Вертихвост и Федотка

ЭМИГРАНТЫ

В окошко к деду Василию заглядывало утреннее солнце. Дед Василий сидел у стола и строгал жене новую раскатку. В избу без стука ввалился Мекеша и потребовал сиплым от постоянной пьянки голосом:

- Где кобель твой? Подавай сюда этого сукиного сына.

И ружье с плеча потянул.

- Зачем он тебе? - спросил дед. - Аль своровал что? Да вроде он у меня не из блудней. У меня насчет этого строго. Я сам к чужому не имею привычки притрагиваться и ему не дозволяю. Но ведь он - не человек, ему не вдруг втолкуешь.

- Подавай кобеля, - затопал Мекеша кирзовыми сапожищами, - Пристрелю, всех перестреляю наглешей. Целую неделю кишки выматывали, дурака из меня сделали, посмешищем стал. На метле готов был из-за них вокруг избы скакать. Говори, где кобель твой?

Тут уж и дед Василий на крик перешел:

- Ты в моем доме не буянь, Митрич, в моем доме я хозяин. На меня старуха моя еще ни разу не топала, а ты сапожищами стучать. И даже не ошмурыжил их.

- А, - просипел Мекеша, - так ты, значит, за одно с кобелями? Ну я тебе это припомню, старик.

-Ты что пугаешь меня? - возвысил дед Василий голос.-- Уходи, не наводи меня на грех, а то - накричу. Я иногда в гневе очень отчаянным бываю.

И когда уходил распаленный от обиды Мекеша, пустил ему дед едкое словцо в спину:

- Выпивоха, пройда, сморчок косолапый.

Не был косолапым Мекеша, так дед Василий в сердцах сказал, но Мекеша услышал и его правая рука сжалась в кулак. «Ну погоди, дед, развалится у тебя печка, приползешь ко мне. Я тебе это утро припомню».

Вертихвоста с Федоткой Мекеша выслеживал весь день. Дважды стрелял в них, но промахнулся. А ночью под окошком у Мекеши опять выли. В калошах на босую ногу, в длинной белой рубахе Мекеша выскакивал наружу, стрелял, но никого не видел. Только на сарае сидел кот Царап,и глядел в небо, но Мекеша не обращал на него внимание: коты не воют.

Ругаясь, он уходил в избу, а Царап опускал голову и подавал сигнал. Из оврага вылезали Вертихвост с Федоткой, впрыгивали на завалинку и под окошком у Мекеши повисал вой.

Утром Мекеша договорился с ребятишками поймать Вертихвоста с Федоткой. За Вертихвоста он обещал сто рублей, за Федотку пятьдесят. Узнав об этом, Вертихвост сказал Федотке:

- Надо уходить, Федотка. Павлики Морозовы в селе еще не перевелись. Уходить надо.

- Куда?

- Не знаю, хотя бы в Гореловскую рощу, дома нам теперь оставаться опасно: подлецы всегда сыщутся, чтобы продать нас.

- Эх, - вздохнул Федотка, пряча в конуру не доглоданную кость.

- А ты как, брат, хотел? Правда, она легко не дается, за нее пострадать надо. Ты тут давай собирайся, а я к Полкану Сбегаю, попрошу, чтобы постерег двор мой да и твой тоже, пока мы в изгнании будем.

Перед обедом Вертихвост привел Федотку в Гореловскую рощу к медведю Спиридону, с которым был знаком уже не один год. Поздоровался, попросил:

- Разреши, Спиридон, какое-то время пожить у тебя.

- А в Марьевке что места мало стало?

- Места достаточно, да бежали мы из дома с Федоткой, так сказать, эмигрировали. Против Мекеши голос подняли, и теперь вот жилья лишились. Дозволь у тебя хоть на малый срок обиходиться.

- Рад помочь вам, - обнял их растроганный медведь Спиридон. - Располагайтесь, живите. Берлога у меня теплая, сухая, а чтобы вам свободнее себя чувствовать, не стеснять вас, я к медведю Лаврентию переберусь. Приболел он что-то, поухаживаю за ним.

И Вертихвост с Федоткой остались в медвежьей берлоге одни. Сидели тихо, не объявляли себя, а то дойдет до Мекеши весточка, где они приют сыскали, он и заявится сюда с ружьем, никакие медведи не помогут.

