Ветер перемен

Глава 8. Самый главный враг

Нет вернее способа ободрить врага,

как показать, что его боишься.

(Ф. Купер)

Все, что бы то ни было, имеет свой конец. Даже Вселенная, хотя доказать это невозможно. Где-то она должна заканчиваться, если следовать здравому смыслу. Но если у нее есть граница, то что же тогда находится за ней? Другая вселенная? Пустота? Над этим можно долго рассуждать и никогда не прийти к единому мнению. Правда, это уже другой вопрос.

Не прошло и двух часов, как мастер с зеленой ветки отремонтировал наш костюм химзащиты. Он выглядел как новенький, хотя следы починки при внимательном рассмотрении можно было углядеть.

Больше нас ни на «Пролетарской», ни на самой зеленой линии ничего не держало, и мы со спокойной совестью отправились к себе домой. За проделанный труд Антон хотел заплатить мастеру, но тот не принял вознаграждения, сказав, что за благое дело готов работать безвозмездно. Правда, что это за «благое дело» я, если честно, не совсем понял.

Велимир Андреевич любезно согласился нас проводить до «Площади Александра Невского», не забыв, правда, при этом упомянуть, что у него «немало дел накопилось».

Снова оказавшись у барельефа на переходе между станциями, мы распрощались с гостеприимным начальником зеленой ветки и покинули его владения. Дядя Вова напоследок шутливо грозно посмотрел через плечо на горе-дежурного, который несколькими часами ранее имел наглость нас задержать. Тот виновато уставился на свои ботинки и не поднимал головы до тех пор, пока мы не скрылись с поля его зрения.

Не нравятся мне такие люди. Воображают из себя крутых, а на деле оказываются самыми распоследними трусами, ничтожеством, попросту говоря. Я, конечно, и сам люблю повыделываться, но крайне редко и тем более знаю, перед кем можно это делать, а перед кем – нет.

Дрезина дожидалась нас у края платформы. Ну, вот и все. Сейчас мы приедем на «Ладожскую», может быть мне дадут пару часов отдохнуть, и я должен буду идти на поверхность. Почему–то до меня только сейчас дошло, какой приговор себе подписал. Хотя «час Икс» еще не настал, мне уже было почему–то страшно. Я ощущал неподдельный, свойственный человеку страх, который он обычно испытывает в моменты, когда не знает, чего ему ждать от будущего.

Меня даже охватила паника. Я боялся, что там, наверху, меня ждет ужасная кончина. Смерть меня не пугала, однако то, как она может произойти… по спине пробежали мурашки. Лучше забыть и стараться как можно реже об этом. Да и кем я буду в глазах Антона, дяди Вовы и Юры, если откажусь? То, как они на меня посмотрят, для меня будет еще хуже смерти.

Нет, раз уж решил, то довершу задуманное до конца… или умру. Третьего не дано.

Я уже занес ногу, чтобы ступить на дрезину, но меня окликнул дядя Вова:

– Олег, погоди, не садись.

Я удивленно вскинул брови и подошел к нему поближе.

– Что-то случилось?

– Ничего особенного. Просто хочу тебе кое–что сказать.

– Конечно, – с готовностью кивнул я, но и вместе с тем напрягся. – И что же?

– Мне нелегко это говорить… но, наверное, что касается «красных», ты прав. Нам действительно надо дать им бой.

– Приятно слышать, что вы, наконец, приняли правильное решение! – улыбнулся я. – Но что заставило вас передумать?

–Я размышлял над твоими словами и понял, что был не прав. Я вел себя как трус, думал только о себе, – потупившись, говорил дядя Вова. – Так не подобает лидеру. Я хоть и не начальник станции, но как-никак его заместитель. На меня тоже многие равняются.

– Я рад, что вы все осознали. Это действительно самое разумное решение нашей проблемы.

Юра, минуту назад о чем-то разговаривающий с Антоном, прошел мимо нас с дядей Вовой в сторону туннеля, ведущего к «Лиговскому проспекту». Он шел быстро, как будто куда–то спешил. Я окликнул его:

– Стой, Юрец, куда направился?

Друг обернулся и рассеянно посмотрел на меня.

– А? Да я на «Лиговку» иду.

