Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года

Большевики протягивают руку

Сочувствие Корнилову видных кадетов стало последней каплей для социалистов. 27 августа лидеры эсеров и меньшевиков заявили о недопустимости коалиции с кадетами. 31 августа это решение подтвердили ЦК двух партий. Узнав об этом, Керенский был вынужден на время прекратить переговоры о формировании новой коалиции и 1 сентября объявить о создании Директории - технического правительства без кадетов из пяти членов. В нее вошли А. Ф. Керенский, М. И. Терещенко, правый меньшевик А. М. Никитин и двое военных - военный министр А. И. Верховский и морской - Д. Н. Вердеревский.

В обстановке праздника победы демократии Керенский решил еще немножко предвосхитить волю Учредительного собрания и 1 сентября провозгласил Россию республикой.

Лозунгом дня стало сплочение всех левых сил, включая большевиков. Церетели говорил на заседании Петросовета: «Как ни были велики наши разногласия, Корнилов был встречен сплошной стеной демократии... Принципы единения должны быть сохранены»¹¹³³. Для этого необходимо создать «единый революционный фронт». Этот призыв был услышан большевиками, но вскоре выяснилось, что дальше призывов лидеры умеренных социалистов идти не готовы...

По мнению Г. И. Злоказова, «после корниловщины первоначальные усилия ВЦИК по созданию широкопредставительного революционно-демократического правительства, а также режима парламентской демократической республики имели большие шансы на

успех, ибо зиждились на народной поддержке, и не только со стороны советов, но и других массовых демократических организаций»¹¹³⁴. Приближались выборы в Учредительное собрание, которые могли бы хотя бы на время разрядить напряженную социальную обстановку. В то же время острейший экономический кризис и продолжающаяся война приводили к накоплению социальных элементов, готовых поддержать радикальные призывы к насильственным действиям. Очень многое зависело в этих условиях от позиции политических лидеров.

2 сентября ВЦИК и ИК СКД высказались против участия в правительстве «контрреволюционных» буржуазных (цензовых) элементов. По мнению Чернова, поддержанного ЦК ПСР, важна была готовность представленных в правительстве сил работать «на общей платформе»¹¹³⁵, что исключало участие в нем кадетов. Платформа демократических сил была уже озвучена Чхеидзе.

Еще в ночь на 28 февраля, при формировании Комитета народной борьбы с контрреволюцией Дан предложил после победы над Корниловым собрать совещание демократических сил (подобное Государственному совещанию, но без депутатов Думы, то есть левее), которому до Учредительного собрания будет подотчетно правительство¹¹³⁶.

Под давлением левых эсеров 31 августа фракция ПСР в Петро-совете приняла резолюцию с требованием создать власть из представителей ЦИКов Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов без кадетов. Одновременно фракция поддержала предложение центристов ПСР о временном революционном парламенте на платформе Чхеидзе¹¹³⁷. В это время идеи левых и центристов в ПСР были вполне совместимы, то есть партия стояла предельно близко к правому крылу большевиков и левому крылу меньшевиков. Чернов заострял свои выступления против буржуазии: «Надо отделять интересы промышленников от интересов промышленности»¹¹³⁸. Золотые слова. Только понимание этого пришло поздно.

Отсюда оставался только один шаг до «однородного социалистического» или «однородного демократического» правительства, где доминировали бы левые социалисты.

***

Поскольку наиболее радикальной из крупных организаций, участвовавших в борьбе против Корнилова, были большевики, корниловское выступление свело на нет ослабление их позиций после июльского поражения. Более того, дальнейшее ухудшение экономической ситуации и неубедительность антибольшевистской агитации привели к значительному росту влияния большевиков в крупных индустриальных центрах.

Разворачивался процесс, который затем был расценен Лениным как «большевизация Советов» - большевики пришли к руководству Советов в Петрограде, Москве, Киеве и др. городах.

31 августа большевики предложили ЦИКу резолюцию «О власти». Она была составлена Каменевым в умеренных тонах и рассчитана на компромисс с полевевшими эсерами и меньшевиками. Резолюция требовала отстранения от власти цензовых элементов (а не только кадетов) и создания власти на новой основе. «Нетерпимы далее ни исключительные полномочия Временного правительства, ни его безответственность. Единственный выход - в создании из представителей революционного пролетариата и крестьянства власти», которая провозгласит демократическую республику, отменит частную собственность на землю и передаст ее в распоряжение крестьянских комитетов, введет в общегосударственном масштабе рабочий контроль, национализирует важнейшие отрасли, введет налоги на сверхдоходы, отменит тайные договоры и др.¹¹³⁹ Практически все эти требования уже высказывались лидерами меньшевиков и эсеров. Такие предложения большевиков были явным шагом к компромиссу с социалистами.

Это не была инициатива только Каменева и его сторонников. В первых числах сентября Ленин выступил с серией статей, открывавшихся работой с откровенным названием «О компромиссах». Ленин писал: «Союз большевиков с эсерами и меньшевиками против кадетов, против буржуазии... испытан только по одному фронту, только в течение пяти дней, 26-31 августа, во время корниловщины, и такой союз дал за это время полнейшую, с невиданной еще ни в одной революции легкостью достигнутую победу над контрреволюцией, он дал такое сокрушающее подавление буржуазной, помещичьей и капиталистической, союзно-империалистической и кадетской контрреволюции, что гражданская война с этой стороны развалилась в прах, превратилась в ничто в самом начале, распалась до какого бы то ни было «боя»...

Если есть абсолютно бесспорный, абсолютно доказанный фактами урок революции, то только тот, что исключительно союз большевиков с эсерами и меньшевиками, исключительно немедленный переход всей власти к Советам сделал бы гражданскую войну в России невозможной»¹¹⁴⁰. Таким образом будет «возможно и вероятно» мирное развитие революции.

Но умеренные социалисты оттолкнули протянутую руку. Резолюция «О власти» была отклонена ЦИКом, хотя выдвинутая против нее резолюция левых меньшевиков отличалась от большевистского проекта лишь нюансами. Лидеры ЦИКа не хотели договариваться с большевиками. 8-10 сентября меньшевистская «Рабочая газета» и эсеровское «Дело народа» выступили с критикой ленинской инициативы.

Но Ленин не очень-то и держался за возможность компромисса. 13 сентября он писал: «Величайшей ошибкой было бы думать, что наше предложение компромисса еще не отвергнуто, что демократическое совещание еще может принять его». Предстоящий форум демократических сил, где социалисты надеялись договориться о создании новой власти, «ничего не решает: решение лежит вне его, в рабочих кварталах Питера и Москвы»¹¹⁴¹.

В сентябре развернулась большевизация Советов, к тому же большевики удачно выступили на выборах в ряде городов. Ильич решил, что социалисты уже не представляют прежней силы. Почему, собственно, нужно искать союза с этой «отыгранной картой»? В. Т. Логинов воспроизводит мотивы Ленина при отказе от тактики компромиссов: «Но теперь, когда у соглашателей почва явно уходила из-под ног, когда широкое народное движение оставляет их позади, проблема большинства решалась уже не компромиссом, а прямой апелляцией к массам, прямым революционным действием»¹¹⁴². Уходила, но не ушла, оставляло, но не оставило.

