Весна братьев Медичи

Поездка в Неаполь

В Милане и Венеции инициативу христианнейшего короля поддержали с восторгом и потребовали созыва Собора. Светлейшая республика, 26 января 1479 года заключившая мир с турками, осмелилась даже говорить со Святым престолом в резком тоне. Она обвинила Сикста IV в агрессии против Флоренции. Невиновным в предъявленных обвинениях объявлялся не только Лоренцо, но и всё Флорентийское государство.

Однако разгневанный папа только в середине апреля объявил, на каких условиях готов простить флорентийцев. Они должны были принести покаяние: дать милостыню бедным, отслужить покаянные мессы и в искупление убийства священнослужителей, произошедшего во время подавления заговора, построить капеллу. Требовалось смыть изображение на стене дворца, позорящее архиепископа Сальвиати. Флоренции предлагалось вернуть Святому престолу Борго Сан-Сеполькро, а также отдать Модильяну и Кастрокаро и никогда впредь не посягать на территорию Папского государства. Взамен, в знак доброй воли, папа обещал, не дожидаясь принятия его условий, снять с Флоренции церковное отлучение, которое, впрочем, и так не исполнялось. Условия покаяния были стишком тяжкими и потому неприемлемыми. Не добившись их облегчения, послы Венеции, Милана и Флоренции выразили протест и 2 июня спешно покинули Рим.

Получив известие из Лиона о смерти своей единокровной сестры Марии, Лоренцо нашёл время, чтобы заехать на виллу Ручеллаи.

– Бедная Мария! – печально произнесла Наннина, выслушав брата. – Теперь нас осталось всего трое… Хотя Бьянка теперь тоже отрезанный ломоть

– Если хочешь, то можешь навестить её.

– Зачем? Чтобы выслушать её жалобы? К тому же, она снова в положении, что не улучшает настроение нашей сестры…

Лоренцо нахмурился:

– Выходит, Гульельмо тайком навещает её без моего разрешения?

– А кто ему запретит: ведь он её муж.

– Тому, кто хочет поступать по-своему, не следует родиться женщиной! – неожиданно с горечью добавила Наннина.

– Ты ведь одна из самых красивых женщин во Флоренции, сестра. Многие мужчины от тебя без ума и Бернардо любит тебя.

– Наверно, всё дело в том, что я его не люблю. ..

Лоренцо молча ждал продолжения. Однако услышал не то, что хотел:

– С гибелью Джулиано вся наша семья словно лишилась души. Но мы хоть смогли похоронить его, а Мария умерла вдали от нас.

– Этот Росси мне за всё заплатит! Мало того, что довёл до банкротства банк в Лионе, так ещё и плохо заботился о нашей сестре!

– И что же Вы с ним сделаете, брат?

–Если дела в Лионе не пойдут на лад, то его ждёт тюрьма!

– Лионетто Росси – в тюрьму, Гульельмо деи Пацци – в изгнание… А какую судьбу Вы уготовили моему мужу?

Великолепный усмехнулся:

– С чего ты взяла, что я собираюсь что-то сделать с Бернардо? Ведь он – мой друг и предан мне!

– Мы ведь с Вами одной крови и оба любим охоту! – положив руки брату на плечи, жарко прошептала Наннина.

Со стоном обняв её, Лоренцо затем глухо спросил:

– Хочешь, я убью Бернардо?

– Нет, он отец моих детей. И не заслужил этого. Но я его видеть больше не могу!

– Обещаю, я что-нибудь придумаю!

Наннина действительно была чуть ли не самой красивой женщиной во Флоренции, но ради неё не дрались на турнирах и не воспевали её в своих стихах. Чувство Лоренцо к сестре было настолько сильным, что он просто не мог сохранить его в тайне. Возможно, большинство окружающих считало его любовь братской, тем не менее, никто не осмеливался ухаживать Нанниной. Это означало бы подписать себе смертный приговор.

