрел Страсти Христа во время съезда Глобальной пасторской сети (ГПН) на Calvary Assembly of God Church в городе Орландо 21 января 2004 года, примерно за месяц до его выхода в прокат. Это понимание страданий и смерти Иисуса как жертвенного искупления за человеческий грех было уже очевидно в рекламном трейлере фильма, и особенно на плакатах с лозунгом: «Наша жизнь была причиной его смерти». Именно поэтому фильм явно сосредоточился на последних двенадцати часах жизни Иисуса, и поэтому воскресение было не особо уместным для его сюжета. Это богословие Иисуса как заместительной жертвы было связано со смертью, а не с жизнью и учением Иисуса до этого, или воскресения Иисуса после этого.

После экранизации фильма Мел Гибсон дал интервью на сцене д-ра Джеймса О. Дэвиса, одного из основателей ГПН. Г-н Гибсон сказал, что Иисус должен был понести наказание за грех всего человечества с самого начала творения и что, хотя Иисус мог искупить его одной каплей крови из его порезанного пальца, он решил принять самую тяжкую меру страданий, связанных с проявлением всемирного зла. В этом богословии Божья «воля», несомненно, предусматривала и действительно требовала казни Иисуса. Но когда это богословие возникло? Оно, конечно, не присутствует в самом Новом Завете.

Иисус говорил о сотрудничестве, а не о замещении. Когда он предупреждал своих спутников о его роковой поездке в Иерусалим, он не сказал, что пошел на крест вместо них. Он сказал: «Если кто захочет стать моими последователями, пусть они откажутся от себя и возьмут крест и следуют за Мною» (Марка 8:34). Это сотрудничество, а не замещение.

Павел также говорил о соучастии, а не о замещении. «Во Христе» — его любимое выражение, он никогда не говорит «Христом». Подумайте об этом заявлении: «Мы же все, открытым лицом, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа»(2 Кор. 3:18). Это, опять же, касается нашего доступа к славе вместе с Иисусом, а не нашего замещения Иисусом.

Я повторяю свой вопрос. Когда, почему, как и откуда возникло это богословие замещения? Ответ на вопрос «когда» следующий: через тысячу лет после Иисуса. Оно возникло только в самом конце первого тысячелетия христианства. Но почему, как и где?

В апреле 1098 года в Ватикане в Риме встретились Отто де Лажери и Ансельмо д'Аоста, два самых важных священника западного христианства. Они были в возрасте шестидесяти лет и были глубоко вовлечены в противостоящие друг другу проекты. Оба проекта были бы чрезвычайно важны для политики и религии вплоть до нашего сегодняшнего дня. И оба проекта были бы — каждый по–своему — глубоко катастрофическими.

Отто де Лажери более известен как Папа Урбан II. В ноябре 1095 года на Совете в Клермоне в юго–центральной Франции он дал проницательное описание того, что мусульмане делают с христианами в Иерусалиме. «Идите к Гробу Господню», — сказал он (как записал его речь человек, известный позже как «Пётр–пустынник»), «Освободите Святую Землю из рук язычников и подчините ее себе». В результате все кричали в унисон: «Это воля Бога! Это воля Бога!»

«Первый крестовый поход» — это то, как мы теперь называем последовавшее за тем событие. Он начался с преследования евреев Запада и закончился убийствами мусульман Востока. Иерусалим пал в середине июля 1099 года, и Урбан II умер около двух недель спустя. Это было одно видение Божьей «воли». Ансельмо д'Аоста стал архиепископом Кентерберийским в 1093 году. Философ и богослов, монах и епископ, мистик и святой, Ансельм предпочитал ненасильственные дебаты насильственному крестовому походу. Его идея состояла в том, чтобы защитить богословие воплощения и распятия Иисуса, в дебатах с теми, кого он назвал «неверными», то есть евреями и мусульманами — разумом и логикой. Он начал писать свою книгу «Почему Бог стал человеком?» (на латыни, Cur Deus Homo?) в 1095 году, когда он был еще в Англии. Это, кстати, было в том же году, когда семена Первого крестового похода были посажены, когда византийский император попросил Урбана II оказать помощь в борьбе против нашествия тюрков–мусульман, угрожающим Константинополю из Никеи. Ансельм закончил свою книгу в 1098 году после своего визита в Рим, находясь в Италии будучи в королевским изгнании из Англии.

