Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года

Как немцы задолжали Ленину

В капиталистическом обществе серьезная политическая деятельность требует финансирования. С этим у большевиков всегда были трудности - ведь они бросали вызов капиталистам. Экспроприации, возможность которых в царское время большевики (как, впрочем, и эсеры) не отрицали, оказались тупиком.

Большую часть денег, полученных после «эксов», в связи с их явно криминальным происхождением пришлось просто сжечь, иначе можно было быть арестованными прямо в банке при попытке воспользоваться «награбленным». Это наивные западные авторы, которых охотно перепечатывают в современной России, думают, что Ленин «после удачной экспроприации в Тифлисе мог прямо-таки купаться в неиссякаемом денежном источнике!»⁷²⁵ После осуждения «эксов» IV объединительным съездом РСДРП (1906) большевики тоже признали, что «такие средства борьбы несвоевременны» после окончания «гражданской войны» 1905-1907 годов⁷²⁶. По утверждению Ленина, те деньги, которые большевики получили от «эксов» в 1906-1907 гг., достались не большевистским центрам, а «отзовистам» из радикальной группы «Вперед», которая вскоре откололась от большевиков⁷²⁷.

Основную часть большевистского фонда составило наследство Николая Шмидта, молодого фабриканта левых взглядов. Шмидт помогал вооружать дружинников во время восстания 1905 г. в Москве, был арестован. Фабрика его была сожжена огнем царской артиллерии. Шмидт погиб в тюрьме в 1907 году. Он завещал свое состояние сестрам с условием, что они передадут его большевикам.

Не без трудностей большая часть наследства перешла к большевикам. По данным осведомленного меньшевика Н. В. Валентинова, у них оказалось свыше 268 тыс. золотых рублей. Но надо же такому случиться, что в январе 1910 г. была предпринята новая попытка русских социал-демократов объединиться под эгидой II Интернационала. Была создана объединенная касса партии, куда от большевиков поступили на хранение 178 тыс. рублей⁷²⁸.

Поскольку большевики и меньшевики друг другу не доверяли, то распорядителями кассы стали почтенные германские социал-демократы Карл Каутский, Франц Меринг и Клара Цеткин. Деньги тратились, так что речь может идти о меньшей сумме. Во всяком случае, Ленин позднее особенно настойчиво будет настаивать на возвращении большевикам около 30 тыс. рублей⁷²⁹.

Вскоре большевики и меньшевики опять переругались. Ленин некоторое время пытался добиться от немецкой социал-демократии признания именно за большевиками права считаться истинными представителями российской социал-демократами, так как противостоящие им фракции слишком далеко уклонились от центра вправо («ликвидаторы») и влево («отзовисты»). Авторитет партии в это время для него был важнее денег -транш в 44 850 франков Ленин перевел Цеткин в июне 1911 года⁷³⁰, через полгода после того, как большевики уже потребовали аннулировать соглашение 1910 г. об объединении бюджета социал-демократов.

Ленин потребовал деньги назад, а позднее и вовсе создал РСДРП большевиков, которую считал правопреемницей всей РСДРП. В условиях политической склоки держатели денег в августе - ноябре 1911 г. заявили о сложении полномочий. Но при этом они заявили, что вопрос остается спорным, и деньги останутся в банке. Деньги лежали на счете, которым формально распоряжалась Цеткин.

Ильич был чрезвычайно разгневан на Клару, обвинял ее в том, что она в ходе переговоров о деньгах «налгала»⁷³¹. Но Цеткин стояла насмерть. Видимо, она просто не могла уступить. Не она решала этот вопрос.

Любопытно, что в дальнейшем Цеткин имела хорошие отношения с Лениным, занимала близкие ему позиции (то есть боролась против своего - германского - правительства) и вступила в компартию Германии. Предвоенный эпизод лидер большевиков как бы «простил» и больше о деньгах не вспоминал, хотя во время войны они были ему очень нужны.

Письма Ленина показывают, что в 1915-1916 гг. финансовое положение партии было нестабильным и временами крайне тяжелым⁷³². Это опровергает придумки некоторых мифотворцев о том, что большевики оказались на содержании «немецкого Генштаба» вскоре после начала войны⁷³³.

Цеткин, учитывая их дружбу, могла бы разморозить фонд. Но, по всей видимости, это не было в ее власти, особенно после начала войны.

Все это позволило мне в 2006 г. сделать вывод, что, даже если Ленин получал из Германии деньги, он имел на это моральное право. Ведь в немецком банке были заморожены деньги большевиков⁷³⁴.

Могли ли средства, полученные большевиками извне, превзойти размеры «наследства Шмидта»?

Дело Ганецкого

При обсуждении проблемы «немецких денег» важно ответить на несколько конкретных вопросов.

От кого большевики получали деньги фактически и формально?

Сколько денег они получили?

Что они сделали с помощью этих денег, чего были бы лишены без них?

Выполняли ли большевики в 1917 г. какие-либо указания, поступавшие из Германии?

Уже сама поездка в «пломбированном вагоне» подсказала противникам большевиков ключевую тему антибольшевистской пропаганды. Нужно было искать «немецкий след», и он нашелся. Под подозрением оказался большевик⁷³⁵ Яков Ганецкий (Фюрстенберг). Он был коммерческим директором (с 1916 г. - фактическим управляющим) созданной в 1915 г. фирмы «Хандельс-ог экспорт - компагниет астиеселскаб». Создана она была на деньги Парвуса, то есть Александра Гельфанда (ее акционерами были Гельфанд и его сотрудник Георг Скларц, который с 1916 г. был формально и директором). Гельфанд (Парвус) был правым германским (а за десятилетие до этого - левым российским) социал-демократом и германо-турецким бизнесменом. Ганецкий как управляющий фактически распоряжался всем в этой фирме. Она торговала медикаментами и другими потребительскими товарами, используя каналы фирмы брата Ганецкого Генриха Фюрстенберга «Фабиан Клингслянд АО», базировавшейся в Скандинавии. В Петрограде интересы фирмы «Хандельс-ог экспорт» по совместительству представляла сотрудница «Фабиан Клингслянд АО» и двоюродная сестра Ганецкого Евгения Суменсон.

То, что Ганецкий давал деньги на партию, подтвердил Карл Радек в письме Ленину от 28 июня 1917 года. Но масштабы этого финансирования не впечатляют: «Последние два года Ганецкий не одну тысячу дал нашей организации, несмотря на то, что все рассказы о его богатстве - пустая сплетня»⁷³⁶.