Тем временем между союзниками Флоренции возникли серьёзные разногласия, вдобавок, появилась новая опасность. Лодовико Моро, брат покойного герцога Галеаццо Марии, послал четырёхтысячное войско под началом Роберто Сансеверино в Тоскану и отдал под начало папы и Неаполитанского короля. Взамен он надеялся получить признание своих прав на Миланское герцогство. Чтобы успешно сражаться с войском Моро, флорентийцам нужен был выдающийся полководец. Но такого не было. Эрколе д'Эсте тратил силы в бесплодных переходах. Ему подчинялись кондотьеры, предоставленные Венецией: Карло, сын знаменитого Фортебраччо, и Деифобо де л'Ангвилара, а также князьки из Романьи, Костанцо Сфорца, Антонелло Манфреди и Роберто Малатеста из Римини. Последнему удалось одолеть папское войско в битве у Тразименского озера, но герцог Феррарский и маркиз Мантуанский (который сам был кондотьером у юного Миланского герцога), занявшись дележом добычи и позабыв обо всём, позволили неприятельскому главнокомандующему Монтефельтро отрезать их друг от друга, перекрыв выход из долины Кьяны. Однако дорогу неаполитанцам преграждала крепость Поджо Империале. Ее занимали флорентийцы, чтобы не пустить противника к своему городу. Но при виде наступающего врага они запаниковали и, увлекая за собой перепуганных крестьян, бежали к стенам Флоренции. Это произошло 7 сентября 1479 года. В тот же день в Милане состоялась драматическая встреча Лодовико Моро с его невесткой герцогиней Боной Савойской. Моро удалось отобрать у неё власть. Теперь он самодержавно правил городом, прикрываясь именем племянника, юного герцога Джан Галеаццо.

Осенью 1479 года в окружении Лоренцо царило уныние. Правда, после позорного бегства из Поджо Империале маленький замок Колле на два месяца задержал победоносное неаполитанское войско под предводительством герцога Калабрийского. Осада длилась так долго, что герцогу пришлось уйти на зимние квартиры. Но партия была лишь отложена, а между тем у флорентийцев не было средств продолжать войну. Граждане роптали на непомерные военные расходы и бездарные действия полководцев. Купцы, за счёт которых наполнялась государственная казна, были недовольны спадом торговли. Нескончаемый раздор с папой смущал души верующих. Но хуже недовольств и опасений был общий страх всех горожан, что весной Лодовико Моро, опираясь на союз с папой и Неаполем, нарушит равновесие, разорвав союз Флоренции с Миланом. Если он пойдёт войной на Республику, Флоренция уже не сможет сопротивляться.

Узнав о капитуляции вдовствующей герцогини Боны Савойской перед деверем, Лоренцо 11 сентября 1479 года отправил своему послу в Милане Джироламо Морелли письмо следующего содержания:

– Я не думаю, что синьор Лодовико, став всемогущим и полновластным, пожелает действовать нам во вред: это было бы ему невыгодно. Он по природе не зол и, полагаю, никогда не видел от нас обид, ни публичных, ни частных. Правда, он получил власть благодаря содействию короля Неаполитанского, но мне кажется, что больше тому способствовала помощь других лиц и его собственные достоинства. Немного зная его милость, я думаю, что он вполне способен понимать свою пользу и действовать согласно пониманию. Вот почему было бы желательно, чтобы Вы при первой возможности повидались с его милостью и довели до его сведения, употребив все доводы, какие сможете, что мы во имя нашей старой дружбы ожидаем от него только добра, поскольку нас не разделяют никакие споры и поскольку это в его же интересах. Уверьте его, что наш город желает идти рука об руку с герцогством Миланским, то есть с его милостью, а потому просите его не колеблясь уведомлять Вас о своих намерениях, дабы и мы могли действовать сообразно его пожеланиям. Объясните ему, в какой мы ныне находимся опасности, какое значение это имеет для его государства и что в его власти найти выход.

Лоренцо также просил Морелли передать Лодовико его личное послание и сообщал, что посылает в Милан Никколо Мартелли, через которого раньше вёл все важные дела с Моро. Тот дружил с новым властителем Милана.