Его цель, как он говорит нам в прологе своей книги, состояла в том, чтобы возразить против «неверных, которые презирают христианскую веру, потому что они считают это противоречащим разуму». Для этого он оставил «Христа вне поля зрения» (как будто ничего не было были известны о нем) и принялся доказать «абсолютными размышлениями» и «простыми рассуждениями» о том, что необходимы как воплощение, так и распятие Христа, чтобы все люди могли «наслаждаться счастливым бессмертием, как в теле, так и в душе».

Из книги Ансельма и возник и стал обоснован этот аргумент о заместительном искуплении, описанном выше. Снова и снова на протяжении своего труда Ансельм упоминает «волю Бога». Вот лишь несколько примеров:

Бога как такового никто не может ни почтить, ни обесчестить; но сам по себе это всякий делает, подчиняя свою волю воле Божией или уклоняясь от нее. (1.15)

Мы тяжко грешим всякий раз, когда сознательно совершаем хотя бы самый незначительный поступок против Божией воли, ибо мы всегда предстоим пред очами Его, и Он всегда заповедует нам не грешить. (1.21)

Воле же Его воистину не предшествовала никакая необходимость; и раз все это произошло потому только, что Он Сам этого пожелал, то, значит, если бы не пожелал, то не произошло бы. (2,17)

Ансельм совершенно ясно объясняет, почему Бог должен «желать» воплощения и распятия Иисуса и почему Бог не может просто простить всех без какого–либо наказания. Это означает, говорит Ансельм, что Бог не безразличен ко злу, Он не может оставить грех безнаказанным. Это было бы невозможно, заключает он, для справедливого Бога. Поэтому Бог должен «хотеть» адекватного наказания за человеческий грех, и только с человеческой и божественной природой Иисус является подходящей жертвой.

Логика Ансельма безупречна, и именно поэтому его теология настолько убедительна. Но эта безупречная логика зависит от двух предпосылок. Первая возвращает нас к главе 2 и важности метафоры, особенно тех основных понятий, которые нам нужны, когда речь идет о Боге. Какова доминирующая метафора, направляющая видение Ансельмом Бога и предполагаемое каждый раз, когда он рассуждает — вполне логично — о воле этого Бога?

Когда я рос в Ирландии в конце 1940‑х годов, два битвы одиннадцатого века и их даты были вбиты школой в наши молодые головы. Одна из них — битва при Клонтарфе в 1014 году. На протяжении более ста лет до этой даты произошло нашествие Викингов — превосходных моряков из Скандинавии — они спустились по Северной Атлантике и поднялись по ирландским рекам в своих широких, но мелководных лодках. Они разграбили монастыри, опустошали торговые города и, наконец, потерпели поражение в Клонтарфе к северу от Дублина в Страстную пятницу в апреле 1014 года.

Другая была битва при Гастингсе в 1066 году. Викинги расположились на севере Франции, известные как «норманны» с сильной пехотой и бронированной кавалерией, а не с боевыми лодками. В октябре 1066 года они успешно вторглись в Англию под руководством Уильяма I Завоевателя, и около ста лет спустя они двинулись на запад через Ирландское море. Другими словами, викинги, в конечном счете, завоевали Ирландию.

Это контекст, который дал Ансельму картину для его метафоры. Он был вторым нормандским архиепископом завоеванных англосаксов. Фактически, он был назначен вторым правителем Норманов, Уильямом II Руфусом, в марте 1093. Фактически, за два года до официального утверждения Папой. Норманские короли были феодалами, чья идентичность, честь и достоинство требовали, чтобы справедливое возмездие было назначено за все преступления. Действительно, безопасность и стабильность их нормандской империи, особенно в недавно завоеванной Англии, требовали этой процедуры. Феодалы были, скажем, современными нам судьями в судах; они не могли войти в комнату и простить всех находящихся в поле зрения. Бог, для Ансельма, был Властелином Вселенной в человеческом стиле правления. Прощение зла означало бы безразличие к злу.

