Через два дня после похорон Ольгерда Кейстут созвал совет. Он не любил откладывать решение важных дел на долгое время. Тем более что предстоящий совет должен был рассмотреть завещание Ольгерда, а воля покойного брата для Кейстута была больше чем закон.
Обычно совет состоял из потомков Гедимина — основателя правящей династии. Иногда приглашались крупные магнаты из наиболее приближенных к великим князьям. Делалось это при решении тех или иных вопросов, связанных с деятельностью приглашенных, которые, как правило, занимали высшие государственные посты в управлении Литовским княжеством.
Сегодня совет состоял только из Гедиминовичей. Представители великокняжеской семьи собрались в тронном зале. На сверкающем золотом и драгоценными камнями широком и массивном троне литовского государства восседал Кейстут. По всему видно, что трон предназначен для двоих человек, ибо Кейстут не занимал и половины его.
Женщины на совете не имели слова, однако, княгиня Ульяна с незапамятных времен являлась частой гостьей на советах. Возражать против таких визитов жене великого князя никто, конечно, не решался. Пришла она и на этот раз.
Из двенадцати сыновей Ольгерда на совете присутствовало только четыре: Андрей Полоцкий, Дмитрий, Ягайло и Скиргайло. Первые два — старшие — были сыновьями Ольгерда от брака с витебской княжной Марией. Андрею в ту пору было пятьдесят два года, однако, выглядел он моложе своих лет. По-прежнему любимым увлечением этого человека была охота, сопровождаемая бешеной скачкой на лошади. Неизвестно как попавший в Вильно, брянский князь Дмитрий был ненамного моложе Андрея. Держались старшие братья на совете вместе, и в то же время как бы отделившись от остальных родственников. Их опасное соседство таило в себе угрозу для Ягайлы. Это чувствовали все: и Кейстут, и Ульяна, и Ягайло.
Ягайло, в свою очередь, сидел рядом со своим младшим братом — двадцатитрехлетним Скиргайлом.
Присутствовали на совете и два сына Кейстута. Старший — Витовт — широкоплечий, невысокого роста, с суровым лицом, но не лишенным благородства сердцем, был во многом похож на отца. Недаром Кейстут любил говорить, что, глядя на Витовта, он видит себя в молодости. Второй сын Кейстута — совсем еще юный Жигимонт — впервые был на великокняжеском совете. Однако это не мешало ему держаться с достоинством, соответствовавшим его положению сына главы государства. Хладнокровно и бесстрашно скользил его взор по лицам Андрея и Дмитрия.
На совете имели право присутствовать и потомки других сыновей Гедимина — не только Ольгерда и Кейстута, но они, как правило, сидели в отцовских уделах, полученных еще от самого Гедимина, и не вмешивались в дела виленского двора.
Совет открыл Кейстут. Предварительно он встал, неторопливо бесцельно прошелся по залу и возвратился на место. Так делал Кейстут, когда напряженно думал, в движении у него рождались все великие мысли. Движения были медлительны или, лучше сказать, медлительно властны. Так мог держаться только тот, кто знал, что никто его не поторопит, не перебьет его молчания. И вот, наконец, Кейстут заговорил.
— Князья, сегодня мы собрались, чтобы утвердить последнюю волю Ольгерда. Перед своей кончиной он изъявил желание, чтобы Ягайло стал наследником его и принял причитающуюся ему половину Литовского княжества.
— Почему же Ягайло, а не старший сын его — Андрей? — Спросил Дмитрий.
— Такова воля Ольгерда.
— Я не слышал изъявления такой воли из уст отца. Или может у вас есть письменное его завещание? — Язвительно спросил Андрей Полоцкий.
— Желание Ольгерда было выражено им не далее как три дня назад. Это были последние слова, которые я слышал от брата, перед тем как он покинул нас навсегда. Кроме меня, волю покойного слышали: княгиня Ульяна, Ягайло, Скиргайло, Войдылло и Ганко, бывшие у ложа Ольгерда в тот печальный день.
— Но этих слов отца не слышал я. Их не слышал Дмитрий. Почему мы должны верить какому-то Ганко? — Не сдавался Андрей.
— Но мне ты веришь? Или у тебя есть повод сомневаться в моей честности? — Спросил Кейстут.
Повода сомневаться в честности своего дяди у Андрея не было. Благородство и порядочность Кейстута ставились в пример даже за пределами княжества. Властителю Полоцка пришлось изменить свою тактику.
— Отец не имел права назначать наследника. Он отказался от власти. Монах не может вершить судьбу государства. — Привел следующий довод Андрей, не ведая того, что повторяет предсмертные слова своего отца.
— Что ж, ты прав, Андрей. Ольгерд не имел права никого ни назначать, ни утверждать на трон Великого княжества Литовского. Он этого и не делал. Это сделаем мы, собравшиеся на княжеский совет. Твой отец всего лишь выразил желание, чтобы Ягайло стал наравне со мной главой государства. И я клянусь, что сделаю все для того, чтобы желание моего покойного брата было исполнено. Ты говоришь, Андрей, что монах не может назначать правителя государства… Но ведь это, прежде всего, твой отец, и ты, как добрый сын, обязан исполнить его просьбу.
