Вертихвост и Федотка

ДЕРЕВЕНСКИЙ СПЛЕТНИК

Перед обедом на другой день к Вертихвосту прилетел воробей Чиврик. Он был самым великим болтуном из всех знатных болтунов, что проживали когда-либо в Марьевке. Глаз у Чиврика был цепкий, язык острый. Кто вы думаете первым назвал кобеля Пустобреха Пустобрехом? Чиврик. Поглядел он на него как-то и сказал:

- Ты без дела лаешь. Пустобрех ты.

С той поры его все только так и зовут - Пустобрех. А кто по- вашему открыл, что козел Яшка похож на сатану? Чиврик. Это он летал за ним целую неделю и все приглядывался к нему, все спрашивал:

- Ну на кого ты, Яшка, похож? Вот вижу - на кого-то ты здорово похож, а вот на кого - никак не вспомню.

А потом вспомнил:

- На сатану, - говорит, - ты похож.

А кто по-вашему...

Да что там говорить! Всякий знает, что у Чиврика самый острый язык и самый цепкий глаз во всей Марьевке. Живет Чиврик один, без жены и потому только и делает, что летает по селу да новости всякие рассказывает. Он и к Вертихвосту не просто так прилетел - новость принес.

- Бабушка Агафья кобельком обзавелась. Сам маленький, а уши! Таких ушей я и не видел никогда - ниже колен висят.

Как услышал Вертихвост про длинные уши, так и екнуло у него в груди сердце - Федотка! Махнул через плетень на двор бабушки Агафьи - соседятся они с домом дедушки Василия, - смотрит и глазам своим не верит: возле курятника в новенькой сосновой конуре сидит Федотка и, весь изогнувшись, чешет задней ногой за ухом.

- Федотушка, ты ли это? - бросился к нему Вертихвост.

- Вегтихвостик, дгуг! - взвизгнул Федотка и бросился к Вертихвосту.

Ой, что тут было, что было! Все рассказывал Федотка, как дед Назар завернул его в тряпочку и отдал бабушке Агафье, а бабушка Агафья принесла его домой и сказала своему старику дедушке Григорию:

- Теперь и у нас щенок есть. Вырастет, собакой будет.

И пустила Федотку под кровать, а Федотка взял да и намочил там в углу, а бабушка Агафья - носом, носом, носом его в лужу:

- Не безобразничай в избе, не шали, для этого двор есть.

А дедушка Григорий взял топор и смастерил ему конуру. Большую сделал - на вырост.

- Федотка! - взлаивал счастливый Вертихвост.

- Вегтихвостик, дгуг! - взвизгивал Федотка и взмахивал длинными не по росту ушами.

Обнимал Вертихвост Федотку, прижимал к груди, радовался:

- Какой ты молодец, Федотка, что нашелся. Теперь мы с тобой всегда вместе будем и я тебя буду воспитывать. Запомни: если уж быть кобелем, так уж настоящим, а не Пустобрехом каким-нибудь. Понимаешь?

- Понимаю, - взвизгивал Федотка и кидался к Вертихвосту: - Вегтихвостик, дгуг, дай я тебя поцелую.

- Целуй, целуй меня, Федотка, но и слушай, что я тебе говорю: хороший кобель - это спокойствие деревни, это ее благосостояние, потому что, если он не сохранит то, что имеет хозяин, то хозяин его станет бедным и собака ему будет не нужна, понимаешь?

- Понимаю, - мотнул Федотка ушами, - а вот одного пока понять не могу, и раз уж ты мой учитель, скажи, я - кобель?

- Кобель.

- Та-ак, а когда вырасту, кем я буду?

- Кобелем.

- Это что же у меня жизнь кобелиная будет? - удивился Федотка.

- Нет, - сказал Вертихвост, - жизнь у тебя, Федотка, будет собачья, а вот проживешь ты ее кобелем. Понял?

- Не совсем, мне еще над этим подумать надо.

- Вот и сиди, думай, а я побегу к себе радоваться, что ты нашелся.

Через плетень теперь Вертихвост прыгать не стал, в подворотню вышмыгнул и прямо под ноги печнику Мекеше угодил.

Заругался на него Мекеша:

- Ты еще тут, долговязый, мельтешишь. Пошел вон.

Ах, если бы знал Мекеша, что с ним - и уже скоро - сделают Вертихвост с Федоткой, он бы столь непочтительно не стал рычать на всеми уважаемого в Марьевке кобеля. Но кому дано знать, что готовят нам боги не то что в скором будущем, а даже через какой-нибудь час или два?

Мекеше этого знать было не дано.

Не дано было знать и Вертихвосту, какой ожидает его сюрприз в час, когда вместо солнышка будут сиять в небе звезды. А сюрприз оказался очень сюрпризным, ну просто чрезвычайно неожиданным.

Вечер начался и прошел так, как проходили до этого другие вечера: отблеяли вернувшиеся с пастбища овцы, отвздыхали гармошки, отцеловались у калиток влюбленные. Пришла ночь, глубокая и черная. Вертихвост сидел у своей конуры и думал: почесать ему левой задней ногой за ухом или нет? Потом посмотрел: висит ли на месте Большая Медведица, и хотел было уже лезть в конуру, как вдруг услышал - на соседнем дворе лает щенок Федотка.

- Чего это он? Может, к нему жулики лезут? А Федотка-то еще щенок, помочь ему надо.

Рассудил так Вертихвост и через минуту уже просунул в подворотню к Федотке свою узколобую башку. Зыр, зыр по сторонам, удивился:

- Ты чего это, Федотка? Нет никого, а лаешь?

- Политика, - осклабился Федотка. - Услышит дед: лаю я, - и кормить лучше будет. Оно как в жизни-то? Кто громче лает, тому больше и дают. Видимость надо создавать.

«И-и, - думает Вертихвост. - Мал малец Федотка, а хитро придумал - видимостью хлеб зарабатывать. Такой далеко пойдет, быстро в кобели выбьется».

И себе решил так попробовать. Прибежал домой, залез на завалинку, сел под хозяйскими окнами и давай лаять. Да так громко, что даже звезды на небе вздрагивать начали.

Немножко погодя растворилось окошко, высунулся дед Василий. В одну сторону улицы посмотрел - нет никого, в другую сторону посмотрел - ну нет же никого. А Вертихвост услышал - смотрит дед, и еще громче лаять начал, так весь аж и вытягивается.

Скрылся дед. Немножко погодя снова появился с подшитым валенком в руке. Как долбанул им Вертихвоста по башке, так он и спикировал с завалинки.

- Будешь, - говорит, - знать, как деда по ночам по пустякам тревожить.

Сидел после этого Вертихвост за сараем, почесывал на затылке шишку и ругал самого себя:

- Ну не дурак ли я, а! Ну зачем я полез под хозяйские окна? Нужно было кидаться к саду, в темноту, подумал бы дед - волки, и побоялся бы выйти. Федотка, тот хоть и маленький, а похитрее, тот вообще лает, а я полез под хозяйские окна.

Но хоть и завидовал Вертихвост Федотке, сам после этого никогда больше видимостью хлеб не зарабатывал.