Существует еще одна предпосылка в логике Ансельма. Его главный аргумент заключался в том, что Бог должен был наказать зло, иначе он не был бы справедливым Богом. На первых порах это кажется абсолютно правильным:

Неправильно, чтобы Бог оставлял грех безнаказанным… Неправильно, что Бог должен принять грешного человека без искупления… Это не может быть осуществимо, если не будет достигнуто удовлетворение, которое никто, кроме Бога, не может сделать, и никто, кроме человека, не должен делать этого, поэтому Бог должен сделать это Сам. (Cur Deus Homo? 1.12, 19; 2.6)

Но что, если Божья справедливость и праведность действуют не через наказания, а через последствия? И что если бы фокус божественной справедливости и толкование Божьей воли были удалены из добавленных извне идей наказаний, и наложены на внутренние последствия?

Мое собственное предложение состоит в том, что из Божьего сотворения в Бытие 1, через Божий совет в Псалме 82, и на кривой Хакеля и дуге Кинга распределительная справедливость нашего мира является необходимостью, встроенной в самую судьбу этого мира. Похоже, мы не сможем существовать в своей несправедливости очень долго.

Я глубоко уважаю Ансельма как монаха и святого. Он мог быть замучен Уильямом II к концу одиннадцатого века. Это и случилось с Томасом Бекке, другим архиепископом Кентерберийским, под властью Генриха II в конце следующего столетия. С Уильямом и Ансельмом столкновение между английским королем и римским папой уже направлялось к своему разрыву во времена Генриха VIII в шестнадцатом веке.

Но, хотя я знаю, что наши мега–метафоры для Бога всегда обусловлены временем и местом, вот чего я не могу понять. Ансельм был монахом в течение сорока девяти лет и архиепископом всего шестнадцать лет. Даже в рамках патриархальных представлений, почему бы не представить Бога как монашеского аббата, а не феодала или как духовного руководства, или нормандского короля? Монастыри были, как хорошо понимал Ансельм, местами для медленного, постепенного преображения, а не для быстрого наказания. «Как печально, — сказал Софокл в полтора тысячелетия назад в своей пьесе «Антигона», «как жаль, когда судьи судят неправедно!»

Я сосредоточился на обсуждении Божьей воли в связи с Урбаном и Ансельмом в те годы, которые завершали первое тысячелетие христианства. С одной стороны, миллионы христиан, вероятно, согласны с тем, что Первый крестовый поход и все последующие были не волей Бога. С другой стороны, миллионы христиан, безусловно, считают страсть (от латинского passionata, страдания) и смерть Иисуса вечной волей Бога. Вероятно, они утверждают, что Ансельм сделал не что иное, как великолепное подтверждение для разума, которое уже явно присутствовало в самом Новом Завете. Они откажутся от моих утверждений о том, что там не было заместительного искупления, но этот термин был создан намного позже самим Ансельмом. Они могут легко процитировать такие тексты:

Которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде…

(Римлянам 3:25)

Посему Он должен был во всем уподобиться братиям, чтобы быть милостивым и верным первосвященником пред Богом, для умилостивления за грехи народа. (Евреям 2:17)

Эти тексты поднимают дополнительные вопросы о Божьей воле и смерти Иисуса. Библейская традиция жертвоприношения, греха и искупления побуждает к жертвенному искуплению? Если вы говорите о жертве Христа или жертве за грех, или жертву за грех как искупление, то все или все это влечет за собой тему замещения — Иисуса, страдающего и умирающего вместо нас и за нас? Является ли жертвоприношение, которое, безусловно, упоминается во всей христианской Библии, замещением?

Чтобы найти ответ, я начну с еще более широких вопросов. Почему в религиях — через время и пространство — приносятся кровавые жертвы? Почему религии — независимо друг от друга и кросс–культурно — решили, что Бог или Боги хотели себе приношение мертвых животных или мертвых людей?

