Когда умер его дядя, Джироламо Риарио не было в Риме. Его жене Катерине Сфорца хватило хладнокровия запереться в замке Святого Ангела, куда вскоре к ней и приехал супруг. Коллегия кардиналов уговорила Риарио освободить эту крепость, защищавшую Ватикан. Герцог уступил её за 4 тысячи дукатов и отбыл в Имолу. 29 августа 1484 года конклав избрал папой генуэзского кардинала Джан Баттисту Чибо, взявшего имя Иннокентия VIII. Он был гораздо более покладистым и добродушным человеком, чем Сикст IV. Один из агентов Лоренцо назвал его «кроликом», и, безусловно, было что-то кроличье в его довольно раскосых печальных глазах и в сдержанных манерах.
Лоренцо надеялся, что новый папа поможет ему хоть что-то извлечь из мира в Баньоло. Во время его заключения флорентийцы были заняты осадой Сарцаны, в 1479 году перешедшей под власть Генуи. Поскольку Генуя в договоре упоминалась как союзница Венеции, она должна была вернуть захваченные крепости – так рассуждали флорентийцы. Можно было надеяться, что новый папа, генуэзец, вразумит своих земляков. Вскоре оказалось, что эта надежда напрасна. Лоренцо и его советники решили посильнее нажать на Сарцану. В сентябре 1484 года флорентийские войска блокировали город. Однако кондотьер Агостино Фрегозо не сдал Сарцану, а продал её банку Сан-Джорджо. Эта генуэзская компания была государством в государстве. Владея несметными богатствами, Сан-Джорджо тотчас взял ситуацию в свои руки: вывел в море флот и усилил гарнизон Пьетрасанты – городка, занимавшего ключевое положение на пути из Флоренции в Сарцану. Флорентийцам ничего не оставалось, как одновременно вести осаду двух крепостей. Наглость генуэзцев не знала границ. Они сожгли укреплённый замок Вада. Флот банка пустил на Ливорно брандеры. Но 5 ноября Пьетрасанта сдалась, а 8 ноября Лоренцо принял её капитуляцию. Из-за этого чуть не разгорелся новый конфликт. На Пьетрасанту претендовали жители Лукки: некогда она принадлежала им, они просто отдали её банку Сан-Джорджо в залог. Флоренция хитроумно отклонила их претензию: она соглашалась на передачу города, но в обмен на компенсацию огромных убытков и людских потерь во время осады.
Вырвав занозу, Лоренцо вновь потребовал от Иннокентия, чтобы тот надавил на своих соотечественников на предмет Сарцаны.
– Мы, – сказал он, – готовы, если не получим крепость, возобновить войну.
Риск для Флоренции был велик: в Тоскане Генуя могла надеяться на поддержку Сиены и Лукки. Но война так и не началась из-за того, что не хватило сил у обеих сторон. Лоренцо страдал от подагры, а также от сильных болей в желудке. Он был вынужден отойти от дел, чтобы лечить недуги на горячих водах. В Генуе же серьёзно вести войну не давала политическая нестабильность. Папа тоже заболел, и на время пламя вражды потухло, но вскоре оно ещё сильней разгорелось – теперь уже между Иннокентием VIII и союзником Флоренции Ферранте I.
До своего избрания папой Джан Баттиста Чибо, кардинал Санта-Чечилии, был тесно связан с неаполитанским двором. Для неаполитанцев этот пятидесятидвухлетний генуэзец был почти земляком. Его отец, богатый купец, вёл дела в Неаполе. Там в атмосфере вольных нравов местного двора и воспитывался Джан Баттиста. Будучи молодым клириком, он безудержно предавался любовным утехам. От разных женщин он имел семерых детей; двое из них, Теодорина и Франческетто, родились ещё до его посвящения в сан. Он признал их своими детьми и первым из первосвященников не называл их лицемерно «племянниками». В 1473 году он стал кардиналом. Со времён своей молодости Иннокентий сохранил приятные светские манеры, но прослыл слабохарактерным человеком. И действительно, он передал большую часть полномочий по управлению Церковью энергичному кардиналу Джулиано делла Ровере, племяннику Сикста IV, чьё влияние в Священной коллегии в значительной степени способствовало избранию Иннокентия папой.
