Теперь нам самое время возвратиться к Валентину и его друзьям, которых мы уже давно выпустили из виду.
Как помнит читатель, после отъезда дона Тадео все пятеро улеглись спать около костра, оставив Цезаря на часах.
Около полуночи разразилась буря. Было темно, и только по временам блестела молния, придавая окружающему фантастический вид. Ветер страшно ревел, шатая деревья, которые ломались, как тростник. Глухие раскаты грома сливались с шумом реки, затоплявшей равнину. Небо казалось огромной свинцовой тучей. Дождь лил ливмя, и наши путешественники, несмотря на все усилия, не смогли защититься от него. Костер погас, и они до рассвета дрожали от холода.
К утру ураган стал стихать, а с первыми лучами солнца затих совершенно. Тогда только пятеро путешественников заметили произведенные им опустошения. Деревья были сломаны и разбросаны, а некоторые даже вырваны с корнем. Вся степь была покрыта водой. Речка, вчера столь тихая и светлая, выступила из берегов и катила свои грязные волны. Валентин внутренне поздравил себя, что догадался вчера остановиться на склоне горы, а не в долине, иначе их затопило бы наводнением.
Первой заботой путешественников было развести огонь и обсушиться. Для этого Трантоиль Ланек отыскал довольно широкий и плоский камень. На камень он наложил листьев, которые ему удалось зажечь. На мокрой земле было бы совершенно невозможно развести огонь. Скоро поднялось пламя, и наши путешественники, дрожащие от холода, радостно вскрикнули.
После завтрака все ободрились и повеселели. Ночные невзгоды были забыты, и все пятеро если и вспоминали о прошедших бедствиях, то только для того, чтобы легче было перенести предстоящее. Было около семи часов. Они курили молча, сидя вокруг костра. Валентин нарушил молчание первым.
— Мы напрасно отпустили ночью дона Тадео. В ту минуту все были сильно взволнованы и не позаботились об одной важной вещи. Когда он исполнит обязанности гражданина, то, конечно, захочет соединиться с нами, чтоб продолжать поиски дочери. Но тут возникнет великое затруднение: у него не будет проводника.
— Правда! — единогласно отвечали остальные четверо.
— Что ж делать? — спросил Луи.
— К счастью, — продолжал Валентин, — мы еще можем исправить нашу ошибку. Дон Тадео нуждается в человеке, который был бы ему совершенно предан, который знал бы в точности местность, куда мы отправимся, который мог бы отыскать нас по следам. Не правда ли?
— Да, — утвердительно кивнул Трантоиль Ланек.
— Отлично! — сказал Валентин. — У нас есть такой человек — это Жоан. Он отправится в Вальдивию и отнесет дону Тадео письмо, которое напишет Луи и объяснит в нем, для чего послан Жоан.
— Охотно! — ответил последний. — Я буду проводником дона Тадео.
— Хорошо! — сказал Курумила. — Наш друг думает обо всем. Пусть дон Луис напишет письмо.
— А знаете, — продолжал Валентин, — я очень рад, что все так случилось, что эта мысль пришла мне в голову не вчера, а сегодня.
— Отчего так? — с удивлением спросил Луи.
— Потому, что наше письмо порадует и ободрит бедного дона Тадео. Он увидит, что мы заботимся о нем и его дочери.
— И то правда, — отвечал Луи.
— Ну так пиши же, Луи.
Граф тотчас же написал письмо на листке, вырванном из записной книжки. Жоан между тем приготовился в дорогу.
— Брат, — сказал ему Валентин, отдавая записку, — мне не нужно давать вам советы: вы опытный воин, человек решительный. А здесь остаются друзья, которые будут ждать вас обоих.
— Моему брату больше нечего сказать мне? — спросил Жоан, воинственное лицо которого блистало от счастья. — Мое сердце остается здесь, но я сумею найти его.
Раскланявшись с друзьями, индеец, как газель, прыгнул в высокую траву. Скоро он бросился в реку и переплыл ее. С того берега он подал прощальный знак своим друзьям и скоро исчез из виду.
— Молодец! — заметил Валентин, снова усаживаясь у костра.
— Жоан воин, — гордо отвечал Трантоиль Ланек.
— Теперь, — продолжал Валентин, — поговорим о том, что делать дальше.
— Я слушаю моего брата.
— Дело, которое нам предстоит, — весьма трудное, и без вас, предводитель, я думаю, мы не сумели бы его выполнить. Конечно, смелости у нас хватает, но тем не менее мы вынуждены были бы отказаться от всяких поисков. В этой стране белые, каким бы хорошим зрением ни обладали, ничего не увидят и не будут знать, в какую сторону направляться. Только вы можете привести нас к цели. Пусть же один из вас будет командовать, мы с радостью станем повиноваться. Пусть он ведет нас, куда сочтет нужным. Итак, Трантоиль Ланек или Курумила должны всем распоряжаться.
Трантоиль Ланек, подумав несколько минут, отвечал:
— Мой брат хорошо сказал, его сердце не закрыто облаками от его друзей. Да, дорога долгая и усеяна опасностями. Но пусть мои бледнолицые братья надеются на нас. Мы выросли в пустыне, она открыта для нас, и мы избегнем всех козней и капканов, которые расставлены на нашем пути.
— Отлично, — отвечал Валентин, — мы знаем теперь, кому повиноваться. Остается еще вопросов какую сторону и когда мы отправимся?
