Верни мою любовь (СИ)

глава 45

Ияр

Третий уровень, «Приват-зона».

Вальяжной походкой следую по слабоосвещенному коридору.

Полумрак кратковременно рассеивают мигающие лампы. Ощущение, что идешь по незаканчивающемуся туннелю.

Стены хаотично усыпаны кусками разбитых зеркал, что создает дополнительное давление.

Еле слышные стоны и крики прорываются из-за закрытых дверей, но не могу понять откуда.

Напрягаю слух, припадаю к каждой двери.

«Нет, она не здесь! Куда же ты ее унес, ублюдок?»

Напряжение скручивает мышцы, страх не оставляет. За ту, которую хочется придушить собственными руками.

«А вдруг их тут нет? Может, вышли через задний ход и я опоздал?»

Последний поворот, моя мишень передо мной — ВИП-комната, около которой столпился десяток амбалов. Заметив меня, выстраиваются в шеренгу, пугая пушками с глушителями.

— Господин Ияр, их больше, и нам приказ вас защищать.

— Разве нас это когда-то останавливало? В данный момент я ваш главный приказ.

Шагаю, закатываю рукава, анализируя варианты будущего. Вооружены до зубов арабчата, бугаи все как на подбор, а я — псих с сервировочным ножом в кармане.

— Стоп! Мэн! — выкрикивает самый бородатый.

Еще несколько сантиметров, и столкнемся лбами. При хорошем раскладе смогу вырубить троих, при плохом — нас разрешетят как сито за минуту. Эти фанатики не любят разговоров.

«Ох! Акси, горе-женщина, ответишь мне за это».

— Стоп! — направляет на меня пушку.

Подхожу вплотную.

— Простите, мне нужно пройти во-о-он туда!

— Стоп, мэн! Понимаешь?

Рыпаюсь вперед, получаю удар прикладом такой силы, что врезаюсь в зеркальную стену.

«Ничего, ради виляющего зада и это потерплю».

Горячая струя крови стекает по лицу, деля его пополам. В отражении уже не я, а злобная гримаса, торжественно подмигивающая мне. Рокот моего смеха на тональность выше музыки снизу. Цепи сорваны, псих, сдерживаемый парочкой психологов, вышел на охоту, он хочет поиграть.

— Пизда вам, ребята, переговоров не будет.

Наемники ржут. Поднимаюсь, хватая треугольный кусок зеркала, засаживаю в шею первому, цепляя артерию.

Изумление застывает в глазах, фонтан крови устремлен на меня, омывая.

Растерянность.

«Хм-м, что такое, ребята, уже не так смешно?»

Выкручиваю руку до хруста, хватаю оружие, делаю пару выстрелов, убираю двоих по бокам.

Туша в руках обвисает, прикрываюсь ею как щитом. Перестрелка. Тараню, пробивая путь.

Ребята убирают еще парочку, большую часть берут на себя, расчищая дорогу.

Отшвыриваю в сторону тухлое мясо.

Последняя преграда — двухметровое чудище, разминающее шею и руки.

Отлично, хочет врукопашную. Вкладываю всю ярость в хук справа. Он даже не скривился, огромной лапой сдавливает горло, приподнимая от земли. Другой рукой бьет в солнечное сплетение, влетаю в соседнюю комнату, проезжая по полу.

Пара секунд, чтобы передохнуть от неравной схватки.

Сверху на меня смотрят.

Толстобрюх, распятый на крутящемся колесе, с висящими на члене гирями. Пиздец, сессия, что ли? Его госпожа визжит с кожаным хлыстом в руках.

За мной вваливается бугай, демонстрируя ловкость в управлении кинжалами.

Подрываюсь, как в танце идем с ним по кругу. Один клинок все-таки наносит разрез в области живота, второй царапает лицо.

Наше танго продолжается, под рукой только резиновые члены, зажимы.

Замах. Кинжал летит в меня, перехватываю за кончик острия, меняю траекторию с разворотом своего корпуса, направляю его назад владельцу. Лезвие попадает в ключицу. Не теряя времени, хватаю со стола плетку бегу как бык, закидываю лассо и всей своей массой душу, стараясь завалить буйвола. С рычанием забираю еще одну жизнь.