Даже в советское время было опубликовано письмо Ленина Ганец-кому о получении 21 апреля от Мечислава Козловского 2000 рублей⁷³⁷. Как следует из предыдущего письма, еще 12 апреля Ленин ждал деньги. В дальнейшем Козловский объяснил передачу этих средств возвратом денег, которые Ленин оставил Фюрстенбергу в Стокгольме (они причитались ему из фонда эмиграционного бюро)⁷³⁸.

Но, может быть, Ганецкий успешно прятал переправку денег за фасадом коммерческой фирмы?

Проанализировав телеграммы Ганецкого и его партнеров, перехваченные контрразведывательным отделом Главного управления Генштаба, современный американский историк С. Ляндрес пришел к выводу: «В действительности телеграммы не содержат свидетельств о переводе каких-либо капиталов из Стокгольма в Петроград... Товары направлялись в Петроград, а вырученные за них деньги - в Стокгольм, но никогда эти средства не шли в противоположном направлении»⁷³⁹. Теперь эти телеграммы опубликованы, и в правоте Ляндреса может убедиться любой желающий⁷⁴⁰.

Суменсон получала товар как от фирмы «Кликслянд», так и от фирмы Фюрстенберга-Гельфанда, распределяла его между перекупщиками, получала деньги за проданный товар и отсылала их хозяевам фирмы.

Деньги от Суменсон к Фюрстенбергу шли через отделения «Ниа Банкен» в Копенгагене и Стокгольме, который тоже оказался под подозрением из-за левых взглядов его директора Улофа Ашберга. Нужно иметь в виду, что «Ниа банкен» просто предоставлял счета и был банком нейтральной страны. Он имел дела и с Германией, и с Россией, в 1916 г. при его посредничестве было заключено соглашение об американском кредите для России в 50 млн долларов⁷⁴¹.

Значит ли всё это, что с помощью торговли Ганецкого вообще нельзя было помогать большевикам в Петрограде? Нет, не значит. Но масштаб этой помощи не может превышать общий доход от продаж минус средства, переведенные в Стокгольм, минус средства, оставшиеся на счетах Ганецкого (Фюрстенберга) и его финансового агента в Петрограде Суменсон.

Номинальная стоимость товара 2 млн рублей. Вот они, большевистские миллионы! Но нет. Всего Суменсон выручила 850021 рубль. 676336 руб. 13 коп. она отправила двоюродному брату в Стокгольм, но из-за июньского запрета на перевод денег за границу на счету у Сумен-сон оставалось для Ганецкого 120182 рубля⁷⁴².

За вычетом легальных расходов баланс фирмы Фюрстенберга в России почти сходится. Но есть одна неясная статья - разным лицам выплачено 65 847 руб. Кто эти лица?

Во-первых, Мечислав Козловский, который в качестве юриста получал высокие гонорары от Ганецкого. Козловскому и его жене Марии было выплачено через Суменсон 13200 рублей⁷⁴³.

Остаток на счетах Козловского на момент ареста составил 12200 рублей (2800 в Азовско-Донском и 9400 в Сибирском банках)⁷⁴⁴.

Азовско-Донской банк предоставил следствию данные о счете Козловского. На нем содержалось 12299 рублей самого Козловского и 52074 рублей, поступившие от Розенблита, коммерческого партнера Фюрстенберга, и принадлежавшие последнему. Фюрстенберг уплатил Козловскому через Суменсон и из средств, поступивших от Розенблита 20623 рубля (еще 2800 рублей на его счету было к началу года). Так что всего лично Козловский получил от Фюрстенберга 23424 рубля⁷⁴⁵.

Всего со счетов Козловского было всего списано 61573 рубля. Куда они пошли? 24 мая он списал со счета 41850 рублей, которые, как он объяснил, были переданы Ганецкому, который на короткое время прибыл в Петроград. Остальные выплаты Козловского по распоряжению Ганецкого составили 19723 рубля⁷⁴⁶. Деньги, полученные от Козловского, Ганецкий положил на счет Суменсон, оставив себе всего три тысячи рублей⁷⁴⁷. Потенциально оставленные на счете средства могли использоваться на политические нужды в дальнейшем. Но этого не случилось, так как в июле операции с этими деньгами были заморожены.

Приличные по размерам гонорары Козловского могли быть формой «отмыва» и передаваться на политические цели. Козловский имел право брать деньги Фюрстенберга у Суменсон по первому требованию и при этом, как утверждала Евгения, делами фирмы не занимался «настолько, чтобы быть в курсе их; никогда также он не вчинял по моим делам исков в русских судебных учреждениях, советовалась я с ним по делам всего два раза»⁷⁴⁸. Получается, что Ганецкий платил Козловскому десятки тысяч рублей практически ни за что (сама Суменсон получала около тысячи рублей в месяц). Невольно возникает подозрение, что Козловский получал эти деньги не для себя.

Во-вторых, 50 тыс. руб. с санкции Ганецкого были 10 марта 1917 г. взяты для передачи американскому вице-консулу А. Рейлли, ненадолго приезжавшему в Россию⁷⁴⁹. Похоже, таким образом Ганецкий просто получил деньги по оказии. С 10 марта нет признаков передачи денег посторонним лицам через Суменсон.

Так что от Ганецкого могли приходить только очень скромные суммы «на политику». Из всей этой бухгалтерии видно, что Ганецкий и Козловский, связанные тесными доверительными отношениями, не доверяли Суменсон ничего нелегального и не посвящали ее ни в какую политическую деятельность. В свою очередь Козловский мог передать «на сторону» чуть более 30 тысяч рублей (потраченные Козловским собственные средства плюс выплаты по распоряжению Ганецкого). В действительности потенциальный политический капитал Ганецкого -Козловского был еще меньше. Ведь что-то Мечислав определённо тратил на собственные нужды.

Торговля Ганецкого шла со скрипом, и это его волновало - что вряд ли имело бы место, если бы он просто отмывал деньги. В июне 1916 г. он писал Суменсон: «Повторяю, самым главным вопросом для меня является получение денег, в противном случае вся торговля должна будет приостановиться, так как, не имея денег, я не в состоянии закупать»⁷⁵⁰. Конечно, конспирологи могут решить, что деньги Ганецкому остро нужны для Ленина, но это уж очень сложная схема передачи немецких денег из Германии в Швейцарию через Петроград, то есть прямо под носом у царской охранки. К тому же положение с деньгами в 1916 г. у Ленина так и оставалось тяжёлым. Так что деньги были нужны Ганецкому на закупку товара. В начале 1917 г. Ганецкий и Суменсон разочаровались друг в друге и взяли курс на сворачивание дела. В июне фирма фактически остановила свою деятельность, тем более, что из-за закона 14 июня Суменсон уже не могла пересылать прибыль фирмы за границу.

