Великие Князья Литовские: Ягайло

Жемайтийцы

Утро этого дня ничем не отличалось от предыдущего. Солнце, поднимавшееся над безоблачным небом, вновь обещало нещадно палить все живое и неживое не земле. "Надо будет после полудня искупаться в реке", — подумал великий маршал, но пока решил довольствоваться медным тазом с водой.

Пока всемогущий Куно фон Хаттенштейн смывал со своего тела остатки ночной неги, слуга накрывал на стол завтрак. Покончив с утренним туалетом, маршал подошел к столу. Он неторопливо провел носом над принесенными блюдами и, судя по выражению лица, остался доволен ароматом яств. Затем Хаттенштейн подцепил вилкой самый большой кусок мяса, но не отправил его в рот, а бросил в сторону лениво растянувшегося у порога огромного пса. Второй кусок последовал за первым. Затем немец минуты две внимательно наблюдал за поведением своего четвероногого друга.

Пес же в мгновенье ока расправился с подачкой и радостно завилял хвостом, глядя на своего господина. Умоляющее выражение острой мордочки просило не ограничивать свою милость уже данным. Хаттенштейн бросил к порогу еще одну богатую мясом кость и сказал:

— Ну все, дружок, довольно с тебя.

Пес понял, что ничего больше не получит, и улегся на своем прежнем месте у порога, а его хозяин со спокойной душой принялся заботиться о своем желудке. Но едва он сделал два движения вилкой, как дверь распахнулась, и на пороге показался встревоженный Энгельгардт фон Ротенштейн.

— Чего тебе? — Недовольно спросил маршал.

— Литовцы приближаются к замку! — Выпалил комтур.

— Кто такие? Может жемайтийцы из отряда Витовта?

— Не похоже. Они окружают наш замок со всех сторон, а войску нашего союзника незачем это делать.

— Дьявол их разберет, этих литовцев! Они и сами не знают, что может взбрести им в голову через день.

— Так что же делать, маршал?

— Брат Энгельгардт, не пытайся казаться глупее, чем есть на самом деле. Разве ты вчера родился, и не знаешь, что делать, если к городу приближается враг? — Злобно промолвил маршал и сорвался на крик. — Дадут мне, в конце концов, сегодня позавтракать!?

Верный пес, видя, что его хозяин злится, решил его поддержать. Он повернул мордочку в сторону пришельца и угрожающе зарычал.

— Так я пойду готовить замок к обороне. — Принял решение Энгельгардт фон Ротенштейн.

— Иди. — Произнес маршал и добавил примирительно. — Через четверть часа я тоже выйду на стены.

"Пропади ты пропадом со своим проклятым псом", — выругался про себя комтур, едва вышел из комнаты.

Великий маршал неторопливо продолжил трапезу. Однако, несмотря на хладнокровие, визит Ротенштейна его взволновал и, соответственно, в это утро безнадежно испортил аппетит.

Когда Куно фон Хаттенштейн, облаченный в покрытые благородным металлом доспехи, с длинными павлиньими перьями на шлеме вышел на смотровую площадку, войско литовцев уже окружило крепость с трех сторон. С четвертой стороны неторопливо нес свои воды Неман. Орденский полководец сразу же определил, что у осаждающих для штурма мало войска и совершенно отсутствуют осадные орудия. Это несколько успокоило его.

— Узнали чье это войско? — Спросил он стоящего рядом комтура Рагнеты.

— Витовта. — Ответил тот. — А вот и сам изменник. — Комтур указал на приближающегося к стенам воина в сопровождении пятерых товарищей.

Остановившись на довольно почтительном расстоянии, литовский князь крикнул:

— Маршал Куно фон Хаттенштейн, если слышишь меня, отзовись!

— Слышу тебя, Виганд. — Отозвался громовым басом из-под забрала Хаттенштейн. — А теперь поясни, что значат эти толпы жемайтийцев, окружившие со всех сторон Риттерсвердер?

— Во-первых, маршал, не называй меня больше Вигандом, ибо я отказался от католичества и от имени, данного мне при крещении в вашу веру.

— Бог тебя покарает за это! — Прогремел маршал.

