Это случилось еще до того, как серая ворона первый раз села на крышу бабушки Степаниды. Был апрель. Была пятница. Было утро. Земля вращалась в обычном направлении. Всходило солнце. Топились по деревне печи. Горланили петухи. Воробьи уже начали было перечирикиваться, как вдруг корова тетки Лукерьи просунула голову в окошко сарая и заревела на всю Марьевку:
- Му-у-у!
И сразу всем стало ясно, что начинающийся день войдет в историю. Правда, ничего сверхъестественного в этот день не произошло: не упала луна на землю, не снес заяц куриного яйца в Гореловской роще, не подавился хохол галушкой. И все-таки этот день история никогда не забудет. Миллионы лет вращалась земля, миллиарды дней остались у нее позади, и ни в один из этих дней не случилось того, что случилось в это апрельское утро: в это утро под крылечком у дедушки Назара на ржаной соломке родился у Шумки щенок Федотка.
Да, и небывалое бывает!.. Посмотришь на карту - до чего земля велика! Каких только нет на ней городов и сел, и все-таки только в нашей деревне, в Марьевке, которую и знать-то мало кто знает, суждено было родиться этому герою.
Щенок Федотка! Кто теперь не знает этого имени? Услыша его, у какой собаки сердце не забьется от гордости и не придет в умиление. Это имя облетело весь мир, и сейчас даже на самых далеких Гавайских островах не найдется ни одной замухрыжистой бездомной собачонки, которая, услыша имя Федотки, не подняла бы голову к небу и торжественно не пролаяла бы:
- Гав! Гав!
Что в переводе на русский язык означает: ура! ура!
Кроме Федотки в это утро Шумка принесла еще четверых щенят: трех сучек и одного кобелька. Дед, Назар долго, кряхтя, сидел на корточках у крылечка, переворачивал с боку на бок, заглядывал в рот, щупал уши, соображал, которого из пяти на племя оставить. И выбрал Федотку.
Дуняша, - сказал он после этого внучке, - отнеси остальных и покидай в речку, - и, нахлобучив картуз, отправился по своим стариковским делам.
А по деревне от одной собачьей конуры к другой поползло:
- Шумка ощенилась.
И к вечеру уже вся Марьевка знала, что под крылечком у дедушки Назара на ржаной соломе родился щенок Федотка. Об этом весь день только и разговору на селе у собак было. Да и не только у собак. На что петух бабушки Агафьи никогда никакими новостями с курами не делился, а и тот не утерпел, спросил, усаживаясь вечером на насесте:
- Слышали, Федотка у Шумки родился?
- Слышали! Слышали! - закудахтали куры, а бабушка Агафья забеспокоилась: чего это они? Уж не хорь ли в гости пожаловал? И тревожно оглядела сгустившиеся в курятнике сумерки: хоря не было.
С вечера в клубе долго играла гармонь, в домах голубели экраны телевизоров, но к полуночи все затихло, уснуло, и тогда, таясь, как бы его кто не увидел, пришел к крылечку дедушки Назара долговязый пес Вертихвост и нежно позвал:
- Шу-у-ма?..
С зеленых, лопоухих щенячьих лет Вертихвост бегал по двору дедушки Василия, лаял на прохожих, рычал на кур. Всю жизнь только лаял и рычал. Ему даже во сне снилось, что он лает. Будто лезут в огород соседские куры, а он лает на них от сарая и рычит для острастки:
- Р-р-р-р!
И так с утра до вечера, с вечера до утра рычал и лаял. И кроме как лаять и рычать ничего не умел больше. И всерьез - до захлеба сердца - не дружил ни с кем. А тут вдруг подружился с Шумной дедушки Назара. Придет к ней, сядут они рядышком и сидят, на улицу смотрят, сердечками постукивают.
Потрется Шумка головой о плечо Вертихвоста, спросит:
- Что же ты молчишь? Скажи что-нибудь.
Скажет Вертихвост:
- Гав-гав!
Поморщится Шумка, отодвинется от него немножко, посетует:
- Ну что же ты лаешь на меня? Ты что-нибудь нежное скажи.