Анализируя ситуацию в Центральном промышленном районе, А. И. Юрьев пишет: «Выборы в городские думы показали значительное влияние Партии социалистов-революционеров среди городского населения как в целом по стране, так и в Центральном промышленном районе... Так, например, в Ярославле из 100 мест эсеры получили 35, меньшевики - 34, большевики - 12. Остальные места были у кадетов и торгово-промышленного союза.

Эсеры и меньшевики одержали убедительную победу в Нижнем Новгороде, Туле и в других губернских городах»¹¹⁴³. А в Калуге и Рязани первое место получили кадеты, второе социалисты.

К октябрю из 748 городов 650 переизбрали свои думы. В 50 губернских городах эсеры и меньшевики набрали 57,2% голосов, кадеты 12,9%, большевики - только 7,5%, еще 21,4% - беспартийные и национальные группы. В 418 уездных городах эсеры и меньшевики набрали 34,5% голосов, кадеты 5,4%, большевики - только 2,2%, беспартийные и национальные группы - 57,9%¹¹⁴⁴. Такие результаты сулили успех на выборах в Учредительное собрание социалистам, зато большевики и кадеты не могли связывать свой успех с выборами. Кадеты на время потеряли военную силу, которая политически ориентировалась бы на них (впрочем, к концу года она возродится в лице белого движения). Теперь вопрос о применении вооруженной силы в борьбе за власть встал перед большевиками.

Настроения масс осени 1917 г. позволяли захватить власть, но не давали большевизму поддержки большинства трудящихся классов. Такую поддержку могла получить только широкая левая коалиция.

Зато выступление Корнилова привело к вооружению левых на местах на случай войны с контрреволюцией. Большевики и анархисты накапливали силы, но нетерпение масс иногда прорывалось наружу в попытках захватить власть в пользу Советов.

8 сентября в Донбассе была провозглашена «Боковско-хрусталь-ская республика Донецкого района», рабочие «Индустриального союза» во главе с Корнеевым и Совет во главе с Переверзевым заявили об установлении контроля над производством. Боковская республика была разгромлена только в декабре 1917 г. казаками¹¹⁴⁵.

ккк

Еще более серьезное выступление произошло в Ташкенте.

Корниловское выступление взбудоражило и общественность Туркестана. 29 августа по инициативе Краевого совета была создана «Комиссия для защиты свобод, завоеванных революцией», в которую вошли также члены Турккомитета Временного правительства и командующий войсками округа генерал-майор Л. Н. Черкес.

После поражения Корнилова, 30 августа большевики внесли в Ташкентском совете проект резолюции о переходе власти к Советам, но 48 голосами против 44 была принята резолюция о доверии Временному правительству.

Очагами радикальных настроений в Ташкенте были главные железнодорожные мастерские Среднеазиатской и Ташкентской железных дорог с несколькими тысячами рабочих. Большевики и левые эсеры имели большое влияние в 1-м и 2-м Сибирских запасных полках.

11 сентября произошли волнения солдат гарнизона, которые постановили выйти на митинг на следующий день. Турккомитет этот митинг запретил. Тогда Ташсовет собрал совещание демократических организаций, большевики на нем предложили создать Ревком и передать ему власть в крае. Такое требование не было поддержано, но большевики провозгласили создание ревкома на заседании исполкома Ташсовета¹¹⁴⁶.

12 сентября в Александровском парке собрался многотысячный митинг, на котором был избран революционный комитет в составе 14 человек, включая 5 большевиков и 3 левых эсеров. Также прямо на митинге прошли перевыборы Совета и его исполкома¹¹⁴⁷. То есть на митинге по существу был создан новый орган, называвшийся Советом и поддерживавший ревком.

Сам митинг разогнан не был, но командующий Туркестанским военным округом генерал Черкес направил войска в «Дом свободы», где заседал ревком. Арест ревкома и разгром «Дома советов» вызвали новые волнения, и ревком пришлось освободить. Вернувшись в «Дом свободы», разгоряченные члены ревкома, совместно с исполкомом Ташсовета, стали принимать решения об арестах контрреволюционеров и установлении своих караулов в важнейших точках города.

13-15 сентября гражданская власть в городе фактически перешла к ревкому, так как ему подчинялись рабочие. Ревком регулировал распределение продуктов¹¹⁴⁸. Происходили столкновения сторонников ревкома и Временного правительства. Правда предложение большевиков взять всю полноту власти не было поддержано левыми эсерами и меныпевиками-интернационалистами, и 15 сентября ревком сложил полномочия¹¹⁴⁹.

Узнав о событиях в Ташкенте, активизировались левые радикалы и в других городах Туркестана. 13 сентября в Ашхабаде тоже возник революционный комитет. Советы Туркестана принимали решения с поддержкой или осуждением событий в Ташкенте. Солидарность с Ташкентским советом выразил Петроградский.

16 сентября Керенский приказал находившемуся в Казани генерал-майору П. А. Коровиченко прибыть с отрядом в Ташкент и навести порядок. С протестом против этого выступил Ташкентский совет. 18 сентября Совет потребовал участия в управлении краем, отдачи приказов войскам только с санкции Исполкома совета. Для выхода из кризиса Совет предложил создать комиссию с его участием для расследования актов насилия, дать обещание отказаться от репрессий и снять с должностей контрреволюционных офицеров. Если эти требования не будут выполнены, Совет грозил забастовкой.

Выступивший на заседании Ташкентского совета председатель Туркестанского комитета Временного правительства В. П. Наливкин обещал добиваться возвращения с пути карательной экспедиции. Но она продолжала двигаться к Ташкенту. 20 сентября Совет начал забастовку, которая распространилась по линии железной дороги, а Наливкин объявил Ташкент на военном положении и запретил всякие демонстрации, митинги и собрания¹¹⁵⁰.

24 сентября Коровиченко, назначенный генеральным комиссаром Туркестана, прибыл в район Ташкента с отрядом пехоты и казаков с броневиками и легкой артиллерией. 24-25 сентября Совет и Стачком заседали в присутствии Коровиченко и потребовали отменить военное положение в Ташкенте, образовать следственную комиссию по расследованию действий Турккомитета из представителей демократических организаций, краевого съезда Советов, Ташкентского Совета и Центрального бюро профсоюзов, прекратить аресты представителей Советов и демократических организаций, привлечь к ответственности организаторов разгрома «Дома свободы», прекратить без санкции Ташсовета вывод войск из Ташкента, стоящих на стороне Ташсовета, и не допускать в их отношении никаким репрессий. Коровиченко отверг эти требования и создал следственную комиссию для предания членов ревкома военному суду¹¹⁵¹. Однако 26 сентября он согласился на уступки - обещал не прибегать к репрессиям и не расформировывать и не перемещать части без согласия Совета¹¹⁵².

27 сентября забастовка была прекращена по решению Совета. По «июльской» логике в Туркестане должны были начаться репрессии против левых. Действительно, 3 октября юнкерами школы прапорщиков и казаками была занята типография штаба округа и конфискована «Наши газета» — орган Ташкентского Совета рабочих и солдатских депутатов. Коровиченко приступил к рассылке солдат революционной Крепостной роты по другим гарнизонам.

