Акси.
Вы хоть раз вспоминали переломный момент в своих чувствах? Путь от простой влюбленности к настоящей любви? Необъяснимое чувство! Верно? Это как стоять на высокой горе, вокруг никого, только небо, усыпанное звездами, холодный ветер, твои мысли, обрыв, за которым неизвестность. Хочется кричать в пустоту о том, что на душе, но тебя никто не услышит, а вслух ты не скажешь! Ты лучше умрешь, нежели ОН узнает о твоей одержимости.
Решаешься. Шаг через черту.
Стремительный полет вниз, тебе не за что ухватиться, остается секунда до последнего вздоха, в последний момент из твоей спины прорезаются крылья, проносят тебя над поверхностью, взмывая вверх, к звездам, где одна горит ярче всех. ОН становится твоей звездой.
Но иногда лучше, чтоб она никогда не загоралась…
***
В комнате темно…
Здесь нет никого, кроме нас.
Тишину разрезает тяжелое дыхание. Он здесь, рядом со мной. Не решаюсь, повернуть свое лицо в его сторону. И это молчание оглушает. Почему то страшно и стыдно. Пару часов назад, меня разрывало от накопившихся слов, которых хотела прокричать в его самодовольную физиономию. А сейчас язык прилип к гортани.
Отпружинив в сторону окна мимо меня. Прижимает ладонью пропитанную кровью повязку на боку.
«Ранен! И это полностью моя вина».
Пытаюсь быстро встать, острая боль отдает в ноге.
— Ияр, я… давай помог… — Не дает договорить.
Вытягивает руку, знак «стоп».
Чтоб молчала. От него веет презрением.
Без слов понятно, как он меня ненавидит! Оседаю, ком образовывается в горле. Закусываю губу, чтоб не разреветься.
Раздвигает плотные шторы в разные стороны, пропуская лунный свет внутрь. Мне удается разглядеть все оттенки злости. Бурлящий вулкан, кратер которого сейчас рванет.
Скулы напрягаются, губы вытягиваются в тонкую линию, по его телу проходит дрожь. Сжимает подоконник, зажмуривает глаза, потихоньку выдыхая, снимает рубашку отшвыривая в сторону.
Теперь я вижу искусство, которое не давало покоя, скрываясь под кусками материала. Тату на всю спину, это герб или флаг, ни одного чистого кусочка кожи.
Присмотревшись, понимаю, что его спина вся изувечена маленькими ранами.
«Это все из-за меня», — прижимаю ладонь к дрожащим губам.
Мне бы подбежать, расцеловать каждую рану. Обнять. Остаться в его руках на вечность. Рассказать, как сгораю без него. Но…
Отворачиваюсь, пряча свои стыдливые глаза.
— Скажи, Аксинья! — с трудом произносит. Разматывает бинт. — С-с-с-с… Твою маму знал… Как больно, м-м-м.
Мое сердце рвется пополам от его стонов, делаю вторую попытку, босыми ногами хромаю к нему.
— Почему все дороги моих проблем ведут к тебе? Ты вернулась в мою жизнь, чтобы свести со мной счеты, разрушив ее до основания? Утопив при этом в дерьме?
С каждой секундой интонация в голосе повышается, а для меня это как пресс.
— Что молчишь? Три дня назад была сговорчивей! Как ты там визжала: «Я Акси! Я женщина феникс, сгорела и воскресла. Теперь я этот смертоносный огонь и вам со мной не справиться». Молчишь? Хмм, как на тебя это похоже. Сначала делать, а потом думать. Могу вернуть тебя назад? Поедешь, покатаешься по миру под именем Наташа или Света, или Снежана. Ты хоть понимаешь, что натворила? — срывается на крик.
Касаюсь подушечками пальцев спины. Замирает. Мою руку колет разряд.
— Три дня? Я тут три дня? Ничего не помню, — как можно спокойнее произношу. — Давай помогу! Тебе сильно больно?
— Нет, мне охуенно, всегда мечтал ходить с дыркой в боку! Лучше отойди. Сам справлюсь.
— Не упрямься!
Хватаю смесь. Смачиваю ватку. Обвожу каждую рану.
Смотрю на него и понимаю: его чуть не убили. Из-за моей глупости. Дую и целую, хочу забрать его боль.
— Что ты делаешь?
— Кое-кто мне говорил, что если поцеловать, то так быстрее заживет. Проверяю.