– Отправьте любезное письмо кардиналу делла Ровере, – писал Лоренцо своему послу. – Он тоже папа, и больше папы.
Кардинал внушал новому первосвященнику воинственный дух, которым тот от природы вовсе не обладал. Вскоре неаполитанцы смогли в этом убедиться. Находясь проездом в Риме, герцог Альфонс Калабрийский 20 октября 1484 года был принят папой. Иннокентий напомнил ему о ежегодной дани, которую король Ферранте должен был платить Риму. Но герцог нагло ответил:
– Король, мой отец, вошёл в большие расходы, чтобы отобрать Отранто у неверных, а поскольку голос моего брата-кардинала помог Вашему Святейшеству обрести тиару, мы рассчитываем получить за это округа Беневенто, Террачина и Понтекорво.
Папа, как обычно, посоветовавшись с кардиналом делла Ровере, отказал. Теперь, очевидно, должен был последовать резкий ответ короля. Чтобы не остаться в изоляции, Иннокентий VIII пошёл навстречу Венеции. Уже 28 февраля 1485 года он снял санкции, наложенные Сикстом IV, и послал в Венецию Томмазо Катанеи, епископа Черкни, поручив ему попросить Светлейшую прислать своего кондотьера Роберто Сансеверино на службу Святому престолу.
Между тем неаполитанские финансы под грузом непрерывных войн пришли в полное расстройство. Ферранте приходилось продавать и закладывать у флорентийских банкиров собственные драгоценности и даже книги из своей библиотеки. Он обложил священство принудительными податями и даже дошёл до того, что стал продавать епископства недостойным. В поисках средств Ферранте задумал отобрать наворованное у баронов своего королевства, занимавших высокие должности и запускавших руку в государственную казну. В ответ те составили против короля заговор.
Узнав о готовящемся мятеже, герцог Калабрийский решил первым пойти в атаку. Одним из самых опасных заговорщиков был граф Монторио. У себя в Л'Акуиле, далеко от Неаполя, он был практически независим. В конце июня под каким-то предлогом Альфонсо заманил графа в Кьети и посадил в темницу. Узнав об этом, жители Л'Акуилы тотчас взялись за оружие. Они отправили посольство к папе, чтобы просить у него защиты от короля-тирана. Иннокентий VIII с радостью принял их посольство, равно как и обратившихся к нему как к своему сюзерену неаполитанских баронов, проявивших солидарность с Монторио. Сын короля Ферранте кардинал Иоанн Арагонский приехал к папе с просьбой не становиться на сторону мятежников. Но кардиналу пришлось прервать переговоры, так как его сразила чума, свирепствовавшая в Риме с начала лета. К тому же, в курии он столкнулся с упорнейшим противником в лице Джулиано делла Ровере. По инициативе этого кардинала, непримиримого врага короля Неаполитанского, папа 4 октября созвал всю коллегию и добился от неё согласия на войну с Ферранте. Десять дней спустя, 14 октября, у врат собора Святого Петра об этом решении было объявлено всему христианскому миру, а через три дня, 17 октября, скончался кардинал Иоанн Арагонский.
Ферранте протрубил сбор союзникам. Флоренция оказалась в щекотливом положении. Республика только что примирилась с Римом после тяжёлой борьбы и не желала вновь испытывать на себе последствия папского интердикта. Кроме того, она вела переговоры с Иннокентием VIII, рассчитывая при его посредничестве получить Сарцану. Папа передал Лоренцо свои аргументы через его дядю архиепископа Ринальдо Орсини. Но Флоренции было невыгодно признавать расширение папских владений. Поэтому Лоренцо приказал графу Питильяно немедленно выступить против Рима с теми немногими силами, которыми располагала Флоренция.