Но ситуация в стране была уже другой, и ташкентские левые прекрасно это понимали. Ташсовет 13 октября предложил солдатским комитетам не исполнять приказов без санкции исполкома Совета.

На II краевом съезде советов большевики попытались переизбрать Крайсовет, но съезд 10 октября раскололся - меньшевики и эсеры ушли с него, лишив съезд представительности.

18 октября Коровиченко разоружил и арестовал стоявшую на стороне Ташкентского Совета крепостную артиллерийскую роту. Это было последнее, что он успел сделать до того, как в Ташкенте узнали о свержении Временного правительства. Коровиченко вовсе не собирался сдаваться на милость Совета. Теперь вопрос о власти в Ташкенте предстояло решить силой - как в Москве и Киеве, где соотношение сил в конце октября было не таким очевидным, как в Петрограде.

kick

В ночь на 1 сентября большевики внесли отвергнутую ЦИКом резолюцию «О власти» в Петросовет. При обсуждении большевистской резолюции лидеры социалистов стали демонстративно искажать ее содержание, подчеркивая свои разногласия с большевиками. Так, Церетели, опровергая ее, стал доказывать, что нельзя передавать власть одному пролетариату, хотя большевики выступили за власть рабочего класса и крестьянства. Представитель эсеров Болдырев стал спорить с аграрным пунктом резолюции, который практически повторял предложения Чернова. Это выглядело как ревность¹¹⁵³. Такая реакция свидетельствовала, что умеренные социалисты не были готовы к созданию реального левого фронта.

При голосовании большевистская резолюция победила - впервые за всю историю Петросовета. Победа большевиков в Петросовете была еще неустойчивой - в голосовании приняло участие меньше половины депутатов.

И тогда эсеровско-меньшевистский президиум Петросовета вместо поиска компромисса попытался перейти в контрнаступление. Он подал в отставку, чтобы заставить депутатов отказаться от поддержки большевиков. В ответ Троцкий и Каменев выдвинули проект создания президиума не большинством Совета, как раньше, а из представителей всех фракций. Таким образом они получили поддержку малых фракций и моделировали будущую советскую коалицию. Но меньшевики и эсеры не оценили и этой уступки.

Троцкий и Каменев стремились к небольшой сдвижке власти в Петросовете, но лидеры меньшевиков и эсеров, поставив на карту свои посты в президиуме, спровоцировали серьезный сдвиг.

9 сентября, когда в Петросовете собрался убедительный кворум -1000 депутатов, большевики одержали решительную победу Их резолюцию поддержали 519 депутатов. Группа меньшевиков и эсеров, известная как «звездная палата», потеряла руководство Петросоветом.

Большевики теперь преобладали в президиуме и Исполкоме Пе-тросовета, который стал превращаться в их вотчину. Наиболее видные фигуры эсеров и меньшевиков, руководившие до этого Петросоветом, теперь сосредоточились на работе в ЦИКе. Успех большевиков был закреплен в ходе перевыборов депутатов Совета на ряде предприятий Петрограда¹¹⁵⁴.

25 сентября Петросовет возглавил Троцкий. В этот день Петро-совет принял резолюцию, в которой выражал уверенность, что «Всероссийский съезд Советов р. и с. д. создаст истинно революционную власть». При этом Петросовет призывал пролетарские и солдатские организации воздерживаться «от всяких частичных выступлений»¹¹⁵⁵.

Большевизация в сентябре охватила Москву, Киев, Ташкент, десятки городов по всей стране, воинские части, в том числе - на Северном фронте, приближенном к Петрограду. Лозунги большевиков соответствовали настроениям отчаявшихся людей на фронте и в городах, которые требовали не слов, а действий. На выборах в Московскую городскую думу большевики получили более половины голосов.

Большевизация не облегчила дело компромисса - умеренные социалисты, потерпев поражение, не желали дальше отступать. Теперь большевики согласились бы только на роль равноправных партнеров, а на это «вожди демократии» не рассчитывали. Эсеры и меньшевики лишний раз убедились, что их позиции в Советах ослабевают, что на Советы опасно опираться правительству.

Казалось, настал идеальный момент для создания однородного правительства социалистов (с большевиками или без), опирающегося на Советы и другие общественные организации. Но мог ли его возглавить Керенский, приверженец социал-либеральной коалиции? Керенский создал Директорию, составленную из его команды, а не из представителей партий. Проводить социальные преобразования Керенский не собирался, его популярность стремительно падала, утягивая за собой и «рейтинги» социалистических партий. Даже в руководстве ПСР стали приходить к выводу, что стране нужен другой премьер. Точка зрения Чернова о недопустимости коалиции с кадетами возобладала. Что же, ПСР скажет свое решающее слово за правительство социалистов, опирающееся на Советы?

Но опираться на большевизирующиеся Советы - опасно. Умеренные социалисты все еще искали «революционных» либералов, которые могли бы соответствовать догме о представительстве класса буржуазии во власти, служить противовесом левому крылу «демократии» и в то же время не мешать проведению назревших и перезревших преобразований. Но в реальной России не имелось влиятельной партии «демократии», которая не была бы при этом социалистической. Проект Революционно-демократической партии «не пошел» - она не пользовалась влиянием в среде буржуазии, да и вообще в какой-либо социальной среде. Как иронизировал Троцкий, «где эта буржуазия, с которой они хотят коалироваться? Буржуазия, газет не имеющая, политической партии не образующая, в думах и земствах не сидящая?»¹¹⁵⁶

Чернов продолжал настаивать: «Социалисты должны сказать, что нужна коалиция не только с социалистами, но просто с демократами, с которыми нам по пути до известного предела»¹¹⁵⁷. Если социалисты возьмут власть одни, без буржуазии, как предлагают большевики и левые эсеры, то им скажут: «Где же ваш социализм?»¹¹⁵⁸ Получалось, что партнеры нужны социалистам для того, чтобы сваливать на «общеде-мократов» недостатки новой политики и подождать с началом социалистических преобразований. Предстояли выборы, и эсеры не хотели отвечать за то, что социалистическая политика не сможет дать быстрого улучшения ситуации.

Но еще важнее и долгосрочнее был фактор личных связей эсеровских лидеров. Ведь если создавать однородное демократическое правительство (а на это были согласны и правые большевики), то придется не только расстаться с Керенским, но и вступить в конфликт с правым крылом эсеров. Пройдя огонь, воду и медные трубы, ветераны партии меняли взгляды в разных направлениях, но прошлое в большей степени связывало Чернова с правым крылом ПСР, ориентировавшимся на Керенского, чем с левым, искавшим компромисса с грубыми и агрессивными большевиками. Чернов считал невозможным «отсечь» «бабушку» Брешко-Брешковскую и Авксентьева (а значит, и поддержанного ими мартовского эсера Керенского, которого сам же публично критиковал): «Я не намерен ломом разрушить то здание, которое мы -кучка людей - строили по камням»¹¹⁵⁹.

