Великий предводитель аукасов

Двадцать четвертая глава. УРАГАН

Луи не мог усидеть на месте. Вместо того чтобы терпеливо ждать, он уговорил Валентина и Курумилу пойти вперед. Все трое отправились и близко подползли к стану Антинагуэля. Трантоиль Ланек, выйдя оттуда, вскоре встретил их.

— Ну? — спросил граф.

— Дело идет на лад. Пойдемте!

Трантоиль Ланек повел их к пленникам. При виде этих четырех человек донья Розарио не могла удержаться и вскрикнула от радости. Дон Тадео встал, твердым шагом подошел к своим освободителям и горячо поблагодарил их.

— Сеньор, — сказал Луи, — поспешим, индейцы могут проснуться. Необходимо убежать подальше.

— Да, — добавил Валентин, — нас немного, мы не справимся с ними.

Курумила и Трантоиль Ланек привели лошадей пленникам. Дон Тадео и донья Розарио быстро вскочили на них. В это время один из пьяных индейцев проснулся и открыл было рот, чтобы закричать. Курумила быстро метнул нож ему в грудь. Все поспешили к пещере, где наши друзья остановились на ночлег и где остались их лошади. Когда они прибыли туда, Валентин дал знак остановиться.

— Здесь можно отдохнуть немного, — сказал он. — Ночь темная, через несколько часов мы отправимся. В пещере приготовлены две постели из сухих листьев.

Дон Тадео и донья Розарио пошли отдохнуть.

— Цезарь! — позвал граф собаку и, лаская ее, указал на уходившую девушку. — Слушай внимательно! Видишь эту девушку? Смотри же, сторожи ее как следует, слышишь?

Цезарь внимательно выслушал эти слова, глядя умными глазами на своего господина, повилял хвостом и отправился в пещеру, где и улегся у ног молодой девушки. Она поласкала его и поцеловала в толстую морду.

Наши друзья расположились у входа в пещеру. Граф скоро задремал. Валентин сидел задумавшись, размышляя, как лучше избавиться от преследования Антинагуэля. Он строил разные планы и незаметно просидел так два часа, не видя ничего вокруг.

— Наш брат спит? — спросил его Курумила.

— Нет, — отвечал он, проводя рукою по лбу, — я задумался. А что?

— Наш брат долго думал, — сказал с улыбкой Курумила. — А мы между тем сходили еще раз в стан Черных Змей и далеко отогнали их лошадей. Не скоро они сыщут их.

— О, значит, мы успеем далеко уйти, прежде чем они погонятся за нами? — спросил Валентин.

— Надеюсь, — отвечал Трантоиль Ланек. — Но Черные Змеи хитрый народ. У них собачье чутье. Надо обмануть их.

— Каким образом?

— Нужно проложить ложный след. Я возьму лошадей пленников и поеду, а вы все с Курумилой спуститесь в ручеек и идите вброд до островка Дикой Козы. Там вы подождете меня.

— Когда мы отправимся?

— Сейчас.

Трантоиль Ланек вырезал прутья фута в полтора длиною и привязал их к удилам лошадей, чтоб они не сходились слишком близко, и уехал. Валентин вошел в пещеру и сказал, что пора ехать. Луи приготовил лошадей. Он уступил свою донье Розарио, а дон Тадео сел на лошадь Валентина. Луи свел обоих лошадей в ручей и тщательно стер их следы с берегового песка. Курумила шел вперед и указывал дорогу, Валентин замыкал шествие. Ночь была чудная, звездная, месяц высоко стоял на небе. Воздух был напоен благоуханиями и так прозрачен, что видно было на большое расстояние.