Мы, люди, поддерживаем хорошие отношения друг с другом или восстанавливаем их, когда они сломаны либо подарком, либо совместным ужином. Это «Антропология 101». Мы делаем то же самое, чтобы создавать или восстанавливать хорошие отношения с Богом или богами.

Английское слово «жертвоприношение» происходит от латинского выражения sacrum facere «сделать священным». Религии предлагают дары или предполагают делиться едой с Богом или богами, то есть делают дары или приношения священными — либо в качестве просьбы о будущем, либо в качестве благодарности за прошлое. (Вспомните эти молитвы в псалмах с просьбой и благодарностью в Главе 1.)

Например, в еврейской традиции ценное животное можно было подарить Богу в качестве подарка. Оно должно было полностью быть поглощено огнем и таким образом «стать священным» в качестве всесожжения. В качестве альтернативы, животное могло быть предложено Богу, а затем вернулось к жертвователю после того, как оно становилось «священным». Затем они могли пировать со священной едой, вкушая ее вместе со своим Богом.

Жертва, особенно жертва крови, никогда не связывается с замещением, но всегда представляется как дар или как приношение. Но как общее осознание кровавой жертвы относится к мученикам вообще и к Иисусу Христу в частности?

Если вы живете, требуя справедливости в несправедливом мире, всегда существует опасность маргинализации или дискриминации, если даже не убийство или казнь. Мученики — это те, кто умер за справедливость или от действий несправедливого правосудия и сделал свою жизнь священной — такой смертью. Вспомните, что жертвоприношение (sacrum facere) означает «сделать священным». Это слово и применяется для мучеников, прежде, во времена Иисуса, и самого Господа, и после него, которые приняли смерть, чтобы сохранить честь и достоинство своей праведной жизни. Такая смерть — это не замещение, а дар — высший дар — данный своим близким, родине или всему человечеству, Богу.

Кроме того, помимо исключительного случая мучеников, этот термин «жертвоприношение» применим для всех тех, кто отдал свою жизнь другим. Например, поздно вечером в среду, 13 января 1982 года, рейс 90 самолета «Флорида» вылетел из Национального аэропорта Вашингтона и почти сразу же упал в ледяное русло реки Потомак. Из семидесяти девяти человек на борту «Боинг-737» только шесть смогли перебежать на хвост самолета, когда он застрял над поверхностью реки. Спасательный вертолет неоднократно спускал к ним канаты. Арланд Д. Уильямс–младший неоднократно передавал канаты другим, и к тому времени, когда было спасено пять человек, он умер под водой от переохлаждения.

Он был единственным пассажиром из шести, который умер от утопления, и единственным адекватным заголовком в прессе для его смерти было бы «Человек утонул», но «Человек пожертвовал своей жизнью». Вся человеческая жизнь и всякая человеческая смерть священны, но отказавшись от своей жизни для других, он сделал это специально, решительно и, в частности, «сделал священным» свой поступок. Он рискнул и, к сожалению, потерял свою жизнь, чтобы спасти других, но это был его дар для тех, кого он спас, а не замещение, именно это является правильной интерпретацией его действия.

Иисус умер, чтобы сохранить целостность своей неотступной праведной жизни, исполняя волю Бога. Или, чтобы отменить слоган Мела Гибсона в фильме «Страсти Христа», «Наша жизнь была причиной его смерти». Его ненасильственное сопротивление насилию как откровение характера Бога было завершено этой казнью. Мы не имеем никакого другого слова, характеризующего распятие Христа, кроме «жертвы», характеризующей святость жизни и смерти того, кто имел человеческую и божественную природу. Она никогда не замещала ничего. Но, все же, как насчет понимания жертвенной смерти за грехи, как искупление? Как это вписывается в смерть Иисуса и волю Бога?