Однако Лодовико Моро вёл себя не так решительно. Он боялся, что папа призовёт на помощь Рене Лотарингского и Милан неизбежно окажется завоёван. Не менее реальной была и венецианская угроза, и Генуя, родина папы, полностью поддержала бы это вторжение. Поэтому Милан принял лишь символическое участие, отправив в Неаполь сотню всадников для обороны. Более существенной помощи Ферранте добился от своего зятя, венгерского короля Матвея Корвина. Но его экспедиционный корпус из тысячи всадников и семисот пехотинцев должен был прибыть в Неаполь не скоро – лишь весной I486 года. Главная же услуга венгерского короля заключалась в том, что он угрожал новому союзнику Святого престола – Венеции.
Светлейшая согласилось предоставить своего кондотьера Роберто Сансеверино в распоряжение Рима. 30 ноября тот был провозглашён гонфалоньером Церкви. Ещё до нового года он взял приступом мост на Номентанской дороге, занятый герцогом Калабрийским. Альфонсо, увидев, что остался в одиночестве, бежал. Его войска, к великому негодованию флорентийцев, поспешно отступили к Виковаро.
Папа же гневно обличал Ферранте перед императором, перед испанскими монархами Фердинандом Католиком и Изабеллой Католичкой и другими христианскими государями. Посол Карла VIII в Риме и кардинал делла Ровере убедили Иннокентия в необходимости призвать на помощь и Францию. Но герцог Альфонсо, вовсе не бежавший, как думали, а отступивший в стратегических целях, перешёл в контрнаступление и разбил Роберто Сансеверино у Монторио. В это же время флорентийские агенты спровоцировали мятежи против папских представителей в Перудже, Читта ди Кастелло, Витербо, Ассизи, Фолиньо, Монтефолько, Сполето, Тоди и Орвието. Во всём Папском государстве воцарилась анархия. В этих обстоятельствах Л'Акуила переметнулась на другую сторону и выступила против Святого престола. Альфонс Калабрийский подошёл к стенам Рима.
11 августа 1486 года Иннокентий VIII был принужден подписать мир. Сразу после этого кондотьер Сансеверино, преследуемый герцогом Калабрийским и флорентийцами, бежал и укрылся в Равенне. Святой престол полностью лишился вооруженной защиты. Воспользовавшись этим, Ферранте в сентябре разорвал только что заключённый мир, выгнал из Л'Акуилы папские войска, казнил губернатора и установил свою власть. В Неаполе же он жестоко отомстил своим баронам. Король пригласил их с жёнами и детьми на свадьбу племянницы в Неаполь, где они все были арестованы.
Пока бароны томились в казематах крепости, шёл процесс по делу об измене. Король же, не дожидаясь его окончания, конфисковал и продал всё их имущество, выручив за него 300 тысяч дукатов. После чего заговорщики были казнены. Других, которых не было на «кровавой свадьбе», уничтожили с помощью наёмных убийц или бросили в море.
А в декабре 1486 года Лоренцо получил письмо от Ипполиты Марии Сфорца, которая благодарила его за то, что Флоренция поддержала Неаполь в войне против папы:
– Я не могу передать Вам, какое удовольствие доставил мне Ваш почерк, но ещё большее удовольствие я получила от встречи с Вашим племянником, поскольку я думаю, что в нём есть что-то от Вас; и Бог знает, как я жажду увидеть Вас, чтобы я могла поблагодарить Вас своими собственными устами за всё, что Вы сделали для меня и моих близких. Никому не могу я быть более обязана, чем Вашей Светлости, хотя Вы действовали сами по себе, поскольку знаете, что наши дела – это Ваши дела. Великолепный Лоренцо мой, я не знаю, как твоей жене понравилось бы, что ты так заботишься о моей душе, ибо те, кто предаётся подобному служению, соблюдают бдения, не указанные в календаре. Однако, желая выполнить Вашу просьбу, я посылаю Вам (свои) перчатки и некоторые другие мелочи, соответствующие Вашей преданности. Если ты хочешь чего-нибудь ещё, скажи, потому что я так же рада сделать всё, чтобы угодить тебе, как и своим собственным братьям.
