Великий сон

XXXII

Горничная со спокойными глазами на лошадином лице провела меня в серо-белую гостиную со шторами цвета слоновой кости до полу и белым ковром от стены до стены. Будуар кинозвезды, полный шарма и соблазнов, насквозь искусственный, как деревянный протез. В гостиной никого не было. Дверь за мной затворилась неестественно тихо, словно в больнице. Возле дивана стоял сверкающий серебром сервировочный столик с остатками завтрака. В чашке от кофе плавал сигаретный пепел. Усевшись, я приготовился ждать.

Через несколько томительно-долгих минут дверь отворилась, и вошла Вивиан — в розовом утреннем неглиже с меховой опушкой, окутывающем ее словно пена теплого моря, омывающего берега крошечного экзотического острова.

Пройдя мимо меня крупным скользящим шагом, она уселась на край дивана. Во рту — сигарета, ногти сплошь, без лунок, покрыты свежим ярко-красным лаком.

— Вы все-таки зверь, — начала она тихо, не сводя с меня глаз. — Просто бесчувственное животное. В прошлую ночь вы убили человека. Неважно, откуда мне известно. Просто знаю, и все. А теперь являетесь сюда и запугиваете мою младшую сестру до того, что у нее начинается припадок.

Я не произнес ни слова — она занервничала. Подойдя к качалке и усевшись, откинула голову на белую подушку на спинке. Пустила дым в потолок, наблюдая, как бледные струйки тают в вышине. Потом очень медленно опустила глаза и устремила на меня тяжелый, холодный взгляд.

— Не понимаю… Я рада, что один из нас в ту ночь сохранил самообладание. С меня хватает торговца наркотиками. Почему вы молчите, черт побери?

— Что с ней?

— Надеюсь, все в порядке. Сейчас она спит. После припадка обычно засыпает. Что вы ей сделали?

— Ничего — абсолютно. После беседы с вашим отцом я вышел, а она была на террасе. Метала стрелки в мишень на дереве. Я подошел, так как нужно было вернуть ей кое-что. Маленький браунинг, подаренный Оуэном Тейлором. С ним она заявилась несколько дней назад в квартиру Броди в тот вечер, когда его убили. Тогда мне пришлось отобрать его. Я не заявлял об этом, так что, может, вы и не знаете.

Черные стернвудовские глаза были огромны и пусты. Теперь промолчала она.

— Кармен обрадовалась, получив браунинг. Захотела, чтоб я научил ее стрелять, и решила показать старые нефтяные колодцы внизу под холмом, где ваше семейство заработало часть состояния. Так что мы съехали вниз. Отвратительное место — кучи ржавого железа, гниющие деревянные обломки и вонючие ямы с маслянистой водой. Может, это ее расстроило. Вы, конечно, бывали там. Чудовищное место.

— Да, я знаю, — голос ее звучал слабо и глухо.

— Ну, приехали, и я поставил жестянку в старое колесо, чтобы она в него целилась. Тут ее и схватило. Похоже на эпилептический припадок.

— Да. У нее они иногда случаются. Вы только поэтому хотели меня видеть?

— По-моему, вы все еще не сказали, что о вас знает Эдди Марс.

— Совершенно ничего. И вопрос начинает надоедать, — холодно сказала она.

— Знаете человека по имени Канино?

Она задумчиво сдвинула черные брови.

— Смутно. Имя, кажется, слышала.

— Наемник Эдди Марса. Говорили, что крут на расправу. Таким он и оказался. Если бы не помощь одной дамы, я бы уж был там, где сейчас находится он, — в морге.

— Дамы вас как будто… — она остановилась и побледнела. — Нет, это не светский разговор…

— Мне тоже не до шуток. Если вам кажется, что говорю о разных вещах, то это только кажется. Все завязано в один узел. Гейджер с его маленькими вымогательскими трюками, Броди и фотографии, Эдди Марс со своей рулеткой, Канино и та женщина, с которой Расти Рейган не уезжал. Все связано вместе.

— Боюсь, я вообще не понимаю, о чем вы говорите.