Я снова начинаю с вопросов. Если вы слышите во множественном числе слово «грехи», что сразу приходит вам на ум? У вас есть список, и у вас есть приоритеты? Если вы представляете обобщенное понятие «грех», что вы думаете? Есть ли для вас один «грех», который является первичным среди всех других или это резюме для всевозможных проступков? Наконец, знаете ли вы, где слово «грех» — в единственном числе — впервые появляется в Библии? Кто был первым упомянут в связи с грехом? В каком контексте он впервые появляется в Писании?

В ответе я отправлю вас к книге Бытия главе 4 и ее описанию неолитической революции. Мы возвращаемся к этой роковой цивилизации на великих равнинах вокруг рек Тигр и Евфрат. Шумеры Южной Месопотамии были первыми людьми о которых мы знаем, что они создали орошаемое земледелие, которые строили представления о том, что происходит в окружающем мире, и, создав письменность, смогли передать свои мысли нам сегодня.

Они занимались решением спорных вопросов — да, они занимались этим, например, в вопросе летних и зимних работ, продажи и обмена скота и зерна, а также решением спорных вопросов между божеством–пастухов и божеством земледельцев. В шумерской истории эти боги–братья, наконец, смогли примирить свои разногласия, распределив воду, необходимую для скотоводства и земледелия. Итак, около шести тысяч лет назад стало возможным, что, как сказали Роджерс и Гаммерштейн в Оклахоме, «земледелец и пастух должны быть друзьями».

Однако это не похоже на то, как Библия описывает свою версию той же неолитической революции с ее спором между древними кочевыми пастухами и изобретенным орошаемым земледелием. Увлекательная библиографическая притча в Бытии 4 рассказывает о том, что произошло сначала, когда люди покинули безопасные районы Эдемского сада и вышли на Месопотамские равнины, ту «колыбель цивилизации», которая теперь известна как Ирак.

Во–первых, говорит Бытие 4, земледелец Каин убил пастуха Авеля. Первый грех человеческой истории, начало эскалационного процесса, лежащего в основе истории человечества, это было проявление насилия в виде братоубийства. И Бог сказал тогда Каину: «у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним»(4: 7). Это, конечно, первое упоминание о «грехе» в Библии, и он употребляется в единственном числе.

Дальше мы ожидаем некую форму строгого Божьего наказания. Может, теперь Бог применит смертную казнь и так накажет Каина за убийство Авеля? Но вот что мы получаем:

И сказал Господь: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли; и ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей; когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле. И сказал Каин Господу: наказание мое больше, нежели снести можно… (Бытие 4:10-13)

Земля живое существо, и Каин осквернил ее, пролив на нее человеческую кровь. Результатом является отвращение Земли, так, чтобы Каин был «проклят» от самой земли. Это человеческое последствие или Божье наказание?

Затем появляется первый город: «Каин познал свою жену, и она зачала и родила Еноха; и он (Каин) построил город и назвал его Енохом по имени своего сына Еноха» (4:17). И, как мы теперь знаем, если земледелец угрожает пастуху, город угрожает земледельцу. Но это занимает еще длительное время.

Наконец, в этой главе наблюдается рост смертоносного насилия. На первом этапе Каин убивает Авеля, и Бог признает: «Кровь твоего брата взывает мне от земли» (4:10). Но нет жестокого наказания от Бога. На следующем этапе Бог предупреждает о возможной эскалации племенной кровавой вражды: «Кто бы ни убил Каина, он будет испытывать семикратную месть» (4:15). На заключительном этапе кровавая вражда достигает эпидемических масштабов. Пять поколений после Каина, и его потомок Ламех может похвастаться:

И сказал Ламех женам своим: Ада и Цилла! послушайте голоса моего; жены Ламеховы! внимайте словам моим: я убил мужа в язву мне и отрока в рану мне; если за Каина отмстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро. (Бытие 4:23,24)

Мое племя, говорит Ламех, будет только увеличивать месть за мое убийство. Я очень серьезно отношусь к тому, что первое упоминание Библии о «грехе» — это не только братоубийство, но и эскалация насилия.

