— Прошу всех встать! Суд идет! Рассматривается дело номер триста двадцать по делам несовершеннолетних!
— Молодой человек, встаньте! Представьтесь.
— Здравствуйте, меня зовут Ияр.
— Скорей всего, Беньяминов Ияр Ашурович, — с усмешкой поправляет прокурор.
— Протестую! Соблюдайте профессиональный этикет по отношению к моему подзащитному и прекратите дискриминацию национального характера!
— Протест принимается.
— Сколько полных лет? Что вы ищете на потолке, Ияр? Вы не знаете, сколько вам лет?
— Прекратите насмехаться над моим сыном, он плохо знает русский! Неоднократно говорили на допросе.
— Пять тысяч штрафа в федеральную казну, гражданин Ашур Беньяминов! Еще одно замечание — покинете зал заседания.
— Ваша честь, если вы справедливы, так снимите солнечные очки! Посмотрите, кого судите! Это же ребенок, перепуганный зверек! Он не может дать отпор! Мой сын не виновен! Он воспитывался в других традициях! Он не мог!
Удар молотком!
— Вывести гражданина и назначить двадцать тысяч штрафа сверху.
— Сынок! Сынок! Не бойся. Держись, правда на твоей стороне.
Дверь захлопывается, и только через звуконепроницаемое стекло можно увидеть, как родитель превращается в зверя! Мечется по коридору, как по клетке, стараясь уберечь свое чадо! Остается лишь надежда, что все обойдётся.
— Продолжим.
— Мне четырнадцать лет! Я считал.
— Обвиняешься по части 3 статьи 30, части 1 статьи 105 УК РФ в покушении на убийство, по части 20 статьи 134 УК РФ, половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста. Признаешь свою вину?
— Плохо понимаю, что вы сказали, но я не убивал никого! Насиловал? Как это? Я этого не делал!
— Вот же врет сучонок! Выродок! Моего сына искалечил. Слепой остался. Еще с девчонкой бог знает что творил!
— Тишина в зале! — удар молотком об стол.
— Ваша честь, простите, ну не верьте этим приезжим!
— Тишина! Гражданка Барабашова Мария Николаевна. Последнее предупреждение! Назначу штраф, и покинете зал суда следом за Беньяминовым Ашуром.
— Простите!
— Итак, прокурор, продолжайте.
— С ваших слов, 26 июня в 16.00 вы гуляли по лесу с оружием со своей подругой Поляковой Аксиньей. Гражданин Барабашов Артем спровоцировал конфликт. Ударил вас, отчего вы упали, но успели рассмотреть, что второй удар получила ваша подруга, после чего потеряли сознание и не помните, что было дальше.
— Да! Аксинья тормошила меня, не мог понять, где я, только крики! Оружие лежало рядом с Ромой, около него все столпились. Аксинья помогла встать. Мы пошли умыться к речке. Акси тоже была вся в крови! Смывали ссадины. Отдыхали.
— Вам нравится Аксинья? Вы уже не малый мальчик? Юноша! Половое созревание в самом зените!
— Протестую, — берет слово адвокат! — Это не имеет никакого отношения к делу.
— Протест отклоняется! Продолжим.
— Ответ, юноша! Вам нравится Аксинья?
— Да! Мы друзья.
— А как объясните показания свидетелей? Поляковой Алены, Пархоменко Сергея, Останина Семена. Постоянные гулянья по лесам, все время вместе? Поцелуй с маленькой девочкой на том берегу? Не дружеский, а полный контакт, сняв с нее платье, оставив в одном нижнем белье! Заставили лечь, при этом вы обнимались? Роман увидел, оттащил, а вы начали драку. Силы оказались неравными, и вы стрельнули в него! Ведь так?!
Шум, гам в зале! Крики.
— Да таких сажать надо сразу!
— Изолировать от общества!
— Понаехали!
— Тишина, тишина в зале. — Удары молотком, словно заколачивают гвозди в чей-то гроб! Только сейчас пытаются похоронить чью-то невинную жизнь.
— Все было не так! Я этого не делал! Поверьте мне. Пожалуйста!
— Ваша честь, у меня все. Давайте послушаем Полякову Аксинью. Пригласите ее!
В зал заходит перепуганная девочка под руку с отцом. Он не идет с ней, а тащит, сжимая ладонь так, что кожа на маленьких пальчиках белеет.
— Олег Ростиславович, можете отпустить свою дочь? Просто выслушаем ее!
— Нет! Буду около нее, и так натерпелась!
— Но вы не имеете права, — возмущается адвокат.
— Сейчас на все имею право! — испепеляет словами молодого защитника.
Повернувшись к судье, приветствует кивком головы праведную силу.
— Хорошо! Ваше право! — берет слово судья.
Отец поворачивается к дочери.
— Аксинья, говори! Отвечай перед тетей судьей, как было! Он тебя запугал? Что запретного он делал? Смотри в глаза и говори.
Инициативу подхватил и прокурор. Как две плиты, с двух сторон давили на ребенка.
Вопросы стали сыпаться градом, и от них не укрыться.
— Он тебя целовал? Раздевал? Обнимал? Ты лежала с ним? Он стрелял? — без остановки лили обвинитель и отец.
Приговор выстрелил из дрожащих уст:
— Да!
И зал взорвался.
— То есть нет! Не так, он не стрелял! Папа, ты слышишь, — дергает отца за руку.
Но никто не слышал, все услышали лишь слово «Да».
Все как в тумане!
Лишь глаза друга, наполненные страхом. Звон наручников. Плач женщины, умоляющей не делать этого…
— Девушка, конечная! Вы что, уснули? Дальше не едем, — машет рукой перед лицом, сквозь карусель воспоминаний.
— А? — отрываю лоб от холодного стекла.
— Дальше не едем. Всё. Конечная.
— Простите! Задумалась, сейчас выйду.
— А деньги?
Вот блин! Бью себя по лбу.
— У меня нет, можно завтра занесу?
— Вот так вози студентов, ладно, проваливай, лучше обувь себе купи.
Глупое ты создание, Акси. Бежала прочь из комнаты пыток. Забыла обувь. Плохая примета. Но не вернусь туда.