Позднее, обдумывая причины поражения эсеров, Чернов утверждал: «Исключительно потому, что ПСР не оказалась достаточно сплоченной и решительной, чтобы возглавить во второй половине 1917 г. нарастающую революцию, взяв власть, которая сама шла ей в руки, -исключительно поэтому революционная волна перекатилась через ее голову, вынеся на своем гребне партию большевиков, которая, повинуясь логике событий, похитила у партии с.-р. важнейшие лозунги, составлявшие ее силу, только для того, чтобы изуродовать и извратить их на практике.. .»¹¹⁶⁰

Но ПСР потому и не смогла возглавить «нарастающую революцию», что была еще относительно единой, чтобы правое крыло могло парализовать Чернова и партийный центр в их стремлении к углублению революции. Попытки Чернова «создать в сентябре 1917 г. правительство из социалистических партий, чтобы выбить козыри из рук большевиков и продержаться до Учредительного собрания, были блокированы Н. Д. Авксентьевым, И. И. Фондаминским, В. М. Зензино-вым, А. Р. Гоцем»¹¹⁶¹. Чтобы сплотиться в проведении курса на углубление революции, следовало сначала размежеваться с правыми в ПСР, как бы ни велики были их прежние заслуги. А на это Чернов и другие центристы не решились.

В результате Виктор Михайлович Чернов, один из самых популярных людей страны и признанный лидер одной из самых популярных партий, на глазах терял авторитет. Стремясь сохранить единство с правым крылом партии и в то же время во многом сочувствуя левому, он воздерживался при решающих голосованиях на Демократическом совещании, и в результате полевевший эсеровский партийный центр потерял влияние, а левым эсерам не осталось другого пути, кроме раскола, что ослабляло именно тех эсеров, которые все еще оставались революционерами-социалистами.

Не удивительно, что «крупнейшая и одна из влиятельнейших партий России в 1917 г. в ответственнейшие и переломные моменты революции и Гражданской войны оказалась фактически неуправляемой из-за раздиравших ее на части (как в переносном, так и в прямом смысле этого слова) внутрипартийных разногласий»¹¹⁶². Решить эту проблему можно было только отколом от партии правого или левого крыла. Идейно Чернов и центристы были ближе к левым, организационно - к правым.

Чернов колебался между сохранением единства партии и прямой атакой на Временное правительство, между коалицией без кадетов и коалицией социалистов. Чернов писал в октябре, что коалиционное правительство «висит в воздухе» и «сейчас массы тянутся именно к социалистическим лозунгам и партиям, а следовательно, пришел их исторический черед - показать свою способность спасти родину и революцию»¹¹⁶³. Но Чернову не хватило воли, чтобы прямо и решительно выступить за это, объединив вокруг левого центра ПСР сторонников социалистической коалиции от правых большевиков до левых меньшевиков и левых эсеров. Осознание необходимости социалистического правительства пришло к нему слишком поздно, а понимание опасностей, которые встанут перед социалистическим правительством, заставляло колебаться и ждать Учредительного собрания, которое, как казалось, придаст социалистическому правительству дополнительный авторитет в решении его крайне трудных задач. Чернов понимал, что большевики в этих условиях могут перехватить инициативу, но не верил, что им удастся удержаться. Ведь большевикам «придется у власти делать все то, что они предавали анафеме в оппозиции»¹¹⁶⁴.

Политической перегруппировке препятствовало и «отставание» от ситуации большинства провинциальных организаций соцпартий, где не готовы были принимать размежевание социалистов на правых и левых.

Подробнее соображения довлели и над правыми большевиками -они не могли пойти на раскол с Лениным ради того, чтобы договориться с Черновым и Мартовым. Чтобы компромисс левых получился, к нему должны были одновременно стремиться и Чернов, и Гоц, и Мартов, и Дан, и Ленин. Ленин прозондировал готовность социалистов к компромиссу и убедился, что ее нет. Это подтверждала и конфронтационная позиция социалистов в Петросовете 9 сентября. Уже 12 сентября Ленин отказался от своих компромиссных предложений и пришел к выводу: «Большевики должны взять власть», причем с помощью восстания. Других средств преодоления кризиса нет.

Но Ленин находился не в Петрограде, а в Финляндии. А реально руководившие партией Каменев и Троцкий попытались еще раз надавить на социалистов в ходе Демократического совещания.

Демократическое совещание

Неустойчивость власти заставляла победителей Корнилова искать возможности создания широкого органа, который мог обеспечить более широкую опору власти, играть роль парламента на время до Учредительного собрания. Надежды возлагались на созванное 14-22 сентября Советами, партиями, профсоюзами, земствами, кооперативными и другими общественными организациями Демократическое совещание. Совещание должно было определить принципы формирования правительства и создать авторитетный «временный революционный парламент», перед которым правительство будет ответственно.

Но Демократическое совещание было сконструировано так, чтобы большевики и другие радикалы уравновешивались не-социалистами. Из более чем полутора тысяч делегатов 300 представляли городское самоуправление, 200 - земства, 230 - Советы рабочих и солдатских депутатов, 120 - кооперативы, 100 - профсоюзы. Среди делегатов совещания было 532 эсеров (в основном центристов и особенно правых, левых - только 71 человек), 172 меньшевика (из них только 56 левых), 134 большевика, 55 энесов и 17 беспартийных.

По мнению Логинова, распределение мандатов «уже не соответствовало реальному соотношению сил в стране»¹¹⁶⁵. Это верно, потому что само соотношение было неизвестно никому. Если считать его по количеству граждан, готовых голосовать за ту или иную партию, то соотношение стало известно только после выборов в Учредительное собрание. Оказалось, что влияние эсеров и большевиков было несколько недооценено, а меньшевиков и энесов - переоценено. Искусственный подбор участников обеспечивал центристам перевес над радикалами. Но левые центристы в этих условиях могли выступать только в союзе с правыми центристами. А это похоронило сам замысел «однородной демократической власти» без кадетов.

Почувствовав отсутствие единства среди социалистов, правительство заявило, что решения совещания не имеют для него обязательной силы. И оно пока могло сохранять свои самодержавные прерогативы -ведь новый протопарламент не ставил ультиматумов, не угрожал в случае чего отказать правительству в доверии. Он лишь выявлял мнение влиятельных социальных структур. Впрочем, Керенский не преминул выступить на совещании и попросить доверия правительству. После корниловской истории Керенский уверовал в свою популярность и непотопляемость: «Не думайте, что я вишу в воздухе. Имейте в виду, что если вы что-нибудь устроите, то остановятся дороги, не будут передаваться депеши (одни рукоплещут, другие смеются)»¹¹⁶⁶. Керенский думал, что во время корниловского выступления массы защищали его...

Между тем совещание было далеко от того, чтобы выразить доверие Керенскому и формируемому им правительству. Оно взялось обсуждать, каким должно быть это правительство - коалиционным (то есть с кадетами) или «однородно-демократическим».

Правые большевики еще надеялись, что социалисты не пойдут в Каноссу к кадетам. При обсуждении позиции Петросовета на совещании Каменев делал реверансы в сторону Чернова, разоблачившего накануне политику правительства Керенского. Но под влиянием ситуации в партии большевиков Каменев радикализовал требования по сравнению с резолюцией 31 августа: «Если мы хотим спасти Россию, мы должны сказать, что власть должна находиться в наших собственных руках - Советов солдатских, рабочих и крестьянских депутатов. Не буржуазия и не единоличные правители»¹¹⁶⁷.

