Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года

Либерализм против демократии

В истории России не так часто случаются периоды демократии. Из этого легко сделать обобщение - не приспособлена страна к демократии, жить ей вовеки под пятой деспотизма. Сторонники такого обобщения не замечают, что демократия не сводится к порядку назначения министров. Демократия существует постольку, поскольку народ, «демос» может оказывать воздействие на принятие решений. Демократия живет не в правительстве, а в народе. Если правительство следует курсу, поддержанному организованными «низами», можно говорить о демократии. Если навязывает свою волю народу - это авторитаризм. А бывает так, что правительство живет своей жизнью, а народ своей и время от времени они сталкиваются. Так бывает при революционном переходе от авторитаризма к чему-то новому. Но к чему? Демократии? Плюрализму? Новому авторитаризму?

Слово «демократия» понималось (да и сейчас понимается) в самых разных смыслах. Это - социально-политическая система, обеспечивающая власть народа, участие обычных людей в принятии решений, которые их касаются; это - и система представительной власти, парламентаризма; это - и коалиция сил, выступающих за расширение прав народа. Наиболее сущностное понимание - первое. Наиболее распространенное - второе, хотя парламентская система или выборы президента обеспечивают лишь власть элиты, манипулирующей массовым сознанием и голосами избирателей. В начале века было при-

нято называть «демократией» также то, что теперь обычно называют «демократические силы», поскольку считалось, что они опираются на трудящиеся классы, представляют интересы большинства. Лишь позднее выяснится, что политики, выступающие от имени классов, могут действовать и против их интересов.

Отношение к демократии сплошь и рядом меняется, когда политик приходит к власти. Пока он в оппозиции - нет более последовательного сторонника демократии. Но стоит политику припасть к рычагам управления страной, он начинает с раздражением реагировать на давление снизу - со стороны «непросвещенных», ничего не понимающих масс, «безответственной» оппозиции и того самого парламента, где сам недавно произносил речи, обличающие предыдущий авторитарный режим.

События Февральской революции воспринимаются как социальный взрыв и свержение самодержавия. Но, как мы видели, за кулисами революции произошел тихий незаметный переворот - создав новое правительство от имени Думы, лидеры парламентского большинства саму Думу восстанавливать не стали. Действовал только Временный комитет Государственной думы во главе с Родзянко. Но на деле с Временным комитетом не собирались считаться. 2 марта Временное правительство забрало всю полноту власти себе. Образовалась, по выражению В. М. Чернова, «диктатура на холостом ходу»⁵⁰⁴.

Чтобы как-то уравновесить это возвращение к авторитарному государственному устройству, 9 марта министры решили, что законодательные постановления будут приниматься ими коллективно. С возникновением коалиции нескольких партий это сделает процесс законодательства крайне затруднительным, так как правая и левая части правительства парализуют законодательные инициативы друг друга.

Весной 1917 г. авторитет Думы в стране был все еще высок. Но политические элиты в большинстве своем выступали против возобновления ее деятельности как монархического органа, избранного по авторитарному «третьеиюньскому» закону. В то же время и Советы не могли еще восприниматься как представительство народа, так как часть общества в них никак не была представлена. В итоге правительство решило вообще ни перед кем пока не отчитываться.

Беда Думы заключалась в том, что ее не собирались защищать сами депутаты. Монархическая часть депутатов была деморализована и в обстановке революции потеряла всякое влияние. А либералы активно включились в работу аппарата Временного правительства. Именно депутаты составили высший слой нового чиновничества. Так что им оказалось не до парламентских прений.

Если Керенский на первых порах готов был считаться с Советом (чтобы иметь право выступать от его имени), то кадеты намеревались держать ответ только перед идеально избранным Учредительным собранием, а пока оно не созвано - править по своему разумению. Правительство считалось временным, потому что должно было существовать до Учредительного собрания. Никакие народные представители пока не должны мешаться под ногами.

На деле это привело к тому, что правительство повисло в воздухе. Его надежной опорой были только кадеты. Оно держалось на доброй воле социалистов, доминировавших в Совете, который пока согласился терпеть либеральный кабинет. Но кадеты и тем более октябристы противостояли низовой демократии, боялись ее и стремились от нее избавиться.

Либеральные политики пытались установить контроль над массами с помощью создания политической мифологии, иррациональных ритуалов, «эмоционального воздействия на массовое сознание»⁵⁰⁵. Если бы сознание масс было архаичным (как полагают некоторые нынешние либеральные историки), это дало бы результат. Но общество уже не являлось архаичным, рациональные мотивы проникли в сознание населения. И лучшим способом заручиться поддержкой масс было -предложить им конкретные меры решения социальных вопросов.

•к'к'к

Очень быстро правительство столкнулось с проблемой, характерной для авторитарных режимов, - приходилось решать самые разнообразные, разнокалиберные вопросы от войны и мира и до «учреждения в составе Саратовского университета факультетов физико-математического, историко-филологического и юридического»⁵⁰⁶. Это создавало перегрузку, невозможность на чем-то сосредоточиться. Но если деспотические режимы хотя бы обладали реальной силой для того, чтобы осуществить свое решение, то Временное правительство не имело пока рычагов власти. Оно было авторитарным, но слабым.

Либералов и советских демократов роднило представление о необходимости немедленного расширения гражданских прав (советские лидеры радикально предлагали распространить их и на армию). Но проблема социальных реформ была куда сложнее.

Н. В. Некрасов, лидировавший среди левых либералов и обеспечивавший их связку с «постмасонской группой», говорил в марте: «Не будем уподобляться старому режиму, который говорил: сначала упокоение, а потом реформы. Меньше всего можно говорить: сначала политика, а потом социальные вопросы»⁵⁰⁷. В зале раздались аплодисменты. Не то чтобы бурные, так - оживленные. Кадеты разделяли надежды министра на реформы, но, может быть, они лучше него понимали -для реформ нужно согласие всех социальных сил или подавление несогласных. Чтобы провести существенные реформы, нужно отказаться от политики компромиссов, которая составляла сущность стратегии «постмасонской группы».

Прежде чем принимать решения, правительство создавало совещания, которые подробно и иногда очень долго обсуждали вопрос. По идее, это позволяло заручиться поддержкой разных общественных сил. Но правительство оставляло решение за собой, что вызывало раздражение тех, чье мнение было проигнорировано.

Правительство пошло по пути удовлетворения наиболее очевидных, уже реализованных явочным порядком требований рабочих. 6 марта была объявлена полная амнистия по политическим делам и отменены наказания за стачки. 10 марта был ликвидирован Департамент полиции МВД. Полиция 17 апреля была заменена милицией, руководство которой было подконтрольно местным властям. 12 марта была отменена смертная казнь, 20 марта - все ограничения на национальной и религиозной почве, включая «черту оседлости».

12 апреля была введена свобода собраний, обществ и союзов, 27 апреля - свобода печати с сохранением военной цензуры (все это на деле уже существовало). 23 апреля правительство приняло положение о «рабочих комитетах», пытаясь ограничить их функции чисто профсоюзными задачами.

Одно из мифологизированных мероприятий правительства - амнистия. Она считается чуть ли не главной причиной разгула преступности в 1917 году. На деле она была достаточно осторожной. Никто не собирался выпускать на свободу всех уголовников. Амнистия заменяла смертную казнь 15-летними каторжными работами, снижала сроки наказания⁵⁰⁸. Так что если бы это решение, подготовленное Керенским, было полностью осуществлено, массы уголовников еще несколько лет провели бы в местах заключения. И действительно, весной 1917 г. там оставалось 30 тысяч заключенных⁵⁰⁹ - именно уголовных.

Но социально-экономический кризис, развал уголовной полиции и системы исполнения наказаний, углубление соцального кризиса в ходе более поздних революционных событий привели к безудержному всплеску преступности.

После первых решительных мероприятий социал-либерального содержания наступила пауза. Либералы не были готовы углублять социальные преобразования.

22 марта было создано юридическое совещание, через которое должны были проходить все проекты решений. Это оказалось лучшим способом затормозить любое решение, не соответствующее взглядам либеральных политиков. Летом совещание станет главным заслоном на пути любых покушений на помещичью собственность.

Казалось, Россия готова ждать Учредительное собрание. Она постепенно «размораживалась», с некоторым отставанием проходя фазы политического развития Петрограда. Власть перешла в руки комитетов (как правило - «общественных комитетов», «комитетов общественной безопасности» или «общественного порядка»), включавших все заметные организации данной губернии, города или уезда - земства, профсоюзы, Советы, партии. Правительство назначало на места своих комиссаров⁵¹⁰, обладавших формальной полнотой власти, а в реальности способных проводить свою политику, опираясь на эти разношерстные общественные структуры. На местах они объединялись в комитеты общественных организаций, как правило с участием Советов. Комиссары вскоре стали терять авторитет на местах - в силу падения популярности правительства и стремления низовой самоорганизации брать в свои руки властные полномочия. «Из тех мест, где общественные организации, особенно Советы депутатов или общественные исполнительные комитеты, сильные и пользуются влиянием и авторитетом, сыплются бесчисленные жалобы со стороны комиссаров, что их игнорируют, что их не слушаются, и правительство вынуждено посылать туда столь же бессильные циркуляры-о необходимости повиновения властям предержащим»⁵¹¹, - сообщала «Рабочая газета».

•kick

Правительство либералов в условиях войны и нараставшей разрухи было вынуждено приступить к мерам регулирования экономики, более характерным для социалистов и позднее - даже для коммунистов. Правда, делалось это без энтузиазма.

Важнейшим вопросом, лихорадившим Россию, был продовольственный - результат разложения рыночной системы. Сначала война нанесла удар по финансовой системе и транспорту Временное правительство унаследовало от империи дефицит бюджета, который теперь стремительно нарастал. На Государственном совещании в августе 1917 г. министр торговли и промышленности С. Н. Прокопович докладывал, что рост расходов на войну в первый год (до июля 1915 г.) составил 5,3 млрд руб., во второй год - 11,2 млрд, в третий - 18,6 млрд⁵¹². Это составило 40-50% дохода народного хозяйства в рублях, обесценившихся примерно вдвое. За первые восемь месяцев 1917 г. было израсходовано уже 41,3 млрд⁵¹³. При этом общий доход народного хозяйства в 1913 г. составлял 16 млрд рублей⁵¹⁴. Дефицит бюджета составил 15 млрд рублей⁵¹⁵. Поступления в бюджет по сравнению с 1916 г. упали - поземельный налог на 32%, другие - от 16 до 65%⁵¹⁶.

Инфляция, с одной стороны, и перебои с доставкой продуктов -с другой, вели к их вздорожанию, которое опережало рост зарплат. В 1917 г. зарплата упала в среднем на 10%⁵¹⁷.

Промышленность не могла обеспечить село достаточным количеством промышленной продукции, чтобы уравновесить потребность в продовольствии не только городов, но и армии. Выработка на одного рабочего в металлургии упала на 30%⁵¹⁸. Добыча в Донбассе сократилась вдвое⁵¹⁹. Падение выработки на одного рабочего началось до революции. В первой половине 1916 г. она составляла 636-721 пуд в месяц, а в августе - уже 566, в январе 1917 г. - 535 пудов. В апреле - октябре она колебалась на уровне 423-472 пудов в месяц, то снижаясь, то повышаясь⁵²⁰.

В этих условиях сохранение свободного рынка вело к продовольственным проблемам в городах. Поэтому больная экономика нуждалась в государственном костыле, чтобы сохранить города от бегства рабочей силы в деревню. Чтобы сдержать рост цен на товары первой необходимости, государство могло применить разные средства. Лучше всего, конечно, было бы заняться налаживанием производства. Но эта работа, во-первых, сложна и требует кадров, подготовленных для производственных задач, а во-вторых, означает вторжение в прерогативы предпринимателя, то есть покушение на священное право частной собственности. А это возможно уже только через труп партии кадетов. Есть два временных средства - дотирование товаров первой необходимости либо введение государственной монополии на их заготовку и распределение по твердым ценам. Опасаясь дополнительной инфляционной нагрузки, еще царские министры и либералы первого Временного правительства выбрали второй путь.

Продолжая политику царского министра Риттиха и предвосхищая меры большевиков, 25 марта Временное правительство постановило передать хлеб в распоряжение государства⁵²¹. Что характерно, это «социалистическое» решение было принято по инициативе министра-кадета Шингарева. Такой ответ на требование дня страна восприняла с пониманием. Этот факт иногда трактуется как алиби большевиков - они ведь тоже огосударствили распределение продовольствия. Но было и различие. Временное правительство закупало хлеб через систему заготовительных организаций, а не отнимало его. При Временном правительстве деньги еще имели цену, хотя их покупательная способность упала в 3-6 раз с начала войны.

Важную роль в заготовительной работе Временное правительство уделяло кооперации. Кооператоры выступали за создание целостной системы снабжения армии и городов, работающей по единому плану, о чем говорил А. В. Чаянов на Всероссийском кооперативном съезде, проходившем 25-28 марта. Выступавший на съезде министр земледеления Шингарев подтвердил, что невозможно решение продовольственной проблемы без таких «живых сил» общества, как кооперация⁵²². Пока демократическая интеллигенция надеялась уговорить крестьян, опираясь на авторитет своего актива в деревне. Еще бы, в 25-30 тыс. кооперативных организаций (преимущественно потребительских) состояло 8-9 млн человек⁵²³.

Кадетский министр пошел дальше и выступил за государственное регулирование распределения. 28 марта правительством было принято представление «О планомерной организации сельского хозяйства и труда», которое предусматривало создание государственных органов по снабжению сельского хозяйства металлом, средствами производства, семенами, удобрением, рабочими силами и кредитом⁵²⁴. Но где все это взять? Планируя распределение промышленных продуктов, либералы не решились покуситься на «священное право частной собственности». Для поиска путей решения этой сложной задачи 21 апреля был учрежден Главный земельный комитет, который включал представителей губернских комитетов, правительства, крупнейших крестьянских организаций, одиннадцати партий, а также делегатов экономических обществ и специалистов. Создав очередную бюрократическую надстройку, Временное правительство и здесь не придумало, как заставить общество ей подчиняться.

24 апреля, развивая эти идеи, Шингарев предложил организовать снабжение населения промышленными продуктами широкого потребления. В результате правительство создало очередную комиссию «для выяснения вопроса»⁵²⁵. Предстояло подсчитать нужды и возможности предприятий, но по-прежнему было неясно, каким образом заставить собственников поставлять продукцию в нужных количествах по государственным ценам. Принцип создания комиссии был уже отработан - в нее включили представителей ведомств, Советов, кооперативных организаций, земгора.

Главной идеей Временного правительства было согласование всевозможных интересов. Для регулирования хозяйства создавались органы, в которые включались «все заинтересованные стороны». Дело хорошее, если четко обозначены время и порядок принятия решения. В случае с Временным правительством торопиться было некуда, ждали Учредительного собрания. А с его созывом не торопились, ожидая, пока народ «остынет», научится мыслить более здраво, чем в февральские дни, согласится с аргументами либералов. В условиях нарастающего социального кризиса происходило совершенно обратное. А инициативы правительства выливались в бесконечную согласовательную говорильню, которая раздражала народ, собравшийся на улице и занятый все более эмоциональной митинговой говорильней.

Признав необходимость вторжения в отношения собственности, общественного регулирования хозяйства, либералы расписались в неспособности сделать это самим и тем поставили на повестку дня приход к власти социалистов.

Таким образом, первоначально социальные преобразования были парализованы либералами, которые то готовились к созыву Учредительного собрания, то согласовывали интересы «волков» и «овец». Вскоре перспектива созыва собрания запустила еще один механизм, который стал определять поведение партий, - они вступили в предвыборную борьбу. Учредительное собрание, которое сначала ожидалось «вот-вот», теперь переносилось на несколько месяцев под предлогом того, что нужно все как можно более тщательно подготовить, чтобы ни один голос не пропал и все согласились с «волей народа». Пока готовили списки избирателей, партии стали охотиться за голосами, как всегда в таких случаях не чураясь популизма. Добиться согласования и так плохо согласуемых интересов в этих условиях становилось все труднее.

ккк

Важнейшим фактором, оказывавшим воздействие на ход революции, оставалась война. Открытая демократическая система новой России должна была сосуществовать с продуктами распада авторитарного милитаризованного общества. Огромную роль стала играть выходящая из-под контроля солдатская масса, стремящаяся к скорейшей демобилизации. Особую силу приобретали тыловые гарнизоны, и прежде всего петроградский. Объявляя себя гарантом революции, солдаты петроградского гарнизона активно воздействовали на политические события, в том числе в своих собственных интересах.

Одной из важнейших задач новой власти было поддержание дисциплины на фронте и в тылу: «Революционная интеллигенция, стоявшая в то время во главе советских организаций, только благодаря своей мирной программе, отвечающей стремлениям масс на фронте и в тылу, пользовалась доверием армии... Она использовала это доверие не только для политической кампании в пользу всеобщего мира, но и для того, чтобы восстановить дисциплину в армии и предохранять фронт от распада»⁵²⁶, - отвечал И. Г. Церетели критикам справа, обвинявшим социалистов в «развале» армии.

С. П. Мельгунов, рассмотрев этот вопрос, заключил: «В конце концов, реальных данных, свидетельствующих об увеличении в революционное время дезертирства о сравнению с тем, что было до переворота, нет»⁵²⁷. В первой половине года и братания на фронте были сравнительно редким явлением.

Посетив в апреле Гельсингфорс, который к осени станет оплотом большевиков, депутаты А. Александров и В. Степанов констатировали: «Отношения между солдатами и офицерами можно считать налаженными», дисциплину поддерживают сами матросы и их комитеты»⁵²⁸. По примеру Петрограда солдатские комитеты возникали по всей стране и брали военную силу под свой контроль. После февральского всплеска ненависти к офицерам ситуация стабилизировалась. «Разложение армии» возобновилось позднее, когда выяснилось, что революция не ведет ни к победам, ни к миру.

Позднее в «разложении армии» винили большевистскую пропаганду. Но вот 24 апреля, когда влияние большевиков на фронте еще стремилось к нулю, генерал Брусилов требовал присылки на фронт опытных патриотических агитаторов, так как началась «разрушительная пропаганда мира», которая «пустила глубокие корни»⁵²⁹. Не большевики развернули «разрушительную пропаганду мира», а стремящиеся к миру солдаты становились позднее большевиками и левыми эсерами.

Впрочем, еще не «разложенная» армия, измученная войной, имела слабую боеспособность, что показало поражение на Стоходе в марте 1917 года.

Разложение армии началось еще до революции как результат неумелого руководства, ведущего к бессмысленному кровопролитию, окопной безысходности, плохому снабжению и кричащей несправедливости, о которой, например, командующему Московским военным округом А. И. Верховскому рассказывали солдаты: «Мы не против того, чтобы идти на фронт. Пока германец не замирился, - что делать, приходится и нам тянуть лямку. Но вот я три раза ранен, человек я уже старый, а Москва полна народу. Молодые здоровые парни сидят около баб, отъевшись, и смеются над нашим братом...

- Постойте, о ком вы говорите.

- Да о купчиках и буржуях разных. Они за взятку откупились от войны и сидят, а мы за них отдувайся»⁵³⁰.

Чтобы как-то повысить боевой дух войск, правительство решило закрепить права солдат, провозглашенные Советом. 11 мая была принята разработанная комиссией генерала А. А. Поливанова «Декларация прав солдата», которая закрепляла за ним большинство гражданских прав, но ее пункт 14 гласил: «В боевой обстановке начальник имеет право под своей личной ответственностью принимать все меры, до применения вооруженной силы включительно, против не исполняющих его приказания подчиненных»⁵³¹.

Преодолевать и предотвращать конфликты солдат и офицеров должны были комитеты. Генерал А. Е. Гутор писал Брусилову о фактах отказа частей выходить на позиции и добавлял: «Правда, при содействии комитетов (последнее время главным образом армейского) недоразумения улаживались»⁵³². Неприятие комитетов большинством генералов и офицерства в целом было скорее делом принципа, чем пользы. Характерен такой эпизод, рассказанный генералом П. А. Половцовым: «Хотел бы я посмотреть, что сказал бы сам мудрый царь Соломон, например, большевистским депутатам 4-го Донского полка, требующим смены командира, вполне основательно доказывая его неспособность. Сам знаю, что командира нужно сменить, но нельзя же создавать прецедент, что я убираю командиров по просьбе комитетов»⁵³³.

Керенский надеялся, что обновленная армия сможет вести наступательные операции, что победы сплотят нацию и ускорят мир. Но это была иллюзия, и весь смысл циммервальдийской политики Петросо-вета и левых социалистов заключался в том, чтобы прекратить бессмысленное кровопролитие, ограничиться обороной своих позиций, не провоцируя новый виток войны.

Революция и самоорганизация

Весной 1917 г. Россия превратилась в страну митингов и низовых организаций. Люди, мнением которых прежде не интересовалось никакое начальство, теперь стали хозяевами земли русской. Теперь они считали себя вправе давать или не давать одобрение государственным мерам и политическим событиям. И местом, где народ выносил свою волю, стало митинговое вече. Его филиалы организовались практически на всех предприятиях, в воинских частях, на улицах и площадях. Здесь формировалось мнение трудящихся масс, с которыми было нельзя не считаться - ведь они могли прийти огромной толпой к стенам правительственных учреждений. И если прежде толпу можно было разогнать нагайками или залпами, то теперь это был Его Величество Народ.