То, что Ганецкий оставил в России около 160 тыс. рублей без надежды продолжить деятельность фирмы, наводит на мысль, что он планировал использовать деньги как-то иначе. Но сделать это Ганецкий не успел.

При этом Ганецкий получал деньги от большевиков на издание в Стокгольме интернационалистического бюллетеня. Левый социал-демократ Б. Веселовский в мае передал ему по поручению секретаря «Правды» 4500 рублей, из которых он взял 3000, а 1500 поручил внести на счет Суменсон⁷⁵¹. Это также говорит в пользу того, что Ганецкий не мог быть особенно щедр в отношениях с большевиками.

3 июня журналист Давид Заславский, будущий сотрудник «Известий» и «Правды», гонитель Шостаковича и Пастернака, написал в газете «День» о связях большевиков с немцами, в том числе и о Ганец-ком как источнике финансирования большевиков. Вопрос обсуждался на ЦК большевиков с 10 июня, и было решено объявить статью Заславского клеветой (что и было сделано Ганецким и Радеком в «Правде» 22 июня). Однако в дальнейшем была создана партийная комиссия по этому вопросу, которая дополнительно разобрала вопрос и оправдала Ганецкого⁷⁵².

После июльских событий Евгения Суменсон была схвачена, избита и препровождена в заключение как опасная преступница. Начальник контрразведки Петроградского военного округа Б. В. Никитин утверждал: «Я сейчас же послал в банк Александрова с финансовым экспертом. Они выяснили, что Суменсон за последние месяцы сняла в одном этом банке (Сибирском. - А. Ш.) 800 тыс. руб., а на ее текущем счету еще оставалось 180 тыс. руб. В Сибирский банк, как то расследовал Александров уже после восстания, деньги переводил из Стокгольма, через Ниа банк, Фюрстенберг (Ганецкий). Очень важно заметить, что от этих переводов денег и их получения Суменсон никак не могла бы отказаться, даже если обыск у нее не дал бы никаких результатов: банковские книги и расписки Суменсон давали нам в этом полную гарантию... Чтобы не возвращаться больше к Суменсон, должен обратить внимание, что, арестованная во время июльского восстания, она во всем и сразу чистосердечно призналась допрашивавшим ее в моем присутствии начальнику контрразведки и Каропачинскому. Она показала, что имела приказание от Ганецкого выдавать Козловскому, бывшему в то время членом ЦК партии большевиков, какие бы суммы он ни потребовал, и притом без всякой расписки. Из предъявленных чековых книжек явствовало, что некоторые из таких единовременных выдач без расписки доходили до ста тысяч рублей... Но было особенно характерно, что Суменсон даже и не пыталась прятаться за коммерческий код и сразу и просто призналась, что никакого аптекарского склада у нее не было и никакой торговлей она не занималась»⁷⁵³. Кроме того, что Козловский имел право получать деньги (хотя и здесь масштаб преувеличен на порядок), всё это - чистейшая фантазия. Решившись откровенно лгать, Никитин в своей книге 1937 года исходил из того, что при его жизни (он скончался в 1943 году в Париже) материалы следствия вряд ли могут быть опубликованы.

В действительности Суменсон своей вины не признала⁷⁵⁴ и весьма аргументировано, с документами и цифрами в руках доказывала, что занималась исключительно коммерцией и выполняла поручения Ганецкого, не вникая в политическую сторону его жизни, и аккуратно пересылала сотни тысяч рублей в Стокгольм, а не снимала их со счетов в Петрограде. Обо всех этих поручениях, а также об организации торговли, включая, конечно, и наличие складов, она подробно рассказывала, и ничего предосудительного в ее действиях следствие не обнаружило, что бы потом ни фантазировал в эмиграции Никитин.

Когда следователь спросил у Суменсон, «была ли торговля Як. Фюр-стенберга фиктивной и не присылал ли он под видом медикаментов пустые ящики или иного малоценного груза», это вызвало у нее недоумение: «Самый вопрос столь странный, такой же, как если бы меня спросили, жива ли я и существую я или нет, так как ни малейшего подозрения в фиктивности в данном случае быть не может. Это наглядно устанавливается тем, что каждая отправка вскрывается и проверяется в таможне...»⁷⁵⁵

•kifk

Поскольку информации о связях собственно Ленина с немцами маловато, а нужно заполнять книги многочисленными «фактами», то авторы современных сочинений на эту тему посвящают немало места рассказам о самых разных аферистах, кормившихся от немцев. Вот агент Львов в 1915 г. обещает взорвать мост через Волгу и поднять восстание⁷⁵⁶. Деньги-то горазд получать. А где диверсии, где восстания? Аферист на аферисте. Но при чем здесь Ленин? Расследователи не приводят документов с его обещаниями кайзеру что-нибудь взорвать.

Немцы финансировали эстонского националиста Александра Кескю-лу. Обличители Ленина поэтому пытаются придать Кескюле фантастическое влияние на политику большевиков. Якобы он даже, «финансово подпитывая Ленина», в 1915 г. изменил его точку зрения. В чем же это изменение? Если сначала Ильич мечтал о мировой революции, то теперь он стал выступать за то, чтобы «вначале надо победить Россию»⁷⁵⁷. Так «интерпретирует» Ленина Э. Хереш. Но где у лидера больщевиков она вычитала такую сенсационную мысль, Хереш не поясняет.

При этом Антанта также не стояла в стороне от дела пропаганды. По инициативе французского депутата Альбера Тома была создана межсоюзническая комиссия по пропаганде с бюджетом более миллиона рублей⁷⁵⁸. Одной из ее задач было распространение компромата против большевиков. К этой работе подключились и французские спецслужбы (у британских была другая специализация, они распространяли слухи, компрометирующие Чернова⁷⁵⁹). Французский военный атташе в Швеции Л. Тома доложил в военное министерство Франции: «Русское Временное правительство желало бы найти, что группа большевиков из окружения Ленина получает немецкие деньги... Г. Альбер Тома проездом через Стокгольм дал мне указание доказать в интересах Временного русского правительства, что группа большевиков из окружения Ленина получает немецкие деньги»⁷⁶⁰. Итак, ответ был известен заранее, работа закипела, французы собрали самые общие материалы о коммерции Ганецкого (в которой, собственно, и не было секрета) и отправили ее в Петроград как доказательство немецкого следа к большевистской кассе.