— Во-вторых, — продолжил Витовт, — я выхожу из твоего повиновения и объявляю войну Тевтонскому ордену. Два замка, построенные на литовской земле, уже пали, теперь настал черед Риттерсвердера.

— Ну, предположим, что этот орешек не по зубам для жемайтийцев, вооруженных сулицами да заостренными кольями. — Заметил маршал. — Но я хочу знать, что заставило союзника вероломно изменить Ордену, хотя он облагодетельствовал тебя и обещал отвоевать у Ягайлы Литву.

— Вот именно, маршал, что только пообещал, а выполнять свои обещания отнюдь не собирался. Орден желал сам захватить Литву, а я был лишь простым подручным. Ведь даже в замке, построенном жемайтийцами, ты поставил немецкий гарнизон.

— И правильно сделал, что поставил. — Тихо сказал Хаттенштейн. — Жалко только, что воины оказались бестолковыми или трусливыми, иначе не стоял бы ты здесь.

— Говори громче, маршал, я не слышу твоих слов! — Крикнул Витовт.

— Ты ошибаешься, князь, в благих намерениях Ордена. — Повысил голос немец. — Мы всегда относились к тебе как к брату, и даже сейчас готовы простить твое безумство, если прикажешь жемайтийцам сложить оружие, и сам со снятым шлемом войдешь в ворота Риттерсвердера.

— Этого не будет никогда. — Отверг предложенный путь примирения Витовт. — Лучше, маршал, добром освободи Риттерсвердер. А мы, со своей стороны, обязуемся не чинить препятствия немецкому отряду на всем протяжении пути от замка до Пруссии.

— Бедный Витовт, неужели ты думаешь, что бесстрашные рыцари Тевтонского ордена испугаются комариного писка жемайтийцев, одетых в звериные шкуры, да и повадками недалеко ушедших от зверей.

— Еще как испугаются! — Заверил Витовт. — Ты забываешь дорогой маршал, что два замка уже взяты презираемыми тобой жемайтийцами По-сему, я предлагаю Ордену выкупить находящихся в плену доблестных защитников этих замков.

— И что ты за них хочешь? — Скрипя зубами, спросил Хаттенштейн.

— Коня, комплект полного вооружения и доспехов за каждого кнехта.

— Хорошо придумал этот князек — нашим оружием воевать против нас. — Заметил Энгельгардт фон Ротенштейн. — Великий магистр за такие обмены по голове не погладит.

— Ничего не поделаешь, Энгельгардт, придется выкупать тех болванов, иначе и эти разбегутся при первой же возможности, — маршал неопределенно кивнул в сторону защитников замка. Затем, некоторое время подумав, он вновь обратился к Витовту. — Я бы рад, князь, выполнить твои условия, но мы не располагаем таким количеством лошадей и прочего снаряжения. Сам понимаешь, я не могу разоружить защитников Риттерсвердера.

— Насчет лошадей могу поверить — их крестоносцы много потеряли во время последней битвы, но оружия у вас в обозе предостаточно. А значит, — подвел итог Витовт, — так как у нас сорок шесть пленных, то великий маршал должен отдать двадцать три лошади и сорок шесть комплектов вооружения кнехта. Если будет хотя бы на один меч меньше, вы не досчитаетесь одного пленного. Неоплаченным пленным будут отрублены головы здесь же, перед воротами замка.

— Я согласен. — Сказал маршал. — Когда и где будем производить обмен?

— Оружие и лошади должны быть доставлены на то место, где я сейчас стою. Обмен произведем, когда солнце поравняется с дубом, — Витовт указал на огромное дерево, одиноко стоящее примерно в версте от него.

В крепости начали готовиться к обмену: к городским воротам вели лошадей, частью мало на что пригодных, тащили доспехи, снятые с кнехтов, убитых в первом бою с литовцами. Но одновременно шли и другие приготовления: тяжеловооруженные рыцари облачались в доспехи, оруженосцы выводили на площадь их лошадей, готовилась к бою и пехота.

Наконец пришел час обмена. Замковые врата отворились, и в сторону жемайтийцев кнехты погнали табун лошадей. Следом выехали три тяжелогруженые телеги. Им навстречу воины Витовта вывели неудачливых защитников двух замков: кто-то из них хромал, кто-то держался за безвольно повисшую руку, а двоих немцев несли на руках.