Мнение простых людей, которое формировалось на митингах, затем определяло решения Советов - наиболее массовых органов самоуправления рабочих и крестьян. Советы выросли во всероссийскую сеть самоорганизации.

Первоначальное хаотическое состояние создавало возможности для манипуляции мнением радикальных, но неопытных депутатов, но демократическая процедура постепенно отлаживалась, а члены Советов учились политике. Поскольку большинство депутатов Пе-тросовета, а затем и Всероссийского центрального исполнительного комитета Советов (ВЦИК) шло за социалистами, их лидеры сочли возможным неофициально договариваться о действиях единым фронтом. Круг участников совещаний, где определялась линия Исполкома Петросовета и ВЦИК, получил ироническое название «звездная палата». Ее лидерами были Церетели, Скобелев, Ф. И. Дан. «На огонек» заходили Чернов и А. Р. Гоц, что позволяло «звездной палате» координировать политику социалистов в целом⁵³⁴. Роль Церетели и Дана была особенно важна. Как писал В. И. Старцев, Церетели «сплачивал вокруг себя в исполкоме тесное оборончествое ядро. Неопределенному и расплывчатому радикализму Сухановых и Стекловых постепенно приходил конец»⁵³⁵. Дан стал «правой рукой Церетели»⁵³⁶. Организационный талант Дана хорошо сочетался с политическим и ораторским напором Церетели.

Свое неофициальное лидерство «звездная палата» закрепила и формально, добившись создания 14 апреля Бюро Петросовета, состоявшего из руководителей отраслевых отделов во главе с Чхеидзе. Это «правительство», вопреки протестам большевиков и других левых было сформировано как однородное - без большевиков. Преобладали оборонцы, социалисты-интернационалисты были здесь представлены незначительным меньшинством.

«Звездной палате» казалось, что она управляет массами через Совет. В. С. Войтинский рисовал циничную картину, оттеняя ее романтическими воспоминаниями юности: «Присутствуя на общих собраниях Совета и на заседаниях его рабочей и солдатской секций, я невольно сравнивал его с Советом рабочих депутатов 1905 года. Особенностью Совета 1905 года была его тесная, непосредственная связь с рабочими массами, все стремления, все колеблющиеся настроения которых он отражал с такой точностью и чуткостью. В 1905 году рабочие депутаты не только ходили в Совет, но и действительно обсуждали вопросы, волновавшие заводы и фабрики, высказывались по этим вопросам, сами диктовали резолюции своему Исполнительному комитету. Нередко в порядок дня Совета попадали еще недостаточно подготовленные вопросы. Нередко на заседаниях его звучали нескладные, корявые речи, порой и на решениях его лежал отпечаток поспешности и случайности, - но всегда, неизменно это было подлинное отображение воли низов.

Совет 1917 года представлял иную картину. Рабочие и солдаты почти не появлялись на его трибуне. На лучший конец, на его заседаниях от лица рабочих говорили политики-профессионалы, вышедшие из рабочей среды, а от лица солдат - помощники присяжных поверенных, призванные в армию по мобилизации и до революции служившие отечеству в писарских командах. Подлинные рабочие и солдаты были в Совете слушателями. Они аплодисментами выражали свое отношение к говорившим в Совете лидерам и голосовали за предлагаемые резолюции. Задачей лидеров было не выявить волю собрания, а подчинить собрание своей воле, «проведя» через Совет определенные, заранее выработанные решения.

Это не значит, что лидеры не «считались» с Советом. Нет, с Советом очень даже считались, и именно поэтому добивались от него определенного голосования. Но - этого, я думаю, не мог бы отрицать ни один внимательный наблюдатель - Совет 1917 года был не столько органом революционной самодеятельности солдат и рабочих, сколько аппаратом, при помощи которого руководители управляли рабочее-солдатской массой»⁵³⁷.

Войтинский, как и его коллеги по «звездной палате», не замечали, что и в 1917 году в низах идет обсуждение насущных социально-политических проблем, вываривается политическое настроение. Не заметив этого, они уже проиграли, и время стало работать на их противников. Помощники присяжных поверенных продолжали играть полезную роль, правильно оформляя «корявые» чаяния депутатов, грамотно формулируя тот курс, который пока вызывал аплодисменты. Но позднее аплодисменты стали раздаваться в адрес большевиков, которые тоже умели формулировать - но уже другие чаяния.

Конечно, орган из 1-2 тысяч делегатов превращался в своего рода «вече». Но и такая неповоротливая организация позволяла посланникам заводов и воинских частей оказывать решающее воздействие на курс Совета. Просто инерционность системы не давала делать это оперативно, но зато, когда мнение масс осенью изменилось, манипуляторы из «звездной палаты» вдруг столкнулись с такой волей депутатов Совета, которую не могли переломить. Оказалось, что Советом управляет не узкая группа, а социальные процессы. А узкая группа лишь отчасти может направлять низовую энергию в то или иное русло. Выбор между этими вариантами политического курса был ограничен настроениями масс. Совет, таким образом, был аппаратом согласования интересов революционных элит и масс. Лишь в следующем, 1918 году, когда в дело вступят большевистские репрессии против инакомыслящих, Совет станет превращаться в аппарат управления массами.

Советская система была не только «вечевой демократией», в ней (как, впрочем, и на Новгородском вече) складывалась внутренняя структура, которая со временем могла сделать принятие решений «снизу» более организованным. Важные вопросы предварительно обсуждались на секциях и во фракциях. В Петрограде создавались также районные советы, которые позднее сформировали Межрайонное совещание. Также из делегатов местных советов формировались съезды разного уровня.

Общероссийская система Советов стала складываться на Всероссийском совещании Советов рабочих и солдатских депутатов 29 марта-3 апреля. На это совещание приехало втрое больше делегатов, чем планировалось. Стало ясно, что нужно упорядочить советскую систему, чтобы она могла нормально работать. В своем организационном докладе совещанию социал-демократ Б. О. Богданов от имени ЦИК предложил не ограничиваться съездами Советов, которые слишком многочисленны, чтобы на них могло быть высказано мнение всех делегатов. К тому же система Советов должна действовать постоянно, а не только во время съездов: «Помимо этого съезда, в качестве постоянно функционирующего учреждения должны быть следующие: на местах образуются областные или районные комитеты, избранные на местных областных или районных совещаниях... Совещание этих областных комитетов совместно с Исполнительным комитетом является вторым органом нашей будущей организации»⁵³⁸. Областные комитеты (советы) должны были избираться на конференциях нижестоящих Советов. К октябрю 1917 г. сложилась система Советов на всех уровнях - от волостного до губернского.

В то же время, осознавая недостатки только возникающей советской системы, социалисты не решались отдать ей первенство над парламентом, тем более что выборы в Учредительное собрание должны были стать своего рода революционным плебисцитом по основным вопросам, от которых зависело развитие страны. Для «разового» выявления воли избирателей в условиях революции механизм Учредительного собрания был предпочтителен. За совмещение двух видов демократии выступали и такие коллеги большевиков по коммунистическому движению, как Роза Люксембург⁵³⁹, и такие их противники, как Виктор Чернов⁵⁴⁰, лидер наиболее влиятельной политической силы России 1917 г., партии эсеров.

В то же время умеренные социалисты, лидировавшие в Советах до осени 1917 г., осознавали, что органы низового самоуправления не представляют большинства населения. Но, заступаясь за пассивное большинство, пытаясь подвести под государственные решения как можно более широкую социальную базу на выборах в Учредительное собрание, умеренные социалисты рисковали потерять поддержку активного меньшинства населения, от которого в условиях революции зависела судьба власти. В то же время социальные преобразования с опорой на отмобилизованное радикальное меньшинство могли привести к широкомасштабной гражданской войне с теми слоями, интересы которых будут проигнорированы в ходе реформ. Маневрируя между этими Сциллой и Харибдой в течение последующих месяцев, умеренные социалисты вплотную подошли к одной крайности, а большевики - к другой. Но не раз в июне - ноябре 1917 г. возникала ситуация, при которой была возможна и «золотая середина» синтеза самоуправления и общегосударственной демократии.

Революционно-демократические силы, осознававшие невозможность немедленного и радикального выхода из кризиса, но противостоящие реставрации авторитарного режима, были представлены социалистическими партиями, прежде всего Партией социалистов-революционеров (эсеров) и социал-демократами меньшевиками. Весной 1917 г. именно революционно-демократические партии стали лидирующей силой в Советах.

Авторитет этих течений был приобретен ими в годы борьбы с царизмом и укреплялся способностью революционно-демократической интеллигенции убедительно обосновать свою позицию в тот период, когда массы рабочих и солдат еще были готовы «потерпеть» в надежде на относительно быстрый выход из кризиса после революции. В то же время социалисты были тесно связаны с массами и отражали их настроения из-за притока новых членов. В социалистические партии, особенно к овеянным романтической славой эсерам, двинулись массы провинциальной интеллигенции. Летом ПСР насчитывала уже до 800 тыс. членов, в большинстве своем новичков - «мартовских эсеров» (среди которых, впрочем, был и министр Керенский). Быть эсером или социал-демократом-меныневиком считалось демократично, в духе времени, но в то же время и респектабельно, можно сказать - модно.

Отчасти «соглашательская» позиция социалистов была продиктована взглядами марксистов, которые опасались брать власть в условиях, когда придется решать «буржуазные задачи», когда у социалистов еще нет административного опыта и не вернулись из эмиграции и из ссылки наиболее известные вожди. Социалисты были готовы искать компромисс между радикальными массами трудящихся и либералы ными «цензовыми элементами» - состоятельной интеллигенцией и предпринимателями, без которых эффективное функционирование экономики представлялось сомнительным. Именно социалистическая интеллигенция взвалила на себя задачу консолидации общества в тяжелых условиях 1917 года. Разделяя цели радикализированных революцией масс, социалистическая интеллигенция сдерживала их, разъясняя утопизм стремления к немедленному воплощению этих целей в жизнь. Грамотность и социальная близость к народу, «народничество» обеспечивали социалистам сохранение их авторитета даже тогда, когда им приходилось агитировать за непопулярные меры. Но постепенно, по мере затягивания преобразований, этот авторитет таял.

У нового правительства не было прочной опоры в массовых организациях, сотнями возникавших или выходивших из подполья после революции: партиях, профсоюзах, советах. Эту опору могла дать только связка с социалистами. Меры принуждения были невозможны, поскольку войска в столице подчинялись Совету.

Поэтому в принятой Временным правительством 26 апреля декларации говорилось: «В основу государственного управления оно (Временное правительство. - А. Ш.) полагает не насилие и принуждение, а добровольное повиновение свободных граждан созданной ими самими власти. Оно ищет опоры не в физической, а в моральной силе»⁵⁴¹. Но ее было явно недостаточно в условиях, когда обострялись социальные противоречия и представления о добре у «цензовиков» и радикалов из рабочих кварталов были диаметрально противоположны. Так что мораль моралью, а требовалось что-то еще для удержания власти. Необходима была или сила (на что надеялся Милюков и другие правые кадеты), или умение манипулировать политическими партнерами и массовым сознанием (что до поры лучше других умел делать Керенский и другие правые социалисты). Временное правительство не являлось демократическим. Оно не могло быть авторитарным (хотя к этому стремились правые кадеты и Гучков). Оно было манипулятивным. Приходилось осваивать искусство скольжения по волнам социальной революции.

•к'к'к

Революция не только решала вопрос о власти, но уже весной стала глубокой социальной революцией, меняя принципы организации жизни на всех уровнях вплоть до предприятий. По мнению Д. О. Чуракова, «о российской революции можно было бы говорить как о «революции самоуправления»... Но, к сожалению, временами отчетливо намечавшийся союз различных органов самоуправления не стал прочным каркасом будущей государственности»⁵⁴². Точнее, можно говорить о «революции самоорганизации», так как массовые организации, сотнями возникавшие или выходившие из подполья после революции, редко переходили собственно к самоуправлению. Они пока не брали управление в свои руки, а предпочитали контролировать управленцев и оказывать на них давление. Петроградский совет, имевший наибольшее политическое влияние, весной-летом действовал все же не как орган власти, а как авторитетная общественная организация: он готовил и лоббировал проекты решений правительства и его органов, рассылал «пожарные команды» по урегулированию многочисленных социальных конфликтов, координировал работу профсоюзов и фабзав-комов, воздействовал на массы с помощью воззваний и влиятельных агитаторов⁵⁴³. Пока правительство шло навстречу (или обещало пойти навстречу) предложениям главного органа «демократии», пока городские низы были согласны подчиняться советской дисциплине - эта система сдержек стабилизировала революционный социальный порядок.

Советы рабочих и солдатских депутатов опирались на структуры участия работников в управлении - фабрично-заводские комитеты (ФЗК). ФЗК, в свою очередь, формировались с помощью как прямого голосования, так и принципа делегирования в качестве советов старост, избиравшихся работниками в подразделениях предприятий⁵⁴⁴. Для текущей работы выделялся президиум и комиссии. Но исполнительные органы только готовили решения, в то время как принимали их, как правило, пленарные заседания ФЗК. Актив предприятия, таким образом, находился в условиях постоянной обратной связи с работниками, выслушивая их мнение и разъясняя свои предложения.

Конфликты, которые не разрешали ФЗК, передавались на рассмотрение райсовета⁵⁴⁵ или других подобных инстанций. Организованные в ФЗК рабочие обычно не претендовали на полное управление предприятиями, а осуществляли рабочий контроль за управлением прежней администрации, затем и участие в управлении (то есть частичное самоуправление), правила которого в условиях революции не были четко определены. ФЗК были готовы вмешиваться в разнообразные сферы: продолжительность рабочего дня, минимальная зарплата, форма оплаты труда, организация медицинской помощи, страхование труда, касса взаимопомощи, прием и увольнение, разбор конфликтов, дисциплина труда, отдых работников, охрана завода, продовольственное снабжение⁵⁴⁶. При всем разнообразии большинство этих вопросов относятся к компетенции будущего социального государства XX века. Производственное самоуправление, таким образом, претендовало на нишу либо низового звена такого государства, либо альтернативы ему. Однако первоначально ФЗК готовы были стать своего рода парламентом предприятия с ограниченными полномочиями. Одни комитеты претендовали только на совещательный голос при администрации, другие - даже на право увольнять руководителей. На предприятиях образовался своеобразный спектр «конституционных устройств» от авторитарной «президентской» до демократической парламентской республики. Но лишь в исключительных случаях ФЗК претендовали на всю полноту власти.

10 марта в результате соглашения Совета с Временным комитетом Петроградского общества фабрикантов и заводчиков был введен 8-часовой рабочий день, и так уже установленный явочным порядком (правда, в виде исключения допукскался сверхурочный труд). В своем докладе VIII съезду партии кадетов Н. Н. Кутлер с возмущением утверждал, что предприятия не могут функцонировать, когда рабочие требуют такую же зарплату за 8-часовой рабочий день, которую раньше получали за 10-12-часовой⁵⁴⁷. Развернувшаяся в стране инфляция кадетского экономиста не смущает, прибыли коммерсантов, конечно же, важнее. Между тем рост цен урезал зарплаты в несколько раз⁵⁴⁸.

На эти обвинения в адрес рабочих ответил в своей речи на Государственном совещании представитель Центрального совета профсоюзов В. Чиркин. Он привел конкретные примеры крупных предприятий, ситуацию на которых пришлось расследовать профсоюзам. Так, на Коломенском заводе производительность труда после введения 8-часового дня увеличилась в первой половине мая на 8%, а во второй - еще на 5%. А вот в июне она упала на 20%, под угрозой оказался военный заказ, потому что администрация не смогла вовремя запастись топливом⁵⁴⁹.

На шелкопрядильном предприятии, работающем на оборону, производство останавливалось из-за отсутствия топлива. Когда рабочие поставили вопрос перед администрацией, им предложили вложиться в покупку топлива. Требуя от рабочих денег, капиталисты не собирались делиться собственностью. Но вот рабочие заводов Лесснера, Бремера и «Динамо», остановленных их хозяевами, взяли предприятия в управление и аккуратно выполняют заказы⁵⁵⁰.

По наблюдению Чуракова, «осознавая себя победителями в революции... рабочие часто были сговорчивы... Проявления этой первичной «умеренности» рабочих были многоплановы: от приглашения администрации на заседание комитетов для совместного решения проблем производства... до готовности притормозить ввод 8-часового рабочего дня... Но дело в том-то и обстояло, что буржуазия вовсе не была рада подобному положению вещей. Любое вмешательство рабочих организаций, таких как Советы или примирительные камеры, в ее прерогативы встречало возрастающее сопротивление со стороны торгово-промышленных кругов»⁵⁵¹.

Более того, низкая компетентность и эгоизм этих кругов вели прямиком к экономической катастрофе. Столкнувшись с требованиями рабочих работать по восемь часов в день (а не по 10-14), несколько повысить зарплату в условиях стремительной инфляции и «вежливого обращения» с подчиненными, предприниматели начали выводить средства из производства и оборота. Как можно хозяйствовать в стране, где рабочие требуют таких невероятных прав?!

В результате рабочие были вынуждены создавать ФЗК в качестве «практической, защитной меры»⁵⁵², чтобы ловить предпринимателя за руку. Это давало результаты. Так, 2 июня директор машиностроительного завода Лангезипен объявил о предстоящем закрытии предприятия, так как из-за 8-часового рабочего дня, падения производительности труда, нехватки сырья и топлива в кассе не осталось денег. Центральный совет фабзавкомов организовал расследование, которое вскрыло махинации дирекции. После этого директор «внезапно» нашел 450 тыс. руб., и предприятие продолжило работу. Аналогичные события (связанные как с махинациями, так и с низкой эффективностью управления администрации) произошли на литейном заводе Бреннера, заводе «Вулкан», снарядном заводе «Новый Парвиайнен» и других столичных предприятиях поменьше. Социально-экономический кризис, вызванный войной, обнажил низкую эффективность и криминальное лицо российского периферийного капитализма, как раз те его дикие и воровские черты, на которые указывали народники. Это лишний раз подтверждало, что избавление от капитализма может пойти на пользу промышленности.

Уже с мая «саботаж» предпринимателей привел в качестве ответной меры к изгнанию администрации с некоторых предприятий (первая волна таких изгнаний наиболее ненавистных начальников произошла сразу после Февральской революции, но с остальными рабочие стремились установить деловые отношения). До октября зафиксировано 59 случаев смены администрации рабочими. Управление предприятиями переходило или ФЗК, или смешанным органам инженерного персонала и рабочих⁵⁵³. Правительство не имело силы, чтобы подавить эти выступления, и (учитывая факты «саботажа», то есть откровенного разворовывания капитала предприятий его хозяевами) это бессилие власти было спасительным для заводов. Во время перестройки 1980-х гг. трудовые коллективы не были столь же решительны и не смогли противостоять аналогичному процессу. Но и в 1917 г. большинство коллективов до октября не пошло дальше рабочего контроля, опасаясь, что без капиталиста еще нельзя обойтись. А вот капиталисты, оправившись от первого испуга весны 1917 г., стали требовать ликвидации фабзавкомов и по возможности игнорировали их решения. Это ставило вопрос о том, что рабочие должны были либо капитулировать (что во многих случаях означало локаут), либо распрощаться с капиталистами. Как справедливо пишет Д. Ман-дель, «усиленное наступление промышленников подрывало главную предпосылку движения за рабочий контроль - наличие капиталистической администрации, заинтересованной в дальнейшем ведении дел»⁵⁵⁴.

Уже на апрельской конференции большевиков приводились примеры того, как начавшийся саботаж предпринимателей заставляет рабочих вводить рабочий контроль, а то и брать хозяйство в свои руки и на востоке Украины, и в Донбассе, и на Урале, и в Иваново-Вознесенске, и в Саратове⁵⁵⁵.

Насколько органы производственного самоуправления, еще не успевшие приобрести опыт работы, могли управлять предприятиями в тяжелейших условиях нараставшего экономического хаоса? ФЗК не смогли в достаточной степени проявить себя как органы экономического управления - после прихода большевиков к власти они были в январе 1918 г. объединены с профсоюзами. Лишь на отдельных предприятиях ФЗК успели приступить к исполнению управленческих функций. Результат их хозяйственной деятельности не мог проявиться за несколько месяцев, и мы можем лишь оценить основные стремления масс трудящихся, вышедших из-под контроля одной элиты, но еще не попавших под управление другой.

ФЗК стали создавать собственную систему координации распадающихся хозяйственных связей России, параллельную не только государству и монополистическому капиталу, но и Советам⁵⁵⁶. В мае ФЗК стали брать на себя контроль за расходованием топлива, соблюдением технических норм на производстве, регулировали найм, внутренний распорядок на предприятиях, занимались вопросами производственной дисциплины. Затем они переходили к распределению прибыли, поиску рынков сбыта, топлива и сырья, организации прямого обмена между предприятиями (посылка «толкачей», характерная позднее для советской экономики). Анализ протоколов ФЗК Патронного завода в Петрограде за сентябрь - месяц, относительно спокойный в политическом отношении, - показывает, что из 15 вопросов, рассматривавшихся ФЗК, 6 были посвящены экономике (реорганизации структуры предприятия, его внешнеэкономическим связям, распоряжению имуществом), 5 - социальным отношениям (правам рабочих, зарплате, быту), 4 - политической борьбе⁵⁵⁷.