Это была халтурная работа. Французские собиратели компромата не заметили, что у них под носом небольшую финансовую помощь большевикам предоставил в долг швейцарский социал-демократ Карл Моор, действительно связанный с военным атташе Германии. Но въехать с деньгами в Россию он не смог, поэтому 32 837 долларов достались Заграничному бюро РСДРП(б), которое занималось пацифистской пропагандой - как против Антанты, так и против Четверного союза, участвовало в подготовке социалистического конгресса. Так что на свержение российского Временного правительства эти деньги не пошли⁷⁶¹. Ленин выступил за строжайшую проверку источника денег Моора, и в итоге 24 сентября ЦК большевиков отказался от сотрудничества с ним. Однако деньги уже были выплачены. Потрачена из них оказалась только часть. После победы большевиков и краха Германии Моор поставил вопрос о возвращении ему этой ссуды, и она была возвращена⁷⁶².

В любом случае, явным преувеличением являются неофициальные заявления германских чиновников и социал-демократов, сделанные в 1921 г., о том, что большевики получили от Германии 50-60 млн марок⁷⁶³. Весь бюджет, выделенный на германскую пропаганду в стане Антанты, был меньше - 40 580 977 марок⁷⁶⁴.

В середине 1917-го общение с социал-демократами Германии не считалось в России чем-то особенно предосудительным. В мае - августе 1917 г. социал-демократы воюющих стран готовили в Стокгольме конференцию социалистов, которая могла бы стать мостом между воюющими блоками и способствовать заключению мира. В рамках этих консультаций Парвус встречался 13-14 июля с представителями меньшевиков и эсеров Смирновым и Русановым⁷⁶⁵.

Наконец, большевики после прихода к власти не отказали себе в удовольствии указать на то, что их соперники-социалисты ворочали многомиллионными суммами, в получении которых сами обвиняли большевиков. После национализации банков на счетах Керенского было обнаружено 1 174 754 руб. 62 копейки⁷⁶⁶. Это не значит, что Александр Федорович был коррупционером. Это доказывает лишь, что через его руки шли финансовые потоки, что вполне естественно для политического лидера в буржуазном государстве. Размеры этих потоков были куда больше, чем у большевиков. Но в пылу политической борьбы в октябре 1917 г. Керенский просто забыл об этих деньгах и не предпринял попытки снять эти средства. Дело в том, что исход борьбы определялся не деньгами, а соотношением идей и социальных интересов широких масс.

На что нужны деньги?

Можно согласиться с Г. Л. Соболевым в том, что «прямых улик в получении большевиками «немецких денег» через торговую фирму Парвуса-Ганецкого не удалось обнаружить ни французской разведке, ни следственной комиссии»⁷⁶⁷. Прямых улик нет. Это, однако, не значит, что совсем отсутствуют улики косвенные.

Прежде всего, встает вопрос о средствах, на которые 15 мая была куплена типография «Правды». Типография стоила 225 тыс. рублей⁷⁶⁸, но для ее наладки пришлось купить в рассрочку еще ротационную машину, только на установку которой было потрачено 15 тысяч⁷⁶⁹. Были и другие траты на наладку типографии.

В мае «Правда» приносила доход около 25 тыс. рублей⁷⁷⁰, в июне -около 30 тыс. рублей⁷⁷¹. Этого было явно недостаточно даже на покупку более дешевой типографии в 150 тыс. рублей (но эта возможность сорвалась). Было решено прибегнуть к сбору пожертвований специально на типографию.

У «Правды» уже был опыт такого рода. В марте был создан «Железный фонд» газеты на случай каких-то внезапных проблем. Сразу после Февральского переворота народ был полон энтузиазма в отношении революционных партий и газет, и до конца месяца в «Железный фонд» «Правды» удалось собрать 14988 руб. 29 копеек. В день удавалось собирать от 103 до 1133 рублей, в среднем - около 600 рублей⁷⁷². К 12 апреля было собрано 25450 руб. 34 коп.⁷⁷³ То есть в первой половине апреля в среднем собирали побольше, но все же менее 800 рублей в день.

И вдруг случилось чудо - 13 апреля «Правда» бросила клич, начала сбор денег на типографию, и рабочие скинулись, собрав по данным «Правды» к 29 мая только на типографию (не считая «Железного фонда») 136694 руб. 65 коп. Всего было собрано согласно данным «Правды» (после исправления найденных следствием арифметических ошибок) 150352 рубля в фонд типографии и 31002 рубля 16 коп. в «Железный фонд⁷⁷⁴. Это за полтора месяца. Но сборы второй половины мая шли уже не на покупку типографии, а на иные связанные с ней нужды (в частности, нужно было выплачивать деньги за дорогой ротатор, купленный для типографии позднее).

А. Гертик, заведующий хозяйственной частью Товарищества «Рабочей печати», которое занималось изданием «Правды», рассказывал, что 75 тыс. на типографию собрали буквально за пять дней, а потом еще 65 тысяч⁷⁷⁵.

Получается, что в апреле - первой половине мая спонсоры «Правды» собирали по несколько тысяч рублей в день. Такой скачок щедрости жертвователей трудно объяснить в рамках версии «всё собрали рабочие». В апреле-мае партия большевиков не была самой популярной в рабочей среде даже в Петрограде. Ситуация сравнима с периодом падения влияния партии в июле - начале августа. Но тогда за две недели на газету «Рабочий и солдат» около 100 тысяч рабочих собрали несколько более 20 тысяч рублей⁷⁷⁶. Увеличивая в полтора раза, получаем несколько более 30 тысяч. Получается, что в среднем рабочий готов был жертвовать копеек по 20. И это с учетом инфляции в мае-августе, да ещё в ситуации, когда партия уже выстроила организационную структуру (июльские события не разрушили её).

С чего это так расщедрились рабочие, что многократно перекрыли сборы сторонников большевиков в марте - начале апреля и после июльских событий? Или расщедрились не только рабочие?

Проверить бухгалтерию «Правды» было не так просто, и не по вине большевиков. Арестованный в июле 1917 г. заведующий издательством «Правды» К. М. Шведчиков предлагал следователям проверить его слова по конторским книгам, уже зная, что враги большевиков сделали всё, чтобы затруднить себе работу: «Считаю необходимым указать, что при обыске конторы, который был произведен ночью, были взломаны замки у столов, переломаны самые ящики в столах и все находившиеся в них документы были выброшены в общую кучу на пол»⁷⁷⁷. Но все же следовало держаться цифр, которые нельзя опровергнуть пусть и перепутанными, но все же имеющимися у следствия конторскими бумагами.