Благодаря всему этому между Лоренцо и Лодовико тоже завязались добрые отношения.

Первое, что сделал Моро, взяв власть, – отправил послов в Рим и Неаполь, а также к военачальникам, герцогам Урбинскому и Калабрийскому, с предложением изучить условия мира. Лоренцо с нетерпением ждал результатов этой миссии. Сам страдая от тяжелого приступа лихорадки, он отправил в Милан на разведку начальника своей личной канцелярии Никколо Микелоцци. Поводом для визита была просьба об освобождении Орфео Ченни да Рикава, флорентийца, члена Тайного совета покойного герцога, заключённого в темницу из-за гонений на сторонников Чикко Симонетты, всемогущего советника герцогини Боны.

Впрочем, Лоренцо и Комитет десяти, занимавшийся военными делами, уповали не только на дипломатические переговоры. После поражения при Поджо Империале они попытались соединить два войска: отряд Костанцо Сфорцы и отряд Роберто Малатесты. Но, после того как отошёл от дел Эрколе д'Эсте, которого весьма неудачно заменил его брат Сиджисмондо, кондотьеры оказались предоставлены сами себе и не собирались поступаться независимостью в действиях. Между тем, чтобы собрать серьёзные силы, единая тактика была необходима. Венеция уже оплатила тысячу пехотинцев и соглашалась перечислить жалованье еще тысяче. Болонский правитель Джованни Бентивольо также мог прислать тысячу солдат. Отважное сопротивление маленькой крепости Колле показало, что на поле боя не всё потеряно, если сохранить живую силу и решить проблему командования.

Лоренцо изменил привычке держаться вдали от войск и 29—30 октября 1479 года проинспектировал флорентийскую армию возле Сан-Кашьяно. Сравнив свои силы с неприятельскими, кондотьеры пришли в уныние: противник имел двойное превосходство. Несмотря на это, полководцы отказались объединиться в лагере под Сан-Джиминьяно. Венецианский военный комиссар поддержал их. Этот разлад был не к добру. Если бы Милан вышел из союза, флорентийские войска, предоставленные самим себе, не могли бы оказать сопротивление. А такая перспектива была вполне возможна.

Послов, отправленных Моро в Рим, приняли хорошо. Папа поручил кардиналу Иоанну Арагонскому, сыну короля Неаполитанского, сообщить Милану о своём расположении. Однако Лоренцо не уведомили о позициях сторон на аудиенции, состоявшейся 12 октября, и его это сильно беспокоило. Что касается Неаполя, там оснований для беспокойства было меньше. Миланские дипломаты, прибывшие к королю, пунктуально сообщали во Флоренцию, как идут их переговоры. Ферранте I согласился рассматривать условия мирного договора вместе с Миланом и Флоренцией. 3 ноября Лоренцо через миланских послов получил предложение указать конкретно, на какие уступки он готов, чтобы удовлетворить аппетиты папского племянника Джироламо Риарио.

5 ноября Лоренцо передал свои условия мира купцу Филиппо Строцци, сыну небезызвестной Алессандры Мачинги, долго жившему в Неаполе в изгнании и сохранившему добрые отношения с королём. Строцци с отрядом из семнадцати всадников тотчас отправился в путь. Вскоре Моро в письме к Лоренцо от 12 ноября уведомил, что король Ферранте согласился начать мирные переговоры, и посоветовал ковать железо, пока горячо. Время действительно было как нельзя более благоприятное. Слабая и павшая духом Флоренция больше не желала воевать, но не желал этого и Ферранте: сила, которую в Центральной Италии приобрёл Джироламо Риарио, была для него уже в тягость. Племянник папы владел обширной областью, отрезавшей Неаполь от его друзей на севере полуострова, и не давал королю, как он того желал, закрепиться в Сиене. Флоренция, несомненно, была бы сговорчивей Риарио. Когда почва была подготовлена, французский посол в Неаполе Пьер Пальмье известил Флорентийское государство, что для заключения мира необходимо послать кого-либо, «обладающего большей властью», чем купец Строцци.

