Весна братьев Медичи

Турнир Лоренцо

Время шло, а свадьбу всё не назначали. Нет, никто не отказывался, но и не торопился. Тем временем политическая ситуация вновь осложнилась. Хотя из двухлетнего кризиса Медичи вышли окрепшими, изгнанники не признали себя побеждёнными.

Аччайуоли бежал в Неаполь, а Нерони и Содерини – в Венецию, где смогли заручиться поддержкой Джанфранческо Строцци, сына изгнанного ещё в 1434 году Паллы Строцци, жившего в Сиене, и с его помощью убедили венецианцев напасть на Флоренцию. В ответ Пьеро Медичи создал 4 января 1467 года в Риме лигу в составе Милана, Флоренции и Неаполя во главе с папой Павлом II (союзный договор от имени отца подписал Лоренцо).

Весной вражеские войска под командованием прославленного венецианского кондотьера Бартоломео Коллеони вторглись в Тоскану и захватили крепость Довадола. К нему присоединились другие кондотьеры: Эрколе д'Эсте, единокровный брат маркиза Феррарского; Алессандро Сфорца, владетель Пезаро; Джованни Пико, граф Мирандолы; владетель Форли Пино III Орделаффи и владетель Фаэнцы Асторре Манфреди. Диотисальви Нерони же поселился в Мальпаге у одного рыцаря и тоже готовился к бою.

Общим войском лиги командовал ученик Коллеони Федерико да Монтефельтро, правитель Урбино и крёстный Лоренцо. К сожалению, это едва не вызвало в рядах объединённых войск разброд, так как Галеаццо Мария Сфорца видел себя в роли главнокомандующего и, не стерпев такого оскорбления, начал вставлять Монтефельтро палки в колеса. По счастью, Пьеро быстро нашёл выход из положения: герцог Миланский был торжественно приглашён прибыть во Флоренцию – под предлогом, что Синьория хочет посоветоваться по поводу стратегии дальнейшего наступления. Хитрость сработала: пока молодой Сфорца ездил во Флоренцию и обратно, Федерико да Монтефельтро выступил навстречу противнику.

10 мая 1467 года Коллеони перешёл через реку По с 8 тысячами всадников и 6 тысячами пехотинцев. Для того времени это была большая сила. Но полководец был уже стар и осторожен. Он не спешил атаковать. Монтефельтро, его противник, тоже не рвался в бой. Дело не двигалось. Только Венецианская республика яростно вела войну на всех фронтах: на море конфисковывала флорентийские корабли с товарами, пыталась поднять восстание в Генуе, возобновила сношения с Жаном Анжуйским, чтобы натравить Савойю на Милан. Стычка двух великих кондотьеров, произошедшая 23 июля 1467 года при Риккардине возле Молинеллы (Романья), не имела решающего исхода. Как утверждает Макиавелли, ни один человек в той битве не был убит. Хотя Коллеони отступил, но при этом сохранил свои войска. Увидев, что, вопреки уверениям изгнанников, во Флоренции не восстают их сторонники, венецианцы предпочли прекратить тратить деньги и война закончилась.

Между тем ненависть побеждённых представляла серьёзную опасность для Медичи. Несколько раз им грозили покушения и похищения. Они едва не увенчались успехом: например, летом 1467 года, когда Лоренцо и его мать принимали серные ванны в Морбе, их предупредили о замысле убийства. Они еле успели укрыться за стенами соседней Вольтерры. Когда опасность миновала, Лукреция вернулась на курорт, а Лоренцо отец вызвал во Флоренцию, где он и остался.

Однако мирный договор между итальянскими государствами ещё не был подписан. Нужно было вести переговоры. Борсо д'Эсте, маркиз Феррарский, предложил в посредники себя, но им стал папа Павел II. 2 февраля 1468 гола он предложил проект мира, а 8 мая убедил все заинтересованные стороны согласиться на него. Пьеро Медичи вышел победителем из последнего испытания: ему не пришлось идти ни на какие уступки противникам. Флорентийская территория тоже осталась неприкосновенной. Более того, вскоре она ещё увеличилась благодаря покупке за 37 тысяч флоринов Сарцаны и крепости Кастельнуово да Луниджана, расположенной на пути в Геную, в долине Таро. Благодаря этому Флоренция господствовала над путями, ведущими в Ломбардию.