По расчетам Гертика, на типографию ушло 140-150 тыс. особого типографского сбора и 30-40 тыс. рублей, собранных в «Железный фонд», имевшиеся авансы, а также около 20 тыс., предоставленных Чермовским. Казалось бы, зачем офицер Чермовский жертвовал своими накоплениями, ведь Гертик подтвердил - после покупки типографии осталось еще несколько десятков тысяч денег⁷⁷⁸. Однако, баланс не сходится. Потрачено было от 190 тыс. (140+30+20 тыс.) до несколько более 210 тыс. (150+40+20 тыс. + часть авансов) рублей, а требовалось не менее 240 тыс. рублей. Обнаруживается нехватка около 30 тыс. рублей. Возможно, эти 30 тысяч появились вскоре после покупки типографии, потому что к 15 мая приходилось скрести по сусекам, а вскоре после покупки появились лишние деньги.

Следствие провело экспертизу бюджета «Правды». Прибыль за март-июнь была оценена в 74 417 рублей. Счета фондов составили 196087 руб. 92 копейки⁷⁷⁹. У «Правды» были обнаружены еще пожертвования на 166677 руб. 7 коп., в том числе от Чермовского не 20000, а 15530 рублей, от других лиц 56684 руб. 45 коп. Из этих 166 тысяч на типографию потратили 66155 руб. 9 коп.⁷⁸⁰, а 57022 руб. оставили в банке (при проверке возникла версия, что это мог быть случайный перевод)⁷⁸¹. Откуда взялись лишние 66 тысяч, осталось не вполне ясным - ведь пожертвования и так собирали с большим трудом в два фонда. Вероятно, это как раз авансы, за которые потом предстояло рассчитываться.

Н. Чермовский был одним из руководителей типографии после ее приобретения «Правдой»⁷⁸² (как член команды он мог просто внести деньги, предоставленные кем-то, пожелавшим остаться инкогнито, а мог и предоставить газете собственные накопления).

Получается, что «Правда» вложила в покупку 66155 рублей, что было ей по карману, а также деньги фондов, собранные к середине мая (меньше, чем 190 тысяч, так как деньги продолжали собирать и после мая) - около 170 тысяч.

Если бы не было других трат, то этого могло почти хватить. Но доходы и пожертвования тратились не только на покупку самой типографии. Из этих сумм купили автомобиль за 6850 рублей⁷⁸³. Уплатили за помещение 3500 рублей. На обслуживание типографии уходило около 25 тысяч, которые полностью не окупались. Купили бумаги на 40 тысяч⁷⁸⁴. Бумага могла окупиться уже в июне, но все равно получается, что после покупки типографии были свободные деньги.

Таким образом, можно утверждать, что у большевиков были спонсоры за пределами рабочего класса, но размеры их помощи составили всего несколько десятков тысяч рублей, что не играло существенной роли в успехах ленинцев - обороты «Правды» и ЦК РСДРП(б) были больше. Эти спонсоры были готовы одолжить большевикам недостающие им средства для налаживания более прибыльного и широкомасштабного издательства, чем «Правда» и «Прибой» весны 1917 года. Однако усилия, предпринятые в этом направлении в мае - июле 1917 г., закончились разгромом «Правды» 5 июля и дали довольно скромные результаты.

У большевиков действительно возник в первой половине мая 1917 г. дефицит в несколько десятков тысяч рублей (около 30 тыс.), который им нужно было быстро покрыть (хотя бы в долг). Этот дефицит был покрыт, но сама история с покупкой типографии оказалась малозначимым эпизодом, так как июльское поражение обнулило результаты этих усилий.

Среди этих спонсоров, очевидно, был Ганецкий и вероятно - его партнер Козловский (хотя они были не единственными источниками относительно крупных сумм более тысячи рублей, если вспомнить о взносе Чермовского). Разгром «Правды» 5 июля стал форс-мажорным обстоятельством, который позволил большевикам несколько месяцев не возвращать долги (а после октября 1917-го это стало неважно).

Роль Ганецкого и Козловского представляется важной не сама по себе (тем более, что их вклад в дело победы большевиков в любом случае скромен), а из-за их связи с Парвусом. Однако из сказанного выше следует, что они могли передавать большевикам не деньги Парвуса, а деньги, которые де-юре были заработаны ими лично.

Даже если Козловский направил деньги на покупку типографии, это еще не означает, что он просто спонсировал большевиков. Речь могла идти о совместном проекте большевиков и польских социал-демократов. Характерно, что юристом при покупке типографии выступал сам Козловский, а на этой типографии потом свои материалы печатали также польские социал-демократы⁷⁸⁵. Так что если со стороны Ганецкого и Козловского пришли деньги, они шли на общие нужны двух близких друг к другу партий, типография покупалась как бы вскладчину.

Было ли это согласовано с Парвусом-Гельфандом? Учитывая, что он активно, но безуспешно добивался контакта с Лениным⁷⁸⁶, его согласие «взять в дело» близкого большевикам человека можно рассматривать как попытку наладить мостик к Ленину. Попытка не удалась, но Парвус уже инвестировал деньги и забрать их назад не мог. Он просто перестал помогать Ганецкому дальше. Тот пытался некоторое время держаться на плаву, но его коммерция пошла на дно. В июне, как нам уже известно, Заславский обвинил Ганецкого в связях с Парвусом, о нем заговорили как о посреднике между немцами и большевиками. В РСДРП(б) была создана специальная комиссия, занимавшаяся «делом Ганецкого» и по сути - его защитой от нападок. В этих условиях его негласная финансовая помощь партии была уже вряд ли возможна.

Так что если большевики и получили средства от Ганецкого и Козловского, то это было возможно в пределах тридцати тысяч рублей, и только весной 1917 года. Если «Правда» получила деньги, то их предоставил не «немецкий Генштаб», а лично Ганецкий, управляющий скандинавской фирмой, и их корректнее называть не «немецкими деньгами», а «деньгами Ганецкого».

Очевидно, что «деньги Ганецкого» никоим образом не могли привести к влиянию Германии на политический курс большевиков. К германскому империализму Ленин относился с той же враждебностью, как и к российскому.

В целом сумма около 30 тыс. рублей составляла незначительную долю в финансировании большевиков. При этом на своих работников большевики тратились скромно. По данным слежки, например, Каменев «живет очень бедно; средств никаких не имеет»⁷⁸⁷. На жалованье работникам ЦК официально было потрачено в апреле-августе всего 10 135 рублей. Еще на орграсходы и канцелярские товары ушло 18 922 рубля. Отчисления от взносов местных организаций - 4104 рублей - даже для этого не хватало, так что и ЦК собирал пожертвования - 50 644 рубля⁷⁸⁸.