Временное правительство в лице его социалистического крыла пыталось отреагировать на вызов фабричной самоорганизации. На государственных предприятиях с наиболее активными ФЗК, в частности на Путиловском, предлагалось создать совместные комиссии ФЗК и администрации для «регулирования всей работы завода». Эта идея предвосхищала реформы, которые будут в 1920-е гг. и во второй половине XX в. проводиться в Западной Европе. Но в 1917 г. рабочие не согласились на условия Временного правительства, так как им предлагалось получить меньшинство голосов в комиссии. Как говорилось при обсуждении этого вопроса на Центральном совете ФЗК, «предприниматели в настоящее время изыскивают все пути, чтобы рабочие сами себя секли кнутом. Мы без функций действительного контроля в этот орган идти не должны»⁵⁵⁸. Не предоставив рабочим органам достаточных прав, Временное правительство упустило шанс интегрировать это движение в легальную систему управления. Точно также коалиционное правительство упустило шанс интегрировать Советы, рассчитывая, что влияние в них социалистов уже само по себе гарантирует лояльность Советов новому курсу. Но по мере углубления кризиса, в условиях неуступчивости предпринимателей на фабриках и либералов в правительстве, парализовавших социальные преобразования, волей-неволей и Советы, и ФЗК тяготели к решительной позиции большевиков.

Но и это сближение шло непросто. Ленин критиковал ФЗК за то, что они выполняют при администрации роль «мальчиков на побегушках»⁵⁵⁹. Но фабзавкомы заботила не прибыль предпринимателя, а судьба предприятий. Если предприниматель плохо выполнял свои функции, рабочие ставили вопрос о его изгнании, если администрация уступала и под контролем начинала работать лучше, в интересах рабочего было сотрудничать с ней в деле спасения завода, одновременно обучаясь делу управления⁵⁶⁰.

По мере углубления хозяйственного кризиса фабзавкомы начали налаживать продуктообмен с деревней. Они все чаще вынуждены были брать в свои руки управление предприятиями, которые бросали хозяева, или устанавливать рабочий контроль, чтобы воспрепятствовать закрытию производства. Осенью 1917 г. в Петрограде рабочий контроль действовал примерно на 100 предприятиях с 300 тыс. рабочих⁵⁶¹.

Рабочий актив был достаточно прагматичен. Столкнувшись со сложностью задач управления предприятием, большинство членов ФЗК не горели желанием брать в свои руки всю власть. В то же время рабочие были настроены все радикальней и давили на ФЗК, требуя более жесткого контроля над негодной администрацией. Большинство лидеров ФЗК пытались противостоять этому «заражению» рабочих анархо-синдикализмом, но перед лицом «контрреволюционного саботажа» администрации могло противопоставить этим двум тенденциям только одно - требование национализации. Если предприятием не может управлять капиталист и старый администратор, а лидеры коллектива не решаются взять управление на себя, остается бить челом новому революционному государству. Когда Временное правительство продемонстрировало неспособность ввести государственное регулирование экономики, фабричный актив стал выступать за власть Советов, рассчитывая превратить ФЗК в низовые структуры нового государственного управления и контроля.

Если город был авангардом демократической «революции самоорганизации», то ее прочным тылом была деревня. За организацию гражданских структур в многомиллионной толще крестьянства взялись эсеры. Но ПСР была не столько демиургом, сколько координатором этого процесса.

Первоначально в деревнях на базе общины возникали как Советы, так и крестьянские союзы. Партия эсеров, в это время пользовавшаяся доверием большинства политически активного крестьянства, первоначально также поддерживала и советскую инициативу, и крестьянские союзы. Но объединение крестьянских организаций в Советы, основанное на коллективном членстве, шло быстрее, чем союзов с персональным членством. В региональных центрах делегаты сельских сходов, кооперативных и других аграрных организаций с мест создавали региональные Советы, и ПСР склонилось к поддержке этой формы самоорганизации масс деревни⁵⁶².

Главный вопрос, обсуждавшийся крестьянскими Советами, - предстоящий переход всей земли крестьянам. Немедленный захват земли мог вызвать конфликты в среде самих крестьян. Во избежание социальных столкновений следовало ясно определить принципы земельного передела и подтвердить права новых собственников авторитетом не Временного правительства, а Учредительного собрания. Эта схема казалась весьма убедительной, но требовала длительной подготовки, тщательного учета населения и земли. J1. Д. Троцкий бросил Чернову упрек: «Мы надеялись иметь министра аграрной революции, а получили министра аграрной статистики»⁵⁶³. План социализации не учитывал фактор времени - нетерпения крестьянских масс и стремительно ухудшавшейся социально-экономической ситуации.

Перспектива Учредительного собрания заслонила от части лидеров революционной демократии возможность проведения временных мер, смягчающих социальную напряженность. Программу этих мер продиктовало эсерам само крестьянство, делегаты которого собрались 4 мая на I Съезд советов крестьянских депутатов - самый представительный форум 1917 г. Поддержав эсеровскую программу аграрной реформы, делегаты крестьянства проголосовали за передачу помещичьих земель в распоряжение земельных комитетов, избранных на местах (решение об их учреждении было принято Временным правительством 21 апреля). Именно эти комитеты должны были определять порядок пользования землей. Крестьяне требовали запрета земельных сделок вплоть до принятия закона о переделе⁵⁶⁴.

Явление Ленина

Из-за войны и революционных событий усиливался экономический кризис, ухудшавший и без того тяжелое положение трудящихся. Это порождало массовое отчаяние, стремление к быстрым и решительным мерам, качественно изменяющим общество, - социальному радикализму. Силой, которая взяла на себя лидерство радикально настроенных солдатских и рабочих масс, стали большевики.

Особое значение для судеб революции имело возвращение в страну 3 апреля вождя большевиков В. И. Ленина (об обстоятельствах его поездки речь пойдет ниже). Троцкий позднее писал: «Остается спросить, и это немаловажный вопрос, хотя поставить его легче, чем на него ответить: как пошло бы развитие революции, если бы Ленин не доехал до России в апреле 1917 года»⁵⁶⁵. Действительно, Ленин своим политическим искусством и волей значительно усилил радикальную составляющую революции. Без него большевики и меньшевики могли объединиться в социал-демократическую партию, что ослабило бы ударную силу большевизма. Ниша лидерства в среде наиболее радикальных масс перешла бы к анархистам (эта угроза слева преследовала большевиков весь 1917 г.), и организованность этой силы была бы значительно меньше. В то же время без Ленина стали бы выше шансы на консолидацию сторонников социальных реформ в спектре от Л. Б. Каменева до Чернова. Без Ленина лидером революции оказался бы Чернов, но вполне возможно, что коалиция умеренных социалистов, поправев после подавления анархистских бунтов, не удержалась бы под ударами контрреволюции. У Чернова, Каменева, Троцкого, левых эсеров не было такой воли в борьбе за власть, как у Ленина. Ленин доказал свою способность проводить намеченную стратегию, его оппоненты проиграли. Проиграли бы они более слабым противникам, чем Ленин (таким как Л. Г. Корнилов, Милюков, Керенский)? Или, столкнувшись с трудностями в проведении реформ, сами стали бы прибегать к более авторитарной, репрессивной политике? Ведь участвовали же Каменев и Троцкий в проведении политики «военного коммунизма», и даже эсеровское правительство Комуча в условиях гражданской войны в 1918 г. прибегло к репрессиям. Но то в условиях гражданской войны. А ведь именно возможность избежать гражданской войны и составляла суть многопартийной социалистической альтернативы коммунистической диктатуре.

-к-к-к

Сразу же по прибытии в Россию Ленин стал решительно менять соотношение политических сил. Еще 14 марта Каменев, И. В. Сталин и М. К. Муранов взяли в свои руки партийный орган «Правду» и оттеснили от лидерства Российское бюро ЦК во главе с А. Г. Шляпниковым, выступавшее за переход власти к Совету и созданному им Временному революционному правительству. Шляпников назвал это «редакционным переворотом»⁵⁶⁶. Каменев выступал за умеренный курс и даже доверие Временному правительству, «постольку поскольку» оно борется с остатками самодержавия. Также Каменев, по выражению историка А. В. Сахнина, «ввел в употребление совершенно беспрецедентную для большевизма логику оборончества», заявив: «Когда армия стоит против армии, самой нелепой политикой была бы та, которая предложила бы одной из них сложить оружие и разойтись по домам. Эта политика была бы не политикой мира, а политикой рабства, политикой, которую с негодованием отверг бы свободный народ. Нет, он будет стойко стоять на своем посту, на пули отвечая пулей и на снаряды - снарядом. Это непреложно». Позиция Сталина была более ортодоксальной, но он не выступал против курса Каменева, возобладавшего в «Правде»⁵⁶⁷.

14 марта «тройка» предложила в исполком Петросовета от имени партии большевиков свой проект обращения к народам мира. Помимо обычных для большевизма революционных призывов там содержались положения, воспринятые Шляпниковым и его сторонниками как оборонческие: «Пусть народы оккупированных областей самостоятельно и свободно решат свою дальнейшую судьбу!.. Пусть не рассчитывают Гогенцоллерны и Габсбурги поживиться за счет русской революции. Наша революционная армия даст им такой отпор, о каком не могло быть и речи при господстве предательской шайки Николая Последнего... Война до полной победы, до полного разгрома Германии - не наш лозунг. Это лозунг нашей империалистической буржуазии, которую мы держим в руках... Наша же непреклонная воля - воевать с империализмом до конца, до полной победы демократии»⁵⁶⁸.

Получается, что на востоке Европы самоопределение предлагается пока Польше, Литве и Курляндии. В ответ, чтобы не чувствовать себя разгромленной, Россия могла благородно предложить самоопределение народов занятой ею части Анатолии. Каменев таким образом пытался совместить «реальную политику» с принципами большевизма (эта пока умозрительная задача станет куда актуальней во время Брестских переговоров конца 1917 - начала 1918 г.). Зато, угрожая Го-генцоллернам отпором революционной армии, Каменев строил мост к революционным оборонцам из социалистических партий, дабы вывести большевиков из политической изоляции. Узурпируя право говорить от имени партии, «тройка» пыталась представить большевиков более респектабельными и патриотичными.

Резкий идейный поворот, предпринятый Каменевым, вызвал острую критику радикалов в Бюро ЦК и Петросовете, и в итоге был достигнут компромисс. Каменеву следовало излагать свои взгляды более осторожно, но зато он получил формальные права члена редакции. Фактически они с Мурановым стали лидерами партии, хотя и вынуждены были учитывать радикальные настроения части большевиков.

Большевики во главе с Каменевым поддержали на совещании Советов 1 апреля резолюцию ЦИК, в которой говорилось, что Советы будут контролировать правительство и оказывать ему поддержку, «поскольку оно будет неуклонно идти в направлении к упрочению и расширению завоеваний революции и поскольку свою внешнюю политику оно будет строить на почве отказа от захватных стремлений». При этом большевики и левые социалисты добились включения в резолюцию положения о том, что революционная демократия, сплачиваясь вокруг советов, должна «быть готовой дать решительный отпор всякой попытке правительства уйти из-под контроля демократии, или уклониться от выполнения взятых на себя обязательств»⁵⁶⁹. Эта политика «постольку - поскольку» формулировала условия союза между Советами и правительством либералов, с которым соглашались и большевики.

Ленин выдвинул новый курс, изложенный в нескольких речах и «Апрельских тезисах». Он считал, что нельзя оказывать никакой поддержки Временному правительству. Ленин утверждал, что, свергнув самодержавие, российская революция «дошла вплотную до революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства», то есть до задач, которые он ставил в 1905 г. Революция «зашла дальше обычной буржуазно-демократической революции, но не дошла еще до «чистой» диктатуры пролетариата и крестьянства»⁵⁷⁰. Это значит, что власть должна принадлежать не буржуазии, а союзу рабочих и части крестьян. Нынешнее олигархическое правительство не даст стране ни мира, ни хлеба, ни полной свободы.

«Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности и организованности пролетариата, - ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства»⁵⁷¹. Характерно, что Ленин видит причину перехода власти к буржуазии не в объективных социально-экономических условиях, а в субъективном факторе несознательности и неорганизованности пролетариата. Был бы рабочий класс сознательнее -взял бы власть сразу. Это (в отличие от экономической и культурной отсталости) партия большевиков может поправить, убедить пролетариев, что они могут «рулить» всей страной и на местах, и тогда пролетариат и беднейшее крестьянство возьмут власть, создав «Республику Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху»⁵⁷².

В «Апрельских тезисах» Ленин проповедует «необходимость перехода всей государственной власти к Советам рабочих депутатов, чтобы массы опытом избавились от своих ошибок»⁵⁷³. Совет - это «шаг к социализму», он может созвать Учредительное собрание и полностью реорганизовать общество так, что в нем не останется назначаемого чиновничества (только выборное), полиции и казарменной армии. Ленин призывает рабочих: «Пробуй, ошибайся, учись, управляй»⁵⁷⁴.

Для начала нужно поощрять тенденции концентрации и государственного регулирования, проявившиеся в Европе во время войны. Ленин выступил за слияние банков под контролем Советов, за превращение крупных помещичьих хозяйств в образовые общественные имения (а не за раздачу их земли крестьянам).

Идея передачи всей власти Советам воспринималась большинством умеренных социалистов как абсурд - ведь в Совете митинговали некомпетентные люди из народа. Но Советы быстро учились работе.

С точки зрения ортодоксии теоретиков II Интернационала, Ленин отходил от марксизма в сторону анархизма, по выражению И. Голь-денберга, «выдвинул свою кандидатуру на пустовавший в течение полувека престол апостола мировой анархии Михаила Бакунина»⁵⁷⁵. Во время выступления Ленина на совещании социал-демократов 4 апреля (по иронии судьбы созванного для обсуждения перспективы объединения большевиков и меньшевиков) меньшевик Б. О. Богданов кричал, что это бред, и такая оценка была поддержана Г. В. Плехановым. Он утверждал: «устранение капиталистического способа производства никак не может стать у нас очередным историческим вопросом. Этому можно радоваться; этим можно огорчаться. Но кто не утопист, тот обязан руководствоваться этим в своей практической деятельности»⁵⁷⁶. Плеханов был подержан большинством социал-демократических идеологов. Многие из них доживут до того времени, когда большевики сумеют практически извести в своей стране частную собственность и капиталистический рынок. Обстоятельства «места и времени» посмеялись над схемой поступательного изживания капитализма. Впрочем, позднее история посмеялась и над ленинизмом.

Социал-демократическая «Рабочая газета» писала в передовице о стремлении сторонников Ленина осуществить захват власти пролетариатом: «они будут восстанавливать против революции отсталое большинство населения страны, они будут прокладывать этим верную дорогу реакции»⁵⁷⁷. Лидеры социал-демократов и эсеров продолжали оценивать большевизм в рамках одномерной логики революционного процесса. Здесь было место только прогрессивной революционной перспективе (демократия, затем постепенное вызревание социализма), неустойчивому настоящему, которое принадлежит «буржуазии» и выражающему ее интересы либерализму, и реакции (откат к военно-аристократической диктатуре). Устойчивое движение к новому обеспечивалось союзом либерализма и умеренного социализма. Радикальные, утопичные действия большевиков не могли увенчаться успехом в силу их «ненаучности». Они могли лишь привести к реакционному срыву, к усилению позиций консервативных сил. То, что большевизм может создать новую устойчивую антикапиталистическую систему, считалось невозможным.

Первоначально идеи Ленина вызвали недоумение среди большевистских лидеров, даже у достаточно радикального Шляпникова. Но Ленин обратился с ней к активу среднего звена. Одновременно Ленин, учитывая критику, разъяснял позицию как прагматичную. Он соглашался, что свергнуть буржуазное правительство можно, только завоевывая большинство в Советах. То есть - не сейчас. Выступая за власть

Советов, нельзя свергнуть правительство помимо Советов. Более того, Ленин отмежевался не только от требования «введения социализма», но и от идеи перехода к социалистической революции⁵⁷⁸. Необходимы только «шаги к социализму»⁵⁷⁹. Одновременно во время дебатов на Петроградской конференции большевиков 15 апреля Каменев пошел навстречу Ленину, не согласившись только с лозунгом свержения Временного правительства⁵⁸⁰.

Впрочем, в этом вопросе Ленин и Каменев выступили вместе во время апрельского кризиса, когда ЦК осудил выступление части лидеров ПК большевиков во главе с С. Я. Багдатьевым с лозунгом «Долой Временное правительство!». После этого стало ясно, что теперь Ленина и Каменева разделяет прежде всего тактика. Ленинская лучше сочетала радикализм и тактическую гибкость, и на его сторону встало большинство актива партии.

Более того, ленинская стратегия встретила понимание Троцкого и других левых социал-демократов-межрайонцев. То, к чему призывал Ленин, соответствовало идее непрерывной революции. Несмотря на сохранение значительного влияния правого крыла большевиков (Каменев, А. И. Рыков и др., позднее Г. Е. Зиновьев), которое ориентировалось на союз с другими социалистическим партиями, на VII конференции большевиков 24-29 апреля победила линия Ленина. «Перерастание» революции в новую, социал-этатистскую фазу получило в лице большевизма свой локомотив.

Битва за проливы

«Постмасонская» политическая линия требовала включения всех «ответственных сил» в единую систему власти, подчиненную общей цели - политической либерализации и в дальнейшем - по возможности - решения наиболее острых социальных проблем на основе классового компромисса. Между тем правительство висело в воздухе, Советы относились к новой власти прохладно, как к чуждой, как к меньшему из зол. Даже сторонник союза с буржуазией Церетели говорил делегатам совещания советов 29 марта, что правительство согласилось с выдвинутой демократическими силами программой «буржуазной республики, но республики, последовательно осуществляющей все демократические идеалы... И только потому, что буржуазия ее приняла, демократия признала это правительство и все шаги его в этом направлении обязалась поддерживать»⁵⁸¹. То есть, если правительство отклонится от демократического курса, то оно лишится поддержки левых сил.

Социалисты требовали, чтобы с ними считались не только во внутренней, но и во внешней политике, тем более что от хода войны зависела судьба революции. «Бойня» Первой мировой усугубляла практически все проблемы страны, ей не видно было конца и края. Патовая ситуация на фронте могла разрешиться либо победой одной из сторон (но за многие годы никто решительного успеха не достиг, не было надежды прорвать немецкий фронт и в будущем), либо всеобщим истощением (то есть новыми бедствиями для трудящихся), либо компромиссным миром. 5-8 сентября 1915 г. на конференции в Циммервальде социалисты из нескольких стран предложили принципы такого выхода из войны - мир без аннексий и контрибуций плюс право наций на самоопределение. Такие принципы давали шанс на заключение мира без победы одной из сторон - хоть в 1917 году.

Чтобы революционная Россия могла взять на себя инициативу заключения всеобщего мира, она должна была первой отказаться от территориальных и имущественных претензий к Германии, Австро-Венгрии и Османской империи. Но пришедшие к власти либералы были настроены весьма воинственно, надеясь «получить свое» - поучаствовать в разделе Австро-Венгрии и Османской империи, получить компенсацию с противников за издержки войны. А пока продолжалась политика, нацеленная на аннексии и получение контрибуции с противника, достичь мирного компромисса было невозможно.

11 марта Милюков, выступая перед дипломатическим корпусом, подтвердил стремление России вести войну до «победы». Значит, новое правительство не собирается искать компромиссного мира без аннексий и контрибуций. 22 марта Милюков разъяснил свою мысль с предельной ясностью: Россия стремится приобрести Константинополь и проливы, но это - не «захватные тенденции», ведь Турция когда-то тоже захватила эти земли⁵⁸². Так можно оправдать любые аннексии, поскольку почти каждая территория были когда-то кем-то завоевана.

Мнение лидера разделяло большинство кадетов. При бурных рукоплесканиях Ф. И. Родичев говорил на съезде партии 26 марта: «Где же аннексии? А Константинополь? У кого мы собираемся его аннексировать? У турок?» Зал затих в недоумении. Действительно - у кого, если не у турок? «Господа, вы знаете, что Константинополь - город не вполне турецкий. Вы знаете, что там, если память мне не изменяет, 140 тыс. турок, остальные - христиане-греки и евреи». Ну, понятно - сотня тысяч турок - не в счет. А грекам сам Бог велел жить в России, а не в Турции или какой-нибудь Греции. Не говоря уж о евреях. Какие уж тут аннексии! Впрочем, Родичев так разошелся, что уже и не скрывал, что кадеты требуют именно аннексий: «У кого же мы аннексируем Константинополь, находящийся под пятой разбойничьей власти?» Да уж, против разбойников не грех и поразбойничать, выйти, так сказать, на большую дорогу: «И не Константинополь нам нужен, а нам нужны проливы». То есть Константинополь, конечно, тоже. Но раз немцы маячат в Средиземном море, то «дело обеспечения русской самостоятельности»⁵⁸³ требует аннексии Константинополя с проливами. И никакого империализма. Даже сталинские требования 1940-х гг. были скромнее, чем претензии русского либерализма к южному соседу.

Циничная логика либералов-шовинистов наткнулась на сопротивление миротворцев из Совета.