– На кой тебе туда? – удивился я и поравнялся с Юрой.

– Поручение. Нужно собрать со станции все оружие, что там есть.

– Это тебе Антон так сказал?

– Да, он. Вижу, хочешь узнать, для чего это нужно? – я кивнул. – Перед войной, если она все же случится, надо, чтобы все оружие, что у нас есть в наличии, было в полной боевой готовности. Надо почистить, при необходимости починить. Мне поручено принести его на «Ладожскую».

– Я пойду с тобой.

– Зачем? Я и сам справлюсь.

– Знаю, но все же хочу пойти с тобой.

– Поверь, это необязательно… – но я посмотрел на Юру так, что он тут же увел взгляд в сторону и сказал: – Ладно, пойдем вместе.

– Мужики, вы о чем там шушукаетесь? – Антон приблизился к нам и приобнял обоих за плечи. – Уж не замышляете ли вы чего?

– Олег хочет пойти вместе со мной, – ответил Юра.

– Ишь чего удумал! Тебе надо сил набираться перед вылазкой на поверхность. Ну зачем тебе это нужно?

Признаться, я и сам не знал ответа на этот вопрос. Просто хотел. Просто так было нужно. А почему?..

– Я пойду. И точка! – неожиданно резко сказал я.

– Ну ладно, ладно. Если так хочешь, я не в праве тебе приказывать. Только тогда возвращайся поскорее.

– Что за спор, а драки нет? – теперь к нам подошел дядя Вова. – Может быть, и меня посвятите?

Антон изложил ему суть дела. Дядя Вова хмыкнул, недовольно скривился.

– Да ну, Олег, брось! Поехали лучше с нами, что там тебе делать?

– Юре хочу помочь, – каменным голосом сказал я. До сих пор не мог понять, что на меня нашло. Казалось, если они не прекратят меня уговаривать, я сорвусь, накричу, а то и пущу в ход кулаки. Мысль об этом меня ужаснула. Еще чего не хватало! Я постарался успокоиться.

– Ну разве что только поэтому, – задумчиво произнес дядя Вова и затем уже обратился к нам с Юрой. – Но вы смотрите, оперативненько все сделайте, хорошо. Олег, не замотайся. У тебя еще…

– Да знаю я, знаю!

– Это хорошо, это молодец, что знаешь! Ну тогда ни пуха…

Я уже хотел было сказать «к черту!», но мне помешал это сделать резкий вскрик Юры. Мой друг, корчась от боли и держась за ногу, упал на пол. Я, Антон и дядя Вова кинулись к нему.

– Юра, что такое? Что с твоей ногой? – спросил я, но Юра не отвечал. Он плотно сжал зубы, чтобы изо рта больше не вырвался крик.

– Володя, черт побери, что с ним? – Антон был тоже не на шутку встревожен.

– Точно утверждать не возьмусь. Это может быть что угодно, но, сдается мне, что это рецидив. Олег, Юра тебе когда-нибудь говорил, что у него больная нога или что–то в этом духе?

– Нет, не было такого, – я попытался вспомнить что–то подобное, но в памяти так ничего и не всплыло. Значит, либо я забыл, либо Юра действительно умалчивал про свою болезнь.

– Плохи дела… Антон, бери его за руки, я за ноги и понесли в дрезину. Чем раньше мы доставим Юру на «Ладожскую», тем будет лучше для него. Ну а тебе, Олег, придется тогда отправиться на «Лиговку» одному. Удачи!

– Спасибо, – тихо сказал я, наблюдая за тем, как Антон и дядя Вова бережно переносят моего друга в дрезину, а затем скрываются в темноте туннеля. Только бы с Юрой все было в порядке. Очень на это надеюсь.

Свой любимый налобный фонарик я всегда носил с собой, если покидал пределы родной станции. Сейчас он тоже был у меня под рукой. И ведь пригодился!

Добираться до «Лиговского проспекта» я был вынужден на своих двоих, так как свободной дрезины под рукой не имелось. Вернее как? В депо между «Лиговкой» и «ПАНом»[1] стояло, по меньшей мере, три незанятых транспорта, но брать их я не хотел. Не следовало нарушать порядок следования дрезин по оранжевой ветке, у нас с этим было все строго, да и, если подумать, расстояние не такое уж и большое, можно и пешочком пройтись.