К тому времени отношения Ипполиты с собственным мужем окончательно испортились. Однако в ХV веке наличие у мужчины любовниц вовсе не являлось причиной, по которой жена могла отказать ему в близости. Поэтому при неаполитанском дворе ходили сплетни, что герцогиня Калабрийская тоже завела себе фаворита. Если бы Альфонсо удалось перехватить письмо Ипполиты к Велколепному, как он частенько делал, то наверняка ей бы не поздоровилось. Как видно из послания, Лоренцо изъявил желание получить в подарок её перчатки: обычная просьба рыцаря, оказавшего услугу даме. Ипполита согласилась, хотя и отозвалась с иронией о его «бдении», т. е. галантном служении. Она считала Великолепного своим другом и помогала ему сначала деньгами, а потом – политическими советами. С 1488 года в Неаполе по совету Лоренцо Медичи работал Джулиано да Майано, построивший для Ипполиты виллу Ла Дукесса между замком и парком с прекрасным садом. Дочь кондотьера и сын банкира прекрасно понимали друг друга и внесли немалый вклад в развитие культуры Ренессанса: она – в Неаполе, он – во Флоренции.
Что же касается племянника Лоренцо, о котором тоже идёт речь в письме, то им был Луиджи Росси. Его отец, Лионетто Росси, после смерти жены в 1479 году уже не мог, как родственник, пользоваться снисходительным отношением Лоренцо. Ему следовало вести свои дела как можно осторожнее. Росси же, наоборот, втянул контору в рискованные операции, вынудившие Великолепного дважды посылать в Лион ревизора. В конце концов, Лоренцо в 1485 году вызвал зятя во Флоренцию, где арестовал его и посадил в тюрьму Стинке, в 1487 году ненадолго отпустил и вновь посадил: Лионетто был должен прежним компаньонам 30 тысяч флоринов, заплатить которые никак не мог. В то же время, Лоренцо взял к себе в дом его единственного сына Луиджи. Но уже в следующем году отправил его к Ипполите в Неаполь, возможно, для того, чтобы выхлопотать для двенадцатилетнего племянника какой-нибудь бенефиций. В общем, поспешил его убрать с глаз долой, как когда-то свою сестру Марию. Позднее Луиджи Росси получил кардинальскую шапку из рук Льва Х, среднего сына Великолепного. По некоторым свидетельствам, он питал нежные чувства к своей кузине Контессине Медичи, которая вышла замуж за богатого купца Пьетро Ридольфи:
– Когда она заболела, он был в отчаянии, ибо тот, кто питает великую страсть, испытывает и великую боль…
Пожалуй, эти слова можно отнести и к чувствам Великолепного к своей сестре Наннине.
Кровавые события, укрепившие позиции неаполитанского короля, были на руку его союзнику Медичи. Иннокентий VIII, напутанный жестокостями Ферранте, начал искать поддержки, в то время как кардинал делла Ровере, втянувший папу в дорогостоящую и неблагодарную войну с Неаполем, начал терять его расположение. Племянник Сикста IV был дискредитирован ещё больше, когда некий флибустьер Бокколино Гуццони провозгласил себя хозяином Осимо, небольшого городка в Папской области. Кардинал был послан в качестве легата, чтобы изгнать Гуццони из города. Ему это не удалось, и Лоренцо хитро воспользовался этим, откупившись от пирата за небольшую часть стоимости злополучной военной экспедиции. Кроме того, стремясь завоевать дружбу папы, Великолепный регулярно посылал ему бочонки с его любимым вином и рулоны флорентийских тканей. А также писал вежливые, льстивые письма, в которых уверял, что, когда папа болел, он переживал его страдания, как если бы они были его собственными.
– Всей Италии прекрасно известно, – утверждал современник, – какое влияние Лоренцо имеет на папу, и что флорентийский посол фактически руководит политикой Рима.