— Решения отца всегда были для меня законом, их я принимал как должное. Но здесь дело касается интересов всего нашего государства, и родственные чувства придется оставить до лучших времен. Ягайло не создан управлять государством. У него на уме только пиры, охота, игры да смазливые девки.
Последние слова Андрея вывели из себя Ягайло, до сих пор молча слушавшего спор между Кейстутом и своим старшим братом. Казалось, он готов сорваться с места и вцепиться в глотку Андрею. Но этого не произошло, Ягайло ограничился лишь ответным словесным оскорблением.
— А кому править литовским государством? Уж не тебе ли, Андрей Полоцкий? Ты забыл, что отец дал тебе имя Вингольт. Ты изменил не только имя, став христианином. Ты стал полочанином до мозга костей, забыл язык, на котором тебя учили говорить. И не тебе править нами, литовцами. Или ты и нас хочешь сделать русскими?
— Ты получил от отца самое богатое и обширное княжество Полоцкое. — Поддержал брата Скиргайло. — Но тебе все мало. Теперь ты раскрыл рот и на великокняжеский трон.
— Зачем ссориться, братья? — Попытался унять своих племянников Кейстут. — Вы же все — внуки великого Гедимина. Зачем же драться между собой, когда так много у вас общих врагов? Не проходит и года, чтобы закованные в железо кони крестоносцев не топтали наши нивы. На востоке, Москва жаждет увеличить размеры своего княжества за счет наших земель; на западе, венгерские и польские магнаты считают своей вотчиной Волынскую землю, Подляшье и Галицкую землю. И в это трудное время вы, родные братья, деретесь между собой хуже поганых татар.
— Конечно, дядя, ты хочешь отдать Ягайлу верховную власть, минуя меня, старшего сына Ольгерда. И после этого требуешь, чтобы я был спокоен, чтобы я с ласковой улыбкой признал за братцем литовский трон, который по праву должен принадлежать мне. Ты хочешь угодить всем, но так не бывает, чтобы и волки были сыты и овцы целы.
— Я вижу, по доброму согласию мы ничего не решим до ночи. А в большом зале ждут лучшие мужи, дабы поклониться своему новому господину. — Подвел итог Кейстут бурной перебранке. — А теперь каждый в отдельности скажет: кого он хочет видеть на литовском троне. Говори, Витовт, первым, — обратился Кейстут к сыну.
— Почему твой сын должен делить наследство нашего отца? — Спросил Андрей, чувствуя приближающийся конец своим честолюбивым планам.
— Он такой же, как и ты, потомок Гедимина. И имеет полное право участвовать в выборе главы государства. Говори, Витовт.
— Наш долг исполнить волю покойного Ольгерда. Это ему мы обязаны могуществом нашего княжества. Ягайло — глава государства.
По иному Витовт сказать и не мог. С детства он проводил с Ягайлом больше времени, чем со своими родными братьями. Вместе они купались в Вилии, жадно слушали рассказы княгини Ульяны о великом греческом воителе Александре Македонском, а потом оба в тайне мечтали также завоевать весь мир, когда вырастут.
По лицу Кейстута было видно, что он с одобрением принял слова сына, хотя и заранее знал, что тот скажет.
— Теперь твое слово, Жигимонт, — обратился Кейстут к своему младшему сыну.
Юный Жигимонт, которому было решительно безразлично то, что происходило на совете, по примеру старшего брата изрек:
— Пусть будет Ягайло.
— Говори теперь Скиргайло.
— Я не скажу ничего нового. Великокняжеский венец Ягайле! — Твердо произнес Скиргайло.
— Тебе слово, Дмитрий, — продолжал Кейстут ставший уже не нужным опрос.
Это понял и брянский князь. Поддерживать Андрея было теперь бесполезно, поддержать же Ягайло, то есть признать себя вассалом младшего брата, он тоже не мог. Не позволяла гордость.
— Здесь и так все ясно, — уклончиво ответил Дмитрий. — Мое слово уже ничего не изменит.
После этих слов брата Андрей поднялся и быстрыми шагами покинул тронный зал. Видеть торжество своего родного брата, ставшего теперь заклятым врагом, было выше сил полоцкого князя.
Совет тем временем продолжался.
— Сядь подле меня, Ягайло. Отныне вторая половина трона принадлежит тебе — так решил совет. — Обратился Кейстут к племяннику. Он подождал, пока последний усядется на троне, и вновь заговорил. — Чтобы избежать в дальнейшем недоразумений и ссор, подобных сегодняшним, я хочу сейчас объявить имя своего наследника. Мой сын Витовт займет место на троне рядом с Ягайлом после моей смерти.