«Дорогая, путь к тебе усыпан трупами».

Выползаю, переводя дыхание. Все вокруг в крови, бой продолжается. Зажимаю бок, поднимаю оружие с пола, стреляю в замок, бью ногой.

Чисто.

Где этот ублюдок?

Прохожу дальше — последняя дверь!

Поворачиваю ручку.

Мое сердце больно жжет в груди.

Ублюдки привязали ее к кресту, распяли. Она в отключке, висит на ремнях, не подавая признаков жизни, между грудями багровый кровоподтек. Голова поникла, с кончика носа капает кровь.

Обезвреживаю двоих сразу.

Все, что остается, — нашпиговать мразь в те места, чтоб он не сразу умер, слишком просто.

«О нет, смерть надо заслужить».

***

Срезаю ремни, измученное обнаженное тело падает мне на руки.

Куда же ты вляпалась?

На моих руках безжизненная тряпичная кукла.

— А, сука! Ты пожалеешь, из-за сучки подписал себе смертный приговор. Вырежу всех из твоей семьи, скормлю своим собакам, а сестру твою дорогую посажу на цепь.

— Заткнись, шваль. Побереги силы, шейх! Мы еще не закончили.

Снимаю с себя окровавленную рубашку, накрываю бледное тело.

— Ияр, ты цел? — вбегает Мурат. — На хуя сам попер? Всех положили, наши тоже ранены. Нашел? Что с ней?

— Не знаю пока! — пульс еле прощупывается.

Начинает биться в лихорадке, изо рта пена. Делает глубокий вдох, выдох не последовал.

Не своим голосом ору:

— Звони! Звони Семенову, бегом! Блять, блять, только не это. Накачал по самую жопу.

Мечусь по комнате, ища ванную.

— Потерпи, милая, сейчас, сейчас.

Залезаю под душ вместе с безжизненной Акси. Напор на всю.

— Ияр! — из соседней комнаты. — Буди, буди. Семенов выехал

Глава 47

Акси.

Невероятная боль по всему телу. Раздробили, пропустили через мясорубку. В горле саднит.

— Пить, я хочу попить, — облизываю потрескавшиеся губы, так тяжело дается произнести слова вслух.

Звуки вокруг усиливаются, раздражая слух, иглами протыкая барабанные перепонки! Запах лекарств и спирта подгоняет тошноту.

— Вот так! Ножка как новенькая! И не заметит через пару недель, что плохой дяденька играл в крестики-нолики. Так-с, пишем: анализы взяты, переломов нет, состояние удовлетворительное. Губки сами заживут. И пометь большими буквами: «ЭТО НЕ СМЕРТЕЛЬНО!» Жить будет. Девственница, можно брать в жены, — срывается на хихиканье.

— А разве мы пишем так?

— Для нашего Ияра Ашуровича, надо будет, нарисуем в деталях. Вот дает, согнал всю область к воротам. Рекомендации: сон и обильное питье.

— Так, Тамарочка, давайте последний шовчик сами, а мне нужно осмотреть господина.

— Но!

— Не но, а ниточку в иголочку — и строчим!

— Боюсь, я только ассистент, не шила!

— Ты боишься, и я боюсь, а что делать, мы же не оставим ее с открытой раной. Нам еще других разбойников штопать. В войнушки ребята не наигрались, вот и работки много.

Кто эти люди? Мой кошмар длится дальше?

С трудом разлепляю очи, смутная трансляция.

Миниатюрная сестра с маской на лице подходит ко мне. Наклоняясь, роняет предмет пытки.

— Владимир Петрович! Она… она проснулась.

— Оу, рановато, — посматривает на часы. Набирает прозрачную жидкость в шприц.

— Надо поспать еще, глазки, бай-бай, отправляемся в страну снов назад.

Не успев сказать, что боюсь уколов, и спросить, что вообще происходит, оказываюсь на американских горках, которые катят меня вверх-вниз.

Дежавю! Открываю глаза, не помню уже, какой раз по счету. А может, еще сплю?

Без очков все двоится, вокруг очень темно.

— М-м-м, — хочу потереть виски, замечаю прикрепленный катетер в виде бабочке с тоненьким шлангом, по которому медленно движется содержимое в вену.