— Извольте — дела обстояли таким образом. Гейджер поймал на крючок вашу сестру, что не очень трудно, — получил от нее расписки и попробовал с их помощью шантажировать вашего отца. За Гейджером стоял Эдди Марс, который его и прикрывал, и использовал как приманку. Ваш отец не стал платить и послал за мной, а это свидетельствовало, что ему нечего бояться. Эдди Марс хотел убедиться в этом: он уже держал в кулаке вас и желал убедиться насчет генерала. Если старик чего-то боится, Эдди получит хорошие деньги сразу. Если же нет, пришлось бы ждать, когда вы получите большую долю наследства, а пока довольствоваться той малостью, которую вы спускаете за его рулеточными столами. Гейджера убил Оуэн Тейлор, потому что был влюблен в вашу глупенькую сестричку и ему не нравились ее забавы у Гейджера. Для Эдди это ничего не означало, он вел крупную игру, о которой ничего не знали ни Гейджер, ни Броди, вообще никто, только вы, Эдди и мерзавец по имени Канино. Ваш муж исчез, и Эдди, зная, что всем известно, будто между ним и Рейганом пробежала черная кошка, спрятал свою жену возле Рилит и велел Канино стеречь ее. Так поддерживался миф, что Рейган отбыл с женой Марса. Эдди сам забросил машину Рейгана в гараж недалеко от виллы, где жила Мона Марс. Однако все это выглядит довольно глупо, если брать в расчет лишь попытку отвести подозрение, будто Эдди убил вашего мужа или приказал убить. В действительности не так уж и глупо. У Эдди был совсем другой мотив: игра шла на миллион, если не больше. Он знал, как и почему исчез Рейган, и не хотел, чтобы это стало известно полиции. Хотел ей подсунуть свою версию исчезновения Рейгана, которая удовлетворит полицейских. Я надоел вам?

— Я устала от вас, — отозвалась она мертвым, безжизненным голосом. — Боже, как я устала!

— Сожалею. Я говорю все не для того, чтобы демонстрировать собственную проницательность. Ваш отец предложил мне тысячу долларов, чтобы найти Рейгана. Для меня это большая сумма, но я не смогу ею воспользоваться.

Стало слышно ее резкое, натужное дыхание, затем она хрипло сказала:

— Дайте мне сигарету… Почему не сможете?

Я предложил ей сигарету, щелкнул зажигалкой. Сделав глубокую затяжку, она тут же забыла о сигарете, застыла, держа ее в откинутой руке.

— Понимаете, в Отделе без вести пропавших не смогли его отыскать, — начал я. — Если уж им не удалось, то вряд ли повезет мне.

У нее вырвался вздох явного облегчения.

— Но это лишь один из аргументов. В полиции полагают, что он уехал сам, закрыв за собой дверь, как они говорят. Там не считают, что его убил Эдди Марс.

— А кто говорит, что он убит?

— Сейчас подойдем к этому.

На мгновенье показалось, что она теряет над собой власть: черты лица исказились, губы распахнулись для крика. Но лишь на мгновенье — стернвудовская кровь дала себя знать, и на лицо вернулась холодная, застывшая маска.

Поднявшись, я взял у нее из оцепеневших пальцев горящую сигарету и загасил в пепельнице. Потом вытащил из кармана браунинг Кармен и осторожно положил его на колени, обтянутые шелком. Сделав шаг назад и склонив голову, полюбовался картиной, как продавец в витрине, проверяющий эффект от шарфика, наброшенного на манекен.

Затем снова сел. Она не шевельнулась, но взгляд опускался вниз, пока не застыл на браунинге.

— Он не опасен, — заметил я. — Все пять гильз пустые. Она сделала пять выстрелов. В меня.

На ее шее бешено пульсировала жилка, она пыталась что-то сказать, но только судорожно глотнула.

— С расстояния полтора-два метра, — добавил я. — Хорошенькое созданьице ваша сестричка, правда? Только вот беда — патроны я вложил холостые: предвидел, что может сделать, если представится случай.

— Вы страшный человек. Страшный.

— Ага. Вы ведь ее старшая сестра. Что намереваетесь предпринять?