Если большевики на пару с польскими социал-демократами действительно получили со стороны Ганецкого около 30 тыс. руб., то можно ли считать эти деньги «немецкими»? Фирма Ганецкого оказалась убыточной и в июне 1917 г. шла к банкротству. Учитывая, что расчетная прибыль составляла 2 млн. руб., реальная - 800 тыс., то несколько десятков тысяч в этом балансе не играли роли. Ганецкий мог свободно вынуть их из кассы, а пострадал от банкротства Парвус, ссудивший деньги на этот бизнес-проект. В дальнейшем Ганецкий мог бы пустить на политические нужды остаток средств фирмы - около 160 тысяч рублей. Но он этого не сделал, и нет доказательств, что он планировал предоставить большевикам такую «кислородную подушку».

Типография так и не успела приступить к выпуску в свет «Правды». Месяц ушел на переоборудование типографии под печатание газеты. В это время газета печатала листовки и брошюры для издательства «Прибой» (в том числе работы Ленина). Затем, так и не приступив к изданию «Правды», стали готовить выпуск «Солдатской правды», но до 5 июля успели выпустить только листок⁷⁸⁹. Типография работала с дефицитом, возможно - в десятки тысяч рублей⁷⁹⁰. К моменту закрытия типографии в июле проект не окупился.

Не покупка типографии обеспечила популярность большевиков и «Правды», а содержание их пропаганды.

В стране шла предвыборная кампания. Это требовало больших затрат на печатание газет, листовок и плакатов. В начале весны вперед вырвались партии меньшевиков и эсеров, которые могли пользоваться возможностями Совета бесплатно. Эсеры имели шансы опереться на финансовые возможности кооперативного движения. Кадетов финансировал бизнес.

После июля 1917 г. большевики уже не могли получать финансовой поддержки через Ганецкого, но и без этого сумели восстановить и тиражи, и массовую поддержку. К тому же не будем забывать, что в России тогда далеко не все жители читали газеты и даже не все сторонники большевиков были грамотны. Согласимся с В. Г. Сироткиным, что нельзя преувеличивать «роль антивоенной продукции, в частности «Окопной правды» и других пробольшевистских изданий, в их воздействии на фронтовые войска, где только четыре процента солдат имели “навык самостоятельного литературного чтения”»⁷⁹¹. Большевики агитировали на улицах и на съездах, которых во время революции было множество. Поскольку у правительства не было телевидения, противостоять большевистской агитации было тяжело, даже если бы у РСДРП(б) не было больших тиражей газет.

Для обывательского сознания непостижимо, что кроме денег могло обеспечить победу радикальной левой партии. Но причина роста влияния большевиков лежит в другой плоскости. Экономический кризис, ухудшавший и без того тяжелое положение трудящихся, продолжал углубляться, и Временное правительство ничего не могло с этим поделать. Это порождало массовое отчаяние, стремление вырваться из сложившегося положения одним скачком, нереальные ожидания и в итоге - стремление к быстрым и решительным мерам, качественно изменяющим общество. Большевики стали силой, которая взяла на себя консолидацию радикально настроенных солдатских и рабочих масс. Эта политическая ниша обеспечивала большевикам рост влияния в условиях углублявшегося кризиса, позволила сохранять силы даже после тяжелого июльского поражения.

Враг государства

Ленин был врагом российского государства. Это верно. Он был врагом любого государства, существовавшего в середине 1917 года. А еще он стал государственным деятелем и основателем нового государства.

После поражения июльского выступления скрывавшийся в Разливе Ленин выступил за снятие лозунга «Вся власть Советам!», поскольку «данные Советы» не способны эту власть взять. «Лозунг перехода власти к Советам звучал бы теперь как донкихотство или как насмешка. Этот лозунг, объективно, был бы обманом народа, внушением ему иллюзии, будто Советам и теперь достаточно пожелать взять власть или постановить это для получения власти, будто в Совете находятся еще партии, не запятнавшие сябя пособничеством палачам, будто можно бывшее сделать небывшим»⁷⁹². Теперь ставку следовало делать не на Советы, а на любые революционные, то есть идущие за большевиками общественные организации. Но какого-то емкого лозунга взамен «Вся власть Советам!» Ленин не дал, и это ослабляло его позиции.

13-14 июля идея Ленина обсуждалась на совещании ЦК, Петербургского и Московских бюро и комитетов партии. Большинство выступило против снятия лозунга «Вся власть Советам!». Большевикам было трудно поддержать столь решительный поворот - ведь идея передачи власти Советам была основой политической стратегии большевиков. Если отказаться от этого требования, то что же останется? Брать власть в руки партии непосредственно? Это бланкизм, диктатура меньшинства пролетариата (большевики отождествляли себя с пролетариатом, но понимали все же, что за ними не идет этот класс целиком). Такая диктатура может столкнуться с сопротивлением большинства населения и вскоре погибнуть. А между тем на Урале и в небольших городах Центрального промышленного района большинство в Советах стало переходить к большевикам.

26 июля - 3 августа в Петрограде полулегально прошел VI съезд РСДРП (как официально называлась партия большевиков). На этом съезде партию большевиков пополнили межрайонцы, а Н. И. Бухарин с трибуны съезда призывал меньшевиков-интернационалистов к сотрудничеству в борьбе с оборонцами. Несмотря на поражение, большевики считали себя консолидирующим центром левого фланга политического спектра, вождями революции.

С политическим докладом выступил Сталин. После тяжелого удара, который получила партия, докладчик искал поводы для оптимизма: «Но подземные силы революции не дремлют: поскольку война продолжается, поскольку продолжается разруха, никакие репрессии, никакие казни, никакие московские совещания не спасут правительство от новых взрывов»⁷⁹³. Эти взрывы в ближайшем будущем «откроют эру социалистической революции на Западе»⁷⁹⁴. Сталин заявил, что и революция в России «стала принимать характер социалистической, рабочей революции»⁷⁹⁵.

В. Володарский не согласился со Сталиным: «Эта революция является переходной к социалистической, но это - не социалистическая революция, при которой мы теряем наших союзников и боремся одни»⁷⁹⁶. За этим теоретическим вопросом стояла тактическая проблема - как наладить связи с непролетарскими массами. Иного средства, кроме Советов, для этого под рукой не было. Но как раз лозунг «Вся власть Советам!» под влиянием Ленина Сталин предложил снять.