Великолепный послал к Иннокентию VIII архиепископа Ринальдо Орсини и Пьеро Филиппо Пандольфини, которым поручил договориться с папой об открытии в Риме банка Медичи и церковной карьере для младшего сына Джованни. Во время переговоров был поднят также вопрос о возможном браке Маддалены Медичи с Франческо Чибо, бастардом Иннокентия VIII. Этого завсегдатая публичных домов из-за его карликового роста называли Франческетто. Он был ровесником Лоренцо и, кроме увлечения дешёвым развратом, славился пристрастием к карточной игре, причём не всегда играл честно. Так как в январе 1487 года Рим заключил союз с Венецией, который угрожал безопасности Флоренции, Великолепный был вынужден согласился на свадьбу четырнадцатилетней Маддалены с почти сорокалетним женихом, ибо его старшая дочь Лукреция уже была просватана за Якопо Сальвиати, сына флорентийского банкира. Брак был ценой, установленной понтификом за поддержку политических и экономических интересов Медичи. Родители, понимая, что супружество сделает несчастной их дочь, которую Лоренцо называл: «occhio del capo» («зеницей ока») её матери, всё же они дали согласие на её брак. В самой Флоренции реакция на брачный договор между семьями Чибо и Медичи была негативной. Флорентийцы, с подозрением относившиеся к матримониальным связям граждан Республики с иностранцами, выступили против брака дочери своего правителя с Чибо. Против была и сама Маддалена.
– Прошу Вас, отец, не выдавайте меня за бастарда! – молила она со слезами на глазах.
– Не забывай, дочь моя, что Франческетто – сын Его Святейшества, и, выйдя за него, ты станешь графиней, – терпеливо ответил Лоренцо.
– Лучше бы я вышла замуж за купца, как моя сестра Лукреция! Тогда мне не пришлось бы уезжать из Флоренции! Я чувствую, что в Риме меня ждёт скорая смерть!
– Матушка! Братец! Заступитесь за меня! – жалобно добавила девушка.
Клариче обняла дочь:
– Уверяю тебя, Маддалена, что в Риме жить не так уж плохо. Ты всегда сможешь найти поддержку у моей родни!
–Вряд ли Орсини защитят меня от собственного мужа!
В свой черёд, Пьеро решил поддержать сестру:
– Я тоже считаю, отец, что дочь правителя Флоренции заслуживает лучшей партии! А Франческетто Чибо можно предложить мою кузину!
Лоренцо любил своих детей и гордился ими. Под руководством Анджело Полициано Пьеро и Маддалена получили прекрасное образование. И, к тому же, были красивы. Оба высокие, стройные, с тонкими чертами лица и золотисто-русыми волосами. Но, щедро одарив их внешне, природа не дала им отцовского ума. Частые болезни, которыми Маддалена страдала в детстве, сформировали у неё замкнутый и склонный к меланхолии характер. Что же касается Пьеро, то ему было свойственно высокомерие, вдобавок, подобно дяде Джулиано, охота увлекала его больше, чем государственные дела. Когда его сыновья подросли, Великолепный констатировал:
– Мой старший сын глуп, средний – умница, а младший – добряк.
Опасения Лоренцо насчёт судьбы Пьеро, к сожалению, оправдались: через два года после смерти отца тот был изгнан из Флоренции и умер в изгнании, заклеймённый прозвищем «Глупец».
– Я – не правитель Флоренции, сын мой, а всего лишь первый из её граждан, – возразил Великолепный. – Помни об этом всегда, особенно, когда займёшь моё место. А если граф женится на твоей кузине, то и все блага, исходящие от Святого престола, получит её семья, а не наша!
– Ты ведь хочешь, дочь моя, чтобы святой отец даровал нашему Джованни кардинальскую шапку? – добавил Лоренцо, бросив нежный взгляд на дочь.
– Да, – помедлив, сквозь слёзы произнесла Маддалена, которая была очень привязана к своему среднему брату. – Но, говорят, что мой будущий муж – распутник и игрок!
– Во-первых, ваша свадьба состоится ещё нескоро. А, во-вторых, я обещаю тебе, что постараюсь уговорить Чибо переехать жить во Флоренцию, где он будет под нашим присмотром.
Маддалена вытерла слёзы:
– А если мой муж не согласится и всё-таки увезёт меня в Рим?