Маленький отряд молча продвигался вперед, внимательно прислушиваясь к шуму леса, наблюдая, не шелохнутся ли ветки кустов, не без тайного страха ожидал, что вот-вот вдали покажутся Черные Змеи. Часто Курумила останавливался, брал наперевес ружье, наклонялся вперед и прислушивался к какому-нибудь слабому, тревожному шуму, которого европейцы не могли различить. Тогда все также останавливались, не смея пошевелиться, готовые к отчаянной защите. Но тревога оказывалась ложной и по знаку проводника маленький отряд отправлялся дальше.

Европейцы, привыкшие к скучному однообразию дорог, совершенно безопасных, не могут представить себе прелести опасной езды ночью в пустыне, где на каждом шагу можно встретить врага, быстрых переходов от страха к успокоенности, беспрерывных прислушиваний и остановок.

Около четырех часов, когда солнце начало всходить, островок Дикой Козы начал понемногу вырисовываться из тумана и путешественники наши, которые следовали по воде, вздохнули свободнее. На островке их ожидал Трантоиль Ланек. Там был уже разведен костер и жарилось мясо лося, были разложены и другие припасы к завтраку.

— Закусите скорее, — поторопил Трантоиль Ланек, — пора в дорогу.

Не спрашивая объяснений, почему надо торопиться, проголодавшиеся путешественники уселись в кружок и принялись завтракать. В это время вышло солнце.

— О, — восхитился Валентин, — лось зажарен на славу. Нечего зевать, уписывайте, господа!

При этом не совсем галантном приглашении донья Розарио недоуменно взглянула на него. Бедный Валентин покраснел, как рак, и больше не проронил ни слова. В первый раз в жизни Валентину пришлось подумать о том, на что прежде он никогда не обращал никакого внимания, о резкости своих манер и выражений!

После завтрака, продолжавшегося очень недолго, Трантоиль Ланек и Курумила начали собирать лодку из буйволиных шкур, на которых индейцы переплывают реки. Спустив ее на воду, предводитель пригласил сесть в нее дона Тадео и его дочь. Индейцы также вошли в лодку, чтоб управлять ею, а французы повели сзади лошадей в поводу. Переезд был недолгим. Через час все вышли на берег и сели на коней. Путешественники были теперь на чилийской земле.

Трантоиль Ланек нарочно выбрал дорогу по горам, чтобы не оставлять за собою следов, хотя эта дорога и не была самой близкой.

Через несколько часов, как часто случается в горах, погода быстро переменилась. Солнце покраснело и словно бы скрылось в туман. Небо стало медно-красным, и со всех сторон надвинулись грозовые тучи. Вдали послышался гром, отдававшийся в ущельях. Воздух сделался удушлив, земля — точно раскалилась. Крупные капли дождя редко зашлепали о землю. Ветер дул порывами, подымая облака пыли, и страшно завывал. Птицы тяжело парили в воздухе, временами пронзительно крича. Лошади тяжело дышали и проявляли беспокойство. Все предвещало близость страшного урагана. Хотя было только около полудня, туман до того сгустился, что ничего не было видно. Путешественники подвигались ощупью, крайне медленно.

— Что вы скажете? — с беспокойством спросил Луи Трантоиль Ланека.

— Скверно, очень скверно, — отвечал тот, покачивая головою. — Хорошо, если б до бури нам удалось пройти Яуа-Карам26.

— Разве наше положение так серьезно?

— Мы погибли! — отвечал индеец.

— Неутешительные вести, — встревожился Валентин, услышав последние слова ульмена. — Неужели так опасно?

— Опаснее, чем я сказал. Разве можно выстоять против урагана в таком месте?

Французы поглядели вокруг.

— Да, — вздохнул Валентин, опуская голову. — Помоги нам Господь!

В самом деле, положение путешественников было ужасное. Они ехали по выбитой в скале тропинке, каких очень много в Андах. С одной стороны была гранитная стена высотою более тысячи футов, с другой — бездонная пропасть. В таком месте в бурю грозит верная смерть. Путешественники ехали вперед индейской нитью, то есть гуськом. Все сознавали страшную опасность, но старались не говорить об этом вслух, как обыкновенно бывает в подобных случаях.