Тогда Лоренцо сам решил отправиться в Неаполь. Для согласования предварительных условий он отправил герцогу Калабрийскому тайное послание:

– Великолепный Лоренцо по доброй воле решил встретиться с королём, в связи с чем просит Его Величество прислать в Пизу галеры.

Получив это послание, Альфонсо 4 декабря отправил две королевские галеры в Пизу и уведомил об этом Лоренцо. А 5 декабря Великолепный созвал на ужин около сорока горожан. Там, в присутствии всех членов Комитета десяти, он торжественно объявил:

– Наши враги и Его Святейшество заявляют, что ведут войну только со мной, а не с Флоренцией, поэтому я должен, даже рискуя жизнью, поехать в Неаполь и заключать мир!

Его сторонники тотчас возразили:

– Вспомните, что случилось с Пиччинино!

Но Великолепный стоял на своём. Тем более, что он в юности уже ездил в Неаполь. Несомненно, Лоренцо сильно рисковал, ведь у Ферранте характер был действительно переменчивый, а действия – непредсказуемыми, не зря о нём говорили:

– Никогда не угадаешь, обозлится он или засмеётся.

Король был жесток от природы, а необходимость постоянно защищать свои права с мечом в руках сделала его и вовсе безжалостным. Он покровительствовал ремёслам и торговле, не был чужд культуре и привечал людей искусства – тех, кто не боялся в один прекрасный день стать экспонатом его музея мумий. В отведённой под эту коллекцию комнате король любил обедать в окружении своих мёртвых врагов. По праздникам слуги наряжали чучела в богатые одежды. Всего таких сотрапезников короля уже было 49, и окружающие с ужасом думали о том, что Ферранте вскоре захочет округлить свою коллекцию. Правда, во всём остальном он проявлял редкое здравомыслие и исключительные дипломатические способности, на что и делал ставку Великолепный.

Объявив о своём решении, Лоренцо оставил вместо себя в городе Томмазо Содерини. Утром 6 декабря он выехал в Пизу, 7-го остановился в Сан-Миниато, откуда официально сообщил Синьории об отъезде. Членам Комитета десяти он поручил огласить своё послание на площади и раздать его дипломатам, прежде всего Филиппе Сакроморо, представлявшему во Флоренции Моро.

Лоренцо с пафосом писал, как он рад положить душу ради того, чтобы вернуть Флоренции мир. Причин тому две. Раз врагом объявили его, он явится к недругам проверить, достаточно ли этой жертвы, чтобы остановить войну. С другой стороны, поскольку во Флоренции он больше всякого другого отмечен почестями, он и больше всякого другого обязан принести жизнь на алтарь Отечества:

– Уезжаю с этой твердой решимостью, мысля, что, может быть, Господь Бог пожелал взять в руки Свои окончание этой войны, начавшейся через кровь мою и моего брата. Пламенно желаю, чтобы жизнь и смерть моя, всё, что мне в убыток или к выгоде, всегда служило благу нашего города.

В «Истории Флоренции», написанной Никколо Макиавелли, эпизод с отъездом Лоренцо Медичи в Неаполь в качестве посла Флоренции описан без особых деталей. Но другой хронист свидетельствовал:

– Ни один из приоров Республики, которым письмо было адресовано, не мог сдержать слёз.

Приоры полагали, что Лоренцо обречён на мучительную смерть, которую он готов принять, чтобы спасти Флоренцию. Несомненно, именно такое впечатление он и хотел создать. И он действительно страшно рисковал, «вкладывая голову в пасть льва», что в данном случае можно понимать почти буквально. Однако Лоренцо Медичи был слишком умным человеком, чтобы просто пожертвовать собой. У него были и кое-какие козыри, сведениями о которых он Синьорию решил не отягощать. Он заранее списался с советником короля Ферранте, Диомедо Карафа, и с Ипполитой Марией Сфорца. Если её супруг Альфонсо вёл войну в Тоскане, то сама герцогиня Калабрийская оставалась в Неаполе. Она происходила из рода, традиционно дружественного Флоренции, и пользовалась влиянием на своего свёкра. Получив заверения от Ипполиты, что Ферранте I не собирается приобщать его к своей страшной «коллекции», Великолепный тронулся в путь.