Теперь Пьеро и его сын могли вернуться к любимым занятиям. Подагрик пополнил древними монетами коллекцию, собранную его отцом, купил множество редких рукописных книг для библиотеки Медичи и заказал переписать и великолепно иллюстрировать для себя некоторые тома. По словам флорентийского скульптора и архитектора Антонио Филарете, Пьеро мог часами рассматривать книги, переворачивая страницы так, «как если бы то была горсть золота», а в другой день он, бывало, любовался своими ювелирными изделиями и драгоценными камнями, эфигиями (скульптурными портретами) или вазами из золота и серебра:

– Вообще, когда речь о том, чтобы приобрести сокровища или диковины, он не смотрит на цену.

Как и его отец, Пьеро стремился, чтобы его считали другом и покровителем художников, которых, согласно его врачу Антонио Бенавиени, «осыпал почестями и наградами». Он также почитал Донателло, а после его смерти взял на себя все расходы на погребение скульптора, пожелавшего упокоиться рядом с Козимо в церкви Сан-Лоренцо. Когда гроб несли туда, его сопровождали семья Медичи и тысячи скорбящих граждан Флоренции. В числе художников в этом длинном шествии, работавших на Козимо и его сына, были Лука делла Роббиа, Паоло Уччелло, Антонио Поллайоло и другие.

Что же касается Лоренцо, то он вместе с бригадой вновь занялся любовными играми, для которых в городе, находившемся под властью Медичи, у него не было препон. Его компания по любому поводу вторгалась во дворцы патрициев и устраивала шумные пирушки в Кафаджоло и Кваракки, поместье Ручеллаи. Друзья щеголяли разными выходками и богатой одеждой. Пикники сменялись купаниями, рыбалкой, охотой (чаше всего соколиной), конными прогулками или играми в снежки, и – вихрем балов, где каждый ухаживал за своей избранной дамой.

Рассказывают, что однажды в эту весёлую компанию затесался один надоедливый и болтливый лекарь. Когда тот сильно напился, Лоренцо предложил двум своим друзьям увезти его в деревню, запереть в крестьянском доме и распространить слух, что он мёртв. Когда же лекарь сбежал оттуда и вернулся домой, бледный и растрёпанный, его жена приняла его за привидение и отказалась впустить.

С некоторого времени во Флоренции привилось новое развлечение – рыцарские турниры. Роскошь и удобства жизни знати торговых городов Италии оказали влияние на вкусы военной аристократии – но влияние это оказалось взаимным. Среди «золотой молодежи» стали ценить способность сразиться на копьях в удалой схватке, в полном рыцарском вооружении и на лихом коне. Заодно привился и культ прекрасной Дамы, которой благородный рыцарь посвящал своё служение. Дама вполне могла быть замужем – это ничему не мешало, служение предполагалось чисто платоническим восхищением перед красотой Дамы и перед её высокими душевными качествами. Пример подавал сам Лоренцо Медичи, провозгласивший своей Дамой Лукрецию Донати, которую он воспевал в стихах под именем «Дианы». Называя её «светлой звездой», «блестящим солнцем», «богиней, явившей земле небесное совершенство», Лоренцо и сам не заметил, как влюбился в жену Никколо Ардингелли. Но как ни льстило той внимание молодого Медичи, она, кажется, оставалась верной мужу: друзья Лоренцо в своей переписке жаловались на это. Поэт Анджело Полициано тоже свидетельствует:

Но непреклонность в ней встречает Лавр,

Она суровей римлянки Лукреции…

(Здесь имеется в виду легендарная древнеримская матрона Лукреция, чьей красотой пленился сын царя, Секст Тарквиний, и, угрожая оружием, изнасиловал её. Лукреция рассказала обо всём своему мужу и заколола себя на его глазах. Это событие привело к падению царской власти в Риме).