Троцкий в своей речи попытался опереться на недовольство Керенским, чтобы показать - пропасть между большевиками и социалистами не так велика, и для заключения соглашения нужно лишь избавиться от действующего премьера и режима, который он символизирует: «Товарищи, если у нас много разногласий, - а у нас их много - относительно прошлого коалиционного и относительно будущего, то я спрашиваю вас: есть ли у нас разногласия относительно того правительства, которое сейчас правит и говорит именем России. Я здесь не слышал ни одного оратора, который взял бы на себя малозавидную честь защищать пятерку, Директорию, или ее председателя Керенского...» Слова Троцкого были прерваны сначала аплодисментами, затем шумом, а потом выкриками: «Да здравствует Керенский! Вон! Довольно!»¹¹⁶⁸ Такая поддержка Керенского против большевиков обескуражила оратора, но он перестроился, развернув атаку с личности Керенского на существующую систему власти: «Именно наша партия никогда не была склонна возлагать ответственность за этот режим на злую волю того или другого лица». Керенский стал «механической точкой будущего русского бонапартизма». Объектом борьбы является «государственная власть, как тот аппарат, при помощи которого можно либо отстаивать собственность, либо провести в ней

глубокие социальные изменения»¹¹⁶⁹. Именно потому коалиция пользуется поддержкой буржуазии, что она парализовала любые изменения в отношениях собственности. Социалисты попали с коалицией в «политический капкан», а для третейской роли между буржуазией и «демократией» требуется Бонапарт, которого Троцкий видел в Керенском¹¹⁷⁰.

Но Церетели показал, что эта аналогия неудачна и большевики несут свою долю ответственности за русский бонапартизм - ведь гораздо больше'на Бонапарта похож Корнилов, и этот «первый русский Бонапарт в условиях, когда торжествовала революция, задумывая нанести удар этой революции, сумел революционные полки привести против революционного Петрограда под знаменем борьбы с большевизмом; вам придется это объяснить»¹¹⁷¹.

Для большевиков это было еще одним сигналом в пользу того, что «соглашатели» ищут повода, чтобы не соглашаться на смену конструкции власти. Большевики пытались все же убедить социалистов, пугая их, что терпение народа может вот-вот лопнуть: «Народ истощен войной, но едва ли не более еще он измучен нерешительностью, истерзан колебаниями политики руководящих политических партий»¹¹⁷², - говорилось в декларации РСДРП(б) от 18 сентября.

Большевистские ораторы не оставляли надежд нащупать компромисс с социалистами. По словам Каменева, выступавшего от имени большевиков, само Демократическое совещание было правомочно создать правительство, ликвидировав тем самым «коалицию, которая опирается на режим личных и диктаторских поползновений отдельных лиц»¹¹⁷³. Создавать коалицию с буржуазией бессмысленно, так как партия кадетов показала свою контрреволюционность, а другой влиятельной партии буржуазии нет. «Трудовые массы лучше справятся со своими делами, чем их классовые противники»¹¹⁷⁴. Значит, власть должны создавать социалистические партии без «цензовиков».

Эта идея была с теми или иными оговорками поддержана левыми эсерами и меньшевиками. Мартов от имени большинства ВЦИКа, полевевшего за корниловские дни, зачитал декларацию, в которой было выдвинуто требование «решительно отвергнуть всякое соглашение с цензовыми элементами, всякую безответственную власть, власть единичную и коллегиальную, и приложить свои силы к делу создания истинно революционной власти, способной разрешить неотложные задачи революции и ответственной, впредь до Учредительного собрания, перед полномочным представительством трудящихся народных масс»¹¹⁷⁵.

Даже меньшевик Б. О. Богданов, который еще недавно защищал коалицию с кадетами, теперь видел в ней причину бездействия правительства и заявил: «Таким образом, единственный выход - власть должна быть не коалиционной, власть должна перейти в руки демократии, не к Сов. Р. и С. деп.¹¹⁷⁶, а в руки той демократии, которая сегодня здесь достаточно полно представлена»¹¹⁷⁷. Эту позицию поддержали и другие умеренные социалисты, например лидер грузинских меньшевиков Ной Жордания. «Жордания, как огромная глыба, как старый кавказский Эльбрус, вдруг оторвался от родного хребта и величественно поплыл к другому берегу»¹¹⁷⁸, - иронизировал Луначарский. А между тем это была важная тенденция: либералы сделали все, чтобы доказать - с ними нельзя создавать демократическое правительство. Демократию нужно строить без них. И в Грузии социал-демократы пойдут по пути отказа от коалиции с либералами.

Как видим, неверна распространенная благодаря коммунистическим историкам точка зрения о том, что и на Демократическом совещании «лучшие меньшевистские и эсеровские ораторы, меняя друг друга на трибуне, вдалбливали одно: спасти страну можно только вместе с буржуазией, вновь передав ей бразды правления»¹¹⁷⁹. Такие меньшевистские ораторы, как Богданов, а еще последовательнее - Мартов, часть эсеров, «вдалбливали» нечто противоположное. И даже Церетели и Дан не собирались передавать буржуазии все бразды - разве что делиться. Позиции эсеров разошлись налево и направо при колебавшемся Чернове.

Однако даже такие меньшевики, как Дан, считавшие до начала совещания разрыв с кадетами совершенно необходимым, вскоре сдали позиции и стали отстаивать другой подход - выработки демократической платформы и «участия в правительстве всех групп, готовых эту платформу проводить в жизнь»¹¹⁸⁰. Этот фокус уже помог Керенскому сформулировать коалицию в июле. Понятно, что даже если бы кадеты присягнули на верность демократической платформе, они могли бы ее спокойно дальше саботировать. Причина нового сдвига социалистических лидеров вправо заключалась в позиции представителей земств и кооператоров, без которых социалисты считали базу власти слишком узкой. А представители этих структур были очень тесно связаны с либеральными и буржуазными силами. Земства по самой своей структуре являлись коалиционными органами, потому что должны были учитывать мнения всех своих фракций, а значит, и кадетов. Они сами превратились в телегу из басни про лебедя, рака и щуку, что для земств было даже и терпимо, но для революционного правительства - уже смертельно.

Кооператоры колебались. С одной стороны, они множеством нитей оказались связаны с частным капиталом. С другой - в их среде выделилось левое крыло рабочих потребительских обществ. 11 сентября на чрезвычайном кооперативном съезде развернулась полемика между центром и левыми. Совет съездов кооператоров предложил принять такую позицию на Демократическом совещании: «Образовать временный блок кооперативных организаций с теми течениями социалистических партий, которые стремились и стремятся к закреплению завоеваний революции и к социальным реформам»¹¹⁸¹. Однако эта цель контрастировала с предложенным средством: добиваться создания «национального коалиционного правительства с участием представителей различных социальных групп как революционной демократии, так и буржуазных, способных подчинить свои личные и классовые интересы общим государственным интересам»¹¹⁸². Это была та же модель правительства, которая мешала проведению социальных преобразований, только теперь без кадетов, а с неясными представителями буржуазии, которые готовы были подчинить свои классовые интересы. Если нужны политики, которые не будут следовать классовым интересам, то почему они буржуазные. А если нужны именно буржуазные, то из чего следует, что они наступят на горло своей буржуазности. В этой формулировке чувстовалась попытка прикрыть классовой схоластикой нежелание брать ответственность, сузить фронт власти ради проведения преобразований.