10 декабря Лоренцо был уже в Пизе, но неаполитанские галеры запаздывали из-за встречного ветра. Отплыть можно было только 14-го. Пользуясь этой задержкой, Комитет десяти отправил послов к королю Неаполитанскому и от своего имени, чтобы придать миссии официальный характер. 18 декабря Лоренцо сошёл на берег в Неаполе.

Его приняли чрезвычайно пышно. В гавани ждали младший сын и внук короля. При виде Федерико Великолепный немного приободрился: ведь они были давно знакомы. На другой день сам Ферранте явился к нему, любезнейшим образом приветствовал и проводил к себе во дворец. Смелый шаг Лоренцо произвёл впечатление на Ферранте, да и в Европе не остался не замеченным.

– Когда же он явился к королю, – утверждает Макиавелли, – то заговорил о положении всей Италии, о стремлениях её государей и народов, о надеждах, которые могло бы возбудить всеобщее замирение, и опасностях продолжения войны; и речь его была такой, что король, выслушав Лоренцо, стал больше дивиться величию его души, ясности ума и мудрости суждений, чем раньше изумлялся тому, как этот человек может один нести бремя забот военного времени. Тут он окружил его еще большим почётом и стал подумывать о том, как бы заручиться дружбой этого человека вместо того, чтобы иметь его врагом.

На самом деле, не всё было так радужно. Хотя Ферранте встретил гостя дружелюбно, но разрыва с папой, который сделал одного из его сыновей кардиналом, он явно не хотел. 20 декабря начались переговоры с четырьмя королевскими советниками, среди которых были могущественный секретарь Антонелло Петруччи и Антонио Чичинелло, специальный уполномоченный по сношениям с Римом. Споры шли жаркие: добиться мира оказалось гораздо сложнее, чем думал Лоренцо, основываясь на сведениях из Милана. Выяснилось, что Феранте вовсе не собирался отдавать укреплённые пункты, занятые им в Тоскане, а также гарантировать безопасность правителям Романьи (Римини, Пезаро и Форли), посылавшим войска в помощь Флоренции. У миланских послов Лоренцо находил деятельную поддержку, но его старые недруги, сиенский представитель Якопо Пикколомини и Диотисальви Нерони, добившийся назначения посланником папы в Неаполе, изощрялись в интригах, поддерживая несговорчивость неаполитанцев.

Ферранте частенько вёл переговоры в своём музее мумий, так как при виде его экспонатов посетители сразу шли на уступки. С большой долей вероятности, Лоренцо не удалось избежать посещения этого ужасного места. Тем не менее, король не сумел его запугать. Один из приставленных к Великолепному чиновников докладывал, что Лоренцо всегда выглядит «хладнокровным, уверенным в себе и весёлым», но по ночам он нередко впадал в самую мрачную хандру. Стихи Медичи отражают эту противоположность света и тьмы в его характере:

Утром ярок яблок сочных цвет,

Ну а после, в час закатный, сходит он на нет.

Эти контрасты фигурируют в самых различных описаниях Лоренцо. По словам Макиавелли, «наблюдать его то в моменты скорби, то в моменты радости означало видеть в нём две ипостаси, связанные невидимыми нитями».

Переговоры длились три месяца. Противники Медичи во Флоренции, присмиревшие после подавления заговора Пацци, решили этим воспользоваться. Они сплотились вокруг Джироламо Морелли, бывшего посла в Милане, а ныне члена военного Комитета десяти, который начал резко критиковать политику Великолепного.

– Действуя таким способом, они распространяли слух, что если король подольше удержит Лоренцо в Неаполе, во Флоренции произойдёт переворот, – утверждал Макиавелли.