— Далеко ли до Яуа-Карам? — спросил Валентин после долгого молчания.

— Мы подъезжаем, — отвечал Трантоиль Ланек, и…

Вдруг блеснула молния, и страшный порыв ветра пронесся по ущелью.

— Скорее с коней, — во все горло закричал Трантоиль Ланек, — если хотите остаться в живых! Ложитесь все на землю и крепче держитесь за скалу.

Все последовали этому совету. Животные, предоставленные самим себе, подчиняясь инстинкту, также легли. Раздался страшный удар грома, и полил дождь. Невозможно описать всего ужаса урагана в горах. Целые скалы, подтачиваемые потоками воды, со страшным грохотом падают в бездну. Столетние деревья ураган ломает и вырывает с корнем, и они уносятся ветром, точно легкие соломинки. Вой ветра, блеск молнии, завывание бури — все это представляет нечто ужасно-величественное.

Вдруг раздался отчаянный крик, пересиливший шум бури.

— Дочь моя! Спасите мою дочь!

И дон Тадео, позабыв о грозящей опасности, вскочил на ноги, поднял руки к небу. Страшен он был в этом виде, с развевающимися волосами, освещенный молнией.

Не говоря ни слова, Валентин вскочил, намереваясь прийти донье Розарио на помощь. Луи хотел последовать за ним, но Валентин удержал его. — Cherche, Цезарь! — закричал он. Благородный пес завыл, обнюхивая воздух, и после небольшого колебания бросился по крутой тропинке вниз. Валентин, дав знак, чтобы никто за ним не следовал, стал спускаться, хватаясь за кусты. Ураган, казалось, завыл еще свирепее; молнии беспрерывно сверкали, так что все небо словно горело в огне. Ливень хлестал по-прежнему. Дон Тадео стоял на коленях и горячо молился о спасении своей дочери.

Валентин рисковал собою, не рассуждая. Он услышал крик дона Тадео и инстинктивно бросился на помощь. Когда же он начал спускаться по крутой тропинке, рассчитывая малейшее движение, его порыв превратился в холодную и сознательную решимость человека, твердо знающего, что ему предстоит сделать. Ничего не различая впереди, он спускался, ощупывая дорогу руками и ногами. Порой камень, на который он думал опереться, скатывался в пропасть, а ветка, за которую он думал уцепиться, ломалась у него в руках. Внизу слышался глухой шум воды, который будто манил отважного молодого человека. А он все спускался, по возможности не отставая от собаки, которая лаем давала знать о себе. Когда через некоторое время он поднял голову, то уже не увидел неба, все скрылось во мраке пропасти. Валентин остановился на минуту, чтоб перевести дух, и снова закричал:

— Cherche, Цезарь, cherche!

Но пес не отвечал. Валентин в беспокойстве стал снова звать его и наклонился вниз, пытаясь что-либо рассмотреть. И вот ему показалось, что шагах в двадцати ниже лежит что-то белое. Напрасно он старался разглядеть, что это такое. Тогда он нагнулся, пристальнее вглядываясь в белевшее пятно, и вдруг почувствовал, что начинает кружиться голова, кровь сильно застучала в виски, в ушах зашумело. Валентин понял, что если он будет смотреть вниз, то непременно упадет, а в то же время никак не мог оторвать глаз от белевшего пятна. Его точно что-то притягивало к нему. С величайшим усилием оторвался он, наконец, от этого созерцания и почувствовал, что покачнулся. Белое пятно исчезло, Валентин — опомнился. Оглянувшись, он увидел такую картину: Цезарь, упершись лапами в скалу, крепко держал в зубах край его пончо. Подле Цезаря стоял Луи.

— Ты здесь? — спросил Валентин.

— Да! Слава Богу, что я не послушался тебя.

— Почему?