— У вас нет никаких доказательств.

— Чего?

— Что она в вас стреляла. Вы сказали, что были с ней там, у колодцев, совсем одни. Не сможете доказать ни одного слова из того, что рассказали.

— Вот как! Мне и в голову это не пришло. Я имел в виду другой случай — когда этот маленький браунинг был заряжен настоящими пулями.

Глаза ее стали похожи на темные, мертвые два озера.

— Я говорю о том дне, когда исчез Рейган. Сразу после полудня. Когда он взял ее к тем старым скважинам, чтобы научить стрелять, и поставил жестянку в качестве мишени и стоял там, когда она целилась. Только она прицелилась не в жестянку — отвела револьвер и застрелила его, так же как сегодня пыталась убить меня, и по той же самой причине.

Она шевельнулась, и револьвер, соскользнув с колен, упал на ковер, и это был, пожалуй, самый оглушительный из звуков, услышанных мною в жизни. Не сводя с меня глаз, она горестно простонала:

— Кармен… Боже милостивый, Кармен!.. Почему?

— Вы действительно хотите знать, почему стреляла в меня?

— Да. Думаю… да.

— Позапрошлой ночью, когда я, проводив вас, вернулся домой, она оказалась в моей квартире: обвела вокруг пальца управляющего, и он впустил ее, чтобы подождала меня. Лежала в моей постели — голая. Я ее выгнал. Думаю, Рейган когда-то обошелся с ней так же. Но Кармен ведь не позволит так с собой обращаться.

Она попыталась, втянув пересохшие губы, облизнуть их и на миг стала похожа на испуганного ребенка. Черты лица заострились, одеревенелая рука медленно поднялась, и пальцы вцепились в воротник из белого меха. По-прежнему уставясь в меня, она прохрипела:

— Деньги… Вы, конечно, хотите денег.

— Сколько? — я постарался скрыть насмешку.

— Пятнадцать тысяч.

Я кивнул.

— Годится. Неплохой гонорар. Столько было в карманах Рейгана, когда его застрелили. И столько же получил мистер Канино за то, что избавился от трупа, когда Эдди Марс позвал его на помощь. Однако это мелочь, по сравнению с тем, что Эдди собирается вытрясти из вас в ближайшие дни, не так ли?

— Негодяй!

— Ага. Я, по-вашему, изворотливый и грязный тип. У меня и на грош нет ни чувств, ни совести. Единственное, что меня волнует, — это деньги. Я настолько падок на деньги, что за двадцать пять долларов в день плюс расходы, в основном на бензин и виски, ломаю голову, если есть над чем; рискуя будущим, навлекаю на себя ненависть полицейских и Эдди Марса с его бандой, прыгаю под пулями и получаю по морде, и при этом покорно благодарю: если будут затруднения, будьте любезны вспомнить обо мне, оставлю визитку на всякий случай. И все это я проделываю ради двадцати пяти долларов в день и, быть может, еще ради того, чтобы защитить остатки гордости у больного старика, гордости за собственную кровь и уверенность, что его кровь непорочная, что, хотя его обе дочурки самую малость пошаливают, как многие милые девочки в нынешние времена, они вовсе не распутницы и не убийцы. И поэтому я негодяй. Ладно. Плевать на это. Обзывают меня люди всякого сорта и звания, включая и вашу сестричку. Обозвала меня похлеще за то, что не захотел лечь с ней в постель. От вашего отца я получил пятьсот долларов, которых не просил, но он может себе это позволить. Могу получить еще тысячу, если удастся найти Расти Рейгана. Теперь вот и вы предлагаете пятнадцать тысяч. С ними я бы стал парнем хоть куда. Смогу купить собственный дом, новую машину, четыре костюма. Смогу даже позволить себе съездить в отпуск без страха, что упускаю клиента. Прекрасно! За что же вы мне их предлагаете? Чтобы я оставался и дальше негодяем или превратился в джентльмена вроде того подонка, околевшего прошлой ночью возле собственной машины?

Она молчала.