Рабочая группа предлагала выступить за «создание сильной революционной власти, способной провести в жизнь программу, оглашенную на государственном совещании... и объединившую вокруг себя всю демократию»¹¹⁸³. Эти два подхода отличались акцентами и соответствовали позиции центристских фракций социалистических партий. Но единство целей не вело к единой позиции в главном - какому всё-таки быть правительству. От имени кооперации на Демократическом совещании выступил А. М. Беркенгейм, который повторил меньшевистскую точку зрения о том, что раз революция буржуазная, то и проводить можно «только те социальные реформы, которые присущи буржуазному строю», а значит и власть без буржуазии создавать нельзя. 140 представителей кооперации голосовали за коалицию, и только 23 - против»¹¹⁸⁴.

По мнению меньшевика Дана, «переоценивая вес и значение своей «почвенной» связи с массами и относясь поэтому даже с оттенком презрения к большевизму как явлению налетному и едва ли не «столичной» выдумке, не имеющей «корней» в «низах», представители «несоветской» демократии не только не видели необходимости в резком разрыве с политикой коалиции, но наотрез отказались участвовать в чисто демократической власти»¹¹⁸⁵.

'к'к'к

Более левое правительство, опирающееся на широкие демократические круги, вплоть до большевиков, имело все шансы дожить до Учредительного собрания. Но даже социалисты-центристы, не говоря уже о правых крыльях социалистических партий, не желали коалиции с большевиками. В этот период уступчивость демонстрировали как раз большевики, лидером которых на совещании был Каменев.

Каменев заявил: «Мы, большевики, считаем однородное демократическое министерство, созданное на Совещании, единственно возможным до Съезда Советов и обеспечивающим мирное развитие революции. Такому министерству никаких угроз слева не будет»¹¹⁸⁶. Это был шанс обезопасить правительство от большевистской угрозы, но социалистов смущал короткий срок жизни такого нового правительства, которое должно будет сдать власть не Учредительному собранию, а Съезду Советов. Ради того чтобы игнорировать позицию правого крыла Демократического совещания, социалисты-центристы должны были хотя бы получить гарантии большевиков, что те будут поддерживать новое правительство до Учредительного собрания. Дан спросил Каменева, согласны ли большевики поддерживать правительство, созданное ЦИКом. Посовещавшись со своей фракцией, Каменев ответил, что поддержка гарантирована до II съезда Советов, то есть всего на месяц¹¹⁸⁷. Дан и его союзники сочли этот срок поддержки недостаточным. Но это был очень важный месяц, и, начав решительные действия, социалисты могли изменить ситуацию также на II съезде Советов.

Лидеры ЦИК Советов, впрочем, относились к идее скорого созыва II съезда без восторга. Съезд означал перевыборы ЦИК, причем явно в пользу большевиков. Да и стоит ли отвлекать силы во время предвыборной кампании в Учредительное собрание? Однако под угрозой того, что дело созыва съезда возьмут в свои руки Петросовет и Моссовет, ЦИК 23-26 сентября согласился заняться созывом II съезда советов рабочих и солдатских депутатов 20 октября¹¹⁸⁸.

В то же время, выбирая между перспективой неустойчивого социалистического правительства и капитуляцией перед блоком кадетов и «несоветских демократов», лидеры ЦИКа предпочли капитуляцию. Умеренные социалисты не хотели брать на себя полную ответственность за ситуацию в стране, потому что быстрого улучшения социально-экономической ситуации не стоило ждать при любом правительстве. Как говорил М. И. Скобелев: «Не более блестящие результаты в области хозяйственных вопросов будут у Врем. Прав, однородных социалистов и большевиков, чем у прежнего правительства... Широкие массы от их мероприятий в ближайшие месяцы не получат достаточно ощутительных результатов... Они так же проклянут эту власть и окружат ее ненавистью, как и всякую другую власть, неспособную дать на другой день хлеба и мира»¹¹⁸⁹.

Но в том-то и дело, что все равно нужно было рано или поздно решать углубляющиеся проблемы - так или иначе. И чем позднее - тем хуже становились стартовые условия преобразований. Однородное социалистическое правительство, начав их, не снискало бы всеобщей любви, но на его сторону встала бы та часть общества, которая начала бы выигрывать от перемен, - прежде всего крестьяне, получившие землю, и демобилизованные солдаты, если было бы заключено перемирие и сокращена армия. И уже одно это создало бы новой власти большую поддержку, чем имела коалиция. Такое правительство не испытывало бы сильной конкуренции слева, потому что оно могло начать осуществлять требования, приносившие теперь популярность большевикам.

Разумеется, по мере проведения такой политики началась бы новая поляризация в революционном лагере, усиление сопротивления со стороны консервативных слоев населения. Но этот виток борьбы развернулся бы уже после Учредительного собрания, которое придало бы революционному режиму дополнительную устойчивость и легитимность.

К тому же, как говорил левый эсер Б. Д. Камков, революционная политика могла «создать революционный энтузиазм в стране в широких народных массах...»¹¹⁹⁰. А сохранение политики коалиции не порождало ничего, кроме уныния и раздражения.

Даже без большевиков социалисты могли создать жизнеспособную конструкцию временной власти, если бы Демократическое совещание действительно создало полновластный центристский Временный парламент (Предпарламент), опирающийся на правую часть Советов и левую часть земств. Страна ждала перемен, и это было важнее, чем включение в правительство большевиков и провозглашение власти Советов. Большевики не смогли бы свергнуть правительство, которое решительно перешло к выполнению программы «однородной власти». Им волей-неволей пришлось бы ждать кризиса уже этой новой политики. Судьбу революции определяло то, станет ли новая власть проводить социальные преобразования или нет, будет она идти навстречу требованиям «низов», которые выдвигались через демократические структуры, или сохранит повисшую в воздухе бездеятельную коалицию. Представители социалистических партий уверенно обещали, что новое правительство начнет выполнение программы 14 августа и в нем не будет кадетов.

Собственно, в этом заключался последний шанс демократии. Проведение глубоких (пусть и не социалистических) преобразований было неизбежно, их могла начать либо социалистическая («демократическая») коалиция (но не либерально-социалистическая), либо одна радикальная партия. Но только широкая коалиция могла сдерживать углубляющиеся с каждым шагом таких реформ конфликты, не давая им сорваться в гражданскую войну.

19 сентября вопрос о власти был поставлен на голосование. 766 делегатов против 688 проголосовали за коалицию как принцип построения власти (решающую роль сыграли голоса земств и кооперативов). При этом Чернов, например, воздержался. Затем голосовались поправки, которые должны были выяснить, какой может стать новая коалиция. Большинство делегатов поддержали две поправки - в правительство не могли входить люди, причастные к заговору Корнилова, и «за пределами коалиции остается вся партия кадетов». Эта поправка была принята большинством 595 делегатов против 493 при 72 воздержавшихся¹¹⁹¹.