Я проводил взглядом уехавших Антона, дядю Вову и Юру, а сам вступил в темноту противоположного туннеля. Натянул ремень фонарика на лоб и включил свет. Яркий луч пронзил пространство и осветил путь передо мной метров на десять. Единственное, чего я боялся, так это что мой фонарик погаснет до того, как успею выйти из туннеля. Батарейки держались уже долго и в любой момент могли прекратить свой срок службы. А о запасных я почему-то никогда не подумал.

Леня недавно принес мне аккумуляторы, специально для фонарика. Конечно же, за два десятка лет они полностью разрядились. Но благодаря зарядному устройству, который Леня нашел на поверхности еще в первую свою ходку, проблема разрешилась сама собой. Зарядник со вставленными туда аккумуляторами, был вставлен в розетку в бензиновом генераторе и через день их заряд полностью восстанавливался. В данный момент аккумуляторов у меня при себе не было, они лежали в палатке мамы.

Мама… Как мне тебя не хватает! Почему ты умерла так рано, если должна еще была жить и жить?

Болезнь победила ее несмотря на то, что мама отчаянно с ней боролась. Говорят, если в человеке очень сильна жажда жизни, то недуг может отступить. К сожалению, в данном случае болезнь оказалась сильнее.

Мама не выходила у меня из головы все то время, что я шел по туннелю. Я все никак не мог поверить, что ее нет, и что скоро ее кремируют. Как же тяжело терять близких…

Путешествие между станциями показалось мне мгновением, я даже не заметил, как пришел на «Лиговку».

– Олег, ты, что ли? – позвал меня кто–то с другого конца станции.

Я прищурился и увидел, что мне машет рукой Денис Громов – сегодняшний дежурный. На посту он стоял вместе со своим приятелем, тоже Денисом, но Вихровым. Поэтому когда обращались к кому–то из них, то называли по фамилии.

Я помахал Громову в ответ. Кричать приветствие я не стал, решив поберечь свои голосовые связки. Денис снова сложил руки рупором и прогудел:

– Иди сюда, поможешь нам!

Я хотел было отказаться, сославшись на то, что у меня есть поручение, с которым не желательно медлить, но все же решил, по крайней мере, узнать, что от меня хотят.

Второй Денис перетаскивал мешки с баррикады ближе к станции, туда, где заканчивалась платформа. Меня это несказанно удивило: зачем ему это понадобилось?

Когда я подошел к Громову и спросил, что тут творится, он ответил:

– Видишь ли, мы затеяли небольшую перестановку, – я скрестил руки на груди и стал ждать разъяснений. Денис, кажется, понял это и продолжил: – Мне показалось, что так будет лучше. Смотри, раньше мешки находились в глубине туннеля, так?

– Ну, так! – согласился я.

– Во–от, а в случае нападения, если положение дел окажется хреновым, бежать будет опасно – могут выстрелить в спину. Так?

– Так! – снова сказал я, не совсем понимая, к чему клонит Денис.

– А если баррикада будет находиться на уровне платформы, то отступать будет гораздо безопаснее. Понял?

До меня, наконец, дошло. Разумно, в общем–то!

– Неплохо придумано, - оценил я.

– Спасибо! Подсобишь, а? С тобой мы быстрее справимся.

– Помогу, конечно. А почему вы не позвали на помощь никого из жителей станции?

– Да зачем? Мы бы и вдвоем справились, ну а тут ты… Сразу почувствовал, что неспроста пришел, как будто специально к нам на помощь, - как-то хитро улыбнулся Громов. – Кстати, как дела–то у тебя?

Я напрягся. Что это он спрашивает о моих делах? Неужели что–то знает про «красных»?

– А что? – осторожно спросил я, стараясь, чтобы вопрос не прозвучал грубо.

– Да ничего! Просто спросил. Нельзя?

Тьфу, какой я идиот. Совсем стал каким–то неадекватным. А все из-за событий минувших дней.

– Извини, я… просто у меня мама умерла…

– Мне очень жаль. Я не знал. Извини.

– Это ты меня извини, мне не следовало грубить…

– Да будет тебе!