В свой черёд, сторонники Лоренцо, в панике от растущего сопротивления, просили его вернуться как можно скорее. Но ускорить ход переговоров не было никакой возможности. Всякий раз они спотыкались на вопросе о возвращении флорентийских городов. Король Ферранте известил папу Сикста о твёрдой позиции Лоренцо по этим вопросам. Сначала папа, под влиянием Джироламо Риарио, впал в гнев и потребовал, чтобы соглашение по этим статьям не подписывалось, пока Медичи сам не явится в Рим. Но потом, остыв, Сикст IV в начале января 1480 года согласился на то, чтобы Ферранте сам решил вопрос о крепостях, но потребовал, чтобы недавно занятые города вокруг Имолы отошли к Джироламо Риарио. По отношению к Флоренции он тоже смягчился: хотя от Лоренцо по-прежнему ждали публичного покаяния, от Синьории уже не требовали его изгнания.

Это было слабое утешение, а переговоры шли до отчаяния медленно. Хотя курьеры и дипломаты так и сновали от одного двора к другому. В тяжких испытаниях Лоренцо поддерживали мудрые члены Комитета десяти, кроме Джироламо Морелли. Не меньшей опорой служила ему и горячая любовь родных и близких, от которых он часто получал письма. Девятилетняя Лукреция сообщала, как ведёт себя её брат, будущий Лев X:

– Малыш Джованни ложится рано и не капризничает, говорит: «Я ночью никогда не просыпаюсь!» Он толстенький и румяный.

Полициано приписывал:

– Джованни всегда спрашивает, какие у нас от Вас новости, и по любому поводу говорит: «Когда же приедет Лоенцо?»

Никто не знал, когда закончатся препирательства. Миланские послы, помогавшие Лоренцо, теряли терпение. Кроме того, надо было учитывать и мнение Венеции, другого союзника Флоренции, которая уже сама начала переговоры о мире с папой. Эта новость дошла до Неаполя в конце февраля вместе с известием, что Рене Лотарингский, новый претендент на неаполитанский престол, отправился из Марселя в поход против Ферранте. Всё это, разумеется, склоняло короля к тому, чтобы поскорее заключить мир с Флоренцией.

К тому же, Лоренцо прибыл в Неаполь не с пустыми руками. Он заложил свои поместья в Тоскане и привёз с собой 60 тысяч золотых флоринов – по тем временам фантастическую сумму. Весь государственный доход Флоренции составлял в то время 120—130 тысяч. Если пересчитать 60 тысяч флоринов по весу – три с половиной грамма золота за один флорин, – то выйдет примерно два центнера. Всё это было нужно ему для дела – добиться мира с Неаполем. Недаром его дед Козимо говорил:

– Главное в обращении с деньгами – это не знание того, как их накопить, а знание того, как их правильно потратить.

И Лоренцо использовал это золото в лучших традициях рода Медичи. Он выкупил у мусульман сотню рабов-неаполитанцев – это считалось богоугодным делом. Он пожертвовал значительные суммы на благотворительные цели и дал приданое нескольким бедным девушкам-сиротам, оставшимся без родных. Это тоже было встречено с большим одобрением в Неаполе. Он сделал щедрые подарки – и королю, и людям из его близкого окружения. Лоренцо приложил большие усилия к тому, чтобы узнать вкусы Ферранте, и подарил ему редких соколов и самых лучших охотничьих собак, которых только можно было найти во всей Италии.

Разумеется, в попытке убедить короля Медичи не забыл и холодные доводы рассудка. Он сказал Ферранте, что его союз с папой не может быть долгим – Сикст IV в данный момент просто использует неаполитанские войска в своих целях, а как он поведёт себя, сокрушив Флоренцию, никто не знает. Папство вообще ненадёжный союзник – папы смертны, как и все, но в отличие от прочих государей не могут передать свой сан по наследству. Преемник же Святого Престола выбирается конклавом кардиналов, а среди них немало врагов Ферранте… Наконец, крах Флорентийской республики ничего королю не даст – все выгоды достанутся не ему, а соседям Флоренции. B первую очередь – папе. Так не лучше ли Неаполю оставить Сикста и заключить союз с Республикой?