14 марта в ответ на заявление Милюкова Совет принял свою декларацию по вопросам войны и мира - воззвание «К народам мира». Исходя из принципов Циммервальдской конференции социалистов, воззвание провозглашало, что российская демократия «будет всеми мерами противодействовать захватной политике своих господствующих классов, и она призывает народы Европы к совместным решительным выступлениям в пользу мира»⁵⁸⁴. Для этого трудящиеся Германии и Австро-Венгрии должны свергнуть свое самодержавие по примеру России.

Если цели войны будут благородны, тогда понятным будет и революционное оборончество. «Все вы отлично понимаете, что если внешний враг одолеет Россию, он прежде всего поспешит отнять у нас нашу свободу, расправиться с нею и, значит, вновь ввергнуть страну в вековые бедствия. Я поэтому думаю, что никто не скажет: надо дать врагу возможность прийти к нам и предписывать нам свои законы. Я уверена, мы не желаем аннексий»⁵⁸⁵, - говорила Е. К. Брешко-Бреш-ковская делегатам совещания Советов, и эти слова были встречены аплодисментами. Ей вторил председатель совещания Чхеидзе: «Мы идем со всеми теми, кто выступает с решительным требованием перед всеми правительствами и перед буржуазными и капиталистическими кликами, чтобы правительства и эти клики немедленно отказались от всяких завоевательных и аннексионистских задач. (.Рукоплескания.) Это первый шаг, товарищи, к следующему шагу - чтобы правительства всех воюющих стран приступили немедленно к пересмотру своих договоров»⁵⁸⁶.

Даже Каменев, излагавший позицию большевиков и призывавший к «превращению русской национальной революции в пролог восстания всех народов всех воюющих стран против молоха империализма», все же заявил, что «мы приветствуем отказ нашего правительства от аннексий и завоеваний», хотя одних заявлений и недостаточно⁵⁸⁷. Церетели в ответ попросил Каменева «объяснить, как конкретно он объясняет свое заявление, как конкретно можно поднять бунт пролетариев всех стран против правящих классов». Ведь призывы к немецким солдатам свергнуть «своего кайзера Вильгельма» были, да ни к чему не привели. А пока Вильгельм сидит на троне, а Либкнехт в тюрьме - остается воевать, напрягая все силы⁵⁸⁸. Но дело было не только к Вильгельме, но и в Антанте: «Если мы вступим в мирные переговоры с Германией помимо союзников, то этим мы добровольно отдадим наше могучее оружие и приступим к таким, которые ни революционной России, ни Интернационалу ничего, кроме позора не готовят»⁵⁸⁹. Но большевики требовали, чтобы правительство ясно заявило о намерениях заключить демократический мир, и в этом их поддерживали делегаты от солдат, также требовавшие конкретных мер по достижению мира. В итоговой резолюции совещания советов, которую составил Церетели, говорилось, что «каждый народ обеих коалиций должен настоять, чтобы его правительство добивалось от своих союзников общего отказа от завоеваний и контрибуций. Со своей стороны Исполнительный комитет подтверждает необходимость переговоров Временного правительства с союзниками для выработки соглашения в указанном смысле»⁵⁹⁰. Таким образом социалисты искали возможность выйти из тупика безысходной позиционной войны.

А по существу: было ли это возможно? Германия, конечно, не готова была согласиться на «самоопределение» составляющих Австро-Венгрии и не планировала возвращать Литву, Польшу и Курляндию. Они могли быть «самоопределены» под контролем Германии и составить формально независимые государства. Теряя контроль над

Литвой и Курляндией, Россия таким же образом могла предоставить формальную самостоятельность Большой Армении - занятой ее войсками обширной территории на востоке нынешней Турции. Немедленное начало переговоров на таких условиях открывало возможность для немедленного же перемирия, снятия части проблем, вызванных войной, стабилизации Временного правительства весной 1917 года. Но существовало два серьезных препятствия для такого решения: шовинизм кадетов и более правых российских кругов, с одной стороны, и нежелание Антанты идти на мирные переговоры, когда 6 апреля в войну вступили США, - с другой. Оба этих препятствия могли быть преодолены, если бы социалисты взяли решительный курс на мир -отказавшись от сотрудничества с кадетами в правительстве и требуя от Антанты немедленного согласия на мирные переговоры на демократических условиях с угрозой в случае отказа начать эти переговоры сепаратно (что в дальнейшем и сделали большевики, но уже в гораздо худших условиях, когда неспособность русской армии воевать стала очевидна в том числе и немцам).

Умеренные социалисты весной 1917 г. не готовы были действовать решительно, но даже они были возмущены демонстративным шовинизмом Милюкова.

В итоге возник первый кризис, когда Совет мог публично отказать правительству в доверии и тем поставить его перед лицом политического краха. Пришлось правительству вступить в переговоры с Советом, чтобы сохранить единство.

Роль ангела мира взял на себя Керенский, который явился в Петро-совет (куда давно не ходил из-за занятости министерскими делами) и выступил перед солдатской секцией с отчетом о проделанной работе (чтобы удовлетворить тех, кто сетовал на отсутствие связи Керенского с Советом), и подтвердил, что Временное правительство отказывается от аннексий. Выступление Керенского вызвало овацию, его подхватили на руки на стуле. По мнению С. В. Тютюкина, Керенский «выступал как актер, в общем и целом откровенно дурачащий «темную» аудиторию и пользующийся ее безграничным доверием для необходимого ему самооправдания»⁵⁹¹. В чём же Керенский «дурачил» аудиторию? Он действительно в это время вел большую работу в правительстве (что признает и сам Тютюкин), действительно выступал за мир без аннексий, и в данном случае хотел опереться на авторитет Петросо-вета в продавливании этой своей позиции во внутриправительственной борьбе. Когда политика Керенского станет расходиться с позицией большинства Совета, овации в его адрес закончатся.

Прием Керенского в Исполкоме Петросовета 27 марта не был столь восторженным, как накануне, но Александр Федорович и здесь договорился о сотрудничестве - благо он стоял на стороне Совета в дискуссии о целях внешней политики. Правительство понимало важность сохранения хороших отношений с Советом, и пошло на уступки Керенскому вопреки политике Милюкова.

В Декларации Временного правительства о целях войны 27 марта говорилось: «Предоставляя воле народа в тесном единении с нашими союзниками окончательно разрешить все вопросы, связанные с мировой войной и ее окончанием, Временное правительство считает своим правом и долгом ныне же заявить, что цель свободной России - не господство над другими народами, не отнятие у них национального достояния, не насильственный захват чужих территорий, но утверждение прочного мира на основе самоопределения народов»⁵⁹². Это означало, что Временное правительство отказывается от мечты шовинистов (включая Милюкова) водрузить русский флаг над Дарданеллами. Однако по настоянию кадета Ф. Ф. Кокошкина были вставлены слова о соблюдении обязательств перед союзниками. Это поставило согласование заявления с социалистами на грань срыва - ведь сами обязательства содержались в секретных договорах. Делегаты Совета не могли подписаться под тем, что не видели. Эта коллизия разрешилась только после победы большевиков, которые просто опубликовали секретные договоры Российской империи (что не мешало им потом заключать свои - не менее секретные). Но в марте на выручку пришло масонское искусство компромисса - Некрасов убедил социалистов, что они могут толковать двусмысленные формулы документа в свою пользу.

Этот «гнилой компромисс» продержался меньше месяца. Милюков тоже толковал заявление по-своему, считая захват проливов чуть ли не освобождением. И вообще он был готов поставить левых перед фактом, игнорируя их требования. Еще в апреле Милюков убеждал Алексеева в необходимости провести десантную операцию по захвату проливов⁵⁹³, что означало бы новый виток войны. И много лет спустя Милюков был уверен, что Черноморский флот «мечтал о походе на Константинополь»⁵⁹⁴.

11 марта представители Петросовета потребовали довести до союзников Декларацию 27 марта в официальном порядке. Правительсво поручило это Милюкову, который не был согласен с Декларацией. 13 апреля Керенский уже публично, в газете «Дело народа», напомнил Милюкову, что он должен направить союзникам соответствующую ноту.

В этих условиях Милюков решил, что нужно прокомментировать Декларацию 27 марта в официальной ноте к союзникам. Нота, подготовленная Милюковым и после обсуждения принятая правительством, вышла за рамки самой Декларации - в ней говорилось о войне до победы (что исключало быстрый компромиссный мир), после которой «демократические государства» (то есть Антанта) введут «санкции», способные предотвратить новую войну. Понятно, что санкции будут введены против побежденных Германии и Австро-Венгрии. Нота Милюкова была принята 18 апреля, но опубликована 20 апреля, через два дня после первомайских демонстраций, где господствовало цим-мервальдское, миротворческое понимание задач внешней политики. Однако задержка с публикацией ноты не помогла избежать конфликта - социалисты почувствовали себя обманутыми и не позволили поставить себя перед фактом изменения внешнеполитической линии правительства в сторону империализма.

По мнению Милюкова, его нота дала «новый благодатный повод большевикам для первой уличной манифестации вооруженных сил против Временного правительства». Демонстрации против Милюкова и других «министров-капиталистов», по его мнению, были инициированы из «темного источника»⁵⁹⁵ (намек то ли на немцев, то ли на масонов). Провозгласив вывод о причинах движения, продиктованный его политической схемой, Милюков вскользь обратил внимание и на реальные обстоятельства выступления 20-21 апреля. А эти обстоятельства разрушают всю схему кадетского историка. Оказывается, солдат Финляндского полка на демонстрацию против ноты Милюкова вывел не кто иной, как прапорщик Ф. Ф. Линде, весьма далекий от большевизма член исполкома Совета. Позднее он будет назначен Временным правительством комиссаром Юго-Западного фронта и со всем возможным пылом станет убеждать солдат идти в наступление. И солдаты, уже убедившиеся в бессмысленности наступлений, застрелят его. Но в апреле нота Милюкова возмутила даже такого социал-патриота.

Может быть, Линде действовал по приказу масонов? Но он не смог бы ничего сделать без большевиков, а они - враги «постмасонской группы». Кто же координировал действия таких разных сил? Разгадка находится перед глазами: сам Милюков. Его акция возмутила и вполне умеренных лидеров Совета Чхеидзе и Церетели, и таких сторонников демократии, как Линде, и большевиков. Также как в феврале упрямство Николая II довело кризис до революции, так и в апреле упрямство Милюкова и его сторонников вывело массы на улицы. По замечанию историка В. Т. Логинова, «рабочим и солдатам, что называется, “плюнули в душу”⁵⁹⁶.

Как писал революционный оборонец Войтинский, «сила «революционного оборончества» была в том, что оно формулировало новые цели войны (защита революции, приближение всеобщего мира). Только эта идеология обороны - и то лишь при определенных условиях - могла быть воспринята рабочей и солдатской средой и примирить ее с продолжением войны. И потому взрывать эту идеологию, заявлять, что революция не изменила ни в чем цели войны, значило взрывать фронт.

Как могли не видеть этой опасности члены Временного правительства? Я думаю, ослепление их можно объяснить лишь тем, что почти все они долгое время готовились к роли правительства в совершенно иной обстановке, чем та, которая создалась в результате рабочего и солдатского февральского восстания»⁵⁹⁷.

Движение против ноты Милюкова носило широкий и многопартийный характер. Большевики, разумеется, тоже приняли участие в демонстрациях, поскольку нота подтвердила их обличения Временного правительства. При этом члены столичного комитета партии Багдатьев, М. М. Лашевич и др. выпустили от имени Петербургского комитета листовку с призывами: «Долой Временное правительство! Никого ему доверия. Никакой ему власти. Да здравствует Совет рабочих и солдатских депутатов! Прямое ему доверие. Полная власть»⁵⁹⁸. Эта листовка вызвала гнев Ленина и Каменева. Оба лидера ЦК считали выступление под таким лозунгом несвоевременным - большевиков могли обвинить в призыве к свержению правительства до того, как для нового витка революции созреет почва. Характерно, что прежде Багдатьев и большинство ПК поддерживали Каменева, а теперь оказались левее Ленина. Этот резкий сдвиг был частью более общего процесса - волны возмущения правительством, предавшим надежды революционной демократии. В этом возмущении были едины и оборонец Линде, и недавно еще умеренный большевик Багдатьев.

Произошли столкновения между противниками и сторонниками Милюкова, которые дрались и рвали знамена друг друга. 21 апреля рабочие Выборского района с оружием вышли на Невский (проигнорировав призывы Чхеидзе повернуть назад). Здесь произошла перестрелка, были раненые.

В правительстве шли жаркие споры, можно ли воспользоваться случаем и захватить всю власть, подавив Совет. Керенский и Терещенко угрожали отставкой, если правительство решится на это. Правительство оказалось на грани распада.

Между тем крупный бизнес был готов поддержать «сильную власть», если она сможет подавить сопротивление левых. В это время Общество экономического возрождения России (ОЭВР) во главе с А. Путиловым, А. Вышнеградским и А. Мещерским собрало 4 млн руб. на политические нужды⁵⁹⁹ (ох, неискренни были сетования бизнесменов, что из-за повышения зарплат рабочих у предпринимателей совсем не осталось денег).

21 апреля командующий Петроградским военным округом Корнилов по приказу Гучкова попытался вызвать на Дворцовую площадь две батареи Михайловского артиллерийского училища, но собрание солдат и офицеров постановило не давать ему орудий. Новое 9 января не состоялось, и Корнилов подал в отставку. В Петрограде «партия порядка» не имела пока шансов подавить уличные выступления. «Партия порядка» вынуждена была отступить, но не смирилась с поражением -после ухода из правительства Гучков возглавил ОЭВР, став одним из распределителей средств, теперь предназначенных на предвыборную помощь «умеренным» силам и оборонческую пропаганду⁶⁰⁰.

22 апреля правительство выступило с разъяснениями злополучной ноты: мол, под «санкциями» имелись в виду пацифистские меры -международный трибунал и ограничение вооружений (вообще-то такие меры не называются санкциями). Правые социалисты добились того, что исполком Совета признал эти разъяснения удовлетворительными. Но стало очевидным, что лидерство Милюкова в правительстве ведет к конфронтации и, возможно, гражданской войне.

Раз нельзя было подавить левых, нужно было направить их энергию на пользу правительства. А это было возможно только при условии исключения из кабинета «ястреба» Милюкова, который и после апрельских столкновений продолжал стоять на своем. Характерен диалог левого либерала, кадета Некрасова и Милюкова. Некрасов: «Что такое жизненные интересы России? Скорейшее доведение войны до прочного мира или сакраментальная фраза: Константинополь и проливы?»⁶⁰¹

Милюков ответил вопросом на вопрос: «Так и будем говорить, что вопрос идет о победе или об окончании войны вничью?»⁶⁰² В этом заключалась суть разногласий левых и шовинистов по внешнеполитическим вопросам. Победы неудачно добивались с 1914 года. Теперь левые предложили иной выход - завершение бойни без победителей и побежденных, «вничью». Милюков настаивал на победе, надеясь на новые десантные авантюры. «Постмасонская группа» колебалась -Некрасов внял аргументам циммервальдийцев, а вот Керенский, заняв пост военного министра, под влиянием ведомственного интереса сам стал мечтать о бонапартовых лаврах.

'к'к'к

26 апреля правительство выпустило декларацию по итогам событий. Проект написал кадет Кокошкин. Документ был проникнут духом обличения Совета и левых. Но «постмасонская группа» в условиях социальной нестабильности и военного бессилия правительства в столице легко переиграла кадетских «ястребов». При обсуждении в правительстве текст декларации кардинально изменился и превратился в приглашение расширить состав правительства за счет «тех активных творческих сил, которые доселе не принимали прямого и непосредственного участия в управлении государством»⁶⁰³. Прежде всего это относилось к Советам и социалистическим партиям.

Напрасно Милюков убеждал премьера Львова пожертвовать Керенским и установить твердую власть, готовую подавить левых. В обстановке весны 1917 г. эти предложения были совершенно неадекватными. Гучков первым понял это и 29 апреля подал в отставку. Милюков сначала утверждал, что не останется в правительстве в случае коалиции с левыми, но затем все же принялся делить портфели, испытав новое унижение - ему предложили пост министра просвещения. Просвещать граждан в таких условиях Милюков отказался и покинул правительство.

Когда под напором левых сил Милюкову пришлось уйти в отставку, он недоумевал, каким образом его во всех отношениях правильная линия потерпела столь быстрый крах. В своих воспоминаниях Милюков намекал, что он пал жертвой интриг загадочной группы в правительстве, связанной «какой-то личной близостью... политико-морального характера»⁶⁰⁴ (прямо слово «масоны» не было произнесено, а в более строгом исследовании

Милюкова «История Второй русской революции» отсутствуют и сами намеки⁶⁰⁵). Г. Аронсон считает, что намеков этих достаточно, «чтобы получить представление о месте и влиянии масонов в февральской революции и событиях 1917 г.»⁶⁰⁶. Но для того, чтобы согласиться с этим поверхностным выводом, нужно начисто забыть обо всем, что творилось за пределами кабинета министров в апреле 1917 г., когда многотысячные толпы требовали отставки Милюкова, считая его обманщиком. Масоны были утлой лодкой, маневрировавшей среди других лодок по бурным волнам революции. Милюков попытался встать на пути широкого левого движения и был смят. Намеки обиженного министра на «истинные» причины его отставки к этому факту ничего не добавляют

Сам же Милюков склонялся теперь к тактике «чем хуже - тем лучше». Он говорил в кругу соратников: «Наблюдая текущие события и участвуя в них, я осознал с абсолютной ясностью: революция сошла с рельсов, события развиваются помимо нас, и удержать их поступательный ход мы уже не в силах. Революционный процесс, от нас не зависящий, должен дойти до своего завершения. Мы делаем тщетные усилия остановить этот процесс, но только его замедляем. Нужно ли это... Думаю, не нужно. Чем скорее революция исчерпает себя, тем лучше для России, ибо в тем менее искалеченном виде она выйдет из революции»⁶⁰⁷. Осознав свою контрреволюционную миссию в сложившихся условиях, кадеты и дальше колебались между «попытаться остановить» и «уйти в сторону - не наше дело». Однако, как бы они ни действовали, революция еще долго продолжала углубляться. И она не могла не углубляться, пока не оказались так или иначе, полностью или частично решены вызвавшие ее социальные проблемы.

Триумф центризма

Апрельский кризис позволил не только отстранить от власти Милюкова и Гучкова, усилив позиции «постмасонской группы». Теперь открывалась возможность полностью воплотить в жизнь союз умеренных левых и правых, о котором масоны мечтали еще до революции, сделать постмасонский центризм основой правительственного курса.

Теперь у левых были и известные вожди, и больший опыт. Почему бы им не взять на себя всю власть, раз либералы не справились? Они не решились на это, что соответствовало масонским взглядам Керенского и Некрасова. Но только ли масонское наследие предопределило этот выбор? Отнюдь нет. В пользу коалиции либералов и социалистов было много других мотивов. Нельзя забывать, что все происходило тогда в условиях предвыборной кампании. Этот фактор довлел над политиками. Умеренные социалисты являлись фаворитами предвыборной гонки, и целиком брать власть до голосования было невыгодно - тогда они стали бы терять очки, проводя непопулярные меры. В коалиции ситуация стала иной - можно было возлагать часть ответственности на конкурентов - кадетов. Умеренные социалисты преувеличивали влияние «цензовых элементов» в стране (так же как большевики преувеличивали опасность именно буржуазной контрреволюции). Социалисты видели в разрыве с либералами, а значит, и с буржуазией угрозу экономического саботажа, утечки капиталов (а она происходила, несмотря на присутствие «цензовиков» в кабинете) и отказа союзников по Антанте от сотрудничества с социалистическим правительством (это опасение было явно преувеличенным). Опасались и отсутствия поддержки справа в борьбе против большевизма. Правда, буржуазия и так не доверяла Временному правительству (хоть с кадетами, хоть без них) и выводила капиталы из страны, углубляя социально-экономический кризис.

•kick

5 мая правительство было реорганизовано - в него вошли не только кадеты и другие либералы (9 министров), но и 6 социалистов, в том числе лидеры Петроградского совета - эсер Чернов, социал-демократы Скобелев, Церетели и народный социалист А. В. Пешехонов. Два министерства возглавил Керенский.

Став военным министром, Керенский добился 22 мая замены консервативного Алексеева на посту главнокомандующего более покладистым Брусиловым.

Союз «всех живых сил» давал правительству дополнительный авторитет, который, как казалось министрам, позволял перейти от мер убеждения и морального давления на массы к принуждению: «Правительство, опирающееся на доверие большинства населения, должно быть в состоянии в случае нужды принять меры принуждения к анархическим элементам, нарушающим демократический порядок»⁶⁰⁸, -вспоминал Церетели о соглашении между «цензовыми элементами» и социалистами. Однако «доверие большинства населения» могло поддерживаться только в случае проведения социальных реформ, способных несколько снизить социальное напряжение в обществе.

Новое правительство 6 мая опубликовало программу, основа которой была написана социалистами. Она предполагала борьбу за скорейшее заключение мира без аннексий и контрибуций (но при условии, что этот мир не будет сепаратным), «укрепление начал демократизации армии (но также использование ее в наступательных действиях), регулирование землепользования и защиту труда, прямое обложение имущих классов, борьбу с хозяйственной разрухой путем «государственного и общественного контроля над производством, транспортом, обменом и распределением продуктов» вплоть до организации производства государством, скорейшие выборы в органы территориального самоуправления и Учредительное собрание⁶⁰⁹.