Точно в указанном Витовтом месте пленные и плата за них встретились. Жемайтийцы принялись осматривать добычу, а пленные, не останавливаясь, потихоньку шли к распахнутым вратам.

— Маршал! — Крикнул Витовт. — Почему у тебя половина лошадей покалеченных, а доспехи погнутые? Мы так не договаривались!

— Так ведь и воинов ты отдаешь всех израненных, половина из них уже не жильцы. А что доспехи погнутые, ты уж не взыщи — их погнули сами литовцы.

— Леший с тобой, — плюнул Витовт, — все равно обманешь.

Литовцы погнали трофеи в сторону своих, а пленные немцы уже начали входить в ворота. В это время со стен с оглушающим грохотом ударили пушки. Одно каменное ядро угодило в телегу с выкупом за пленных, и разбросало в разные стороны шлемы, латы, мечи. Уцелевшие жемайтийцы бросились врассыпную, однако, повинуясь приказу Витовта, через некоторое время вернулись и собрали вконец погнутые доспехи.

В ответ на пушечную пальбу жемайтийцы пустили десятки стрел по замку и входящим в ворота пленным. Последний из них, который и так едва волочил ноги, упал сраженный, не успев сделать всего лишь два шага, чтобы скрыться за спасительными стенами. Немцы втащили его в замок и с лихорадочной быстротой захлопнули ворота.

— Раненые налево, все, кто может держать оружие — направо! — Приказал маршал получившим свободу кнехтам.

Немцы начали ощупывать свои раны и расходиться, в зависимости от их серьезности, в разные стороны.

— Ты куда пошел, брат Конрад? — Спросил Хаттенштейн мертвецки бледного рыцаря. — У тебя же рука вся красная от крови и висит как плеть.

— Так это ж левая, а правой я еще могу держать меч, — ответил воин и пошел направо.

Всего способными держать меч признали себя двадцать восемь человек.

— А что с тобой случилось, брат Родигер? — Спросил Хаттенштейн, присмотревшись к немцу, стоявшему среди тяжелораненых воинов.

— Сулица литовская в плечо попала. — Невнятно произнес тот.

— Покажи плечо! — Потребовал военачальник.

Родигер с неохотой поднял рубашку: на плече ничего, кроме красного чирья, не было.

— Из-за таких как ты мы потеряли два замка! — Угрожающе промолвил маршал. — Я давно заметил, что ты при первой же возможности стремишься уйти от опасности. Хочешь на чужой спине в рай въехать?

Почувствовав недоброе в голосе военачальника, брат Родигер упал на колени:

— Прости, великий маршал, устал, кровью искуплю вину.

— Бог простит. — Коротко отрезал Хаттенштейн. — Отрубите ему голову.

Брыкающегося и кричащего так, что было слышно осаждавшим жемайтийцам, брата Родигера уволокли на лобное место, и через мгновенье топор палача отделил его хитрую голову от туловища.

— А теперь, — Хаттенштейн обратился к остолбеневшим от увиденного защитникам двух замков, — всем наскоро перекусить и строиться у главных ворот. В бой пойдете первыми, и, не дай бог, хоть один из вас покажет врагу спину.

Отряд крестоносцев уже был готов выступить на вылазку, как вдруг с донжона раздался голос наблюдателя:

— Великий маршал, по направлению к замку движется еще одно войско. Они еще далеко, и я не пойму: наши это или литовцы.

Хаттенштейн посмотрел на направление взгляда наблюдателя и буркнул: — Откуда там нашим быть?

Затем он, не доверяя больше никому, принялся карабкаться на башню. Пока Хаттенштейн достиг смотровой площадки, войско подошло еще ближе, и маршал безошибочно определил, что это литовцы. Причем, от их количества у великого маршала дрогнули колени. Длинная змея растянулась на несколько верст, а конец ее Хаттенштейн так и не увидел, ибо воины продолжали выходить из-за леса.

— Ну что там? — Спросил снизу Энгельгардт фон Ротенштейн.

— Вылазка отменяется. Всем спешиться! Главные ворота закрыть и заложить камнем! — Приказал великий маршал.