Она поставила планы сторонников Керенского и других адептов либерально-социалистической коалиции на грань срыва. Гоц заявил, что эсеры будут голосовать против резолюции в целом. Но и большевиков идея коалиции не устраивала. В итоге резолюция теперь вообще мало кому нравилась. Ее поддержало 183 делегата против 813 при 80 воздержавшихся¹¹⁹². Совещание осталось без резолюции.

Капитуляция демократии

Пришлось собирать совещание фракций для согласования приемлемого варианта. При этом по предложению Церетели решили не разъезжаться, пока собрание не выработает «условия организации и функционирования власти в приемлемой для демократии форме»¹¹⁹³.

Церетели продолжал повторять прежние аргументы в защиту коалиции, уверяя, что «включение цензовых элементов не должно отозваться на демократическом характере власти и на ее демократическом характере»¹¹⁹⁴. Но это легко опровергалось опытом коалиции, где цензовики по существу накладывали вето на меры социалистов. А в условиях, когда левые массы считали «цензовиков» «корниловцами», союз с ними делал правительство Керенского совсем непопулярным (правые после корниловской истории Керенского вовсе считали предателем, а левые только подозревали его в предательстве). Даже Церетели покритиковал Керенского за отрыв от организованной демократии.

На межфракционном совещании Дан от имени большинства меньшевиков предложил не зацикливаться на составе кабинета, а создать правительство, готовое выполнять программу Чхеидзе 14 августа и ответственное перед органом, избранным Демсовещанием.

Большинство совещания (часть эсеров, большевики, меньшевики-интернационалисты) выступило за однородное демократическое правительство (то есть без кадетов). Большинство же (но уже без большевиков) сочло, что правительству следует стоять на платформе 14 августа с дополнением об активной политике мира. Единогласно решили, что новое правительство должно быть ответственно пред избранным на демократическом совещании представительным органом. Правда, затем большинством голосов решили пополнить этот орган цензовыми элементами, но так, чтобы «демократия» осталась в большинстве¹¹⁹⁵.

В ночь на 21 сентября демократическое совещание большинством голосов подтвердило эти принципы, хотя большевики, левые эсеры и интернационалисты энергично возражали против пополнения совещания и правительства цензовыми элементами.

Доходило и до скандалов, когда большевики обвиняли в подтасовках Церетели, готовившего формулировки для голосования. Церетели в ответ заявил, что, «говоря с товарищами большевиками, я буду брать нотариуса и двух писцов»¹¹⁹⁶.

Но лучше бы нотариуса и писцов брали сторонники однородного демократического правительства, составлявшие большинство на Демократическом совещании. Итоговое постановление, поставленное на голосование уставших делегатов, уже не содержало ни положения о создании правительства Демократическим совещанием или его органом, ни отказа кадетам в праве войти в правительство. Здесь говорилось, что представительному органу поручается «содействовать созданию власти», а не сформировать ее. Резолюция допускала привлечение в правительство «цензовых элементов» (то есть правых партий)¹¹⁹⁷. Это была очевидная сдвижка в сторону докорниловской коалиции. Сторонники линии Керенского смогли обвести вокруг пальца товарищей по социалистическим партиям.

Наступил момент истины. Чтобы отстоять свои принципы, большинство членов ЦК ПСР и РСДРП должны были отказаться от этой комбинации, а затем - от поддержки новой коалиции Керенского. Это вело бы к расколу социалистических партий. Ни Чернов, ни Мартов не решились на это. Большинство делегатов Демократического совещания проглотили пилюлю. Большевики и левые эсеры протестовали, но их возражения были отклонены. Стремясь сохранить единство своих партийных рядов в преддверии выборов, социалисты-центристы капитулировали перед правым крылом социалистов. Резолюция в целом была одобрена 829 голосами против 106 (часть большевиков уже ушла с совещания). Большевики заявили о капитуляции части собрания и его официальных руководителей перед буржуазией.

22 сентября Демократическое совещание избрало Всероссийский демократический совет, который считало предпарламентом. Однако оно не состоялось в этом качестве, так как правые круги и Керенский считали совет слишком левым. А настоять на своем лидеры Демократического совещания не решились.

Вскоре организаторов Демократического совещания ждало новое унижение - третья коалиция. Формировать новое правительство Директория начала еще 19 сентября, узнав об одобрении принципа коалиции Демократическим совещанием. Мнение совещания оставалось для Керенского консультативным - он не признавал это «частное собрание» государственным органом. Но социалистические партии постановили, что не пошлют своих представителей в правительство, если оно не послушается Демократического совещания.

22 сентября Керенский собрал свое совещание по созданию новой коалиции, пригласив тех, кого счел нужным: представителей Предпарламента, ЦК кадетов и московских общественных деятелей, среди которых доминировали представители бизнеса. Таким образом, состав этого совещания оказался даже правее, чем предыдущая социал-либе-ральная коалиция. При этом московские промышленники заявили, что не собираются входить в правительство, которое будет ответственным перед демократическим Предпарламентом.

В ходе дискуссии представители «демократии» Чхеидзе, Церетели, Дан, Гоц, Авксентьев и др. не стали настаивать, чтобы правительство было ответственно перед Предпарламентом и формально подтвердило верность программе 14 августа. Достаточно, если оно будет в основном следовать программе добровольно. На это правая часть совещания ответила отказом и потребовала исключить из программы правительства меры государственного регулирования, предусмотренные в программе 14 августа. Также исключили и ряд общедемократических требований, передачу земли в руки земельных комитетов... В общем, всё, что могло сдвинуть ситуацию с мертвой точки. Так были сданы последние позиции Демократического совещания, разрушены последние подпорки, которыми оно пыталось подкрепить шаткую власть Временного правительства.

К 26 сентября эти круги и согласовали состав правительства. В него вошло 5 представителей кадетов (в том числе такие предприниматели, как А. Коновалов и С. Третьяков, формально не числившийся в партии, но баллотировавшийся по ее списку), независимый либерал Терещенко, 3 эсера (включая Керенского), 3 социал-демократа, включая внефракционного Прокоповича, 2 трудовика, два военных (Верховский и Вердеревский, считавшие себя социалистами). Оказавшиеся в правительстве социалисты не представляли здесь свои партии, за исключением Гвоздева, вхождение которого в правительство было санкционировано ЦК РСДРП(о)¹¹⁹⁸.

Министр-эсер С. Л. Маслов подготовил проект аграрного закона, который содержал важные уступки кадетам - сохранял землю за крупными эффективными капиталистическими хозяйствами. Возможно, это было разумно, помогало получить больше товарного хлеба, но непопулярно, так как сокращало фонд, передаваемый в руки крестьян. И оставшаяся помещичья земля передавалась не сразу, а через Временный аграрный фонд, который пока должен был сдавать землю в аренду крестьянам. Вроде бы эти меры решали задачи, за которые раньше боролся Чернов, - изъять большинство помещичьих земель у частных собственников в пользу государства для последующего рационального перераспределения (неудивительно, что принятие этого временного закона было снова заблокировано кадетами). Но в обстановке осени 1917 г. такие меры тоже не могли вызвать у крестьян ничего, кроме возмущения. Получалось, что земля опять уходит у них из рук, сохраняется ненавистная аренда.