Но платформа - это одно, а дела - совсем другое (лидеры социалистов вплоть до осени не могли усвоить эту простую истину). Правительство в большинстве своем, и особенно кадеты, выступало за отказ от существенных преобразований до созыва Учредительного собрания. Лидеры «постмасонской группы» понимали, что кадеты и социалисты вряд ли смогут договориться о стратегии развития страны. Выход у центристов был один - по крайней мере до Учредительного собрания, а желательно до конца войны тормозить любые преобразования, уходить от конфликтов.

За бортом этой политики оказывались большевики и анархисты, но пока они казались несущественной, маргинальной силой. Между тем из-за войны и революционных событий усиливался экономический кризис, ухудшавший и без того тяжелое положение трудящихся. Это порождало массовое отчаяние, стремление вырваться из сложившегося положения одним скачком, нереальные ожидания и в итоге - стремление к быстрым и решительным мерам, качественно изменяющим общество, - социальный радикализм. Силой, которая взяла на себя консолидацию радикально настроенных солдатских и рабочих масс, стали большевики.

Отказ от социальных преобразований приближал социальный взрыв с точностью математического закона, усиливал большевиков и анархистов.

Лебедь, рак и щука

Когда революционные демократы, социалисты вошли в правительство, это считалось торжеством демократии, народовластия. Но даже организованные в Советы рабочие и крестьяне, не говоря уж об остальной массе населения, не могли заставить правительство учитывать их стремление к социальным переменам. Правительство делало то, что считало нужным. А оказавшаяся в центре правительственной конструкции «постмасонская группа» не хотела делать ничего, что могло бы нарушить хрупкий баланс ее власти.

На практике министры остались безответственными. Они зависели прежде всего друг от друга и в значительной степени - от своих ЦК. Более широкой опоры у власти не было, и межпартийный конфликт или разногласия министров приводили к тому, что правительство «повисало в воздухе», и режим держался на личных связях центристов. Такова была система коалиции, возникшая в мае 1917 г.

Быстро выяснилось, что коалиция либералов и социалистов позволяет лишь временно стабилизировать ситуацию. Кадеты и социалисты, как лебедь и щука из басни, тащили в разные стороны. И центристы предлагали выход - как рак, пятиться от назревших проблем.

Для того чтобы не просто заморозить кризис, а начать его лечить, нужны социальные преобразования - хотя бы умеренные. Чтобы люди поняли - что-то делается. А либералы стояли насмерть -никаких социальных преобразований до Учредительного собрания, нельзя предвосхищать волю народа. В действительности они легко «предвосхитили» эту волю, проведя серию политических преобразований в апреле. Но теперь встал вопрос о собственности на землю, и тогда кадеты «проявили принципиальность». Ради защиты собственности они были готовы расколоть коалицию. А коалиция составляла суть политики «постмасонской группы». Чтобы сохранить коалицию, следовало остановить реформы.

Чтобы начать решать накапливающиеся в стране проблемы, требовалось определиться. Первый путь - твердой рукой проводить либеральную «шоковую терапию» в интересах цензовых слоев. Эта политика не удалась Милюкову, но кадеты не отказались от надежды осуществить свои планы, когда народ «успокоится». Они впоследствии поддержат генерала Корнилова, а затем и белое движение. Второй путь - начать социальные преобразования, которых требовали массы работников, организованные в Советы: земля - крестьянам, фабрики -рабочим или государству. Чем бы ни кончились такие преобразования, но их начало принесло бы власти новую популярность, возможность опереться не на штыки, а на организацию Советов, на массовый энтузиазм. По этому пути могли пойти революционные демократы и большевики. Если бы на социальные преобразования решились первые, вторым ничего бы не осталось, как присоединиться или уйти на обочину истории.

Между тем советская демократия уже в это время сформировала широкое народное представительство, позволявшее установить «обратную связь» власти и общества. Это были съезды Советов. 2-4 мая проходил съезд Советов крестьянских депутатов, на который прибыло 1353 депутата. 3-24 июня работал Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, на котором присутствовали 1080 депутатов от 336 Советов и 23 воинских единиц. Несмотря на то, что оба съезда не представляли всего населения, они опирались на большинство политически активных граждан России. То же самое часто можно сказать и о демократически избранном парламенте. Это естественно наводило на мысль о возможности превращения съезда во временный революционный парламент, который мог выполнять функции законодательного и контрольного органа вплоть до созыва Учредительного собрания. Такая модель власти позволила бы начать социальные реформы, которые ожидали массы, восстановить обратную связь между правительственной верхушкой и всколыхнувшимся в результате революции населением. Таким образом, в систему власти удалось бы интегрировать более широкие слои населения, в том числе и радикальные массы, которые шли за анархистами и большевиками. Впервые еще на крестьянском съезде Советов встал вопрос о возможности создания правительства, ответственного перед ним, но «трудовая демократия» не решилась на это⁶¹⁰.

На I съезде рабочих и солдатских депутатов Ленин заявил о готовности большевиков взять власть, выкрикнув с места «Есть такая партия!» в ответ на заявление Церетели, что в нынешней России нет партии, которая была бы готова взять власть вместо существующей коалиции. Правда, Ленин разъяснял: «Окажите доверие нам, и мы вам дадим нашу программу»⁶¹¹. То есть слова «Есть такая партия!» были заявкой на идейное лидерство в советской системе, а не на обязательную однопартийность, принадлежность к большевистской партии тех, кто будет проводить программу советской власти.

Выступавший после Ленина Керенский подверг резкой критике предложения Ильича о репрессиях против буржуазии: «Такой человек не может называться социалистом, потому что социализм никогда не предлагал переносить вопросы экономической борьбы, вопросы борьбы классов и их экономические отношения в плоскость, где пользуются рецептами первобытных правителей, азиатских деспотов - арестовывать людей»⁶¹².

Большевики имели на съезде 105 депутатов против 285 эсеров и 248 меньшевиков. Ленин на съезде искал контакт с Черновым как наиболее вероятным и сильным партнером просоветского курса. По воспоминаниям депутата Петросовета эсера П. В. Бухарцева, Ленин «спрашивал о взаимоотношениях Виктора Михайловича Чернова с левым крылом и, дело прошлое, буквально выпытывал, имел ли Чернов к организации левого крыла с.-р. какое либо отношение. «Хитрый му-жиченко Чернов... Со всеми заигрывает, и никогда не знаешь, с кем он будет», - смеялся Ильич». Ленин добавил: «На этом съезде делать нечего, и большевикам можно было бы уйти... Да хочется переговорить с Черновым, авось друг от друга чему-нибудь научимся»⁶¹³.

Выступая на I съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, Чернов назвал идею создания власти на основе системы Советов «цензом навыворот»⁶¹⁴, поскольку в Советах состоит не все трудовое население страны. Из этого могло следовать два вывода: либо нужно стремиться распространить советскую систему на всех трудящихся, включая в нее существующие структуры их самоорганизации; либо создавать какую-то более широкую систему, где Советы будут только одним из элементов. Чернов и большинство социалистов пошли по второму пути.

Позднее Чернов высказывал такие сомнения: «Советы имеют свою сильную и слабую сторону. Сильная их сторона заключается в политическом руководстве, в мобилизации революционных сил для действий... Деловая же сторона Советов на местах слаба»⁶¹⁵. Нужно объединять Советы, органы самоуправления, кооперативы и т.д. В этом «и т.д.» была опасная неясность. Убедившись в недопустимости союза с кадетами, Чернов все же хотел бы, чтобы правительство не было чисто социалистическим, ибо тогда пришлось бы приступать к социалистическим преобразованиям. Иначе народ спросит: где же ваш социализм? Радикальные преобразования расколют массы на сторонников и противников социалистических мер. А ведь в стране шла предвыборная кампания, и самой популярной партии важно было не отпугнуть избирателей.

Не удивительно, что против усиления Советов категорически выступали кадеты - «цензовые» (то есть обладавшие имущественным цензом) слои в Советах не были представлены, а возможность самостоятельного, «сильного» (то есть в ситуации 1917 г. авторитарного) правительства, за которое выступали либералы, стала бы совсем призрачной.

Но перспектива потерять союз с «цензовыми элементами» пугала и умеренных социалистов, причем не только сторонников Керенского. Если социалисты возьмут власть одни, ее база станет более узкой, социалисты будут отвечать за все, что происходит в стране. В итоге на выборах может победить реакция. А так можно делить ответственность между всеми фаворитами предвыборной гонки и к тому же сохранять лояльность бизнеса.

Угроза большевизма также заставляла лидеров социалистических партий отказываться от идеи правительства без либералов. Возражая Чернову, который пришел к выводу о необходимости разрыва с кадетами, член ЦК ПСР Гоц говорил: «Слева большевики травят десять «министров-капиталистов», требуют, чтобы мы от них «очистились», то есть остались без союзников и скатились им прямо в пасть»⁶¹⁶.

Аргументы центристов пока убеждали большинство социалистов. А время уходило.

Но все больше социалистических лидеров понимало: социально-экономическая ситуация ухудшается так быстро, что настало время начинать глубокие преобразования.

Став министром земледелия, Чернов не стал дожидаться Учредительного собрания и анонсировал аграрные реформы, добившись принятия постановления земельного комитета от 20 мая: «В соответствии с новыми потребностями нашей экономики, с пожеланиями большинства крестьян и программами всех демократических партий страны основным принципом предстоящей земельной реформы должна стать передача всей обрабатываемой земли тем, кто ее обрабатывает»⁶¹⁷. Передача, а не продажа за выкуп. Однако попытки Чернова провести хотя бы скромные земельные преобразования в духе требований съезда крестьянских Советов встретили сильное сопротивление в правительстве и администрации. Чернов планировал приостановку «земельных сделок, посредством которых у народной власти может утечь между пальцев тот земельный фонд, за счет которого может быть увеличено трудовое землепользование, и переход частной земли на учет земельных комитетов, призванных на местах участвовать в создании нового земельного режима»⁶¹⁸. 29 июня Чернов внес в правительство проект закона о запрещении земельных сделок и передачи арендуемых и необрабатываемых земельных владений в распоряжение земельных комитетов. Категорически против законопроекта выступили кадеты и премьер-министр князь Львов.

Характерно, что кадетская программа также предусматривала, что земли сельскохозяйственного пользования должны принадлежать трудовому крестьянскому населению по трудовой норме и с запретом сдавать их в аренду Однако предусматривались возможности для отдельных культурных хозяйств превышать эту норму, если хозяева обрабатывают землю «своим инвентарем» (то есть имелись в виду хозяйства, нанимающие работников). Программа предусматривала устранение недостатков столыпинской реформы - устранение мер насильственной ликвидации общины, ущемлений интересов общинников при выделении крестьян из общины. Принципиальным отличием программы кадетов от идей социалистических партий была задуманная ими новая выкупная операция - бывшие владельцы должны были получить выкупные свидетельства, по которым затем им полагались выплаты с процентами за счет государства и специального земельного налога⁶¹⁹. «Священное право» частной собственности не должно было пострадать ни в коем случае. При этом имущественная элита должна была получить возможность подготовиться к грядущей реформе по-кадетски - желающие сохранить землю могли поделить ее на участки покомпактнее. Этому как раз и мешали меры Чернова.

Поэтому проект Чернова похоронили в комиссиях. Но, застопорив по этой причине любое решение земельных отношений, кадеты и центристы лишь раззадорили крестьян, и те двинулись громить и старые помещичьи гнезда, и новые показательные сельхозпредприятия. Эта ситуация склонила Чернова к необходимости «развода» с кадетами в интересах конструктивных реформ.

Чернов пытался обойти бюрократические тромбы Временного правительства, разослав инструкцию земельным комитетам, в соответствии с которой они могли устанавливать контроль над земельными сделками. Кадеты обвиняли Чернова в самоуправстве, но крестьяне принялись осуществлять еще не принятый черновский закон.

Только после июльского социально-политического кризиса, когда кадеты на время покинули правительство и Керенский стал премьером, земельный закон все же 9 июля был принят с поправкой - земельные сделки разрешались, но требовали согласия губернского земельного комитета с утверждением министра земледелия⁶²⁰. С такими оговорками закон фактически блокировал земельные махинации. 12 июля Временное правительство разъяснило, что совершенные после 1 марта сделки не будут учитываться при проведении реформ, одобренных

Учредительным собранием. Но это был предел вторжения в отношения собственности, на которое пошло коалиционное правительство в аграрной сфере⁶²¹.

Добившись блокировки земельных сделок, Чернов 20 июля обозначил свои пределы компромисса с земельными собственниками, на который готов был пойти: «Передача земли трудовому народу без выкупа отнюдь не тождественна с отобранием её от земельных собственников без всякого вознаграждения, но вознаграждение это должно лечь на казну, и оно должно пропорционально уменьшаться в зависимости от увеличения размера отчуждаемой земельной собственности»⁶²². То есть Чернов готов был в Учредительном собрании согласиться на компенсацию за счет государства изъятия земли у владельцев средних по размерам владений, ущемляя прежде всего собственников больших латифундий.

Дальнейший сдвиг влево означал бы создание однородной демократической (то есть левой, преимущественно социалистической) коалиции, в которой центристская группа Керенского - Некрасова теряла бы господствующие позиции. В партиях эсеров и меньшевиков обострилась борьба между сторонниками «постмасонского» центристского, социал-либерального курса и теми, кто осознал необходимость более глубоких социальных преобразований, проводимых с помощью массовых демократических организаций, включая Советы.

Политика сдерживания преобразований кандалами повисла на Российской революции. Кризис нарастал. С одной стороны - попавшие в тяжелое положение рабочие и мечтавшие о мире солдаты во главе с большевиками и анархистами. С другой стороны - офицерство и цензовые слои во главе с генералом Корниловым.

Керенскому и его единомышленникам все сложнее становилось балансировать между давящими друг на друга социально-политическими пластами. В этой борьбе старые масонские связи уже не могли помочь, и приходилось рассчитывать на искусство политического маневрирования и манипулирования.

Считалось, что представители социалистических партий и так представляют во власти «демократию». Но массы на улицах могли признать министров своими, лишь если те начнут действовать в интересах трудящихся классов.

Перед меньшевиками встала сложная задача - как совместить их участие в правительстве с прежними теоретическими догматами. Входить в правительство вместе с буржуазией и даже с крестьянством -многократно осужденный мильеранизм. Но еще страшнее - брать власть самим. В большинстве своем меньшевики продолжали считать, что захватить власть у буржуазии, воспользовавшись «минутным» соотношением сил, - значит вызвать катастрофу, срыв продвижения к социализму. Рабочее правительство будет легко разгромлено, и восторжествует реакция.

Выступая накануне майской конференции РСДРП и вхождения социалистов в правительство, П. Б. Аксельрод утверждал: «Вредно требовать низложения буржуазного правительства, так как пролетариат при данных условиях не может справиться с задачей управления страной... Тактика, повелительно диктуемая пролетариату условиями момента, должна основываться на поддержке Временного правительства и одновременном широком участии представителей пролетариата во всех отраслях общественной и государственной деятельности... Эта работа может носить оппозиционный характер, но, повторяю это и особо подчеркиваю, лишь в пределах, определяемых буржуазным характером революции»⁶²³.

Но одно дело - признавать буржуазные задачи революции, а другое дело - вступать в союз с «буржуазией». Влиятельные меньшевики некоторое время отрицали союз даже с крестьянством. Они воспринимали крестьянство как мелкую буржуазию, объективно враждебную «пролетарскому» социализму и тяготеющую к собственно буржуазии - гегемону нынешней революции. Об этом недвусмысленно говорил Ю. О. Мартов, не связанный союзническими обязательствами с крестьянской партией эсеров. Но и он признавал, что именно они станут лидировать в буржуазной революции после того, как революционный потенциал цензовых элементов окажется исчерпанным⁶²⁴.

Несмотря на все эти соображения, меньшевики вошли в правительство вместе с кадетами и эсерами. Вхождение в правительство «национального единства» уже опробовали авторитетные западноевропейские коллеги - особенно во время войны. Союз всех конструктивных политических сил казался необходимым ради обороны от внешнего врага. Инициативу в вопросе о вхождении в правительство проявила группа грузинских меньшевиков. Они не были связаны теоретическими построениями, характерными для Мартова и Плеханова, зато в родной Грузии влияние меньшевиков было настолько велико, что они готовились там взять всю полноту власти. Мартову не удалось переломить ситуацию в партии, тем более, что он приехал слишком поздно.

Во власть пошли не теоретики, а прагматики меньшевизма. Одним из них был Матвей Иванович Скобелев. Министерство труда во главе с ним противостояло деятельности фабрично-заводских комитетов. 23-28 августа, на излете своего министерствования Скобелев запретил работу ФЗК в рабочее время и лишил их права контроля над приемом и увольнением рабочих. Он считал, что при разрешении трудовых конфликтов последнее слово должно принадлежать «власти, представительнице целого»⁶²⁵. Такой разрыв с марксизмом в условиях 1917 г. поставил социал-демократов в крайне уязвимую позицию. В условиях острых социальных конфликтов любое решение министерства Скобелева вызывало критику справа и слева, падение авторитета как правительства, так и меньшевизма.

Ни в Грузии, ни в России социал-демократы не собирались строить социализм. Но актуальные экономические взгляды меньшевиков исходили из преобладающего среди социал-демократов этатизма.

Задачи социального государства и государственного регулирования оказались той переходной задачей, решением которой социалисты могли заняться, не претендуя на то, что они создают социализм.

Эти задачи соответствовали и мерам государственного регулирования, которые осуществлялись во время Первой мировой войны в ряде стран. Министр-меньшевик Церетели провозглашал: «Если государственная власть в единении с демократией не примет решительных мер к организации производства, кризис неизбежен»⁶²⁶. Министр-эсер Чернов утверждал, что Министерство продовольствия разрастется в Министерство снабжения.

После вхождения социалистов в правительство казалось, что реформы начнутся вот-вот.

Еще в начале апреля Совещание Советов приняло подготовленную В. Г. Громаном и другими социал-демократами резолюцию, которая требовала от правительства «планомерно регулировать всю хозяйственную жизнь страны, организовав все производство, обмен, передвижение и потребление под непосредственным контролем государства», ограничить сверхприбыли капиталистов и за этот счет обеспечить работникам достойные условия существования⁶²⁷.

К середине мая экономический отдел исполкома Петросовета, который возглавил ведущий экономист меньшевиков Громан, подготовил предложения по реформированию экономики. 16 мая они были одобрены Исполкомом Петросовета, то есть лидерами умеренных социалистов. Резолюция требовала «непреклонной решительности в деле сознательного государственного вмешательства в народнохозяйственные и социальные отношения». Иначе - катастрофа. Меньшевики отождествляли регулирование экономики с этатизмом (недаром в 1920-е гг. Громан станет одним из авторов советского плана первой пятилетки). Руководство хозяйством должно быть сосредоточено в руках Комитета снабжения, поглотившего все ведомства, ныне отвечающие за снабжение армии и населения. Этот бюрократический гигант станет руководить хозяйством. Будет введена государственная монополия не только на хлеб, но и на другие продукты широкого потребления (мясо, соль, кожа); добыча угля и нефти, производство металла, сахара и бумаги перейдут в руки государственных трестов. Цены будут зафиксированы, банки поставлены под контроль государства, трудовые ресурсы распределяются Министерством труда⁶²⁸.

Авторам этого проекта казалось, что сосредоточение всей власти в руках такого бюрократического суперведомства покончит с ведомственностью и хаосом распределения. Опыт развития советской экономики показывает, что эти надежды были наивны. Но проект Петросовета имел принципиальное отличие от практики СССР - государственное управление предполагалось воздвигнуть на демократическом базисе. В центре и на местах планировалось создать Экономические советы из представителей общественных организаций, которые будут обсуждать и вырабатывать планы, реализуемые структурами управления и регулирования хозяйства. Экономический совет станет «экономическим мозгом» страны⁶²⁹. Неизвестно, насколько такие экономические «парламенты» могли бы поставить под контроль хозяйственную бюрократию. В XX в. попытки демократического регулирования экономики давали разные результаты. Но опыт XX столетия свидетельствует также и о том, что в условиях распада капиталистического рынка (а в России 1917 г. происходило именно это) без решительного государственного регулирования не обойтись. Несмотря на все издержки бюрократической экономики, просто бездействие и надежды на рыночную стихию - более разрушительны.

По мнению Громана, высказанному на заседании рабочей секции I съезда Советов, «настала последняя минута, когда государство должно, наконец, поставить и немедленно приступить к осуществлению грандиозной задачи организации народного хозяйства. От анархического производства необходимо перейти к организованному производству по заданиям государства, с тем, чтобы была использована максимальная производительность национального труда»⁶³⁰. В условиях быстрой социальной самоорганизации этот бюрократический идеал дополнялся поддержкой «органов революционного самоуправления народа».

Предложения Петросовета от 16 мая были проигнорированы правительством. Министры-социалисты не стали настаивать и этим фактически обесценили свое вхождение в правительство с точки зрения интересов социалистического движения. Умеренные социалисты углубляли и расширяли свои предложения и на I съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, и на Государственном совещании, а правительство продолжало стоять на страже частной собственности, что погружало страну в экономический хаос.