– Девочки, перестаньте трепаться! – подал голос Вихров. – Чего это я один корячусь, а вы там языком молотите?

Мы виновато посмотрели на Дениса и тоже стали перетаскивать мешки с песком. Работа пошла значительно быстрее.

Очень скоро мы почти полностью отодвинули баррикаду на нужный уровень, оставалось всего лишь пара десятков мешков.

Наклонившись, чтобы поднять очередной мешок, я вдруг услышал за своей спиной, со стороны туннеля, непонятный шорох. Насторожился и прислушался. Да нет, тихо. Наверное, показалось, подумал я. Или же крысы шебуршат.

Я повернулся и сразу же последовал резкий удар в нос. Как стало ясно секундой позже, в меня плечом врезался Денис Громов.

– Олег, извиняй, дружище, я нечаянно. Мешок тяжелый, зараза, меня в сторону повел, не удержал равновесия. Извини.

– Да все в порядке, – сказал я, потирая нос. Было больно, но вполне терпимо. Странно, но когда мой нос коснулся поверхности куртки, я почувствовал резкий и довольно неприятный запах. Интересно, что это могло быть? Я, конечно, знаю, что каждая вещь имеет свой уникальный запах, но это было, по-моему, чересчур.

Когда вся работа была сделана, Вихров вдруг свалился на пол как подкошенный. Я и Громов подбежали к нему и одновременно стали прощупывать ему пульс, боясь, что он умер. Но Денис был жив, но он спал. Как убитый. Не может быть, чтобы его так сморило перетаскивание мешков. Да, это труд нелегкий, но чтобы так сразу отрубиться…

Попытки разбудить его не привели к желаемому результату, Вихров никак не желал просыпаться.

Я открыл было рот, чтобы спросить, что делать с Денисом, но увидел, что Громов тоже рухнул как подкошенный.

Перед глазами вдруг возник лазурного цвета прозрачный туман. Постепенно он начал заполнять ту часть станции, в которой мы находились. Я сильно зажмурил глаза и встряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение. Но ничего не изменилось. Туман продолжал виться клубами в воздухе и доходил до самого потолка.

Я почувствовал необыкновенную легкость, которую прежде мне не доводилось испытывать. Все мое тело стало легким как пушинка, казалось, я даже смогу взлететь, если подпрыгну. Зато веки сильно потяжелели. Они с чудовищной силой ползли вниз, желая сомкнуться, а я из последних сил пытался не дать им этого сделать.

Последнее, что я запомнил, прежде чем глаза окончательно закрылись, это несколько людей в черном, которые со всех ног бежали ко мне. На рукавах их одежды были красные повязки.

Очнувшись, как после очень продолжительного сна, я услышал мерный стук колес по рельсам. Сначала я подумал, что нахожусь в вагоне электрички, но быстро сообразил, что это невозможно. Ведь они в метро не ходят уже довольно давно. А, следовательно, не нужно было долго думать, чтобы понять: я еду на дрезине.

«Что я здесь делаю?» – этот вопрос возник у меня первым в голове. А следом за ним последовал второй, более логичный: – «Где именно «здесь» я нахожусь?»

Увидеть что-либо мне не представлялось возможным, так как глаза никак не желали открываться, будто мне их чем-то склеили. Каким беспомощным я себя чувствовал в этот момент.

Не сразу, но все же в моей памяти стали всплывать воспоминания. Сначала Вихров, затем Громов падают без сознания, дальше глаза мне застилает зеленый туман, и я тоже проваливаюсь в забытье. Передо мной возникают фигуры с красными повязками. О нет! Нет! Не может быть!

От осознания страшной вещи меня словно кипятком ошпарило.

Красные выкрали меня и, возможно, обоих Денисов вкупе.

Теперь оранжевая ветка осталась незащищенной с одного фланга… черт, а что, если и с двух! Неужели «красные» решили атаковать, не дожидаясь, когда мы примем решение: сдаваться нам или нет. Мне хотелось вскочить и хотя бы попытаться перебить тех, кто вез меня на этой дрезине. Но я тут же взял себя в руки, поняв, что сей поступок будет поистине безрассуден и может окончиться для меня очень плачевно. К тому же я очень скоро сообразил, что если бы «красные» решились напасть на нас, то они убили меня сразу, а не стали куда–то везти.