Не забыл Лоренцо навестить и сноху короля. Образованная и умная герцогиня при своём маленьком Калабрийском дворе собрала целое созвездие людей искусства, которым оказывала покровительство. Сама Ипполита особенно интересовалась литературой и собирала книги. Приняв подарки от Медичи, она с улыбкой сказала:

– Рада видеть Вас снова, Великолепный Лоренцо! Но чем я заслужила такое щедрое подношение?

– Тем, что Ваше Высочество всегда благоволили к Флоренции и к моей семье.

– Но разве я могу, как преданная дочь и сестра, вести себя иначе, чем мой отец и братья? К тому же, Неаполю необходим такой союзник, как Флоренция. Ваши дела – наши дела.

– Я очень сожалею о смерти Вашего брата, – добавила затем Ипполита. – Уверена, что его оплакивала не только Ваша семья, но и все дамы Флоренции.

– Моя сестра сказала, что со смертью Джулиано наша семья лишилась своей души.

– Возможно. Однако душа Флоренции – это Вы.

– Могу я говорить с Вами откровенно, мадонна? – после паузы спросил Великолепный.

– Конечно, мой друг. Ведь мы с Вами так давно знакомы.

– Наши переговоры с Его Величеством сильно затянулись. Посоветуйте, как мне убедить короля пойти на заключение мира, выгодного для всех нас?

Ипполита на мгновение задумалась:

– Но ведь Вам не обязательно подписывать договор самому, не так ли?

– Я понял, Ваше Высочество. Благодарю Вас за совет и за то, что Вы использовали своё влияние на короля на благо Флоренции.

Герцогиня вздохнула:

– Ах, если бы я имела такое влияние на своего мужа!

Лоренцо было известно, что не прошло и года, как отношения между Ипполитой и её мужем испортились из-за постоянных измен Альфонсо, который помимо своих трёх законных детей прижил от любовницы внебрачную дочь.

Желая утешить Ипполиту, он с чувством произнёс:

– Поверьте, что есть человек, готовый ради Вас на всё!

– Я верю тебе, – принцесса снова улыбнулась. – Поэтому обещаю, друг мой, что буду всегда помогать Флоренции, чем смогу.

27 февраля, узнав от Ферранте, что папа, в принципе, не против заключения мира, Лоренцо решился на ещё один отчаянный шаг и объявил о своём отъезде. Это походило на бегство. Но на самом деле было частью хитроумного спектакля, согласованного с королём. Сикст IV действительно согласился на мир, но снова потребовал, чтобы прежде Лоренцо покаялся перед ним. В противном случае Ферранте предписывалось взять Медичи под стражу и отправить в Рим под конвоем. Позволив Лоренцо отъехать, неаполитанский король избавился от необходимости ослушаться папу и в то же время мог оформить трактат по своему усмотрению. Достаточно было того, чтобы Лоренцо передал свои права и полномочии доверенным лицам.

По мнению Макиавелли, Ферранте тянул с подписанием договора ещё потому, что надеялся на переворот во Флоренции. Однако, убедившись, что там всё спокойно, король «отпустил Лоренцо, предварительно щедро осыпав его благодеяниями и завоевав его расположение бесчисленными изъявлениями дружеских чувств».

6 марта в Гаэте в присутствии судьи по договорам Анджело Бонтемпо и государственного нотариуса Никколо Кастаньолы Лоренцо назначил своими представителями для подписания договора с Неаполем герцогиню Калабрийскую и начальника своей канцелярии Никколо Микелоцци. 13 марта они с неаполитанским королём и представителями других воюющих сторон, в том числе, папским посланником Лоренцо Джустини, парафировали мирный договор. В тот же день Лоренцо после опасного плавания сошёл на берег в Ливорно.

– Буря, – писал он Микелоцци,– была такая, что я не на шутку испугался.