— А вот послушай. Вероятно, я спустился по ближайшей тропинке и догнал Цезаря. Он помог мне спасти донью Розарио, когда она едва не погибла. Я положил ее на кустах. Пойдем, помоги мне.

И Луи быстро двинулся вперед, Валентин за ним. Донья Розарио без чувств лежала на лианах, густо обвивших миртовые деревья. Это был род естественного гамака над ужасной пропастью. Увидев это, Валентин невольно вздрогнул.

Между тем ураган стихал, туман рассеивался, а из-за быстро несущихся туч временами проглядывало солнце. Валентин заглянул вверх и ужаснулся, как ему с Луи удалось спуститься. Да, но как они теперь подымутся? Как понесут донью Розарио? Тщетно он ломал себе голову, но так ничего и не придумал. Вдруг Цезарь залаял. Друзья оглянулись и увидели, что Курумила спускает к ним несколько лассо, связанных наподобие корзинки. Молодые люди вскрикнули от радости.

Осторожно сняли они донью Розарио с лиан и, крепко привязав, дали знать индейцам. Предводители потянули вверх, а Валентин и Луи стали взбираться следом, поддерживая руками бедную девушку, чтоб она не ушиблась и не поранилась об острые уступы. Увидев дочь, дон Тадео с криком бросился к ней и зарыдал. Он обнимал, целовал ее, и согретая отцовскими ласками девушка начала приходить в себя и, вздохнув, открыла глаза.

— О, — вскричала она, — батюшка, вы ли это? Я думала, что уже никогда не увижу вас!

— Розарита, — указал дон Тадео на французов, — наши друзья спасли тебя.

Молодые люди были счастливы счастьем дона Тадео. Он подошел к ним, крепко пожал руки и, обращаясь к дочери, торжественно сказал:

— Розарита, люби их, как я люблю. Если б не они, мы больше не увиделись бы с тобою.

Молодые люди невольно покраснели.

— Что говорить об этом, дон Тадео? — прервал его Валентин. — Время дорого, вспомните, что нас преследуют. Скорей на коней и едем, мы и так промедлили.

Они отправились дальше и через час достигли Яуа-Карам. В этом месте скалы точно рассечены узкой пропастью, футов в двадцать пять шириной и неизмеримой глубиной. Дорога здесь прерывалась. Несколько толстых дубовых досок было перекинуто через пропасть, и они служили ненадежным мостом. К счастью, туземные лошади и мулы столь привычны к опасным и непроходимым дорогам, что они смело пойдут по мосту и вдвое опаснее. Этот переход, как уже упоминалось, называют аукасы Яуа-Карам, то есть Прыжок Колдуна. Как рассказывает легенда, во времена, когда испанцы пытались завоевать Арауканию, некий, славившийся своею мудростью гуилихский колдун, преследуемый солдатами, которые уже почти нагоняли его, не задумываясь прыгнул через пропасть. Пиллиан послал духов, которые перенесли его на крыльях. Пораженные этим испанцы вынуждены были оставить преследование. Но насколько невероятна легенда, настолько верно наше описание моста, через который наши путешественники перебрались не без тайного страха. Трантоиль Ланек ехал впереди, указывая дорогу, которая мало-помалу расширялась. Когда она привела спутников в широкую долину, ульмен радостно обратился к ним:

— Ну, теперь мы спасены!

— Еще не совсем, — возразил Курумила, указывая на столб голубоватого дыма вдали, который винтом подымался к небу.

— Оах! — воскликнул предводитель. — Неужели это Черные Змеи? Как они могли опередить нас? И как осмелились войти на чилийскую землю? Однако делать нечего, как только спрятаться в лесу, что виднелся справа. И поскорее, иначе беда!

Наши путешественники, словно стая испуганных птиц, бросились в густой лес. Из предосторожности они не разводили огня, хотя и умирали от голода, и разговаривали друг с другом шепотом.