Теперь власти нет не только у Советов, но по сути и у Временного правительства, в стране по мнению ЦК большевиков установилась буржуазная диктатура, так что мирные средства исчерпали себя. «Что такое Временное правительство? Это - кукла, это - жалкая ширма, за которой стоят кадеты, военная клика и союзный капитал - три опоры контрреволюции»⁷⁹⁷. Характерно, что в глазах кадетов и Корнилова правительство было ширмой социалистов-пораженцев. В условиях политической поляризации радикалы с двух сторон стремились к прямой схватке, не останавливаясь перед гражданской войной, но прямо об этом ни Сталин, ни резолюция съезда не упомянули.

От имени ЦК Сталин предложил изменение стратегии партии, запланированное Лениным: «Я хотел бы разъяснить одно место в резолюции: до 3 июля была возможна мирная победа, мирный переход власти к Советам. Если бы съезд Советов решил взять власть в свои руки, кадеты, я полагаю, не осмелились бы выступить открыто против Советов, ибо такое выступление было бы обречено заранее на гибель. Но теперь, после того, как контрреволюция организовалась и укрепилась, говорить, что Советы могут мирным путем взять власть в свои руки, - значит говорить впустую. Мирный период революции кончился, наступил период немирный, период схваток и взрывов»⁷⁹⁸. Сталин выражается осторожно, не говорит прямо о восстании. Но лозунг «Вся власть Советам!» теперь неуместен.

Предложение отказаться от проверенного лозунга вызвало серьезные возражения. Так, Е. А. Преображенский настаивал: «Роль Советов еще не кончена. Их состав может измениться»⁷⁹⁹. К. К. Юренев вообще обвинил Сталина в пессимизме. Да, мирный период революции кончился, но лозунг «Вся власть Советам!» может быть и лозунгом «бурного периода» - все равно Сталин (можно было сказать - и

Ленин) ничего лучше не предложил. Если ставить только на партию, то она быстро окажется в изоляции. «Вне передачи власти Советам выхода нет»⁸⁰⁰.

Таким образом линия Ленина - Сталина столкнулась с фронтом как старых, так и новых большевиков из вчерашних межрайонцев. Сталин не был готов к этому противостоянию, тем более, что они с Лениным действительно не приготовили ясного нового лозунга.

Отвечая на возражения, Сталин уже разъяснял, что он «не выступал против Советов как формы организации рабочего класса», но дело не в форме. Может быть будут другие формы, революционный комитет например. «Если мы предлагаем снять лозунг «Вся власть Советам!», отсюда еще не вытекает «Долой Советы!». Но «сила уже не в Советах»⁸⁰¹. Скоро покажется, что Сталин ошибался, партия будет выступать за «власть Советов», но «сила» для коммунистов и дальше будет уже не в Советах, а в партийной организации. В. М. Молотов поддержал тему поворота в политике большевиков: «В изменении мирного характера революции и есть переломный момент. Власть можно получить только силой»⁸⁰².

Ссылаясь на Ленина, Сталин настаивал, что старый лозунг к власти большевиков не приведет, а «вопрос стоит не об организации власти, а об её свержении, а когда мы получим власть в свои руки, сорганизовать её мы сумеем»⁸⁰³.

После дискуссии сошлись на негативном лозунге «полная ликвидация диктатуры контрреволюционной буржуазии». За пределами партии большевиков это выглядело не очень убедительно - ведь правительство после июльских дней даже несколько полевело. Но большевики были теперь настроены на бескомпромиссное обличение властей. Однако, на что теперь опираться, если не на Советы? Под влиянием делегатов съезда резолюция возвратила партию все к тем же Советам - во главе списка других полезных делу организаций: партия должна «отстаивать против контрреволюционных покушений все массовые организации (Советы, фабрично-заводские комитеты, солдатские и крестьянские комитеты) и в первую голову Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов», продолжать бороться за влияние в них. Так что линия большевиков менялась не сильно. Резолюция также поставила задачу «взятия государственной власти» в руки революционных классов, но как это сделать - разъяснять не стала⁸⁰⁴.

Позиция съезда формировалась под воздействием настроений провинции, на которую июльское поражение не произвело такого упаднического впечатления, как на партийный центр.

Впрочем, и Ленин надеялся, что в ходе нового этапа революции (он писал даже о новой революции) возникнут новые Советы, «но не теперешние Советы, не органы соглашательства с буржуазией, а органы революционной борьбы с ней. Что мы и тогда будем за построение всего государства по типу Советов, это так... Начинается новый цикл, в который входят не старые классы, не старые партии, не старые Советы, а обновленные огнем борьбы, закаленные, обученные, пересозданные»⁸⁰⁵.

В это время Ильич излагал свое социально-политическое кредо в работе «Государство и революция». Она проникнута идеей власти Советов. Ленин не отказался от самой идеи советской республики. Просто для ее осуществления нужны другие Советы.

Отталкиваясь от текстов К. Маркса и Ф. Энгельса, Ленин формулирует свой государственный идеал так: «Демократия, проведенная с такой наибольшей полнотой и последовательностью, с какой это вообще мыслимо, превращается из буржуазной демократии в пролетарскую, из государства (= особая сила для подавления определенного класса) в нечто такое, что уже не есть собственно государство»⁸⁰⁶.

Такая прямая демократия означала бы передачу власти непосредственно органам самоуправления рабочих и крестьян, полную ликвидацию бюрократической надстройки: «Полная выборность, сменяемость в любое время всех без изъятия должностных лиц, сведение их жалования к обычной заработной плате рабочего», эти простые и «само собою понятные» демократические мероприятия, объединяя вполне интересы рабочих и большинства крестьян, служат в то же время мостиком, ведущим от капитализма к социализму»⁸⁰⁷. Ленин считал, что это будет уже «не государство чиновников, а государство вооруженных рабочих»⁸⁰⁸. Это похоже на анархизм. Но есть существенная разница: «Маркс сходится с Прудоном в том, что оба они стоят «за разбитие» государственной машины. Этого сходства марксизма с анархизмом (и с Прудоном, и с Бакуниным) ни оппортунисты, ни каутскианцы не хотят видеть, ибо они отошли от марксизма в этом пункте.

Маркс расходится и с Прудоном и с Бакуниным как раз по вопросу о федерализме (не говоря уже о диктатуре пролетариата). Из мелкобуржуазных воззрений анархизма федерализм вытекает принципиально. Маркс - централист»⁸⁰⁹. Характерно, что, когда Бухарин указал на производственно-технический централизм как основное отличие марксизма от анархизма, Ленин в 1916 г. счел эту мысль «неверной, неполной»⁸¹⁰. Марксистская программа отличается от анархистской центризмом, который должен быть не только производственно-техническим, но социально-экономическим, и при этом не государственно-принудительным, а добровольным объединением, «слиянием» коммун⁸¹¹.