– Я думаю, сер Марко согласится поехать с тобой…
– Это правда? – Маддалена вопросительно посмотрела на присутствующего тут же священника.
– Конечно, дочь моя, я позабочусь о тебе!
– Хоть ты меня не бросаешь, падре!
На самом деле Лоренцо очень тревожился о своей хрупкой и нежной принцессе. Как на зло, в то время банк Медичи переживал один из своих обычных финансовых кризисов, и Великолепному было трудно выплатить приданое Маддалены в размере четырёх тысяч дукатов, ведь было так много других «дыр, которые нужно было заполнить». Но, в конце концов, ему удалось собрать деньги. Вдобавок, чтобы заманить Франческетто во Флоренцию, он решил подарить молодым на свадьбу дворец и виллу Пацци, а также прекрасное поместье в Спедалетто близ Ареццо.
25 февраля 1487 года, по завершении переговоров, Ринальдо Орсини, как представитель стороны невесты, подписал брачный контракт, и через два дня Лоренцо утвердил его. 4 ноября того же года Маддалена в сопровождении свиты, в которую входила её мать, выехала из Флоренции в Рим, куда прибыла 13 числа того же месяца. Через несколько дней римский папа дал обед в честь представительниц семьи Медичи и подарил Маддалене драгоценностей на сумму в восемь тысяч дукатов. Франческетто также преподнёс будущей супруге в подарок драгоценности на сумму в две тысячи дукатов. Свадебные торжества прошли в Риме 20 января 1488 года.
Иннокентий VIII в обмен на этот брак заступился за Флоренцию в деле о Сарцане перед Генуей и банком Сан-Джорджо. Но генуэзцы расценили это заступничество как вызов и послали три тысячи пехотинцев осадить принадлежавший флорентийцам форт Сарцанелло близ Сарцаны. Беспрецедентное напряжение всех сил (Неаполь, Венеция и Милан оказали флорентийцам только моральную поддержку) привело, наконец, к победе Флоренции: в апреле 1487 года генуэзцы были разбиты армией во главе с Якопо Гвиччардини и Пьеро Веттори. Но Сарцана долго не сдавалась: только 22 июня она капитулировала перед самим Лоренцо, приехавшим в лагерь осаждавших. После его триумфального возвращения из Сарцаны Флорентийская республика, как сказал историк Сципион Аммирати, «осталась свободной от всех бед, к великой славе Лоренцо».
Согласившись выдать дочь за представителя семейства невысокого происхождения, Великолепный ожидал от Иннокентия ещё и кардинальской мантии для своего среднего сына Джованни. В июне 1487 года он нашёл в курии усердных помощников – кардиналов Сфорца и Борджиа. Но папа долго не давал согласия, ссылаясь на малолетство кандидата. Решение о кардинальстве Джованни было принято в феврале 1489 года, но официально о нём объявили лишь 10 марта. Инаугурация совершилась тайно и вступала в силу лишь через три года. Но Лоренцо, несмотря на предписание хранить это в секрете под угрозой отлучения от Церкви, в тот же день сообщил об инаугурации всем дружественным державам. Да мог ли он молчать, если, по слухам, потратил на уговоры папы и кардиналов 200 тысяч флоринов? Так Лоренцо осуществил свою мечту. Возведение четырнадцатилетнего Джованни в кардинальский сан стало, как писал Макиавелли, «лестницей, возведшей Медичи на небеса». Иннокентий VIII ни в чём не мог отказать своему любезному родственнику Лоренцо Медичи. Факт этот был настолько явным, что его отмечали иностранные дипломаты – утверждалось, что «папа смотрит на мир глазами Лоренцо», и что сам Лоренцо – «стрелка компаса итальянской политики».