— Ладно, — сказал я устало. — Увезите ее куда-нибудь. Куда-нибудь подальше отсюда, туда, где умеют обращаться с людьми ее типа, где у нее не будет доступа к револьверам, ножам и разным сомнительным напиткам. Черт побери, ведь ее можно вылечить! Бывают же такие случаи.

Она встала и, не обращая на меня внимания, медленно подошла к окну. У ног ее лежали тяжелые складки штор цвета слоновой кости, и она почти сливалась с тканью. Руки бессильно повисли вдоль тела. Постояв, повернулась и прошла мимо меня, словно слепая. И так, спиной ко мне, громко вздохнув, заговорила:

— Он в яме — вонючей, отвратительной. И это сделала я — в точности как вы сейчас говорили. Бросилась к Эдди Марсу. Кармен приехала домой и рассказала мне все, как ребенок. Она ненормальна. Я понимала, что полиция из нее все вытянет. Да через какое-то время она даже хвасталась бы этим. А если бы это узнал отец, он тут же вызвал бы полицию и все рассказал. И в ту же ночь умер бы. Речь не о том, что умер бы, — дело в том, что он подумает перед самой смертью. Расти был неплохой. А я его не любила. Он ни в чем не виноват. Просто он для меня пустое место — живой или мертвый. Гораздо важнее, чтобы не узнал отец.

— И вы позволили ей свободно шататься и впутываться в новые мерзости.

— Мне нужно было время. Только время. Я ошиблась, знаю. Надеялась, что она про все забудет. Говорят, такие больные, как она, не помнят ничего, что делают во время припадка. Может, она и не помнит. Я понимала, что Эдди Марс разорит меня подчистую, но это пустяк. Мне нужна была помощь, и получить ее я могла только от такого человека, как он… Бывали минуты, когда я сама всему этому не верила. Но бывали и такие, когда мне требовалось скорее напиться — в любое время дня и ночи. Дьявольски быстро.

— Увезите ее отсюда, — сказал я. — И сделайте это дьявольски быстро.

Она тихо спросила, все еще стоя ко мне спиной:

— А с вами как?

— Со мной — никак. Я уезжаю. Даю вам три дня. Если увезете ее за это время — порядок. Если нет — все выплывет наружу. И не думайте, что я этого не сделаю.

Она резко обернулась:

— Не знаю, что вам сказать. Не знаю даже, как начать…

— Хмм. Забирайте ее отсюда и позаботьтесь, чтобы с нее ни на минуту не спускали глаз. Обещаете?

— Обещаю. А Эдди…

— Забудьте про Эдди. Я с ним поговорю, вот передохну немного. С ним все уладим.

— Он вас постарается убить.

— Ага. Его лучшему бухальщику не удалось, рискнем с оставшимися. Норрис знает всю историю?

— Он никогда ничего не скажет.

— Так я и думал.

Я быстро направился к двери, спустился по выложенной плиткой лестнице в главный холл. Здесь меня никто не провожал — шляпу на этот раз нашел сам. Парк вокруг дома сейчас производил гнетущее впечатление, словно из-за деревьев подглядывали чьи-то маленькие дикие глаза, и даже солнечный свет был каким-то зловещим. Усевшись за руль, я спустился с холма.

Какое имеет значение, где лежать, если вы мертвы? В зловонной яме или в мраморном склепе на вершине холма? Вы мертвы и погружены в великий сон, и подобные мелочи вас не волнуют. Вода и нефть для вас то же самое, что ветер и воздух. Так как вы погружены в свой великий сон, и вам нет дела до того, как вы умерли и где упали. До всей грязи, связанной со смертью. А я теперь причастен к этой грязи. Гораздо больше, чем Расти Рейган. Но старого джентльмена эта грязь не должна коснуться. Может спокойно лежать в своей постели с балдахином, с бескровными руками, сложенными на покрывале, и ждать. Биение его сердца похоже на слабый, неразличимый шепот. А мысли серые, словно прах. Уже недолог час, и скоро он, подобно Расти Рейгану, окунется в свой великий сон.

По пути в город, остановившись в каком-то баре, я выпил несколько двойных виски. Не помогло. Только вспомнил Серебристую Головку, но с ней я уж больше никогда не встречался.