Ленин четко разъяснил, когда, по его мнению, государство, контролирующее все стороны жизни общества, должно «отмереть»: «Государство сможет отмереть полностью тогда, когда общество осуществит правило: «каждый по способностям, каждому по потребностям»...⁸¹² Правда, этот коммунистический принцип, по мнению Ильича, достижим в обозримой перспективе (но если нет - придется подождать и со свободой, и с «отмиранием» авторитарности).

Сам Ленин считал, что поскольку в структуры советского государства будут вовлечены миллионы простых людей, то оно будет донельзя демократическим. Но на долю масс в его системе выпадает всего лишь контроль за правильным выполнением решений планирующего центра. Контроль организованных в Советы масс над управленцами представляется лидеру большевиков чрезвычайно простым: «Капиталистическая культура создала крупное производство, фабрики, железные дороги, почту, телефоны и прочее, а на этой базе громадное большинство функций старой «государственной власти» так упростилось и может быть сведено к таким простейшим операциям регистрации, записи, проверки, что эти функции станут вполне доступны всем грамотным людям, что эти функции вполне можно будет выполнять за обычную «заработную плату рабочего», что можно (и должно) отнять у этих функций всякую тень чего-либо привилегированного, «начальственного»⁸¹³.

Ленин считал, что именно индустриальное общество способно упростить процесс управления (хотя на практике наблюдалось обратное). Однако индустриальная эпоха с ее высочайшей специализацией создавала наихудшие предпосылки для контроля снизу за процессом управления и в то же время оптимальные условия для отрыва реальной власти от местных, низовых интересов. Это проявляется и в ленинской теории. Ильич вовсе не отказывается от максимального расширения полномочий самого государства, то есть централизованной структуры управления. Он выступает за всеобщее огосударствление экономики, за «строжайший контроль со стороны общества и со стороны государства за мерой труда и мерой потребления»⁸¹⁴. Всевидящее око, тотальный контроль. Поскольку все окажутся вовлечены в этот контроль, то сама функция управления уже не будет делом профессии. Все станут надзирать за правильностью выполнения указаний центра. Сильный управляющий центр должен опираться на «аппарат», состоящий не из чиновничества, а из выборных работающих органов «вроде Советов»⁸¹⁵.

Такое политическое преобразование, по мысли Ленина, полностью преобразит социально-экономические отношения. Собственно, в самом «базисе» все уже готово для социализма: «социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией»⁸¹⁶.

Программу «сегодняшнего дня» Ленин формулировал так: «Экспроприация капиталистов, превращение всех граждан в работников и служащих одного «синдиката», именно: всего государства, и полное подчинение всей работы всего этого синдиката государству действительно демократическому, государству Советов Рабочих и Солдатских Депутатов»⁸¹⁷.

Таким образом, в 1917 г. Ленин стремился к созданию нового государственного образования, в котором вся экономическая структура (включая потребление) будет подчинена управляющему центру, опирающемуся на систему демократических органов, контролирующих управленцев и правильность исполнения стратегических решений правящего центра. Достижения индустриального общества должны были обеспечить быстрое согласование интересов внутри этой системы.

Когда эта надежда не оправдается и интересы трудящихся придут в противоречие с намерениями «центра», большевики установят авторитарную диктатуру, подавляющую выступления масс трудящихся, в том числе рабочих. Анархические одежды спадут с тела радикального марксизма. Нужды управления, которые на практике оказались гораздо сложнее, чем это казалось Ленину первоначально, заставят сохранить и старый (по структуре) бюрократический аппарат. А всеобщее огосударствление экономики приведет даже к его значительному расширению.

Комментируя марксово определение диктатуры пролетариата как государства, представляющего собой «организованный в господствующий класс пролетариат», Ленин писал: «По Марксу, пролетариату нужно лишь отмирающее государство, т.е. устроенное так, чтобы оно немедленно начало отмирать и не могло не отмирать»⁸¹⁸. В этом отношении Ленин потерпел поражение. Созданное им государство не могло не усиливаться, оно не собиралось отмирать и не имело в своем устройстве ничего, что могло бы его заставить отмирать. Но это не значит, что сама задача была нереалистичной. Ведь она ставилась и другими теоретиками социализма, которые предлагали более конкретные механизмы отмирания, встроенные в структуру государства. Прежде всего - расширяющееся самоуправление, вытесняющее бюрократический центр, федерализм, который делает «верхи» непосредственно зависимыми от «низов». Ленин отрицал последовательный федерализм, и потому поставленные в «Государстве и революции» задачи не могли быть реализованы силами большевиков.

Ильич писал: «При переходе от капитализма к коммунизму подавление еще необходимо, но уже подавление меньшинства эксплуататоров большинством эксплуатируемых. Особый аппарат, особая машина для подавления, «государство» еще необходимо, но это уже переходное государство, это уже не государство в собственном смысле, ибо подавление меньшинства эксплуататоров большинством вчерашних наемных рабов - дело настолько сравнительно легкое, простое и естественное, что оно будет стоить гораздо меньше крови, чем подавление восстаний рабов, крепостных, наемных рабочих, что оно обойдется человечеству гораздо дешевле»⁸¹⁹.

Характерно, что Ленин опубликовал свою работу тогда, когда в России уже шла одна из самых кровопролитных гражданских войн в истории страны. Почему лидер большевиков не видел такого очевидного противоречия? Отвечая на этот вопрос, следует помнить, что Ленин мыслил в категориях мировой революции - всемирного столкновения «пролетариата» и «буржуазии», на фоне которого массовое кровопролитие в России оставалось всего лишь эпизодом. Именно запаздыванием мировой революции, которая должна была подкрепить недостаточные культурные и технологические ресурсы России, большевики объясняли как отступление от выполнения своих демократических обещаний (вплоть до полного отказа от них), так и ожесточенность Гражданской войны «из-за вмешательства империалистов». Идея мировой революции была универсальным решением всех теоретических проблем, возникавших в связи с невыполнимостью большевистской программы. Мировая революция должна была сделать невозможное возможным. А пока требовалось стимулировать мировую революцию созданием в России принципиально нового революционного образования - Республики Советов. Ленин считал: «Задача пролетариата России - довести до конца буржуазно-демократическую революцию в России, дабы разжечь социалистическую революцию в Европе»⁸²⁰.

И все же программа «Государства и революции» не была просто утопией. Она определила две стороны большевистского проекта. С одной стороны, резкое увеличение вертикальной мобильности, вовлечение низов в процесс управления. С другой - все более жесткое подчинение общества воле управляющего центра.