Чтобы утвердить положение своей семьи в Риме, Лоренцо решил укрепить узы, связывавшие его с Орсини. Маленькая кузина донны Клариче Альфонсина вышла замуж за Пьеро Медичи. Брак заключили заочно в марте 1487 года в Неаполе, где жила Альфонсина (её брат был кондотьером у короля Ферранте). В связи с отъездом Клариче и Маддалены в Рим Лоренцо в мае 1488 года отправил следом за ними Пьеро. К тому времени Альфонсина после смерти своего отца вернулась на родину. В Риме и состоялась настоящая свадьба. Сам Лоренцо не смог поехать на церемонию: здоровье его очень ухудшилось. После бракосочетания семнадцатилетний Пьеро с шестнадцатилетней женой и Клариче с Маддаленой вернулись во Флоренцию. Великолепный попросил папу и получил его согласие на то, чтобы Франческетто и Маддалена пожили пока порознь, так как Клариче хотела, чтобы дочь была всё время при ней. Супруга Лоренцо была больна туберкулёзом, и жить ей оставалось недолго.
Франческо считал, что благодаря родству с Медичи получит какую-нибудь важную должность. Но к весне Лоренцо ещё даже не выплатил ему приданое Маддалены. Тогда он попросил хотя бы помочь ему основать синьорию со столицей в Пьомбино, Читта ди Кастелло или Сиене, но Иннокентий не поддержал сына.
Постепенно семья Лоренцо прирастала новыми браками. В 1488 году, помимо свадеб Пьеро и Маддалены, состоялось бракосочетание восемнадцатилетней Лукреции и Якопо Сальвиати, а одиннадцатилетняя Луиза была обручена со своим троюродным дядей Джованни, сыном Пьерфранческо Медичи. Родителям оставалось позаботиться теперь только о Контессине и Джулиано, которым было десять и девять лет соответственно. Лоренцо и Клариче словно торопились устроить браки всех своих детей, чтобы оградить их от превратностей судьбы, а кроме того, упрочить связи Медичи с богатыми и знатными фамилиями. Но очень скоро нагрянули беды: смерть унесла сестру Лоренцо Бьянку, супругу Гульельмо Пацци, а сразу вслед за ней только что просватанную маленькую Луизу.
Вскоре Франческетто Чибо в окружении цвета римской знати приехал к супруге во Флоренцию. Он поселился во дворце, конфискованном у Якопо Пацци. Народ приветствовал Франческо возгласами:
– Чибо и Шары!
В его честь были устроены пышные торжества: впервые со времён заговора Пацци город радостно праздновал Иванов день.
Это был последний праздник, отголоски которого достигли уха Клариче Орсини. Туберкулёз неумолимо подтачивал её силы. Несмотря на различия в воспитании, образовании и мировоззрении, она более двадцати лет была верной и преданной женой правителя Флоренции. 29 июля 1488 года ночью она отошла в мир иной, окружённая детьми, но в отсутствие супруга, которого жестокий приступ подагры немного ранее вынудил отправиться на воды в Филетту невдалеке от Сиены. Траурные церемонии возглавил молодой Пьеро Медичи. Вся семья горько оплакивала эту замкнутую, сдержанную, погружённую в свой внутренний мир, но верную и любящую женщину.
Тот факт, что Лоренцо был вдали от дома, когда она умерла, ещё больше повлиял на его настроение. Пьеро да Биббиена, личный канцлер Великолепного, написал следующее письмо флорентийскому послу в Риме:
– Вчера в 2 часа дня Клариче умерла. Если Вы слышите, как Лоренцо обвиняет себя в том, что не присутствовал при смерти своей жены, извините его. Это казалось необходимым… никто не думал, что она умрёт так скоро.
Позже сам Лоренцо в письме к папе Иннокентию VIII написал, что очень скучает по своей покойной жене:
– Смерть моей самой дорогой и милой жены Клариче, которая недавно случилась со мной, причинила столько вреда, предубеждений и боли по бесконечным причинам, что она преодолела моё терпение и сопротивление неприятностям и преследованиям судьбы, которые я не думал, что меня так затронут. И это, быть лишённым таких милых привычек и общения… заставляло меня чувствовать и в настоящее время заставляет меня чувствовать, что я потерян.
Так горевал Великолепный о нелюбимой жене, подарившей ему обожаемых детей.