Как только мирные переговоры закончились, сын Пьеро задумал устроить во Флоренции грандиозный турнир – такой, чтобы запомнился надолго. Он хотел приурочить его к нескольким событиям: во-первых, к собственному двадцатилетию, а, во-вторых, в ознаменование поражения врагов Медичи и общего примирения итальянских государств. Уже в ноябре Лоренцо просил государей Урбино, Феррары и Неаполя в знак добрых отношений прислать ему лучших скакунов. Но в срок, к 1 января, всё равно не успели, поэтому турнир пришлось перенести почти на месяц.

Между тем в Риме 27 ноября 1468 года был подписан брачный контракт Лоренцо: в приданое Клариче давали 6 тысяч флоринов в звонкой монете, драгоценностях и платьях; если она умрёт бездетной, приданое вернётся к Орсини.

Кардинал Тосканский Латино Орсини в своём письме, адресованном Пьеро Медичи, выразил радость от объединения «вашего и нашего домов». А в декабре Пизанский архиепископ Филиппо Медичи заочно совершил венчание. Подготовка свадьбы и переезд невесты в новую семью должны были занять ещё много месяцев, а пока что Клариче по-прежнему жила в Риме у родителей. Сделка была заключена, но Лоренцо никуда не спешил. 4 января 1469 года один из его дядюшек, Франческо Торнабуони, помогавший своему брату Джованни в Риме, написал Лоренцо восторженное письмо:

– Я каждый день вижу молодую синьору Клариче. Она меня словно обворожила, день ото дня становясь прелестнее. Она хороша собой, благовоспитанна и восхитительно умна. Неделю тому назад она начала брать уроки танцев и каждый день выучивает новый. Она не хотела бы докучать Вам своими письмами, ибо знает, как Вы заняты подготовкой к турниру. Но раз уж Вы не можете навестить её, то хотя бы пишите ей почаще. У Вас поистине будет самая превосходная жена во всей Италии.

Юный Медичи соблаговолил черкнуть несколько строк, а Клариче ответила тоже очень кратко. Амур в этом деле явно не участвовал: он витал над пышным турниром, занимавшим все помыслы Лоренцо. Что это было для него – прощание со свободной жизнью или сам праздник юности?

Утром 7 февраля 1469 года огромная толпа вокруг арены на Санта-Кроче едва не затоптала несколько человек, всем было любопытно взглянуть не столько на состязание в умении владеть оружием, сколько на богатейшие наряды участников, их лошадей и их доспехи. Через весь город, украшенный флагами, к площади отправилась кавалькада из шестнадцати всадников. В них признали молодых патрициев из бригады Медичи. Звуки труб возвестили появление соревнующихся. Каждому предшествовали двенадцать рыцарей и паж со штандартом в руках. Штандарт Лоренцо, написанный знаменитым Верроккьо, изображал молодую женщину, плетущую венок из зелёных и бурых листьев лавра. Здесь видели намек на властительницу дум Лоренцо – Лукрецию Донати. Над женской фигурой была радуга в солнечном небе с девизом «Эпоха возвращается». Этот личный девиз Лоренцо вскоре стал девизом всей эпохи, позднее названной Возрождением. Он говорил о возврате культа Красоты и Разума, которые связывали с античностью.

Молодой Медичи ехал на великолепном скакуне, присланном в подарок королём Неаполя, в тунике флорентийских цветов – красном с жёлтым. На плечах развевался шарф, тоже шёлковый, весь расшитый жемчужными розами, с той же надписью: «Эпоха возвращается». На голове – чёрный берет, украшенный жемчугом, над которым искрился султан весь в рубинах и бриллиантах. На щите – французский герб (три лилии на лазурном поле), а посередине сверкал большой алмаз Медичи, известный как «Книга». Костюм и упряжь вместе стоили 10 тысяч флоринов. Роскошный наряд в какой-то мере скрадывал невзрачную внешность Лоренцо. В двадцать лет его описывали как брюнета среднего роста, с широким телосложением и короткими ногами, тёмными близорукими глазами, приплюснутым носом и резким голосом.

– Великолепный Лоренцо! – восхищались зрители.

Не хуже разодет был Джулиано – в серебряную парчу, шитую жемчугом. Прочие участники турнира также состязались в роскоши: например, Бенедетто Салютати заказал Антонио Поллайоло доспехи из чистого серебра весом 170 фунтов.