Министр продовольствия Пешехонов пытался взять товарные потоки в руки своей организации. 1 июля ввели государственную монополию на мануфактуру - ткани должны были распределяться чиновниками. Но где взять столько чиновников, чтобы они могли всем этим заниматься? Вера в эффективность государственного распределения заслоняла от большинства социалистов того времени сложности, связанные с бюрократическим управлением сложнейшими экономическими процессами. У Ленина был ответ на это - привлечь к этим гигантским задачам миллионы простых людей - от рабочего до кухарки. Но умеренные социалисты не верили, что у них это выйдет лучше, чем у государственных и общественных деятелей с высшим образованием. Но и у деятелей, которых было несколько десятков тысяч на всю Россию, это получалось неважно. Приходилось привлекать аппарат торговых организаций - тех же «спекулянтов» - и уговаривать их сдерживать цены и не прижимать товар. Но как было уговорить крестьян сдать хлеб за обесценивающиеся деньги? Чем дальше, тем хуже помогали патриотические призывы - крестьяне не видели пользы от новой власти, а промышленность не предоставляла им достаточное количество продукции по приемлемым ценам. Чтобы получить продовольствие для городов, нужно было увеличить производство потребительской продукции и понизить его себестоимость.

Идея государственного регулирования промышленности потонула в обсуждениях и согласованиях. Когда Скобелев на заседании Петросовета призвал реквизировать сверхприбыли, обложив буржуазию прогрессивным налогом, анархист Н. Солнцев при одобрительном смехе зала возразил: «Скобелев заговорил языком ленинцев. Он требует реквизиций, но все это делается под влиянием момента и дальше фраз не идет. Вы хотите реквизировать прибыли буржуазии, и вам здесь аплодируют, но вас в правительстве 5 из 16, и я хотел бы присутствовать на голосовании не здесь, а там, в Министерстве»⁶³¹. Решительные предложения социалистов были несовместимы с форматом коалиции. Министры-социалисты понимали, что бездействие означает катастрофу, - и бездействовали. Катастрофа явилась осенью - что же винить в этом одних большевиков.

ккк

Эсеры не были скованы марксистской социологической схемой и стремились начать движение к социализму здесь и сейчас. Как позднее писал Чернов, «революция во имя гегемонии капитализма над всеми областями народного хозяйства в России невозможна»⁶³². Но из-за отсутствия у трудящихся достаточных навыков самоорганизации путь к социализму будет длительным, и в России начать его следовало с революционно-демократических преобразований и прежде всего - с аграрной реформы. Именно на ней и сосредоточились эсеры в рамках разделения труда с меньшевиками.

Но полностью отстраниться от городских проблем было невозможно. Д. Фирсов, выступавший на III съезде ПСР (25 мая - 4 июня) с докладом о рабочем движении, говорил: «Неизбежен в дальнейшем такой процесс, когда нынешние совещания и комитеты будут преобразованы в органы снабжения населения предметами первой необходимости, а заводские комитеты станут неразрывной частью органов снабжения»⁶³³. Значит, и Советы должны стать структурами экономической власти: «Самым ходом вещей» Советы «стали высшим органом управления хозяйственной жизнью»⁶³⁴. Здесь желаемое выдается за действительное - большинство предприятий находилось в частной или казенной собственности, советы и фабзавкомы могли воздействовать на управление, но еще не взяли его в свои руки.

Но как раз эсеры и меньшевики препятствовали переходу предприятий в руки коллективов и Советов, хотя в рядах ПСР довольно рано проявилось стремление к такой перспективе. Эсеры, как и меныневи-ки, не настаивали на мерах государственного регулирования, за которые высказывались их вожди. Левое крыло эсеров все более настойчиво требовало действий, товарищи по партии отвечали: не сейчас, позднее.

Медлительность дрейфа ПСР влево привела к выделению в ее составе группы лидеров (М. А. Спиридонова, В. А. Карелин, М. А. Натансон, А. Л. Колегаев и др.) и организаций (Петроградская, Казанская и др.), которые считали невозможным затягивать выполнение основных требований эсеровской программы. Важнейшей темой разногласий была и борьба за мир. Уже на II Петроградской конференции ПСР 3-5 апреля 1917 г. левый эсер Б. Д. Камков обрушился на доклад одного из лидеров оборонцев Гоца, назвав его позицию «социал-патриотической с интернациональным антуражем». Несмотря на остроту полемики левые пошли на уступки в согласительной комиссии и предложили компромиссную формулу: «долгом русской демократии является напряжение всех сил для защиты освобожденной страны и отстаивание всех политических и социальных завоеваний русской революции от всяких посягательств как изнутри, так и извне». Но правое крыло партии не оценило уступчивости левых, Керенский обвинил их в половинчатости (то есть как раз в поддержке компромисса), призвал партию защищать освобожденную страну «с открытым забралом», а не проповедовать просто «стояние на фронте». То есть Керенский уже тогда был склонен к наступательному «оборончеству». В результате партконференция поддержала оборонческую резолюцию Гоца, а левые отступили, заявив, что не собираются вносить раскол в партию⁶³⁵. Левые эсеры пока стремились к внутрипартийному компромиссу, тем более, что их взгляды стратегически были близки к вернувшемуся в Россию 8 апреля лидеру партии Чернову. Левое крыло не выходило из партии, рассчитывая перетянуть на свою сторону всю ПСР. Однако 22 апреля Чернов поддержал «Письмо 36-ти», подписанное вернувшимися из эмиграции и другими старыми авторитеными деятелями партии, которые не просто выступили с оборонческих позиций, но и активно поддержали Временное правительство, правда с оговоркой: «до тех пор, пока оно честно служит народному делу в полном единении с организованной демократией». Более того, ветераны партии признали «участие в его составе представителей социалистических партий не только желательным, но и необходимым»⁶³⁶. Но они не собирались брать власть ради немедленного развертывания социальных преобразований. Они были готовы укрепить власть либералов. Только левые эсеры выступали за создание правительства социалистов. На III съезде они дали бой общедемократической, по сути либеральной политике Керенского, и ему не хватило трех голосов для прохождения в ЦК.

Лидеры революционно-демократических партий всю жизнь боролись за социальные преобразования. Эсеры считали, что момент их прихода к власти будет стартовой точкой радикальной аграрной реформы с последующим движением к социализму. И вот теперь, оказавшись у власти, они воздерживались от проведения преобразований до созыва Учредительного собрания. Что останавливало большинство ЦК эсеров на пути преобразований? Ведь они не были скованы меньшевистскими догмами. Этот парадокс, во многом предопределивший поражение эсеров и меньшевиков, определялся обстоятельствами «места и времени»: «Если войну необходимо продолжать, то для этого необходимо было единение всех «живых сил страны», как тогда говорили, а такой «живой силой» считалась тогда и буржуазия, - воспроизводил логику лидеров Партии эсеров член ее ЦК Н. Я. Быховский. - Отсюда необходимость хотя бы временного соглашения с буржуазией, во имя интересов войны, защиты отечества... Для продолжения войны необходимы были займы союзников, а при полном устранении от власти «цензовых элементов» союзники не доверили бы нам своих средств. Далее, интересы внешней войны требовали недопущения гражданской войны внутри страны, а немедленный захват земли мог вызвать такую войну, ослабить фронт и боеспособность армии, командный состав которой состоял в огромной части своей из представителей буржуазного класса»⁶³⁷.

Война, которая создала предпосылки для столь радикальной политической революции, теперь тормозила социальную революцию. Но затягивание преобразований и ухудшение положения населения грозили сделать продолжение революции куда более разрушительным, чем ее начальная стадия.

Казалось, время работает на социалистов. Вскоре кончится война. Через несколько месяцев будет созвано Учредительное собрание, которое позволит определить направление преобразований, соответствующее настроениям большинства граждан. И тогда нынешние препятствия станут основой необратимости социальных реформ. Даже война создает предпосылки для социализма - в этом Чернов согласен с Лениным. На третьем съезде ПСР он задавал риторический вопрос о судьбе государственного регулирования по окончании войны: «разве те организующие элементы, которые введены в жизнь? Разве они должны исчезнуть?»⁶³⁸ Чернов уверен, что «война есть рубеж, война есть перелом, с которого развитие начал коллективизации во всех странах пойдет и должно будет пойти ускоренным темпом»⁶³⁹. Однако просто сохранение военной системы регулирования недостаточно: «.. .созданное войной обобществление должно остаться на началах демократизации» и социального права⁶⁴⁰.

Социалисты-революционеры на съезде крестьянских Советов выступали за введение твердых цен на товары массового потребления, включая хлеб⁶⁴¹. Ради преодоления социального кризиса крестьянство и его лидеры были готовы идти на эти временные меры, в том числе уступки бедствующему рабочему классу. Но, в отличие от большевиков, социалисты не считали эти ограничительные меры переходом к социализму.

Чернов видел необходимость проведения социальных преобразований как можно скорее, но был уверен, что их может провести только широкий фронт «демократии» - эсеры, меньшевики, демократические партии и организации, которые не преследуют социалистических целей, но готовы (в отличие от кадетов и октябристов) поддерживать радикальную демократизацию.

Однако такое возрождение политической конфигурации Парижской коммуны было в условиях 1917 г. маловероятно. Партии эсеров и меньшевиков имели в своем составе правые крылья, которые тяготели к союзу с кадетами и выступали категорически против революционных преобразований, а искомые Черновым демократы были маловлиятельны - справа от эсеров начиналась «сфера влияния» кадетов, взгляд которых на демократию принципиально отличался от социалистического - они настаивали на ликвидации Советов и связанной с ними низовой самоорганизации. Убеждая союзников справа в необходимости активизировать реформы, Чернов и другие эсеры-центристы просто теряли время.

В условиях социально-экономического кризиса и роста радикальных настроений время работало против умеренных социалистов. В ряде регионов крестьяне стали захватывать помещичьи земли, происходили столкновения с войсками Временного правительства, что компрометировало эсеров в глазах крестьян.

Либерально-социалистическая коалиция становилась несовместимой с реформами и вела февральский режим к катастрофе.

'к'к'к

Таким образом, перед страной встала дилемма - сохранение либерально-социалистической коалиции до Учредительного собрания или создание однородного (без кадетов) правительства «демократии» из всех советских партий, ответственного перед Съездом советов или его органами.

Первый путь был связан с именем Керенского. Он первым из лидеров социалистических партий вошел в правительство, а после июльского кризиса возглавил коалиционный кабинет. Он настойчиво отстаивал коалицию с либералами и ставил перед революцией прежде всего политико-правовые, а не социальные задачи. Второй путь отстаивался группой политиков от лидера эсеров Чернова до лидера правых большевиков Каменева. В этой альтернативе были свои различия. Чернов выступал за создание правительства с явным преобладанием социалистов, которое проводит решительные демократические преобразования (в том числе - социальные), принимает меры к скорейшему заключению мира и опирается на «предпарламент», в котором представлены Советы, массовые социальные организации (профсоюзы, кооператоры) и новые, избранные всем населением земства. Левый фланг, представленный левыми эсерами, меныневиками-межрайонцами и правыми большевиками, выступал за однородное социалистическое правительство (вообще без демократов-несоциалистов), ответственное перед съездом Советов.

Идея однородного социалистического правительства была прямо высказана левым крылом ПСР 4 июня на заседании эсеровской фракции I съезда Советов. Но когда левые предложили обсудить возможность «взять власть в руки социалистов»⁶⁴², им ответили, что демократия для этого еще слаба, правительство не сможет вывести страну из кризиса, и трудящиеся будут недовольны эсерами, если они возьмут на себя большую долю ответственности. Партийное единство сковывало сторонников левой коалиции в ПСР, и оно же блокировало усилия правых большевиков, поскольку их товарищи по партии скептически относились к идее союза с «соглашателями».

Современный автор И. X. Урилов считает, что проводниками тоталитарной перспективы в России 1917 г. были Ленин и Корнилов, а демократическое развитие могло идти двумя путями, которые он связывает с именами Керенского и Мартова⁶⁴³. Это все же преувеличивает роль Мартова в событиях 1917-го. Демократизм

Мартова не был последователен, иногда он выступал с весьма авторитарными заявлениями: «Нет других средств для спасения революции, как диктатура революции»⁶⁴⁴, - утверждал он после победы над Корниловым. Только в июле Мартов стал признавать возможность «переступить через либеральную буржуазию в целом» при создании власти⁶⁴⁵. В этом отношении он шел вслед за левыми эсерами. Одновременно и Чернов, вступивший в острый конфликт с кадетами, пришел к выводу, что правительство должно создаваться без них. При всем уважении к Мартову, его влияние в этот период было значительно меньшим, чем у Чернова, Каменева и других лидеров, выступавших против Керенского слева, но не разделявших конфронтационной позиции Ленина.

Сторонники левого правительства, принадлежавшие к разным флангам, не сумели согласовать свои планы (здесь сыграл огромную роль субъективный фактор - нерешительность одних политиков, ма-ловлиятельность других, взаимное, часто чисто личное недоверие и неприязнь друг к другу у третьих). Чернов не пошел на сближение с левыми эсерами и вообще в решающие моменты проявлял колебания, Мартов стремился к сохранению своего влияния в партии меньшевиков, а межрайонцы видели, что их взгляды ближе большевикам. Каменев и Зиновьев, временами добиваясь преобладания в большевистском ЦК, не могли противостоять волевому напору Ленина и радикальным настроениям петроградского актива. В итоге левосоциалистическая альтернатива оказалась «растащена» между фракциями разных партий. Связующая нить левого лагеря лопнула, и его края стремительно стали сползать к авторитаризму и вооруженной конфронтации.

При прочих равных условиях политика Ленина вела в сторону тоталитарного режима - это диктовалось его приверженностью Марксовой модели коммунистического общества с ее экономическим плановым централизмом. Но это - при прочих равных, если власть будет концентрироваться только в руках последовательных радикальных марксистов. Между тем в начале июля и начале сентября 1917 г. Ленин еще мог быть вовлечен в левосоциалистическое правительство, что неизбежно повлияло бы на позицию партии большевиков. Ответственность правящей партии делает ее несколько правее, умереннее. И оба раза умеренные социалисты отказались от шанса договориться.

Июльский кризис

Неустойчивость власти в условиях острого социального кризиса приводила к тому, что каждый политический сбой немедленно оборачивался мощными социально-политическими движениями и серьезными столкновениями. Социальный кризис нарастал по сценарию 1848 г. во Франции.

Ситуация усложнялась тем, что большевики не были монополистами на левом фланге политического сектора, где нарастала радикальная политически активная масса. Здесь конкуренцию большевикам составляли анархисты. Терминология анархо-коммунистического лидера Н. Солнцева (И. Блейхмана) вполне соответствовала большевистской (за исключением слова «анархия», вместо которого последователи Маркса употребляли термины «коммунизм» и «социализм»): «разрушение капиталистического строя со всеми его устоями, орудиями угнетения и эксплуатации есть единственное средство, которое принесет мир всем народам», необходим захват «всех орудий производства... в общее пользование» и свержение «общественного паразитизма»⁶⁴⁶. Впрочем, если бы мысли об обобществлении были изложены более спокойным тоном, под ними подписались бы и умеренные социалисты. В условиях конкуренции с анархистами за влияние на возбужденные массы, большевики должны были выступать с радикальными инициативами.

17 мая Кронштадтский совет заявил о переходе всей власти в городе к Совету. 24 мая отношения между Кронштадским советом и Временным правительством были урегулированы на основаниях автономии острова. 27 мая Совет разъяснил, что Кронштадт не вышел из состава России, признает Временное правительство, пока его поддерживают Советы. Просто «наш Совет рабочих и солдатских депутатов взял в свои руки власть во всех местных кронштадтских делах»⁶⁴⁷. Как писал Войтинский, Кронштадский «Совет по составу был «не страшный»; на перевыборах, закончившихся всего за неделю до того, в него вошли: 93 эсера, 91 большевик, 46 меньшевиков и 70 беспартийных»⁶⁴⁸. Возглавлял Совет беспартийный А. Ламанов, который не симпатизировал большевикам⁶⁴⁹. Совет стремился к тому, чтобы избирать комиссара Временного правительства в Кронштадте⁶⁵⁰. Среди беспартийных было немало анархистов, влияние которых в Кронштадте было выше, чем доля в Совете. Поскольку за переход власти к Совету было отдано 216 голосов против 40, получалось, что часть эсеров и меньшевиков поддержали это требование.

Аналогичным образом Советы брали в руки местную власть в Лысьве и других городках и рабочих поселках Урала, Донбасса, в Гу-ляйполе на востоке Украины⁶⁵¹.

Не только в Кронштадте, но и в других воинских частях Петроградского округа росла популярность требования передачи власти Советам.

На 10 июня большевики планировали вооруженную демонстрацию, чтобы надавить на Съезд советов и правительство. Демонстрация должна была быть направлена прежде всего против «министров капиталистов» (то есть кадетов и представителей буржуазии). Лидеры умеренных социалистов опасались, что демонстрация подвергнется нападению правых организаций (Союза георгиевских кавалеров, казаков и др.). Эти опасения не были лишены оснований - такие нападения действительно произошли во время демонстрации 3-4 июля. В накаленной обстановке провокация правых могла привести к восстанию левых. Держа в голове эту опасную перспективу, лидеры Съезда советов настояли на запрете демонстрации 10 июня и затем предложили большевикам принять участие в объединенной демонстрации всех левых сил 18 июня. Встал даже вопрос об исключении большевиков из Советов, если они решатся на проведение вооруженной демонстрации, чреватой кровавыми столкновениями.

Уступая требованию «соглашателей», большевики теряли лицо. Но, проводя демонстрацию, перерастающую в вооруженное столкновение, они рисковали оказаться в глазах рабочих виновниками кровопролития, безрассудными авантюристами. Сила большевиков заключалась помимо прочего в организационной инфраструктуре, и рисковать ей Ленин был готов только при решающей схватке за власть, время которой, по его мнению, еще не пришло. В этот период он не исключал, что переход власти к Советам может произойти мирно⁶⁵². Более того, если большевики спровоцируют серьезные столкновения, на них наверняка попытаются свалить неизбежную неудачу предстоящего наступления. А вот после провала наступления, в котором большевики мало сомневались, их влияние наверняка вырастет. Так что наращивание конфронтации в июне было невыгодно большевикам.

В последний момент ЦК большевиков отменил демонстрацию. Это вызвало разочарование наиболее радикальных противников Временного правительства слева. Петроградский комитет и «военка» (военная организация большевиков) были разочарованы поведением ЦК. Некоторые рядовые большевики в гневе рвали партбилеты⁶⁵³. В столице росло влияние анархистов.

Лидеры Съезда советов решили воспользоваться тем, что большевики дрогнули. Церетели с трибуны съезда обвинил большевиков в «заговоре для низвержения правительства и захвата власти», потребовав их разоружения. В. Т. Логинов обвиняет Церетели в том, что он «озвучил сплетню»⁶⁵⁴. Однако это была не просто сплетня. Радикальные большевики, такие как И. Т. Смилга и М. И. Лацис, всерьез обсуждали, что в случае вооруженных провокаций против демонстрации необходимо захватить вокзалы, телеграф, почту, банки и арсенал⁶⁵⁵. Однако точных доказательств этих намерений не было, ЦК большевиков повел себя вполне лояльно, несмотря на возмущение собственного партийного актива. Благодаря заступничеству таких левых социал-демократов как Мартов, санкций против большевиков не последовало.

Объединенная демонстрация всех советских сил 18 июня показала явное преобладание леворадикальных лозунгов «Вся власть советам!», «Долой 10 министров-капиталистов!», «Долой наступление!». У Ленина и его товарищей были основания считать, что время работает на большевиков. Однако в тот же день в связи с началом наступления произошла и демонстрация правых сил под лозунгом «Война до победы!», что говорило о поляризации общественно-активного населения.

•kick

Ситуация обострилась после начала наступления на фронте. Оно было не популярно - даже Чернов считал его лишь меньшим из двух зол⁶⁵⁶. Чем бы ни закончилось это кровопролитие, было очевидно, что решающей победы не будет, а вот поражение более чем вероятно. По окончании сражения оппозиция получила бы новые шансы для атаки на Керенского, репутация которого как военного министра была напрямую связана с этим сражением.

Но события развивались не так, как планировал Ленин. Большую роль в этом сыграли анархисты. В июне возросло их влияние в войсках Петроградского гарнизона и в рабочем Выборгском районе. Конфликт правительства с анархистами сыграл летом 1917 г. роль катализатора социального брожения. 5 июня анархисты попробовали захватить типографию правой газеты «Русская воля». Попытка была ликвидирована без жертв, но в ответ министр юстиции попытался выселить анархистов из их резиденции на даче Дурново, что вызвало забастовки на 28 заводах. Влияние анархистов среди рабочих Выборгской стороны было велико, дача служила здешним центром культурно-просветительской работы (правительственные чины пытались представить ее чем-то вроде притона, что совершенно не соответствовало действительности)⁶⁵⁷. Конфликт растянулся на весь июнь и превратил анархистов в детонатор антиправительственных волнений. Радикальная агитация и акции анархистов могли превратить их в лидеров значительной части тех рабочих и солдат, которые прежде шли за большевиками.

Умеренные социалисты также использовали фактор анархизма для критики большевиков. На заседании рабочей секции Петросовета представитель эсеров Гамбаров говорил о большевиках: «разница между ними и анархистами та, что анархисты смелее в своих суждениях»⁶⁵⁸. Если раньше большевиков критиковали за их радикализм, то теперь подорвать их авторитет среди радикальных масс можно было напоминанием о более радикальной силе.