Но триумфальное возвращение вознаградило его за всё. Приём, оказанный ему в марте 1480 года, был достоин перенесённых испытаний. Великолепного приветствовали у ворот Пизы и в самом городе, где он остановился по пути. С ликованием встретили Лоренцо и во Флоренции. Все горожане бросились ему навстречу, обнимали его и протягивали свои руки для рукопожатия как герою и спасителю.

Подлинные ратификационные грамоты доставили во Флоренцию 20 марта. 25-го числа, в день Благовещения, считавшийся во Флоренции первым днём нового года, мирный договор был торжественно оглашён.

Договор был оформлен как новый оборонительный союз на двадцать пять лет, заключённый между папой, королём Неаполитанским, Миланом, Флоренцией и Сиеной. Было предусмотрено, что к нему могут присоединиться Венеция и Феррара. Однако мир оказался выгоднее для Милана, чем для Флоренции. Возвращение оккупированных городов было предоставлено доброй воле Ферранте. Кроме того, Лоренцо должен был лично предстать перед папой с просьбой о прощении себе и всему городу.

Когда флорентийцы познакомились с документом, их восторги сильно поутихли.

– Народ заподозрил, нет ли в договоре многих тайных статей, не приносящих ни пользы, ни чести сему несчастному граду, – писал современник.

И действительно, мир не был ни славным, ни надёжным. Он дорого обошёлся: с герцогом Калабрийским, сыном короля Неаполитанского, пришлось заключить небывалый кондотъерский контракт на 60 тысяч флоринов в год. Герцог поселился в Сиене и, благодаря раздорам местных жителей, стал её полновластным хозяином. Лоренцо был вынужден отпустить Пацци, содержавшихся под стражей в крепости Вольтерры, то есть дать свободу людям, вне всякого сомнения, жаждавшим мщения. Рано или поздно они могли вновь стать опасными.

Но, по словам Макиавелли, опасность исходила и извне:

– Мирный договор этот, едва стало о нём известно, вызвал крайнее возмущение у папы и у венецианцев.

Пока Лоренцо не принёс публичного покаяния, папа Сикст IV не распускал войска. Более того, он сблизился с Венецией. Недавняя союзница Флоренции в апреле заключила с папой союз. Джироламо Риарио стал главнокомандующим Светлейшей республики, а Рене II Анжуйский – его заместителем с жалованьем 2 тысячи дукатов в месяц. Кроме того, союз с Миланом тоже грозил стать ненадёжным из-за сближения Лодовико Сфорца с Ферранте I, подкреплённого браком дочери герцога Калабрийского с молодым герцогом Джан Галеаццо, племянником Моро.

Тем не менее, историк Эрнесто Понтьери считал, что договор Лоренцо с Неаполем имел большое значение:

– Ферранте нашёл в союзе с Флоренцией оплот против вражеских сил своей династии, которые, как хорошо известно, были вероломными и буйными баронами внутри и иностранными наёмниками снаружи. Оба подрядчика, Арагонцы и Медичи, остались верны пактам, заключённым в Неаполе в 1480 году; и в действительности, пока они были живы, никто не нарушал границ Италии.

Кроме того, позиция Лоренцо внутри государства укрепилась настолько, что он решился на изменения в системе правления. Был учреждён новый Совет семидесяти, которому подчинялся Совет ста и который отныне занимался всеми важнейшими делами. Причём попасть туда можно было только по рекомендации Медичи. В память об этом событии Великолепный велел отчеканить медаль, где на одной стороне был изображён его профиль с надписью «Великий Лоренцо Медичи», а на другой фигура Республики с лилией в руке, сидящая на пальмовой ветви, и надпись: «Попечение об Отечестве».

Был введён закон, согласно которому каждое покушение на жизнь и благополучие Великолепного рассматривались как государственное преступление и каралось жесточайшим образом. В переписке иностранных дипломатов для простоты его именовали «герцогом Флоренции» – так было понятнее. Политические же противники Лоренцо Медичи называли его «тираном». Но впоследствии много лет спустя Франческо Гвиччардини напишет в своей «Истории»:

– Хотя при нём город и не был свободен, однако невозможно было иметь тирана лучше и приятнее.