Перед началом турнира Лоренцо пересел на боевого коня, присланного в знак примирения из Феррары, и надел доспехи – подарок Галеаццо Марии. Вот теперь в его одеянии присутствовал цвет его Дамы – тёмно-лиловый. На шее у Великолепного висел венок из фиалок, который ему неожиданно вручила перед турниром Лукреция Донати:

– Прошу тебя, мессир Лоренцо, надень его в честь любви ко мне…

Бились на копьях от полудня до заката. Сам Лоренцо потом честно записал в дневнике:

– Мне дали первый приз, при том, что оружием я владею не слишком хорошо и не особенно ловко отражаю удары соперника.

Несмотря на это, он получил награду победителя из рук Лукреции Донати – шлем с шишаком в виде бога войны Марса. Разве друзья могли не сыграть в поддавки ради победы своего обожаемого Лоренцо? Итак, он, был объявлен победителем, а Лукреция – королевой турнира.

Когда она вручила наследнику Медичи награду, он спросил:

– Надеюсь, ты счастлива, мадонна?

– Да, но моё счастье было бы полным, если бы мне вернули мужа…

Лоренцо, конечно, пообещал, что Ардингелли вернётся.

Это торжество, как он и хотел, навсегда осталось в анналах Флоренции.

На следующий день Виа Ларга с утра была запружена желающими поздравить победителя – Флоренция славила Лоренцо как своего правителя, хотя Пьеро Медичи ещё был жив. Поэты тоже состязались в похвалах победителю турнира. А сам Лоренцо посвятил Звезде Флоренции один из лучших своих сонетов «Фиалка»:

Прекрасная фиалка, рождена ты

Там, где давно моё пристрастье живо.

Ток грустных и прекрасных слёз ревниво

Тебя кропил, его росу пила ты.

В блаженной той земле желанья святы,

Где ждал прекрасный кустик молчаливо,

Рукой прекрасной сорвана, счастливой

Моей руке – прекрасный дар – дана ты.

Боюсь, умчишься в некое мгновенье

К прекрасной той руке; тебя держу я

На голой груди, хоть сжимать и жалко.

На голой груди, ибо скорбь и мленье

В груди, а сердце прочь ушло, тоскуя,—

Жить там, откуда ты пришла, фиалка.

С детства участвуя в торжествах, устраиваемых дедушкой Козимо, Лоренцо очень рано понял: чтобы народ тебя любил, его надо не только подкармливать, но и развлекать. Это как раз полностью соответствовало его склонностям и способностям. Он и сам обожал праздники, и зрителей радовать любил.

– На свете нет ничего более достойного, чем превосходить других в щедрости», – так, по легенде, ещё подростком сказал он по какому-то частному случаю.

Как пишет Пол Статерн в своей книге «Медичи. Крёстные отцы Ренессанса», Великолепным «его, кажется, называли ещё в детстве». Причём, по утверждению уже другого историка, именно за щедрость.

Вскоре у Медичи появился повод устроить ещё один праздник. 27 апреля несколько молодых патрициев отправились в Вечный город за восемнадцатилетней Клариче Орсини. Среди них были Джулиано, брат Лоренцо, Пьерфранческо Медичи, Бернардо Ручеллаи, Гильельмо Пацци, Якопо Питти и другие члены бригады. Джентиле Бекки был за наставника. Месяц спустя вся компания вернулась во Флоренцию вместе с новоиспечённой супругой Лоренцо, въехавшей в город на белом коне – на том самом, которого подарил жениху неаполитанский король Ферранте.

Брачные торжества начались 2 июня с приёма подарков, присланных со всех концов флорентийской округи, из всех городов, деревень и замков. В основном это было продовольствие, счёт которому подвели утром следующего дня в субботу: 150 телят, больше двадцати тысяч каплунов, цыплят и гусей, несметное количество рыбы, сладостей, миндаля, сосновых орешков, сушёных фруктов, воска, много бочек и сотни, если не тысячи бутылок вина, мешки с мукой и зерном, разная прочая снедь. Мажордомы, увидев, что провизии им привезли намного больше, чем нужно для праздничного стола, приказали раздать мясо народу. Восьмистам горожанам досталось по 10—20 фунтов телятины на человека!