18 июня анархисты снова испортили большевикам праздник, показав, что они радикальнее и решительнее. После общей демонстрации анархисты увлекли за собой часть колонны и освободили несколько заключенных, которых считали политическими. 19 июня власти все-таки захватили дом Дурново, причем один анархист погиб. Конфликт оказался в центре внимания политических сил и разбирался на Исполкоме Петросовета. Таким образом, анархисты оказались страдальцами за дело народное, а большевики после 10 июня выглядели оппортунистами.

Анархисты были популярны в 1-м пулеметном полку. Несколько подразделений полка отправили на фронт, что вызывало недовольство и подозрение в нарушении мартовских договоренностей Совета и правительства. Полк был наиболее радикальной столичной военной частью, за влияние на него с анархистами боролась большевистская «военка». Пулеметчики считали себя гарантами революции в столице и не желали отправляться на фронт, тем более что левые социалисты объяснили им: война ведется за интересы, чуждые трудящимся.

Пулеметчики были готовы выступить против Временного правительства. Эсеро-меньшевистский полковой комитет еле сдерживал их. 2 июля ЦК РСДРП(б) категорически приказал «военке» сдерживать выступление пулеметчиков. Приказ этот «военка» выполняла без энтузиазма. 2 июля в полку произошел митинг-концерт в связи с проводами команд на фронт. Там выступали межрайонцы Троцкий и Луначарский. Они, хотя и не призывали к свержению правительства, но наэлектризовали солдат революционными призывами и антиправительственной критикой. Как вспоминал подпоручик А. Затыкин о выступлении Троцкого, «он говорил с сильным подъемом и возбуждением, это был какой-то резкий, горячий и страстный призыв... Он говорил, что военный министр Керенский нас обманывает так же, как обманывал Вильгельм своих солдат, что они несут свободу всей Европе на своих штыках... Его призыв так действовал на собравшихся, что его речь прерывалась криками «Долой Керенского, убить Керенского»...»⁶⁵⁹.

Неожиданно, хотя и вполне закономерно, нарастание напряженности в столице и конкуренция анархистов с большевиками наложились на острый конфликт в правительстве по украинскому вопросу.

После начала Великой Российской революции в марте 1917 г. во многих регионах Российской империи развернулось мощное национальное движение. Составной частью революции были ее Финляндский, Кавказский, Среднеазиатский, Украинский и другие потоки. Финляндия, где националисты и социал-демократы добились восстановления широчайшей автономии, предоставила революционным силам тепличные условия для развития. Но этот регион давно воспринимался как «не Россия». Сложнее была ситуация в такой важной части страны, как Украина. Даже лидеры украинского национального движения видели Украину в составе будущего Российского государства как его автономную часть. Однако эту автономию они стали утверждать вскоре после падения самодержавия, не дожидаясь Учредительного собрания.

3 марта на собрании Товарищества украинских прогрессистов (по-ступовцев) была выдвинута идея создания украинского национального центра, который будет выступать от имени украинцев в отношениях с новой властью. 7 (20) марта поступовцы, кооператоры и социал-демократы провозгласили создание Центральной рады, председателем которой был заочно избран пока не приехавший в Киев историк М. С. Грушевский.

По всей Украине возникали Советы и украинские общественные центры - комитеты и рады. Из подполья вышли партии: Украинская партия социалистов-революционеров (УПСР), Украинская социал-демократическая партия (УСДП), Украинская народная партия, Украинская радикально-демократическая партия, большевики и др. Посту-повцы 25 марта создали Партию социалистов-федералистов, стоявшую на умеренных социал-либеральных позициях.

На массовых митингах высказывалась идея национально-территориальной автономии Украины, которую поддержал и приехавший в Киев Грушевский. Он считал, что Россия должна стать федерацией регионов, в том числе национальных. В составе этой федерации центральная власть должна обладать широкими, но четко очерченными полномочиями: дела войны и мира, вооруженные силы, внешняя политика, денежная, таможенная политика, почта, телеграф, стандарты и др. Однако остальные вопросы должны решать демократически организованные местные власти - от местного самоуправления до украинского сейма. Правда, в противоречие с этим положением Грушевский писал и об украинской армии. Но главный его принцип сохранялся на протяжении революции: «Мы хотим, чтобы местную жизнь свою могли строить местные люди и ею распоряжаться без вмешательства центральной власти»⁶⁶⁰. Но кого понимать под «местными людьми» -этнических украинцев или всех жителей региона? И каковы границы этого региона? Концепция не просто территориальной, но национально-территориальной автономии предполагала преимущества этнических украинцев, что ставило вопрос о равноправии жителей в будущей автономной Украине.

6 апреля по инициативе Центральной рады был созван Всеукраин-ский национальный конгресс, на который съехались около 900 представителей украинских национальных и социальных организаций с Украины и из России. 8 апреля конгресс выбрал новый состав Центральной рады из 118 членов во главе с председателем Грушевским и его заместителями В. К. Винниченко и С. А. Ефремовым. При этом Рада могла расширять свой состав за счет представителей партий, рабочих, военных и крестьянских организаций. Численность Рады достигла сначала 480 членов, а после включения в ее состав представителей национальных меньшинств, к августу - уже 639 членов. Между сессиями этой Большой рады действовал Комитет Центральной рады (с июля - Малая рада). Крупнейшей фракцией в Раде были эсеры, но политически доминировали социал-демократы и социалисты-федералисты.

Национальное движение развернулось и в армии, что придало ему дополнительную силовую опору и радикальность, так как солдаты были возбуждены безысходностью и все более очевидной бессмысленностью мировой бойни. 5-8 мая прошел I всеукраинский войсковой съезд, 700 делегатов которого представляли до 900 тыс. солдат и офицеров. Съезд выступил за создание украинизированных частей и национально-территориальную автономию, избранный им Украинский военный генеральный комитет вошел в Центральную раду, обеспечив ее связь с войсками. Из оказавшихся в тылу солдат - украинцев, а затем и из украинцев на фронте создавались украинизированные части.

Однако идея национально-территориальной автономии не встретила понимания со стороны Временного правительства, что охладило отношения и без того шаткой центральной власти и Центральной рады. Особенно решительно против автономии выступали кадеты, приверженные идее единой и неделимой России. Эсеры были федералистами, но в своей политике шли на уступки кадетам, опасаясь за судьбу правительственного блока. Поэтому они относили решение всех крупнейших политических вопросов к прерогативе Учредительного собрания, выборы в которое надеялись выиграть. А пока правительство выступало против предоставления Украине специфического статуса. Центральная рада вышла из Исполкома СООО, влияние которого после этого стало быстро падать, так как и Совет рабочих и солдатских депутатов действовал практически самостоятельно.

Не добившись соглашения с Временным правительством, украинское национальное движение усилило давление на центральную власть, запланировав II Всеукраинский воинский съезд. Этот съезд был запрещен военным министром Керенским, но все равно собрался и 10 июня провозгласил принятый в тот же день Комитетом Центральной рады Универсал. В этом документе, который получил название Первого Универсала Центральной рады, говорилось: «Не отделяясь ото всей России, не разрывая с российским государством, пусть украинский народ на своей земле имеет право сам управлять своей жизнью. Пусть порядок и строй на Украине определит выбранное общим, равным, прямым и тайным голосованием Всенародное Украинское Собрание (Сейм)». Универсал требовал от каждого органа местной власти, который «стоит за интересы украинского народа», установить организационные сношения с Центральной радой. Прежде всего Универсал обращался к «членам нашей нации», но также выражал надежду, что «неукраинские народы, которые живут на нашей земле», примут участие в создании украинской автономии. Важным шагом стало решение ввести налог в пользу Украины⁶⁶¹. Универсал был торжественно провозглашен на Софийской площади Киева в присутствии делегатов войск. 15 июня был создан исполнительный орган Рады -Генеральный секретариат во главе с Винниченко.

Временное правительство не имело возможности пресечь «самоуправство» Центральной рады и вынуждено было договариваться. 29 июня четыре российских министра - Керенский, Некрасов, Церетели и Терещенко - прибыли в Киев на переговоры. Теперь они уже были согласны предоставить Украине автономию с последующим утверждением ее Учредительным собранием. Для этого планировалось подписать соглашение, после чего стороны публично декларировали бы единство своих действий. В Центральную раду должны были быть включены представители неукраинского населения, чтобы она представляла всех граждан Украины. Таким образом, в результате переговоров автономия приобретала территориальный, а не национально-территориальный характер, хотя и с национально-пропорциональным представительством (пропорции определялись в результате переговоров между лидерами Центральной рады и представителями «меньшинств» - Раду пополнили 202 действительных члена и 51 кандидат). При Временном правительстве должна была быть введена должность комиссара по украинским делам, оно, не поступившись своей законодательной властью, обещало согласовывать с Радой законодательство по Украине. С Керенским договорились о комплектовании украинских частей украинцами.

Генеральный секретариат был признан высшим органом управления региональными делами, назначаемым Временным правительством по согласованию с Центральной радой. Последней предлагалось разработать проект национально-территориальной автономии для утверждения правительством. В ответ 3 (16) июля Центральная рада приняла свой Второй универсал, где подтвердила, что «всегда стояла за то, чтобы не отделять Украину от России», и сообщила об уступках Временному правительству - об утверждении состава Генерального секретариата в Петрограде, о подготовке законодательства о национально-территориальной автономии для принятия всероссийским Учредительным собранием⁶⁶². Треть депутатов Рады выступили против этих уступок. После дополнения Рады представителями национальных меньшинств (около трети ее состава, 18 членов Малой рады), Генеральный секретариат также был реорганизован на многоэтничной основе, хотя украинцы сохранили в нем ведущие позиции.

Когда вернувшиеся в Петроград министры 2 июля доложили коллегам об итогах переговоров с Радой, возмущенные кадеты вышли из правительства. Первое коалиционное правительство перестало существовать.

-kick

3 июля 1917 г. стало известно, что и правительство накануне распалось из-за выхода кадетов из кабинета в знак протеста против предоставления Временным правительством широкой автономии Украине. Правительство было парализовано, войска наэлектризованы. Для большевистского ЦК это обострение ситуации было внезапным. Ленин вообще гостил на даче у В. Д. Бонч-Бруевича.

3 июля собрался митинг солдат 1 пулеметного полка. Председателем собрания был избран солдат-большевик Я. Головин, который выступил против посылки солдат на фронт, так как наступление там начато против воли народа. Затем от имени Петроградской федерации анархистов выступил Солнцев, который призвал к вооруженной демонстрации, потому что мирные демонстрации не достигают цели. Солнцев считал, что власть нужно захватить помимо существующих Советов. Большевики выступали за власть Советов, и эта идея возобладала. Звучали призывы к свержению Временного правительства. Как сказал солдат-большевик А. Жилин, «нас Временное правительство расформировать не может, а мы его можем»⁶⁶³.

Было принято решение выступить в пять вечера⁶⁶⁴. Поскольку полковой комитет не поддержал выступление, был создан Временный революционный комитет во главе с большевиком прапорщиком А. Семашко, который прежде отказался отбыть на фронт. В ВРК вошли солдаты, члены большевистской военки и Солнцев. Семашко приказал вынести лозунг: «Вся власть Советам рабочих и солдатских депутатов»⁶⁶⁵. Были вынесены и другие, уже опробованные на прежних демонстрациях лозунги: «Долой 10 министров-капиталистов», «Долой буржуазию»⁶⁶⁶.

В. И. Невский вспоминал, что члены «военки» поняли: «Сдержать солдат от выступления мы не сможем»⁶⁶⁷. Так что вопрос состоял только в том, кто будет лидером возбужденной солдатской массы. Перед солдатами-пулеметчиками, входившими в большевистскую «военку», встал выбор - или отдать полк анархистам, или присоединиться к выступлению вопреки линии ЦК. Они выбрали второе.

По словам прапорщика С. Ананьина, некоторые солдаты и офицеры вынуждены были присоединиться к маршу под угрозой насилия со стороны разгоряченных радикалов. Но из 8000 солдат выступило около 1500 солдат, которые двигались «в полном порядке»⁶⁶⁸.

Делегаты полка были направлены в другие части гарнизона и на фабрики. Вечером на улицы вышла грандиозная вооруженная демонстрация, противники правительства заняли Финляндский вокзал. Колонны солдат и рабочих двинулись к дворцу Кшесинской (резиденции большевиков) и затем к Таврическому дворцу (резиденции Петросовета).

Солдаты захватили на улицах и получили с заводов автомобили, ставили на них пулеметы и разъезжали по городу, демонстрируя удаль и силу, призывая воинские части и рабочие коллективы присоединиться к выступлению. Как рассказывал свидетель событий, «по городу разъезжали автомобили, на которых сидели солдаты, матросы и статские люди, вооруженные винтовками, ... грузовики, на которых были расставлены пулеметы, около коих находились солдаты и статские вооруженные. На крыльях автомобилей лежали солдаты с ружьями на прицеле»⁶⁶⁹.

Когда колонны 1-го пулеметного и Московского полков подошли ко дворцу Кшесинской, выступившие с балкона Н. И. Подвойский, Я. М. Свердлов и другие ораторы призвали солдат разойтись, избрав своих представителей в делегацию, которая могла бы заявить требования солдат в ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов⁶⁷⁰. Солдаты не подчинились и двинулись в сторону Таврического дворца.

В это время проходило заседание Рабочей секции Петросовета. Представители полка передали секции требование передать власть Советам⁶⁷¹. Чхеидзе предложил прервать заседание, чтобы разойтись по воинским частям и предотвратить их вовлечение в движение. Каменев потребовал создать комиссию, которая сможет придать движению мирный характер, раз уж массы уже на улицах. Вспыхнула полемика, меньшевики и эсеры покинули зал, а оставшиеся депутаты приняли резолюцию: «Ввиду кризиса власти Рабочая секция считает необходимым настаивать, чтобы Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов взял власть в свои руки». Была создана комиссия для пропаганды этого решения и придания движению мирного характера⁶⁷².

Заседание солдатской секции Петросовета не состоялось, так как началось экстренное объединенное заседание ЦИК советов рабочих и солдаских депутатов и Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов.

Поздно вечером к подошедшим войскам вышли Чхеидзе и Войтин-ский, которые были крайне недовольны выступлением. Чхеидзе, по словам прапорщика И. Слесарёнка, «приглашал верить и слушать его, но речь его, видимо, успеха не имела»⁶⁷³. Войтинский обещал передать требования, но предупреждал, что Совет вряд ли их поддержит. Вернуться в казармы солдат призвал и депутат-межрайонец Володарский⁶⁷⁴. Но выступивший затем Троцкий по воспоминаниям Затыки-на сказал: «Вы уже сделали завоевание, потому что Рабочая секция уже согласилась на то, чтобы всю власть Совет рабочих и солдатских депутатов взял в свои руки, и потому можно расходиться». Его поддержал Зиновьев, который, по словам Затыкина, добавил: «Совет рабочих и солдатских депутатов говорил вам, не ходите с оружием, а я вам скажу, что оружия бояться честному человеку нечего... теперь с оружием вы можете потрусить у буржуев спрятанные ими продукты, теперь в наших руках одни тузы, а в руках буржуев только шестерки, наша возьмет»⁶⁷⁵. Но по другому свидетельству Зиновьев, напротив, выступал за невооруженную демонстрацию⁶⁷⁶. Судя по всему, слова о возможности «потрусить буржуев» принадлежали кому-то другому.

Было уже поздно, и солдаты решили повторить демонстрацию завтра и привлечь к ней другие части, а также кронштадтских матросов. На обратном пути, при выходе на Литейный проспект полк был обстрелян неизвестными⁶⁷⁷.

В Кронштадте по инициативе прибывших сюда делегатов от пулеметчиков был созван митинг. На нем матросы решили выступить в Петроград. Говорили и о гипотетической возможности восстания. Исполком Кронштадтского совета (точнее его часть, так как по утверждению недавнего председателя исполкома Ламанова, на заседании присутствовало 7 из 31 члена⁶⁷⁸, а остальные участники были представителями частей и партий) по инициативе большевиков и анархистов принял решение о выступлении на вооруженную демонстрацию в Петроград, о чем были направлены сообщения в экипажи⁶⁷⁹.

'к'к'к

Вечером 3 июля наличные члены ЦК, ПК большевиков и «воен-ки» искали выход из ситуации: нужно было как-то возглавить разбушевавшиеся массы и в то же время избежать открытого восстания, к которому никто не был готов. После того, как выступление началось, большевики не могли не возглавить его. На совещании ПК РСДРП(б) с представителями заводов и воинских частей было решено начать выборы делегации в Петросовет для предъявления требования перехода власти к Советам. Совещание постановило: «рекомендуется немедленное выступление рабочих и солдат на улицу для того, чтобы продемонстрировать выявление своей воли»⁶⁸⁰.

К заявлению большевиков присоединились межрайонцы⁶⁸¹.

Ленин, прибывший в Петроград утром 4 июля, опасался радикальных действий без достаточной подготовки. По справедливому замечанию историка А. Рабиновича, «лидерам петроградских большевиков было чрезвычайно трудно оставить без руководства демонстрантов и недавно завоеванных членов партии. В конце концов, уличные шествия возникли в результате большевистской пропаганды и были реальным свидетельством усилившейся «большевизации» масс»⁶⁸². Нельзя было повторять оппортунистическое поведение 10 июня - радикальные массы могли окончательно отвернуться от большевиков. Отказавшись от лидерства в выступлении, большевики потеряли бы репутацию последовательных противников «буржуазии» и соглашательства, связанную с этим поддержку широких слоев населения и войск, радикализированных военной и социальной ситуацией. Тем более что большевикам уже «дышали в затылок» анархисты, фактически лидировавшие в первые часы выступления. В итоге Петроградский комитет РСДРП(б), а затем и большинство ЦК решили возглавить демонстрацию, чтобы превратить ее «в мирное, организованное выявление воли всего рабочего, солдатского и крестьянского Петрограда»⁶⁸³. Ни о каком восстании речь не шла.

В демонстрации 4 июля приняли участие массы рабочих и десятки тысяч солдат и матросов 1-го пулеметного, 1-го пехотного запасного, 180-го пехотного, 3-го пехотного запасного, Московского, Павловского полков и др. частей Петроградского гарнизона и Кронштадта. 8-10 тысяч матросов (из них около 3000 вооруженных)⁶⁸⁴ во главе с большевиком мичманом Ф. Ф. Раскольниковым (Ильиным) высадились у Николаевского моста и колонной прошли к дворцу Кшесинской (против чего протестовали участвовавшие в демонстрации эсеры и анархисты) и затем в составе общей демонстрации - к Таврическому дворцу, где находился ЦИК и Петросовет. По замыслу большевистского руководства, здесь делегация демонстрантов должны была передать ЦИКу требование о переходе власти к Советам⁶⁸⁵.

Командующий округом И. А. Половцов очень надеялся, что большевики «совершат какое-нибудь насилие или другую оплошность, а тогда я смогу повернуть общественное мнение казармы определенно на свою сторону и атаковать врага»⁶⁸⁶. Это понимали и большевистские лидеры и потому добивались от демонстрантов максимальной осторожности и сдержанности.

Ленин пригласил выступить за власть Советов межрайонца Луначарского (как и Троцкий, этот яркий оратор уже был без пяти минут большевиком), а сам попытался вовсе не выступать. Раскольников вспоминал, как Ленин уклонялся от публичного выступления 4 июля: «Разыскав Владимира Ильича, мы от имени кронштадтцев стали упрашивать его выйти на балкон и произнести хоть несколько слов. Ильич сперва отнекивался, ссылаясь на нездоровье, но потом, когда наши просьбы были веско подкреплены требованием масс на улице, он уступил и согласился»⁶⁸⁷. Сказав несколько слов о бдительности и выдержке, поддержав требование «Вся власть Советам!», вождь удалился с балкона. Когда Ленин на самом деле собирался брать власть, он вел себя иначе. А в этой двойственной ситуации 4 июля было важно не растерять накопленного партией потенциала и, в случае удачи, достичь выгодного компромисса с социалистами, давить на них и не спугнуть их. Но что делать, если Петросовет и ЦИК не пойдут на уступки. Ленин не знал и призвал в этом случае ждать указаний ЦК⁶⁸⁸.

Большевики, разумеется, стремились к власти, чего не скрывали. Но в этот период они требовали передать власть Советам, в которых сами не имели большинства. Ленин надеялся, что в случае, если Советам придется проводить радикальные преобразования, реальное влияние в них быстро перейдет к левым крыльям социалистических партий, то есть к союзу большевиков, левых эсеров (тогда еще не выделившихся из ПСР и пытавшихся перетянуть на свою сторону ее лидера Чернова) и левых меньшевиков (в том числе Мартова, Троцкого и Луначарского). В условиях, когда большевики не имели в Советах большинства, требование «Вся власть Советам!» не давало им единоличной власти и лишь означало замену только что распавшейся коалиции социалистов и кадетов коалицией тех же социалистов и большевиков. Никакого военного переворота, только сдвиг власти.