— Сейчас, — отвечал Трантоиль Ланек. — Только прежде нам надо определить план действия и затем следовать ему.
— Вот это умно сказано, предводитель. Обсудим этот план. Каково ваше мнение?
— Я думаю, — отвечал Трантоиль Ланек, — для того чтобы отыскать след молодой девушки с небесно-голубыми глазами, нам надо вернуться в Сан-Мигуэль и оттуда отправиться по следам воинов, которые увезли ее.
— И я то же думаю, — подтвердил Валентин. — Да, признаюсь, другого пути и не вижу.
Курумила отрицательно покачал головою.
— Нет, — сказал он, — идя по этому следу, мы только потеряем время.
Оба француза с удивлением поглядели на него, между тем как Трантоиль Ланек продолжал преспокойно курить.
— Я не понимаю вас, предводитель, — сказал Валентин.
Курумила усмехнулся.
— Пусть мой брат слушает, — ответил он. — Антинагуэль могущественный и бесстрашный предводитель, это величайший из аукасских воинов, его сердце обширно, что Божий мир. Токи объявил бледнолицым войну, и война эта будет жестокой. С Антинагуэлем гуинка, который ради выгоды готов опустошать свою землю. Бледнолицая девушка была похищена по приказанию токи, он хочет взять ее себе в жены. Так как токи нужно быть во главе своих воинов, то он прикажет привести ее в стан, чтобы получше уберечь ее. Поэтому, чтобы найти след девушки, надо идти по следам Антинагуэля, и мы увидим скоро, что оба следа соединятся. Я сказал, пусть мои братья рассудят. Он замолчал и, опустив голову на грудь, ожидал, что скажут другие. Молчание длилось довольно долго, пока его не прервал граф.
— Мне кажется, — сказал он, — что мой брат Курумила прав. Я разделяю вполне его мнение. В самом деле, если токи хочет взять донью Розарио себе в жены, то конечно же он предпочтет, чтобы она была подле него. Что скажет Трантоиль Ланек? — спросил он, обращаясь к предводителю.
— Курумила один из мудрейших ульменов своего племени. Он храбр, как ягуар, и хитер, как лисица. Он правильно рассудил — мы пойдем по следам Антинагуэля.
— Так пойдем же по следам Антинагуэля, — весело предложил Валентин. — След он оставляет широкий, нетрудно найти.
Трантоиль Ланек покачал головою.
— Мой брат ошибается. Мы действительно пойдем по следам Антинагуэля, но сделаем это по-индейски.
— То есть?
— Как птица летит.
— Прекрасно, — сказал Валентин, ошеломленный этим кратким ответом, — но я ничего не понимаю.
Предводитель не мог не улыбнуться, видя, как изумился молодой человек.
— Если мы просто пойдем по следам Антинагуэля, — сказал он снисходительно, — то мы его не скоро нагоним. Он на два дня впереди нас и на лошади, а мы пешком. Если мы и нагоним его, то может быть уже поздно.
— Черт возьми! — вскричал молодой человек. — Правда, я не подумал об этом. Где ж мы достанем лошадей?
— Нам не нужно лошадей. В горах легче и скорее пройти пешком. Мы пересечем след по прямой линии, как птица летит. Всякий раз, как мы дойдем до новых следов, мы рассмотрим хорошенько их направление и опять пересечем. Будем делать так, пока не убедимся, что напали на след бледнолицей девушки. Тогда мы изменим наш план согласно обстоятельствам.
— Да, — отвечал Валентин, — все это мне кажется умно. Но уверены ли вы, что мы не заплутаемся и не пойдем по ложной дороге?
— Пусть мой брат успокоится. Этого не случится.
— О, я совершенно спокоен! Когда ж, вы думаете, мы настигнем его?
— Послезавтра вечером мы будем недалеко от него.
— Как? Так скоро? Это невероятно!
— Пусть мой брат рассудит: в то время, когда наш враг, который не знает, что его преследуют, но который, однако, не медлит, будет делать четыре версты в долине, мы сделаем восемь в горах.
— И слава Богу! Мы, значит, просто станем пожирать дорогу. Действуйте как знаете, предводитель. Я вижу, что лучших проводников, чем вы, не сыщешь.
Трантоиль Ланек усмехнулся.
— Что ж, в дорогу? — спросил Валентин.
— Надо немного погодить, — отвечал ульмен, показывая на своего товарища, который занимался приготовлением индейской обуви. — В пустыне все может выдать. Если те, которых мы преследуем, в свою очередь преследуют нас, то ваши сапоги выдадут нас. Вы снимете их, тогда аукасские воины будут слепы. Они увидят только индейские следы и будут обмануты.
Валентин, ни слова не говоря, снял свои сапоги, граф последовал его примеру.
— Теперь, — сказал, смеясь, парижанин, — не бросить ли их в реку, чтоб их след простыл?
— Пусть мой брат не делает этого, — серьезно заметил Трантоиль Ланек. — Сапоги надо сохранить. Как знать, может, они и пригодятся.
У обоих молодых людей было по солдатскому ранцу, где хранилось все необходимое. Молча они спрятали сапоги в ранцы и перекинули их за спину. Курумила между тем окончил свою работу. Французы надели индейскую обувь. Затем все четверо направились в горы в сопровождении неизменного Цезаря.