- Р-р-р-р! - прорычит Вертихвост и придвинется к Шумке поближе. Сидит возле нее, молчит. Всю свою большую собачью жизнь он только и делал, что рычал да лаял, и ничего другого говорить не умеет.
Посидят они так, помолчат и разойдутся.
На другой день Шумка к Вертихвосту в гости приходит. И сидят они опять рядышком, на улицу смотрят. Вокруг все привычно, обычно: дома, сараи, колодец, ферма. За околицей снега в полях дремлют. Потрется Шумка головой о плечо Вертихвоста, попросит:
- Ну хоть сегодня скажи что-нибудь нежное. Встрепенется Вертихвост, скажет нежно:
- Гав-гав!
И добавит еще нежнее:
- Гггав!
Поморщится Шумка, отодвинется от него немножко:
- Ну что ты лаешь?.. Ты что-нибудь нежное скажи.
- Р-р-р-р! - прорычит Вертихвост и придвинется к Шумке поближе.
И сидит Шумка возле него в зябких лунных сумерках, смотрит, прищурясь, как выползает туман из заваленной снегами речки, и ни о чем больше не просит. Лучше пусть молчит Вертихвост: он умеет нежно, ухажористо молчать, а говорить... Нежным словам Вертихвосту некогда было учиться: он двор дедушки Василия стерег, рычал на всех да лаял. Нежно говорить он не умеет. А в этот вечер пришел он к крылечку дедушки Назара и нежно позвал:
- Шу-у-ма?..
Из-под крылечка тотчас высунулась пестрая голова Шумки, спросила:
- Кто здесь?
- Я , - еще нежнее прошептал Вертихвост и лизнул Шумку в черную пипку носа. - Правда, что ли, у тебя щенок родился?.. Вот здорово!.. Что ты, Шума, что ты? - зашептал Вертихвост, увидев, как по шумкиной щеке прокатилась слеза и остановилась у нижней дрожащей губы:
- Дед... щенков... в речку покидал.
- Всех?!
- Всех... Одного только оставил.
И Шумка подвинулась и показала Вертихвосту махонького щенка с длинными не по росту ушами.
- Ух! - выдохнул Вертихвост. Напугала как. Я думал и в самом деле всех, а он одного все-таки оставил.
- Так ведь одного только.
- А куда ж больше-то? Зачем они в хозяйстве, собаки-то лишние? И одной побрехать хватит. Кобелек, значит?
- Кобелек. Федоткой назвали. На тебя похож.
- Это хорошо. Имя, говорю, хорошее. И что кобельком родился Федотка, тоже хорошо. И хорошо, что... на меня похож. Ты, гляди, получше корми его. А я к тебе теперь часто наведываться буду.
Счастливый, ткнулся Вертихвост еще раз в черную пипку носа Шумки и побежал исполнять свои собачьи обязанности - двор дедушки Василия караулить. До самого рассвета сидел он у своей конуры и глядел на Полярную звезду. С левой стороны у него была левая щека, с правой - правая. Иногда можно слышать было, как шептал Вертихвост по-отцовски нежно:
- Кобелек...
И слушал, что скажет Полярная звезда. Но Полярная звезда родилась и выросла в холодном космосе и была равнодушна к теплым земным радостям. Полярная звезда молчала, а Вертихвост все равно, глядя на нее, шептал, улыбаясь:
- Кобелек ведь!.. Первенький.
Всю ночь радовался Вертихвост рождению Федотки. Ему так давно хотелось иметь настоящего друга, которого бы он сам воспитал и вырастил, в которого вложил бы частицу своего сердца, но все не было кобелька подходящего. А услышал утром, что Шумка ощенилась, и почувствовал вдруг, как в груди ахнуло, нежно плеснулось сердце:
- Свершилось. Родился. Осталось вырастить и воспитать только.
Сидел Вертихвост у своей конуры, рассказывал Полярной звезде о пришедшей к нему радости, а дома у себя в это время спокойно спал колхозный печник Мекеша. Ах, если бы знал он, чем ему грозит рождение Федотки, он бы так спокойно не посапывал у теплого плеча жены своей Матрены. Но кому дано знать, что ждет тебя впереди, какой сюрприз, какую небывалость готовят тебе боги!