В. А. Никонов утверждает: «Большевистские лидеры... никогда официально не признают, что готовили на 3-4 июля захват власти, представляя происшедшее как стихийную демонстрацию, которую они якобы старались направить в мирное русло. Убежден, они пытались взять власть»⁶⁸⁹. Убеждение это основано на известном рассказе одного из руководителей военной организации большевиков Невского о том, что он неискренне агитировал солдат против выступления, так как на самом деле был его сторонником⁶⁹⁰. Однако воспоминания Невского подтверждают только то, о чем давно известно: между «во-енкой» и ЦК большевиков существовали разногласия. Сдерживая выступление и придавая ему мирный характер, большевистские лидеры во главе с Лениным были вынуждены преодолевать и радикальные настроения части своего актива, в том числе - «военки»⁶⁹¹. Понятно, что, когда Невскому пришлось подчиниться решению ЦК, он выполнял его без энтузиазма.

Как справедливо замечал А. Рабинович, «Невский и Подвойский отличались независимостью духа (советские источники трактуют это как нежелание подчиняться линии Центрального комитета)»⁶⁹², так что судить о намерениях большевистского ЦК и Ленина по мемуарам Невского о его собственных настроениях нелогично.

Рабинович подчеркивал: «В то время в Петрограде существовали три в большой степени самостоятельные организации РСДРП(б) -Центральный комитет, Всероссийская военная организация и Петербургский комитет. Каждая из них имела свои собственные интересы и сферы деятельности»⁶⁹³. Военная организация («военка») и Петроградский комитет, находясь под постоянным давлением возбужденных солдат и рабочих и в то же время обладая меньшим политическим опытом, чем высшие руководители партии, были настроены более радикально, чем ЦК.

Есть еще несколько свидетельств обсуждения большевиками возможности взять власть, но все они подтверждают, что Ленин не планировал этого делать в июле. В разгар событий Ленин стал колебаться, гипотетически обсуждая с Троцким и Зиновьевым, «а не попробовать ли нам сейчас?», но в итоге сам опровергал себя: «Нет, сейчас брать власть нельзя; сейчас не выйдет, потому что фронтовики еще не наши; сейчас обманутый Либерданами фронтовик придет и перережет питерских рабочих»⁶⁹⁴.

Суханов ссылался на рассказ Луначарского о том, что 4 июля Ленин, Троцкий и Луначарский планировали захватить власть и вместе создать правительство. Луначарский категорически отрицал достоверность этого рассказа. В версии Суханова, на которой и сам он не настаивал категорически, имеются противоречия, на которые указывает сам Суханов, считая их противоречиями в рассказе Луначарского. Наиболее вероятно, что в рассказе Суханова отразились представления Луначарского о возможной конфигурации власти тогда, когда она будет захвачена левыми социал-демократами (Луначарский еще не был большевиком). Но - в перспективе, а не 4 июля. Также Луначарский признавал, что рассказывал Суханову о беседе с Троцким, когда тот сказал 4 июля, что в случае перехода власти к большевикам и левым социалистам «массы, конечно, поддержали бы нас»⁶⁹⁵. Но Троцкий -не Ленин и пока - даже не член большевистского ЦК.

Таким образом, нет доказательств, что большевистское руководство и, в частности, Ленин планировали 4 июля захватить власть сами или даже пришли к такому решению под давлением событий. Решение о захвате власти они приняли только осенью. Поскольку в итоге, в ноябре, партия большевиков все-таки совершила вооруженный захват власти, ее участникам не было никакого смысла скрывать свои намерения предыдущих месяцев. Тем не менее, они в один голос утверждают, что в июле не собирались брать власть в руки именно своей партии.

•kick

Для объективной оценки требований большевиков нужно учитывать, что их противники в этот момент тоже обсуждали возможность передачи власти социалистическому правительству, опирающемуся на Советы.

Уход кадетов из правительства и массовое негодование против них создавало для социалистов (меньшевиков и эсеров) идеальную возможность для взятия всей полноты власти и активизации социальных преобразований.

Лидеры советского большинства не желали брать власть в условиях грубого давления вооруженной силы большевиков и анархистов. В этом случае правительство стало бы ответственным не перед Советами, а перед своевольным столичным гарнизоном, «преторианской гвардией» революции.

В постановлении совместного заседания ЦК и фракции ПСР утром 5 июля говорилось: «О перемене в составе министров в данный момент, под влиянием пулеметов, не может быть и речи»⁶⁹⁶. Но при этом и лидеры эсеров не отрицали возможности создания советского правительства. Но тогда логично, чтобы это правительство было создано Съездом советов, а не толпой возбужденных солдат, матросов и рабочих: «Окончательное решение вопроса о составе правительства будет принято на Всероссийском съезде Советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов»⁶⁹⁷. Предполагалось, что такой объединенный съезд соберется в ближайшее время. Но Съезд рабочих, солдатских и крестьянских депутатов будет созван через полгода - уже большевиками.

3 июля Церетели предложил коллегам по «звездной палате» пока заменить ушедших министров временных управляющих министерствами и для создания новой власти созвать в ближайшее время посвященное этому заседание ЦИК и ИК СКД. 4 июля у него возникла идея даже созвать II съезд Советов рабочих и солдатских депутатов в Москве⁶⁹⁸, то есть вне давления радикальных воинских частей и городских низов. Фракции эсеров и меньшевиков в исполкоме Петросовета поддержали этот план. Под давлением левых (но уже не улицы, так как демонстрация к моменту голосования закончилась) была принята резолюция, сформулированная по компромиссному проекту эсера Гоца. В соответствии с ней власть может перейти к Советам, но только по решению широкого собрания исполкомов с представителями с мест. Оно планировалось через две недели⁶⁹⁹, но так и не было проведено. В начале июля социалисты колебались и вот-вот могли пойти на компромисс с большевиками на основе социалистической многопартийности. Но затем ситуация радикально изменилась.

В ходе дальнейших событий шанс начать масштабные социальные преобразования, который эта ситуация предоставляла умеренным социалистам, был упущен. Они не перехватили лозунг «Вся власть Советам!» тогда, когда обладали большинством в Советах, не втянули большевиков и анархистов в систему власти (что позволило бы связать их ответственностью). Вместо этого в социалистических партиях возобладала линия Керенского и его сторонников - они принялись репрессивными методами отстаивать прежнюю систему коалиции с кадетами, которая уже завела демократов в тупик.

Ситуацию обострили вооруженные столкновения июля, произошедшие между сторонниками и противниками демонстрантов (в большинстве случаев именно революционные колонны подвергались обстрелу). Даже жандармский генерал А. И. Спиридович, настроенный к большевикам резко враждебно, признавал, что 3 июля «публика напала на автомобили, в которых находились солдаты и рабочие с пулеметами»⁷⁰⁰.

4 июля демонстрантов обстреляли из пулеметов на Литейном и Невском проспектах. Происходили перестрелки солдат с казаками. Казаки и некоторые свидетели утверждали, что солдаты открыли по ним огонь первыми. Но по ним стреляли и неизвестные лица⁷⁰¹. Не исключено, что огонь по солдатам открыли противники демонстрации, а казаки попали под ответный огонь. Но в результате этих событий «народ на улице был сильно возбужден против казаков»⁷⁰².

Всего в июльские дни погибло 56 человек⁷⁰³.

Перед Таврическим дворцом образовалось море вооруженных демонстрантов, которые требовали, чтобы социалисты взяли власть без кадетов. По рассказу Милюкова, разгоряченный демонстрант кричал Чернову: «Принимай, сукин сын, власть, коли дают!»⁷⁰⁴ Даже если это байка (в показаниях Виктора Михайловича о его выходе к демонстрантам ничего подобного нет), она неплохо характеризует атмосферу, возникшую перед Таврическим дворцом. Демонстранты стали ломиться внутрь здания.

Пытавшийся успокоить демонстрантов Чернов заявил, что решение по поводу кризиса власти должен принять Совет, а демонстрантам надо расходиться. Он ответил на вопросы о прохождении земельного закона, которому как раз помешал кризис власти. Некоторые люди вокруг были настроены агрессивно в отношении министра. Закончив речь, Чернов отправился к входу в Таврический, но тут матрос схватил его за руку: «Стой, куда идешь, больно скоро хочешь». Матросы взяли Чернова и повлекли его к автомобилю, министр вот-вот мог оказаться в заложниках у экстремистов, что могло повлечь катастрофические политические последствия. Стеклов, Д. Б. Рязанов, Раскольников и другие лидеры демонстрации пытались освободить Чернова, но безуспешно - они даже получили тычки прикладами и кулаками. Чернов сел в автомобиль вместе с несколькими членами Совета, которые вызвались ехать с ним. В этот момент к автомобилю подошел Троцкий, который спросил матросов, знают ли они его. Матросы знали. Тогда Троцкий взобрался на автомобиль и произнес речь во славу кронштадтских матросов и спросил: «Не правда ли, я не ошибаюсь, здесь нет никого, кто был бы за насилие, кто за насилие, поднимите руки». Обескураженные матросы не решились перечить Троцкому, и он торжественно объявил Чернову, что тот свободен⁷⁰⁵. Чернов вернулся в здание, но этот эпизод вряд ли улучшил его отношение к левым радикалам.

В этих условиях Чернов, склонявшийся к идее левого правительства, не стал настаивать на ней. Площадь перед Таврическим дворцом была заполнена вооруженными людьми. Время от времени демонстранты проникали в зал заседаний, произносили речи, в которых требовали взять власть, арестовать министров-капиталистов, выйти для объяснений к возбужденной толпе. Но к вечеру 4 июля ситуация изменилась. Требования были высказаны, и демонстранты не знали, что дальше делать - они стали расходиться. Это не значит, что они не могли бы собраться и на следующий день. Но к 5 июля большинство ЦИК уже заручилось поддержкой воинских частей, готовых противостоять «бунту».

Против него правящая группа считала возможным бороться любыми средствами. 4 июля министром юстиции П. Н. Переверзевым стали распространяться материалы о том, что Ленин является немецким шпионом. Даже по мнению меньшевиков, эти материалы были крайне неубедительными⁷⁰⁶. Чхеидзе обзванивал редакции крупнейших газет с требованием воздержаться от публикации непроверенных данных⁷⁰⁷. Правительственное сообщение было напечатано 5 июля в газете «Живое слово», пользовавшейся репутацией бульварного издания, но публикация имела грандиозный резонанс. Сообщение было основано на путаных показаниях некоего Ермоленко, который был в плену завербован немцами и заслан в Россию. Тут он во всем сознался и сообщил стратегическую информацию о том, что большевики финансируются Германией через Гельфанда (Парвуса) и Фюрстенберга (Ганецкого). С какой стати немецкое командование должно было сообщать эти сведения первому попавшемуся мелкому агенту? Очевидно, что следователи Временного правительства не имели доказательств своей версии и решили «слить» ее таким образом. Но мало кто вникал в юридические детали в разгоряченной политической обстановке.

История с получением большевиками денег обрастала подробностями, цифры неудержимо шли вверх с каждым новым слухом. Командующий округом Половцов возмущался, что правительство проявляло излишнюю щепетильность, когда у него под носом большевики подкупали гарнизон на переправленные из Швеции деньги, «за один месяц, помню, прошло таким образом 10 миллионов рублей»⁷⁰⁸, - «свидетельствовал» генерал так, будто банкноты перегружали у него на глазах.

Воздействие этой агитации на колеблющуюся часть войск, а также полный тупик, в котором оказались радикалы из-за отказа советских лидеров взять всю власть от имени Советов, привели к прекращению волнений уже 5 июля. Как можно бороться за власть Советов, которые от нее отказываются?

В ночь на 5 июля ЦК РСДРП(б) постановил «демонстрации более не продолжать»⁷⁰⁹. Редакция «Правды» была занята и разгромлена войсками. 5 июля тем матросам, которые не вернулись вечером 4 июля в Кронштадт и остались в Петрограде, предложили сдать оружие. В отчаянии Раскольников попытался вызвать в Петроград военные корабли, но из этого ничего не вышло⁷¹⁰. Кронштадтцы возвращались малыми группами, нелегально. Некоторые были арестованы.

5 июля большевики Каменев, К. А. Мехоношин и Г. И. Бокий договорились с представителем исполкома Петросовета М. И. Либером о прекращении преследования большевиков и освобождении всех демонстрантов, против которых не выдвинуто уголовных обвинений. Взамен большевики гарантировали возвращение матросов в Кронштадт, броневиков в казармы и сдачу Петропавловской крепости, гарнизон которой поддерживал выступление.

6 июля сдались революционные солдаты в Петропавловской крепости, революционные части разоружались. Но победители не стали соблюдать условия, на которых большевики договорились с Либером. 1-й пулеметный полк был расформирован, начались массовые аресты.

Половцов вспоминал: «Арестованных приволакивают в огромном числе. Кого только солдаты не хватают и не тащат в штаб? ...Всякий старается поймать большевика, ставшего теперь в народном представлении германским наймитом»⁷¹¹. Было арестовано более 200 участников июльских выступлений и левых лидеров, включая Каменева, Троцкого, Луначарского, Раскольникова.

Ленину и некоторым другим лидерам большевиков пришлось уйти в подполье. Партия обсуждала вопрос, следует ли ему являться в суд, историки и публицисты по сию пору спорят, струсил ли Ленин или он не дожил бы до суда, попадись он июльским победителям. Возможность его убийства при попытке к бегству всерьез обсуждалась победителями в июле, что признавали и глава контрразведки Б. В. Никитин⁷¹², и командующий округом Половцов: «Возвращаюсь в штаб, где усиленно проповедуется мысль о том, что нужно арестовать всех большевистских руководителей... Единственное правильное решение было бы покончить с ними самосудом, что при данном настроении солдат и юнкеров было бы очень легко устроить... Офицер, отправляющийся в Териоки с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю ли я получить этого господина в цельном виде или в разобранном... Отвечаю с улыбкой, что арестованные очень часто делают попытки к побегу»⁷¹³.

В июльских событиях большевики организовали не восстание, а давление на Советы. Социалистическое большинство Советов не поддалось давлению, и политическая стратегия большевиков на этом этапе потерпела неудачу.

Версия о шпионаже большевиков в пользу Германии укреплялась в результате совпадения июльских событий 1917 г. и наступления на фронте. Получалось, что большевики ударили в спину наступающей русской армии и сорвали победу русского оружия, которая могла вообще покончить с войной.

Речь идет о наступлении, которое началось 18 июня под Калушем и 6 июля провалилось. Притянуть к этой истории большевиков довольно сложно. Их влияние в войсках Юго-Западного фронта, попытавшегося повторить «Брусиловский прорыв», было в это время невелико. Можно, конечно, посочинять, как Ленин информировал немцев о дате начала русского наступления⁷¹⁴. Очень интересно. А Ильич-то откуда узнал эту дату? Отсюда, пожалуйста, поподробней... Нет, молчат, тупят взор писатели. Еще не придумали.

Состояние войск Юго-Западного фронта характеризует, например, телеграмма командующего IX армией генерала П. С. Балуева: «Многие части представляют собой необученные, недисциплинированные вооруженные толпы, не только не оказывающие никакого сопротивления противнику, но зачастую разбегающиеся от одного намека на его присутствие»⁷¹⁵. Это было не удивительно после гигантских потерь 1914-1916 гг., которые восполнялись плохо подготовленными новобранцами, да еще в условиях неважного снабжения. Большевики не могли быть причиной разложения таких войск, хотя командование и пыталось видеть ее в пораженческой агитации.

Солдаты сочувствовали речам большевиков, потому что не хотели воевать. Не видели смысла. Но и на фронтовых съездах, и на митингах большевики оказывались в меньшинстве. Авторитет командования и Керенского был высок. На фронтовом съезде «само упоминание о том, что Керенский обещал приехать, вызвало такой взрыв восторга... который не уступал восторгу перед речью Брусилова... Голосование предложенной нами резолюции собрало ровно девять десятых голосов»⁷¹⁶, - вспоминал комиссар Временного правительства В. Б. Станкевич. Приехавший Керенский сорвал «безграничные овации в полном единодушии». Солдаты соглашались, что выполнять приказы нужно, «общий голос солдатских представителей был за наступление». И даже наиболее авторитетный большевик фронта Николай Крыленко признавал: «Я здесь высказываюсь против наступления... Но если товарищ Керенский или наш главнокомандующий дадут приказ начать наступление, то, хотя бы вся моя рота осталась в окопах, я один пойду на пулеметы и на проволоку противника...»⁷¹⁷ Слова Крыленко в целом соответствовали позиции Ленина, который уже не выступали как пораженец, не призывал к дезертирству: «Мы не думаем, что войну можно кончить простым «отказом», отказом лиц, групп или случайных «толп». Мы за то, что войну может кончить и кончит революция в ряде стран.. .»⁷¹⁸ Позднее он подчеркивал: «Мы были пораженцами при царе, а при Церетели и Чернове мы пораженцами не были»⁷¹⁹.

Но в спорах оборонцев с большевиками «большинство слушало молча, думая про себя свою думу... Когда дело стало подходить к решительному шагу, настроение солдатских масс быстро падало»⁷²⁰. И хотя часть солдат «были полны решимости наступать», их не могло не смущать, что «наступление было организовано ниже всякой критики»⁷²¹.

Большевики тут ни при чем. Просто провал наступления подтвердил их правоту, что дало толчок успехам «пораженческой» пропаганды. Раз начальство не может толком организовать наступление, нечего класть солдатские головы. Комиссар Временного правительства Станкевич признавал эту глубинную причину неудачи наступления и разложения армии: «Мы гнали других людей, не понимающих и не могущих понять смысла войны, заставляли их идти убивать каких-то для них совершенно непонятных врагов...»⁷²²

Провал наступления стал крахом надежд Керенского укрепить авторитет правительства с помощью победы. Более того, пришлось срочно искать «козла отпущения», и здесь очень удачно случились волнения в Петрограде 3-4 июля. По легенде большевики решили организовать диверсию в тылу наступающей армии и тем сорвали удар.

Мы видели, что выступление 3 июля не было инициировано большевиками. Но если бы и так, нужно быть большим фантазером, чтобы утверждать, будто демонстрация и даже беспорядки могут сорвать наступление, происходящее в другой части страны. 3-4 июля демонстранты не нападали на Зимний дворец и Генеральный штаб, что хотя бы теоретически могло нанести ущерб наступлению (хотя реальное руководство им проводилось на месте и из ставки в Могилеве). Войска Петроградского гарнизона, принявшие участие в волнениях, никак не могли переломить ситуацию и спасти Юго-Западный фронт от поражения.

Ближе к Петрограду был Двинск, где планировалось нанести второй удар, если Юго-Западный фронт двинется вперед. Действовать силами Северного фронта планировалось 5 июля, но под предлогом волнений в Петрограде атаку перенесли на 10-е. В действительности ситуация в Петрограде 5 июля уже стабилизировалась, но нужно было как-то объяснить неудачи фронта волнениями в столице. На самом деле Северный фронт не мог помочь Юго-Западному, так как немцы не сняли части из-под Двинска и вполне способны были отразить там удар: «Наступление было вполне безнадежным. Командующий армией генерал Данилов... все время доказывал Ставке, что наступление не имеет никаких шансов»⁷²³.

Не военное поражение было порождено волнениями в Петрограде, а волнения - бессмысленностью наступления, которую и подтвердило поражение. Наступление вызвало возмущение части петроградского гарнизона и левых социалистов, поскольку оно грубо нарушало основы внешней политики Временного правительства, согласованные в марте и мае 1917 г., после скандала с «нотой Милюкова». Россия не претендовала на захваты новых территорий, а значит, ей не было никакого смысла проводить наступательные операции. Тем более что уже «Брусиловский прорыв» показал: каковы бы ни были успехи, русская армия не в состоянии разрушить фронт даже Австро-Венгрии. Частичные успехи, оплаченные сотнями тысяч жизней, принципиально не меняют положение на фронтах. Следовательно, нужно не омывать кровью окопы противника, а искать пути ко всеобщему миру. Эта работа велась в Стокгольме, где социалисты разных стран и направлений готовили международную конференцию, призванную предложить демократические условия мира. I Съезд советов рабочих и солдатских депутатов направил в Стокгольм свою делегацию, а государства Антанты отказались выдавать загранпаспорта своим социал-демократам⁷²⁴.

Для Керенского кровопролитное сражение было необходимо прежде всего для того, чтобы укрепить престиж правительства. В то же время наступление давало предлог, чтобы вывести из столицы нелояльные части. Это также нарушало соглашения, достигнутые весной с Петросоветом, и вызывало возмущение солдат и левых социалистов, отлично понимавших, что вывод революционных частей может стать прелюдией к правому перевороту (корниловское выступление показало, что левые в этом вопросе были правы).

Так что взрыв возмущения в начале июля был вполне закономерен. Но при этом как раз большевистское руководство было застигнуто им врасплох.

Легенда о восстании, организованном большевиками в Петрограде, призвана решить несколько мифологических задач. Это и «удар в спину армии», и репетиция Октябрьского переворота, позволяющая порассуждать о том, что коммунистические путчи следует давить в зародыше, не считаясь с жертвами. Вот в Германии в 1919 г. «партия порядка» сумела своевременно уничтожить вождей коммунистов Карла Либкнехта и Розу Люксембург - и коммунисты не оправились от удара. А Ленина упустили. Поскольку миф имеет актуально-политическое назначение, мифотворцы намекают, что если левое движение наберет силу, то на радикальные манифестации следует отвечать стрельбой и выжигать левую заразу каленым железом. А вот чем «выжигать» социальные причины, которые вызывают массовые выступления под левыми лозунгами?

В июле был упущен шанс добиться сближения между сторонниками советской демократии. В конечном итоге это предопределило готовность большевиков захватить власть самим и начать радикальный коммунистический эксперимент от имени Советов.