Кандидатуру Витовта собственно некому было оспаривать. Из сыновей Кейстута, кроме объявленного наследника, на совете присутствовал лишь юный Жигимонт, который пока еще был безразличен к вопросам власти. Остальные Гедиминовичи благосклонно приняли решение Кейстута, так как не имели права ему наследовать.
Итак, друзья и двоюродные братья — Ягайло и Витовт — будут править Великим княжеством Литовским. Тот, кто видел этих неразлучных друзей в детстве, скажет: "Не будет более счастливого правления. Вот, те немногие из государей, среди которых будет царить единодушие и никогда не будет ненависти меж ними."
Но не следует торопиться предсказывать будущее, особенно в том случае, когда речь идет не о простых смертных, а о великих князьях. Власть меняет людей, и чем больше власть, тем меньше в человеке остается человеческих чувств. Жестокий и беспощадный век не терпел на тронах правителей мягких и слабых. И если на головах таких иногда держались короны, то лишь потому, что эти государи являлись игрушкой в чьих-то сильных руках и реальной власти не имели. Власть заставляет забывать и о данных обещаниях, и о чести, и о долге, она иногда становится сильнее родственных чувств. О том, каким будет дальнейшее совместное правление наших друзей, мы узнаем несколько позже.
Пока что великокняжеский венец достался лишь Ягайлу. Всякая жизнь имеет земной конец, но конец одной жизни иногда одновременно является и началом для другой. Смерть Ольгерда стала началом нового великого князя — Ягайлы. Он вышел из тронного зала гордый своей победой. Великокняжеский венец, доставшийся ему, позволил по-новому взглянуть на людей, собравшихся в большом зале. Теперь это были его подданные.
Выразить почтение новому великому князю пришли самые именитые мужи государства. В приветливой улыбке застыло лицо умного и хитрого Войцеха Монивида. Угрюмым молчанием встречает Ягайлу бородатый, плечистый, богатырского роста князь Остей. Вероятно, никто не сможет утверждать, что видел улыбку на лице этого сурового воина. Много-много лет назад один из жителей Скандинавии, бродивших по всему миру в поисках счастья, каким-то образом попал на службу к одному из литовских князей. Он осел здесь, обзавелся голубоглазой женой-литовкой, которая подарила ему многочисленное потомство, продолжавшее служить великим князьям литовским. Одним из потомков того викинга и был князь Остей. Много лет он верой и правдой служил Ольгерду, пользуясь при этом заслуженным почетом и уважением. Великий князь литовский относился к Остею не как к слуге, а как к своему старому боевому товарищу, делившему с господарем все тяготы и невзгоды походной жизни.
Гордо подняв голову, встречает Ягайлу князь Альгимунт Гольшанский. Рядом с ним сын Иван с нескрываемым любопытством смотрит на своего нового повелителя. В последнее время земельные владения Гольшанских значительно выросли, а вместе с ними вырос и их авторитет. Князь Альгимунт неоднократно приглашался на совет бояр при великом князе.
Рядом с Гольшанскими стоит слуцкий князь Юрий — один из представителей династии Рюриковичей, правившей Слуцком вот уже около двухсот лет. Юрий является прямым потомком туровского князя Юрия Ярославича. Но, несмотря на столь знатное происхождение, держится Юрий далеко не так уверенно, как Альгимунт Гольшанский. Владения слуцких князей значительно сократились с тех пор, как они признали своим господином Гедимина. И теперь новый господин, скорее всего, вселяет в душу Юрия новую тревогу. Не жалуют литовские князья Рюриковичей.
Судьба свела вместе людей столь различных и по национальности, и по возрасту, и по положению, занимаемому в огромном княжестве. Перечисленные выше бояре составляли лишь ничтожную часть людей, пришедших приветствовать нового великого князя. Большой зал пестрел различными нарядами. Суконные плащи и мантии перемешались с разнообразной окраски и покроя кафтанами. Некоторые из них, несмотря на жару, оторочены для важности дорогими мехами. Ладно сидят на плечах жмудских бояр кожаные куртки — предмет особой гордости их хозяев, так как сшиты они из шкур зверей, собственной рукой убитых на охоте. Каждый по-своему пытался показать через наряд свое богатство, знатность и силу.
Первый прием молодого князя окончился в трапезной за дубовыми столами, ломившимися от всевозможных яств.
А в это время глашатаи спешили во все концы Великого княжества Литовского, дабы сообщить народу имя нового господина. В православных церквях служили молебен во здравие Ягайлы. Главный жрец святилища Перкунаса* провозглашал толпам народа волю богов, они, как оказалось, предвещали Ягайлу долгое и счастливое правление. Подобное происходило во всех языческих святилищах Аукштайтии и Жемайтии. Казалось, вся Литва только и ждала избрания великим князем литовским Ягайло. Однако не все было радужно и безоблачно, как могло казаться новоиспеченному великому князю, пребывавшему первые дни в состоянии эйфории.