Утром 3 июня Клариче в платье из бело-золотой парчи выехала из дома Бенедетто д'Алессандри, в котором ночевала, и верхом, под звуки труб и флейт, окружённая роскошно одетыми молодыми людьми обоих полов, отправилась во дворец на Виа Ларга. Как только она прошла через арку, оликовая ветвь, традиционно выставляемая на воротах в знак того, что в этом доме состоится свадьба, была опущена над её головой под звуки праздничного оркестра во внутреннем дворе. Как было принято на флорентийских свадьбах, гостей разделили в соответствии с их возрастом и полом. За столом Клариче на лоджии с видом на сад сидели молодые замужние женщины; за столом Лоренцо в зале сидели молодые люди; на балконе над лоджией Лукреция Торнабуони устроила банкет для пожилых женщин; мужчины же поколения Пьеро и их старшие товарищи обедали во внутреннем дворике, посреди которого стояли большие медные ледники, полные тосканского вина. Каждое блюдо сопровождалось звуками труб.

На следующий день резиденция Медичи широко распахнула свои двери, помимо четырёх сотен главных гостей её могли посетить практически все желающие, кто мог себе позволить дорогой наряд. Во дворе и садах, под яркими тентами, были расставлены столы с кабаньим мясом и молочными поросятами, на балконах играли менестрели, и гости танцевали на специально поставленном возвышении, под сенью скрещённых гербов двух семей – Медичи и Орсини.

Огромное количество поваров и поварят, слуг и временно нанятых помощников сбились с ног, готовя, раскладывая и разнося угощения, разливая вина, убирая со столов и меняя скатерти после каждой перемены блюд. Такой свадьбы Флоренция не видела никогда. На улице были накрыты столы на полторы тысячи человек, яства на которых тоже менялись. Потом подсчитают, что присутствующие съели более пяти тысяч фунтов сладостей и опустошили триста бочонков превосходного тосканского вина.

– Слава Великолепному Лоренцо! Палле! (Шары!) Палле! (Шары!) – с энтузиазмом восклицали гости, имея в виду геральдические фигуры на гербе Медичи.

Четыре дня, с субботы до вторника, сменяли друг друга балы, концерты, пиры и представления древних комедий и трагедий. Чтобы ещё ярче показать величие дома Медичи и всего государства, устроили два военных зрелища: одно изображало кавалерийское сражение в открытом поле, другое – взятие штурмом города.

Не забыли и о простом народе: в понедельник тех, кто получал даровое мясо, угостили и блюдами с господского стола. Монахам и монахиням тоже раздавали провизию: рыбу, вино и печенья. На Виа Ларга и в доме Карло Медичи, дяди Лоренцо, вино лилось рекой.

Во вторник новобрачная получила свадебный подарок: пятьдесят драгоценных колец ценой в 50—60 дукатов каждое, штуку парчи, серебряное блюдо, разные произведения искусства. Джентиле Бекки среди прочих подарил книгу в серебряном переплете с хрустальными украшениями, написанную золотыми буквами на голубом пергаменте.

Наконец, гости выслушали благодарственную мессу в церкви Сан-Лоренцо и разошлись.

Свадьба обошлась Медичи в двадцать тысяч флоринов и это без учёта присланной в дар провизии. Они могли себе это позволить, женился наследник, тот, кто скоро будет править Флоренцией.

Новобрачные стали жить в большом дворце, тихом и скучном. Молодая супруга, целомудренная и скромная, на вкус Лоренцо, была слишком незатейливой. Наследник Медичи не мог долго терпеть такую жизнь: ему не хватало весёлых товарищей. Вскоре представился случай вырваться из дома. 20 июня у Галеаццо Марии Сфорца и его молодой жены Бонны Савойской, свояченицы французского короля Людовика XI, родился сын. Они пригласили Пьеро Медичи в кумовья, но тот был практически полностью разбит параличом. После свадьбы сына он затворился на вилле Кареджи. Ему пришлось послать Лоренцо в Милан вместо себя. Тот был в восторге. 14 июля он без всякого сожаления расстался с молодой женой и поскакал в Милан с дюжиной сопровождающих: в свиту входили члены бригады, Гильельмо Пацци и Бернардо Ручеллаи, и солидные люди вроде Бартоломмео Скалы и Джентиле Бекки. По дороге они заехали в недавно приобретённые Пьеро крепости Сарцана и Сарцанелло, оборонявшие подступы к Милану и Лукке.