Эскалация насилия означает, что мы никогда не изобретали оружие, которое мы не использовали, всегда только наращивали все новые и новые виды оружия друг против друга. Например, мы получили от первого железного меча до первой водородной бомбы менее трех тысяч лет.

Смерть не применявшего насилие Иисуса, как откровение ненасильственного характера Бога — это жертвоприношение, которое искупило нас за грех эскалационного насилия. Более того, как настаивает Павел много раз, все христиане призваны отвергать «тот мир», который отверг Иисуса. Мы крещением утверждаем намерение не насильственно сопротивляться существующему в этом мире насилию, «что никто из властей века сего не познал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы» (1Кор.2: 8). Не только римляне, но каждое правительство, которое когда–либо знал наш мир, так или иначе могло бы убить или заставить замолчать Иисуса. Тех, кто требует правосудия ненасильственным образом, в этом мире заставляют умолкнуть. Публичная казнь — это просто более старый и более грубый метод для этого.

Бог не имел «волю» на смерть Иисуса в качестве заместительного наказания за человеческий грех эскалационного насилия. Но сделал ли Бог «это» следствием этого греха? Казнь Иисуса была, безусловно, следствием нормального для того времени имперского насилия и свидетельством против него от имени Бога. Так сделал Бог или нет? В ответ нам нужно другое различие помимо внешнего наказания или внутренних последствий.

Если мы решим использовать антропоморфные образы для Бога, мы должны, по крайней мере, применять те же различия для Бога, которые мы применяем для себя. Например, родители или домовладельцы могут что–то прямо, намеренно или решительно требовать от своих детей. Дети могут неохотно выполнять некоторые из этих требований. Родители могут терпеть их, принимать их, позволять им, но они не хотят, чтобы их дети испытали последствия нарушения требований. Иными словами, последствия свободы, которые должны неизбежно наступить. Так и с тем, что Бог «желает». На каждого мученику находится убийца, и воля Бога позволяет такие события, как положительные и отрицательные результаты человеческой свободы. Бог «желает» нашей человеческой свободы. Все остальное — следствие.

Мое представление для Молитвы Абба как о поэтическом параллелизме — то, что между первой половиной есть равный или синонимический поэтический параллелизм, в Божьем имени, царстве, воле — со второй половиной, о нашем хлебе, долге и искушении. Другими словами, это два разных способа описания одной и той же реальности, но, конечно, с колебаниями разницы между ними. Кроме того, каждая половина сама по себе находится в крещендо или кульминационном параллелизме, создавая три компонента. «Хлеб» и «долг» достигают апогея в «искушении», но это будет видно позже.

«Имя» и «Царство» достигают кульминации в «воле», и я сейчас обращусь к этому. Здесь это сделаю кратко. Имя Бога — это репутация Бога справедливости и праведности. Эта репутация распространяется в пришествии Божьего царства. Это пришествие было волей Бога — от вечности. Но где я увидел эту кульминационную «вечность»?

Как мы увидели раньше, первая половина молитвы заканчивается словами «как на небесах так на земле» в греческой последовательности текста Матфея. То, что выражение «как на небе» указывало назад на всю первую триаду, имя, царство и волю, так же, как выражение «так на земле» указывает на следующую триаду, хлеб, долг и искушение. Сейчас я сосредоточен на выражении «как на небесах». Что это значит?

С одной стороны, это просто означает, что небо находится в отличительном состоянии, чем земля — вот где проблемы. Это земное семейство Бога, а не небесное домашнее хозяйство Бога, которое находится в беспорядке. С другой стороны, это означает нечто гораздо более глубокое.

Подумайте о следующем вопросе, о совместном эсхатоне, Царстве Божьем или Великой Божьей Очистке Мира. Была ли у Бога яркая новая идея, придуманный вновь сдвиг парадигмы видения, задуманный с рождением Иисуса около 4 года до нашей эры?

Некоторые еврейские мистики вглядывались сквозь время в будущее, чтобы узнать о Царстве Господнем, — вспомните ночное видение Даниила 7 в главе 4 нашей книги. Но другие мистики были вознесены на небеса, чтобы увидеть этот божественный план для Царства Бога.