Случившееся Вертихвост переживал мужественно, Федотке непривычно в лесу было, прибаивался он, скучал по бабушке Агафье, по деревенской еде, ночами, отвернувшись к стене, плакал втихаря. Первый год по земле бегал, не успел еще матерости набраться, и чтобы он совсем не раскиселился, не пал духом, стал рассказывать ему Вертихвост сказки из лесной и деревенской жизни. Особенно понравилась Федотке сказка про петуха, которому пришлось деревню сменить.

Любил петух бабушки Василисы всякие небылицы про Индюка сочинять. То наговорит всем, что у Индюка горб на спине растет; и приходится Индюку показывать всем спину, доказывать, что никакого горба у него нет.

А петух ходит по двору, посмеивается.

То пустит слух, что Индюка на чужом огороде прихватили. И опять оправдывается тот, кулдычит:

- Не был я на чужом огороде, Не вор я, честное слово, не вор.

И до того он донял Индюка, что решил Индюк наказать его. Но как его накажешь? Побить? Петух каждый день дерется, притерпелся. Этим его не удивишь.

Два дня сидел Индюк за сараем и все думал, как наказать петуха, и придумал-таки. Подзывает Хохлатку, спрашивает:

- Петух-то ваш, говорят, сегодня яйцо снес?

- Неуж правда? - вскрикнула курица и побежала со всех ног к своей подружке. - Ты слышала, петух-то наш сегодня, говорят, яйцо снес.

- Ну?! - закудахтала подружка и побежала к своей подружке. - Ты слышала? Петух-то наш...

И вскоре уже весь двор говорил, что петух сегодня яйцо снес. Поговаривали даже, что будто он каждый день несет по яйцу и даже собирается цыплят выводить.

Петух об этом не знал ничего. Он на улице с соседними петухами дрался. Вернулся он, а куры окружили его, кудахчут, шеи вытягивают:

- Покажи, Петя, какое ты яичко снес. Никогда мы не видели, какие яйца у петухов бывают.

Смеется петух:

- Чудачки вы, куры.

Думал вначале - шутят они, а потом видит: и впрямь они думают, что он яйцо снес. Побагровел. Чиркнул шпорой. Кукарекнул на весь двор:

- Признавайтесь, кто сплетню пустил?

Переглядываются куры, молчат. Молчит и Индюк. Он хоть и безобидную шутку придумал, а житья петуху от нее не стало. Стоило ему, бывало, только присесть и задуматься о чем-нибудь, как уже подкрадывается к нему какая-нибудь несушка и шепчет на ухо:

- Несешься, Петя, да? Яичко из тебя вылезает?

Вскочет петух - ко-ко! - и к Индюку:

- Слышал, брат, какую сплетню про меня пустили?

Кулдычит Индюк, покачивает красной соплей, сочувствует:

- Понимаю, как же. Про меня тоже сочиняли. Обидно тебе, верю.

- Еще бы не обидно, - багровеет петух и кричит на весь двор: - Да что я курица, что ли, чтобы яйца нести?

Но не только у себя во дворе, во всей деревне петуху покоя не стало: по всем дворам пошла гулять новость - петух бабушки Василисы яйца несет. Кто ни встретит петуха, обязательно спросит:

- Правда, что ль, говорят, что ты яйца несешь?

А петухи, так те даже драться перестали с ним.

- Мы, - говорят, - должны беречь тебя, Петя. Ты ведь у нас теперь не просто петух, а петух-несушка.

До того невмоготу петуху стало, что решил он деревню сменить. Ночью, когда спали куры, слез он потихоньку с насеста и ушел в соседний колхоз на птицеферму. Проснулись утром куры - нет петуха.

- Вот теперь, - говорят, - все понятно: на гнездо пошел садиться. Гляди, недельки через три цыплят на двор приведет, петушков маленьких.

Сидел Федотка на просторной лавке в берлоге медведя Спиридона и хохотал над попавшим впросак петухом, но глаза его не смеялись. В глубине их таилась грустинка и, боясь, как бы она не разрослась в пожар тоски о потерянной деревне, Вертихвост поскорее начал рассказывать сказку о Еноте, как он растил сыновей своих.

А дни шли, сменяясь темными ночами.