Последнее, что помню, — провокационный танец, шейх, его мерзкие прикосновения, удары, что-то про рабство, сумасшедший врач и медсестра.

И… Ияр, его крики и поцелуи, но, боюсь, это игра моего разума.

Сколько же я спала? Если чувствую боль, значит, еще жива, надо валить, где бы я сейчас ни находилась.

Откидываю простыню, порываюсь встать.

— Господи, что со мной и на мне?

Семейные трусы с танцующими перцами в сомбреро, нога робокопа…

Ладно!

Ставлю на пол ногу, ужасная боль бьет мне в голову.

Нет, нет, нет, только не опять!

Комната идет ходуном, падаю, изображение пропадает.

Чувствую подъем наверх.

— Эй, Вачик, что уставился на мою невестку? Давай поднимай.

Горький запах табака оседает в моем горле, начинаю кашлять. Странный акцент брани, схожий с… арабским! Мамочки, неужели я в рабстве? Еще и замужем?

— Уф-ф, давно она валяется под кроватью?

— Госпожа Сиранушик Акоповна! Нам не положено заходить в эту комнату, господин И…

— Что? Как ты меня назвал? Си-ра-ну-шек, запоминай, я теперь буду чаще тут находиться.

— Поднимай, что стоишь?

Так, притворюсь, что в отключке, судя по голосу, женщина не молодая, справлюсь.

— Хм, красивая! Клади аккуратней и давай дверь с той стороны закрой!

Дверь хлопает.

Открываю глаза, окна зашторивает невысокая женщина, в строгом костюме темно-синего цвета, с длиной рыжей косой на бок.

Плавно поворачивает голову, придерживает губами мундштук, одновременно выпуская дым.

Идеальный профиль, никакой обвисшей кожи и морщин, даже простые движения рук придают ей изящность.

Подбородок дрожит, жалобно выдавливаю:

— Кто вы?

Надзиратель лениво поворачивается всем корпусом. Пару минут оценивающе осматривает, постукивая по губам трубкой.

Лисьи глаза довольно сужаются, делает глубокую затяжку, выдыхая клубы дыма, в котором могу рассмотреть хитрую улыбку. Отдаленно напоминает кого-то…

— Вы понимаете меня? Помогите!

— Тише, красивая, не кричи!

С сильным акцентом произносит каждое слово на русском. Взяв поднос, зажигалку и канцелярские ножницы, двигается по прямой ко мне.

— Пришла посмотреть на ту, что забрала покой моего внука, из-за которой упадет крыша нашего дома.

— Внука? Не знаю никакого внука. Отпустите, прошу!

Останавливается около кровати. В ее руках ножницы начинают свой ход, как два кинжала.

— Вы что, хотите убить меня ножницами? — всхлипываю. — По-жа-луйста-а-а-а.

Тяну на себя простыню. Наклоняясь, срезает прядь волос.

Дверь распахивается, оставляя вмятину в стене, вздрагиваю от неожиданности.

На пороге любимый дьявол. Прямиком из преисподней. В черной глянцевой рубашке, очерчивающей рельеф идеального тела.

Вид у него измученный. Бледно-серое лицо, с черными кругами под глазами. На лбу блестит пот.

— Сиранушек, что ты делаешь? Что она визжит?

— Не знаю, балы! У нее кровь сочится, прижечь надо. А то сепсис будет, придется чик-чик ногу.

— Сепсис? Ее лучший врач зашил.

Проходит через всю комнату, придерживаясь за бок, плюхается рядом со мной.

Не могу пошевелиться. Даже в сторону страшно смотреть. Сердце отбивает тамтамами, в горле образовывается колючий ком.

— Какой? Лучший врач — это я, твоя бабушка. Видишь, как красиво тебя подштопала.

Бабушка? Подштопала? На секунду кидаю взгляд на перебинтованный торс, где багровеет пятно.

— Ну, давай, невестушка, свою ножку, у тебя шов сочится. — Отбрасывает простыню. — Ну-у, красивая нога! Понимаю теперь, внук, тебя.

Ияр перехватывает смесь сгоревшей бумаги и волос.

— Я сам посыплю!

— Ну, как знаешь, — ехидная улыбка не сходит с лица. — Хоть у одного хватило мозгов украсть невесту.

— Она мне не невеста!