Миланские торжества были роскошны. В своих «Воспоминаниях» Лоренцо писал:

– Я был великолепно принят, удостоившись больших почестей, нежели кто-либо другой, прибывший с той же целью, даже если он был более этого достоин, чем я. Мы отдали должное герцогине, подарив ей золотое ожерелье с крупным алмазом, стоившее около 2000 дукатов.

Восхищённый герцог сказал:

– Для своих будущих детей я не желаю никакого другого крёстного, кроме Вас, мессир Лоренцо!

Эта миссия была частью политики, которую можно назвать взаимным согласованием действий Флоренции и Милана. Визит Лоренцо последовал за официальными визитами Галеаццо Марии во Флоренцию. Под прикрытием пиров и приёмов велись серьёзные политические беседы. Государственный секретарь Чикко Симонетта, который добивался сближения с Францией, хотел быть уверен, что Флоренция окажет финансовую поддержку миланским вооружённым силам. Ибо положение Милана было незавидное: под боком у него располагалась Савойя, которой от имени Амадея IX правила его жена, Иоланта Французская, сблизившаяся с герцогом Бургундским, грозным врагом её брата короля Людовика ХI.

К тому же едва установившийся мир внутри Италии нарушил поход папы Павла II в союзе с Венецией против побочного сына графа Сиджисмондо Малатесты, который, в обход прав Папского государства, захватил Римини. Лига, объединявшая Милан, Флоренцию и Неаполь, решила вмешаться. Летом 1469 года кондотьер этих государств Федерико да Монтефельтро оборонял Римини от папских и венецианских войск. Галеаццо Мария попросил Лоренцо также уговорить отца прислать флорентийские войска под командованием Роберто Сансеверино, двоюродного брата герцога и кондотьера, состоявшего на службе у Флоренции.

В начале августа Лоренцо отправился домой через Геную и Пизу. 13 августа он был в Кареджи у одра отца, которому стало намного хуже. Пьеро уважил просьбу миланцев, проведя через Синьорию решение послать войска на помощь Федерико да Монтефельтро. Но кондотьеру они уже не понадобились: 30 августа, ещё до подхода подкрепления, он разбил папские войска при Черизоло.

Государства лиги назначили своих представителей на «сейм», собравшийся в Риме для переговоров об условиях мира между папой и правителем Римини. Флоренцию в переговорах представляли два видных члена партии Медичи: Отто Никколини и Якопо Гвиччардини.

Как пишет Макиавелли, в последние месяцы жизни, уже после возвращения во Флоренцию, Пьеро узнал, что некоторые чрезмерно ретивые молодые люди из его партии ведут себя так, «словно Бог и судьба сделали город их добычей». Они подстерегали и грабили представителей семей, которые не являлись сторонниками Медичи, по ночам, а иногда и при свете дня, в районе, примыкающем к церкви Сан-Лоренцо (традиционной территории Медичи). Пьеро нашёл в себе силы призвать к себе вожаков и предупредить, что если членов семьи изгнанников и дальше будут преследовать, он вынужден будет вернуть из ссылки отцов этих семей, чтобы они защитили своих близких. После чего на улицах Флоренции воцарился покой.

Осенью 1469 года Пьеро, пока паралич не охватил всё тело, собрал всех видных горожан и рекомендовал им Лоренцо. По слухам, он даже тайком вернул из ссылки Аньоло Аччайуоли, пообещав в обмен на поддержку вернуть и других изгнанников. Но никаких формальных обязательств подписано не было, а вскоре стало уже поздно. В ночь со 2 на 3 декабря 1469 года Пьеро преставился от подагры. Ему было пятьдесят три. Сын его Лоренцо, которому через месяц исполнялся двадцать один (взрослым молодой человек во Флоренции считался с двадцати пяти лет), получил хлопотную власть с неясными перспективами. Для того, кто до последнего времени жил весело, купаясь в наслаждениях, это наследство грозило серьёзными опасностями.