Вспомните про метафору для Бога, как Архитектора творения из главы 3. Этот божественный Архитектор имел как бы полную модель царства, подготовленного на небесах выше и готового к реализации внизу. Это было похоже на проект в офисе архитектора. Поэтому Бог мог раскрыть будущее царство не только провидцам в провидческом послании, но и мистикам в небесном перемещении. Кроме того, эта мастер–модель была там от вечности — ожидая своей полной реализации.

Возьмите, к примеру, Павла. Он признал, косвенно, но вполне с определенной ссылкой на себя:

Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба.

И знаю о таком человеке (только не знаю — в теле или вне тела: Бог знает),

что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать. (2 Кор. 12:2-4)

Когда вы слышите, что «воля Божия совершается на небесах», подумайте не только об ангельском послушании; подумайте о вечном замысле Бога для творения, изложенном там для любого посетившего горние чертоги мистика. Божье имя, Божье царство, и достигает своего апогея «на небесах», то есть в их извечном замысле.

Метафора, которую я имею в виду для этого, — это река, неустанно текущая против затора. Она постоянно давит на него, но однажды он наконец прорвался. Если бы мы могли оценить все переменные времени и места, мы могли бы объяснить, почему это произошло в то время и таким образом; но, тем не менее, точная причина времени и места может ускользнуть от нас. Выражение «как на небесах» напоминает нам о том, что воля Бога к творению всегда была там и всегда одна и та же, но что открылось окно возможностей в первом веке н. э., так что «как на небесах» стало «так и на земле». Вот что говорит Иоанн наиболее точно и поэтически в начале своего Евангелия:

В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.

Оно было в начале у Бога…

И Слово стало плотью и обитало среди нас,

и мы видели его славу, славу, как единственного сына Отца, полное благодати и истины.

Из его полноты мы все получили, благодать на благодать.

(Иоанна 1:1-2; 11-16)

Слово (Логос на греческом языке) — это вечное видение и творческая мечта Бога для нашего мира. Это «воля» Бога к справедливости и праведности, которая «стала плотью» в Иисусе из Назарета.

Теперь мы готовы начать переход от первой к последней половине Молитвы Абба, от «небес» к «земле», и так же из главв 3-5 к главам 6-8 этой книги. И в этот момент нужно отметить одну возможную путаницу. Возможно, мы не должны думать о Земле как о настоящем месте для Царства, а о небе как о будущем месте для Царства?

Возможная и часто возникающая путаница происходит, в частности, от языка Матфея. Хотя Матфей говорит пять раз о «Царстве Божьем», он тридцать раз говорит о «Царстве Небесном». Разве эта последняя фраза подталкивает к пониманию Божьего Царства, как будущего Царства на небесах? Это совсем не так, потому что Матфей обозначает одну и ту же реальность с помощью обоих выражений. Просто сравните эти два стиха:

Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное;

и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие. (Матфея 19:23,24)

Матфей почтительно избегает употребления имени Бога, используя как бы обитель для Его прибывания в качестве идентификации, так же, как и мы заявляем, «Белый дом говорит …», когда мы имеем в виду «Президент говорит…» Для Матфея «Царство Небесное» означает точно то же, что и «Царство Божье». Царство Бога — это не будущее небесное, а настоящая земная реальность. Это совершенно ясно из выражения «на земле» в «Молитве Господней».

Это действительно даже более ясно в оригинальном греческом языке, «как на небесах, так и на земле», чем в нашем переводе на английский язык «на земле, как на небесах». Греческий оригинал подчеркивает, что небеса — то место, где существует вечная модель для нашей земли, не там, куда должно, в конце концов, отправиться человечество.

Когда «небо» спускается к «земле», как преображается наш мир? Что такое небесный процесс, проект или программа для нашей Земли? Это то, что обозначено «хлебом», «долгом» и «искушением» в параллельной второй половине Молитвы Абба, и теперь я перехожу к изучению первой части этого видения, посвященного «хлебу».