— Хватит! — отталкивает меня.
Выхватывает мазь.
— Лучше ляг. Не хочу помощь от шлюхи, — выплевывает мне в лицо. — Уф-ф! За что мне это все? Лучше бы никогда тебя в жизни не встречал! Проклятье!
Потихоньку накрывает истерика от его слов, бесконечные слезы наполняют мои глаза. Должна уйти. Опять заигралась в своем воображении, что для него что-то значу. Хромая, иду к выходу.
— Ты далеко собралась? Я с тобой разговариваю!
— Подальше от тебя, это ты мое проклятие, а не я твое.
— Че? Что пищишь там? А ну пошла, нахер, легла назад! Много говоришь, женщина!
Продолжаю свою хромую дистанцию.
— Легла! — ударяет по блюду, и оно летит, сбивая меня с ног.
Сил держаться больше нет, накрывает волна боли, не физической, а душевной. За что он так со мной?
— Черт! Сейчас, Акси, подожди.
***
— Отстань от меня! — всхлипываю.
Также хромая, доходит до меня.
— Иди сюда!
— Нет! — прижимаю рану, из которой сочится кровь.
— Дай посмотрю! Вот черт, рана открылась. Сейчас. Вот. — Садится рядом. — Дай ногу. Будет щипать, но терпимо, секрет нашей семьи, а точнее Сиранушек, заживет за пару дней. Тебя могли убить! Это понимаешь? Если бы я хоть на чуть опоздал… Зачем пошла в этот клуб?
— Я… — глотаю слезы. — Я… хотела с тобой связаться, — шмыргаю. — Ты не оставил, как с тобой связаться.
На время его лицо застывает, становится задумчивым или удивленным.
— И приперлась с этим арабом? Вырядившись блядью? Выдув при этом цистерну наркоты-ы-ы? Да ты в своем уме?! Нагулялась? А теперь мы во-о-от в такой жопе! А, нет, в отаке-е-енной жопе, тебе и не снилось, и просвет не просочится.
— А что мне нужно было делать? Еще и это письмо!
— Я там все по-русски написал! Но нет, ты решила добавить перчинки, детка! «Аксинья, живи дальше» — вот какое послание было. А ты что сделала?
— «Нарасти зад и сиськи, продай подороже» было! Отпусти, я хочу домой.
— Домой? — начинает смеяться. — Ох, нет, мы в одной лодке теперь. И пока я не пойму, как спастись, твой зад останется тут.
— Зачем ты так со мной? Зачем вернулся? Я не нуждалась в твоей помощи, — начинаю реветь навзрыд, закрывая лицо руками.
— Испугался за тебя, дура малолетняя, — хватает мое лицо, смотрит в упор. — Понимаешь? Боялся, черт возьми, что потеряю тебя! Разве не понятно?
— Почему? — испуганно повторяю, пытаясь разобрать его слова.
— Потому что… потому что… я… эм-м…
Впивается своими горячими губами в мои. Своим языком ласкает мой. Дыхание смешалось и я потерялась в ощущениях. Этот поцелуй был красноречивей слов.
— И я бы не ушел без тебя! — целует мой подбородок, скулы, шею, слизывает мои слезы. — Перерезал бы всех, но не ушел. — Целует без остановки. — Не ушел бы, никогда бы не ушел.
Придвигает к себе, впечатывая в свою горячую грудь. Ласкает. Неловкое движение — цепляю его рану. Стонет.
— Прости, прости.
— Ничего.
Смотрит на меня, обхватив мое лицо.
— Больше не пугай меня так! — Осыпает поцелуями, зарывается в мои волосы, вдыхая их.
— Не буду! Любимый, — еле слышно произношу последнее слово!
Те часы я была самой счастливой и мне даже кислород не нужен был. Как жаль, что все казалось, не более…
— Ну все, переставай плакать, все прошло! Тебе сильно больно?
— Я плачу не из-за этого! Я такая идиотка! Просто дура.
— Да нет, что ты, — вытирает мои слезы, — просто бестолковая и две левые ноги, а так все нормально.
Прижимает крепче, целуя в лоб.
— Я зверски устал, давай поспим!
— А мои родители, Ияр? Отец, он…
— Ш-ш-ш-ш, не думай, хуже уже быть не может, и нам гореть в аду — укладывает на свою грудь, — так что давай поспим. Завтра тяжелый день.