Акси.
Смотрю еще раз на дисплей, а он не прекращает светиться от входящих СМС. Сжимаю телефон в руке, в другой — проклятые бумаги. Несмотря на то, что кондиционер в комнате работает на всю, кровь прилила к щекам, а в горле образовался тошнотворный комок. Засмердело притворством.
«Как же так, папа? — мечусь по комнате. — Ты учил нас не врать! А сам? А сам создавал уютный мирок для нас или для себя? За чей счет?»
Кидаюсь к папке с документами повторно. Пробегаю глазами еще раз. Листаю содержимое. Мои руки колет тысяча раскаленных игл, через время они горят. От некачественных красных чернил ладони пачкаются, и это больше похоже на кровяные следы. И я слышу, как трещит по швам наш привычный мир, сквозь эти швы просачивается холодный ветерок. И если я не остановлюсь в изучении, наш очаг превратится в труху. Разрушится до основания, как и не бывало его.
Беру еще раз желтый папирус всех наших бед. И рука дрожит непроизвольно. Все тело покрывается гусиными пупырышками. «Ияр был… был…» — даже язык не поворачивается сказать. Зажимаю рот. Чтобы не произнести это вслух.
— Нет, нет! Надо успокоиться. Всему этому есть объяснение. Я не верю! Мой отец, он не преступник.
Телефон снова вибрирует.
СМС.
«Если ты не спустишься, я поднимусь сам!»
И следом:
«Не по пожарке!»
Сгребаю документы в кучу, запихиваю под матрац. Сажусь на кровать, приминая ее.
«Так, нужно успокоиться. Это не может быть правдой. Я сейчас уйду и, когда вернусь, смогу всему найти объяснение. Всему должно быть объяснение».
Наспех влезаю в свое платье изумрудного цвета. Туфли. Осматриваю себя.
«Какой срам! Иду на помолвку к бывшему парню своей лучшей подруги, с первым врагом моей семьи, в которого я влюблена без памяти. За ним готова пройти по тонкому льду, куда бы меня ни поманил.
Приоткрываю дверь в коридор.
— Ма-а-а-ам? — тишина.
Крадусь к выходу. Слава богу, ушла. Наверно. Последние дни наши отношения натянуты самой тонкой нитью. Она обижена. И не хочет принимать мой выбор. Я бы не хотела с ней встречаться. Я просто хочу выйти из этой квартиры быстрей и привести свои мысли в порядок.
— Ма-а-а-ам? — тишина.
— Не ожидала, Акси, что ты будешь таскаться с ним! — голос доносится из кухни.
Попалась. Заглядываю на кухню. Мама в своей манере, стоит около окна, мешая ложкой кофе в кружке.
— Мам… я…
— С членом семьи, — повышает ноты недовольства, — которая отравляет все в округе собой. Постоянно создает проблемы твоему отцу, — с грохотом ставит кофе на подоконник. — А наша Аксинья, наша девочка, наше сокровище изо дня в день таскается с ним. Как последняя… М-м-м… Зла не хватает.
— Не утрируй так.
— Я, конечно, поначалу подумала, что мне кажется или приснилось, когда увидела, что на пожарной лестнице вульгарно облизывается молодежь, но то, что это моя дочь и этот… с малых лет преступник, повергло меня в шок. Это предательство, понимаешь? Предательство!
Разворачивается, хватает меня за плечи.
— Сколько это продолжается? Отвечай! Ты спишь с ним?
— Мне больно.
— Отвечай! Спишь?
— Нет! Я люблю его. Отпусти, мне больно.
— Любишь? — нервная улыбка растягивается. — Да что ты знаешь о любви еще, соплячка? Любит она! — Хватает со всей силы за плечи. — Поиграет с тобой, использует и выкинет как ненужную куклу. Да ты хоть знаешь, кто они? Бандиты самые настоящие! Наркота, оружие — это все они, во всей красе. Конечно, сейчас их знают как бизнесменов. Твой отец лезет под пули каждый день из-за них. А ты лакомый кусочек для них. Надо было этого гаденыша додавить еще тогда, чтобы за твое несостоявшееся изнасилование он сгнил где-нибудь.
— Вранье! Он спас меня недавно. Ты сама выхваляла его, а что теперь? Ты его проклинаешь? И изнасилования не было. Это вы, все вы с папой придумали. Не знаю, за что такая ненависть к ним, что вы решили отыграться на маленьком ребенке!
— Замолчи!
— Не замолчу. Я люблю его. Нравится тебе или нет. Ты когда-нибудь задумывалась, хоть на минуту своей жизни, что испортила жизнь маленькому ребенку? Почти сломала его, — выплевываю слова протеста. Не могу остановить дискуссию. В горле пересыхает. — Хотя вряд ли ты задумывалась. Папа за тебя подумал. За всех нас.
— Замолчи.
— Да нет. Послушай! Этот преступник, как ты говоришь, хлебнул такую горечь, и не каждый ее сможет проглотить. Потерял мать, сестру и брата на том суде, и всю семью. Не надо закрывать уши, мама. Это мы плохие. Мы это сделали.
— Так, значит, заговорила с матерью?
— И что же знаешь о любви ты, мама? Всю жизнь подыгрываешь папе… Да ты для него даже не женщина — очередной солдат, которому отдают приказы. «Твое место» — вот твое воплощение любви. Вот какая любовь между тобой и отцом, как между человеком и собакой.
— Глупая!
— Может, я и глупая, дура, как хочешь назови меня, но я чувствую себя живой. Не в программе вашей. Я больше не в ней.
— Да послушай же ты, не умеют такие люди любить, только пользуются, высасывают жизнь. Они идут дальше, а ты потом будешь собирать себя по кусочкам.
— Пусть так! Согласна на такую цену.
Выбегаю на лестничную клетку, перепрыгивая пролеты.
Толкаю дверь, порыв ветра растрепывает буйные кудри в стороны.