Спать по ночам Царап привык на сеновале. Федотка знал это и потому легко отыскал его. Попросил:
- Пойдем, Царап, постой на часах, пока мы с Вертихвостом у тетки Лукерьи под окошком вьггь будем.
И рассказал Царапу, как они с Вертихвостом решили изгнать пьяницу Мекешу из Марьевки. Царапу их затея понравилась, и помочь кобелям он согласился.
Мекеша у тетки Лукерьи расположился не на один час. Он уже успел пропустить пару стакашков, захмелел, даже петь пробовал.
- Сейчас мы ему подпоем, - засмеялся Вертихвост. - Давай, Царап, вали на сарай. За дверью избяной наблюдать будешь, а мы с Федоткой выть будем.
Царап лихо вскарабкался на крышу сарая, уселся напротив избяной двери, подал голос:
- Me-у!.. Так хорошо будет?
- А погромче можешь?
- Могу... Ме-у!
- Вот так и будешь кричать, в случае чего, - сказал Вертихвост и впрыгнул на завалинку. Следом за ним и Федотка, кряхтя, забрался.
И через минуту под окошком у тетки Лукерьи завыли на два голоса. Выли жалобно, печально, выли ото всего сердца. Мекеша закашлялся, поперхнувшись соленым огурцом:
- О! И тут не ухоронился.
А тетка Лукерья сказала:
- Пусть себе воют, а ты ешь.
- Как это пусть? Услышит Матрена моя и скажет: а, вон где мой Митрич пьянствует... Надо же, ведь каждый день вот так. Ни сна, ни покоя, совсем извелся. Уж и стрелял, и ругался.
- А не просил?
- Кого?
- Значит, не просил, коли спрашиваешь. Попросить надо. Выйди сейчас, встань у окна и попроси: «Голос, голос, есть в поле колос. Иди повой ему». И вой отстанет от тебя.
- Не бреши, Лукерья. «Колос, Колос», вы с моей Матреной в один голос. Та даже на венике вокруг дома скакала. Не верю я в ваши бабьи присказки.
- Я тоже не верила, пока водяного из колодца не вытащила. Подняла я бадью-то наверх, а он - сидит... Иди, Мекеша, попроси, вдруг да поможет. Ведь это - сила, темная сила, она покорность любит. Перед ней и не такие головы склонялись...
- Да я что, - пожимал плечами Мекеша, - я пожалуйста, я что угодно. Я даже на метле поеду, лишь бы толк был. Извелся совсем, погляди - глаза красные какие.
- Глаза твои я потом погляжу, ты давай иди, проси.
- Сейчас, вот только ружье возьму.
- Да кто же с ружьем просить ходит?
- И то верно, твоя правда... Ну, я пошел. Что говорить-то? А, голос, голос, есть в поле колос... Я что? Я пожалуйста, я и на метле, если надо.
Бурча и покачиваясь, Мекеша вышел в сени. Царап сидел на крыше сарая и удивлялся Вертихвосту с Федоткой: что придумали, а! Глупо, а - интересно. А Федотка-то, Федотка-то как выводит.
Вой Царапу нравился и, слушая его, он даже закрыл глаза.
Мекеша выбрался, наконец, из сеней, прошел к окну. Вертихвост и Федотка вдохновенно выли, задравши морды к звездам. Мекеша опешил. Даже глаза протер: уж не примерещилось ли?
Псы выли.
Выли вдохновенно, неподражаемо.
И тогда понял Мекеша, что не видение перед ним, бросился к двери, завопил истошно:
- Лукерья, ружье. Давай ружье, Лукерья!
В сенях, опрокидываясь, загремело ведро. Перепуганная тетка Лукерья со сдернутым с головы платком выскочила наружу:
- Что ты, Мекеша, не ори, люди услышат.
- Черт с ними, пусть слышат, мне теперь все равно. Ружье давай, собаки под окошком, самые обыкновенные собаки. А, додумались до чего, наглеши!
И когда тетка Лукерья поняла, наконец, в чем дело, и сбегала в избу за ружьем, кобелей на завалинке уже не было, а кубарем скатившийся с крыши сарая кот удирал к дому бабушки Агафьи с единственной в голове мыслишкой: «Теперь тебе, Царап, от кобелей попадет, готовься быть битым». Вслед ему от дома тетки Лукерьи - аах! - выстрелили из ружья. И еще раз - аах!
- Аах! - отозвалась речка.
И Царап бессознательно наддал шагу... В полночь к его сеновалу подошли двое, и один из них голосом Вертихвоста позвал:
- Царап? Выходи. Разговаривать будем.
- Говорите оттуда, я слышу, - отозвался Царап.
- Выходи, - потребовал Вертихвост.
И Царап послушался, вышел.
- Чего вам, братцы?
- Твой братец по лесу среди волков рыщет, пока ты здесь промышляешь... Говори, за что продал нас.
- Я не Чиврик, ни новостями, ни товарищами не торгую. Не продавал я вас, проглядел просто. Я понимаю, вы пришли бить меня. Бейте, я не обижусь, заслужил - проротозеил Мекешу, но продавать не продавал вас. Засмотрелся на звезды, а Мекеша тем часом и вышел. Опустил я глаза, гляжу, а уж он за ружьем бежит.
- Эх, ты, - прорычал Вертихвост, - такое дело испортил. Ты вот что скажи: узнал нас Мекеша или нет?
- Наверное, узнал.
- Нам не наверное, а точно знать надо. Ты сходи-ка утром к его коту Мурлышу. Я слышал, вы с ним братья. Через него выясни.
- Не знаюсь я с ним. Ожирел он, зазнался. Не пойду я к нему.
- Пойдешь, - прорычал Вертихвост и ухватил Царапа за шиворот. - Испортил дело, так иди.
- Хорошо, - скривился от боли Царап, - я пойду, коли это для дела надо.
- Так-то лучше, - сказал Вертихвост, и они с Федоткой ушли.
Поглядел им вслед Царап и вздохнул:
- И надо же мне было с ними связаться. Не было печали, сам себе добыл. Сидел бы себе на сеновале посиживал, а то вот теперь иди к этому Мурлышу, юли перед ним. Эх...