Эсеры и меньшевики не заявили, что отказываются нести ответственность за политику правительства. В результате, не имея влияния на его политику, они продолжали нести ответственность за курс Керенского.

На этот раз Александр Федорович вообще сделал ставку не на политический ресурс, а на «деловые качества», как он их понимал, передав ключевые посты опытным «топ-менеджерам», либеральному блоку. Демонстративно сорвав планы создания более левого правительства, Керенский сохранил свою власть, но почти совершенно лишил правительство опоры. Считалось, что оно по инерции дотянет до выборов в Учредительное собрание.

Задуманный как главная политическая опора правительства, заседавший в Мариинском дворце Предпарламент (Совет республики) в итоге оказался безвластным и превратился в приложение к социал-ли-беральной коалиции. Он не обладал собственной способностью мобилизовать массы в поддержку Временного правительства. Более того, осознав свою безвластность, большинство депутатов Предпарламента предпочло занять в отношении правительства фрондирующую позицию, что особенно проявилось в решающие дни 24-25 октября.

26 сентября президиум и совет старейшин Всероссийского демократического совета кооптировал в его состав 120 представителей цензовых элементов и 20 представителей казачества (из 555 членов). Только после этого Временное правительство согласилось признать этот орган хотя бы совещательным, переименовав его 2 октября во Временный совет Российской республики. По справедливому замечанию Чернова, «цензовики получили в нем представительство намного большее, чем то, какое им было потом дано выборами на основе всеобщего избирательного права»¹¹⁹⁹. Это было меньшинство (социалистические партии имели 258 депутатов против 75 у кадетов и 58 у большевиков), но оно имело возможность блокировать существенные инициативы (за счет беспартийных правых). Но главное - решения Предпарламента были для правительства вовсе не обязательными. Да и сам факт присутствия «контрреволюционной» партии кадетов компрометировал Совет республики в глазах радикальных масс. Идея однородной демократии и Предпарламента оказалась дискредитирована, а демонстративный выход большевиков из Предпарламента при его открытии 7 октября лишь укрепил их авторитет в стране.

Большевики использовали первый день работы Совета республики лишь для того, чтобы зачитать декларацию о своем уходе. Декларацию зачитывал Троцкий, который в самом ЦК большевиков выступал за бойкот Предпарламента с самого начала его работы. Итоги совещания были охарактеризованы большевиками в самых жестких выражениях: «Официально заявлявшиеся цели Демократического совещания, созванного ЦИК Советов р. и с. д., состояли в упразднении безответственного личного режима, питавшего корниловщину, и в создании подотчетной власти, способной ликвидировать войну и обеспечить созыв Учредительного собрания в означенный срок... «Совет Российской республики» объявлен совещательным учреждением; на восьмом месяце революции безответственная власть создала для себя прикрытие из нового издания булыгинской думы.

Цензовые элементы вошли во Временный совет в таком числе, на которое, как показывают все выборы в стране, они не имеют никакого права...

Мы, фракция социал-демократов большевиков, заявляем: с этим правительством народной измены и с этим Советом контрреволюционного попустительства мы не имеем ничего общего»¹²⁰⁰.

Зато, по словам скептически настроенного депутата Н. Н. Суханова, состав Совета республики «был исключительно блестящ. Он сосредоточивал в себе поистине цвет нации. Этим он обязан был именно невиданному способу его составления. Все политические партии и общественные группы посылали в Предпарламент лучших людей, не подвергая их риску уступить на выборах место популярному, но незначительному герою местного провинциального муравейника... В Предпарламенте были представлены in corpore¹²⁰¹ все партийные центральные комитеты, исключения были случайны и несущественны. Уже одно это знаменовало собою концентрацию политической силы, квинтэссенцию всей политической мысли страны...»¹²⁰²

На что же была направлена эта силы и мысль? На обсуждение внешней политики, вопросов войны и мира. Предпарламент раздирали противоречия. Как писал его участник Г. В. Гессен, «все словно чуяли, что это последний случай свести счеты, разоблачить ошибки, формулировать обвинения...»¹²⁰³ Подразумевается близящийся Октябрьский переворот, который прервал эти прения. В действительности участники острой предпарламентской полемики руководствовались не предчувствием переворота, а приближением выборов. Предвыборная кампания вышла на финишную прямую и требовала ярких обличительных речей. Она отвлекала внимание партийных лидеров от наступления большевиков.

В ходе дебатов и просто глядя вокруг, где надвигался новый виток революции, эсеры и меньшевики серьезно полевели. Суханов даже полагал, что «еще немного, и мы пришли бы тут же, в Мариинском дворце, к концу коалиции»¹²⁰⁴. Но это вряд ли. Совет республики в силу своей конструкции не мог стать самостоятельным центром власти. «Тут же, в Мариинском дворце» лишь социалисты могли на что-то решиться. Но на что? Отозвать социалистов из правительства? Но партии не контролировали левых министров. Только одно могло привести к замене коалиции Керенского новым демократическим правительством - союз социалистов с лидирующей в Петросовете партией, с большевиками. А придя к такому выводу в Мариинском дворце, социалистам нужно было бы идти на поклон в Смольный. После всего прошедшего это было бы очень трудно, и они не решились теперь на такой политический поворот. Лучше уж доплестись как-то до выборов в Учредительное собрание, которые снова поменяют всю политическую конъюнктуру.

По мнению Суханова, «несмотря на юридическое бесправие, против Предпарламента коалиция существовать не могла»¹²⁰⁵. Но Предпарламент был парализован теми же распрями, которые парализовали политику коалиции. Предпарламент не мог сменить правительство, но он не собирался и поддерживать его.

Правительство потеряло опору в активной части общества как раз в тот момент, когда его лидеры считали свое положение наиболее устойчивым. Керенский разгромил левых и правых, обвел вокруг пальца наивных политических говорунов. Еще два месяца, и он торжественно откроет Учредительное собрание, проведя корабль демократии сквозь бури и грозы...

В реальности Керенский не пользовался поддержкой ни в армии, ни в партиях, которые входили в правительство, ни в массовых организациях, представленных на Демократическом совещании, ни в обществе - ни в столицах, ни в глубинке. Как сообщали, например, смоленские большевики, «обыватель к Временному правительству довольно холоден - изголодался, разуверился в скором окончании войны, измучен очередями»¹²⁰⁶.

Керенский воспринимался как временная переходная фигура, которая нужна до выборов. Лидеры предвыборной гонки не хотели мараться, заступаясь за такое правительство, чтобы не терять предвыборные очки. Вот-вот откроется Учредительное собрание, и тогда новая законная власть проведет те социальные преобразования, которые сочтет нужным. Она-то, в отличие от нынешнего самоназначенного правительства, будет демократической, опирающейся на волю народа. Но как раз в это время большевики решили заменить одно самоназна-ченное правительство другим, даже более демократическим, опирающимся на Съезд Советов. Этот переворот стал переломным моментом истории страны в XX веке.