А главное, как не вовремя меня выкрали. Как раз именно тогда, когда мне следовало уже выходить на поверхность. Вот так невезуха!

Теперь было бы неплохо открыть глаза, чтобы оценить обстановку. Мне пришлось приложить чудовищные усилия, чтобы разлепить веки, которые, казалось, весят несколько пудов, но я все же сделал это. Стены бесконечного подземного коридора казались мне отчего–то скалами отвесного каньона. Сходство было поразительным, если бы не энергетические кабели, проложенные по бокам туннеля и ныне бесполезные.

Я предпринял попытку приподняться, в надежде разглядеть моих похитителей, но, сумел поднять голову всего лишь на несколько сантиметров, после чего на меня вновь накатила сильная усталость. Несколько секунд я боролся со сном, прежде чем он меня окончательно сломил второй раз.

Я снова пришел в сознание. Сразу вспомнились недавние события.

Я почувствовал болезненное давление на живот, словно в него уперли острый камень. А еще сильно болела голова и явственно ощущалась тряска. Сложив все эти три фактора, я понял, что меня несут на плече. Куда, кто, зачем? Хотелось бы мне иметь об этом хоть какое-то представление, но и в то же время я боялся узнать ответы на свои вопросы.

В голове мелькнула мысль: попытаться вырубить моего «носильщика» и убежать, но она улетучилась так же быстро, как и возникла. Все тело ныло и болело, руки и ноги затекли так, что я не мог толком ими пошевелить. Тем более, я не знал, где нахожусь, а, значит, и убежать не получилось бы. Для начала нужно оценить обстановку, а потом уже выстраивать план действий.

Мозг снова начал усиленно работать.

Если я все–таки не ошибся, и меня действительно похитили «красные», то с какой целью они это сделали? Неужели я им для чего–то нужен?

Я попытался собраться с мыслями, чтобы хоть что–нибудь предположить. В итоге родилась малоприятная версия: что, если мое похищение – дело рук Ньютона? Таким образом, он хотел поквитаться со мной за все, что я ему сделал? Как знать, ведь он вполне мог это сделать. Насколько я понял, среди «красных» Ньютон обладает немалым авторитетом, возможно даже, что он второй человек после Анимуса, так сказать его правая рука.

Таким особам, как Умник, ничего не стоит поступить очень подло. Если подумать, за то время, что мы с ним знакомы, я ничего ему не делал, если не считать того, что я вышел живым после схватки с ним. Даже ранить мне его не удалось. Казалось бы, из–за чего тут раздувать трагедию вселенского масштаба, но такая вещь могла сильно его задеть. В итоге, меня выкрали, доставили на ЕГО территорию, где у него есть большое преимущество. Короче говоря, если подвести итог, то мне крышка.

Хотелось бы верить, что моя догадка ошибочна, но, на мой взгляд, она была самым рациональным объяснением моего появления здесь.

Кстати, где это, здесь? На какой я станции? И на станции ли я вообще? Быть может, меня вынесли на поверхность и здесь оставят умирать. Без еды, воды, противогаза, в мире, кишащем чудовищами, человек долго не протянет. И я, увы, не стану исключением.

Открыв глаза, немного успокоился. Нет, я не на поверхности. Под ногами (хоть и в моем положении это не совсем верно) были железнодорожные рельсы, а, следовательно, я в метро. Хотя с этим выводом я немного поспешил. Как будто рельсы бывают только в метро… Нельзя исключать, что я могу находиться, допустим, на каком-нибудь железнодорожном вокзале. Но мне в это верилось с трудом.

В следующий момент я почувствовал, что падаю. Потом резкая боль в спине и лопатках – меня бросили, нет, даже швырнули, на что-то твердое. Когда зрение полностью вернулось ко мне, я смог, наконец, разглядеть человека, который меня нес на себе.

Он был высокий, широкоплечий и полностью лысый. На голове – ни единой волосинки. Даже бровей и ресниц – и то не было.

Лысый оскалился, обнажив свои, что удивительно, белые зубы, и от этой «улыбочки» мне стало не по себе.

– Что… где я? – с большим трудом выдавил из себя я, впрочем, не особо надеясь на ответ.

Его и не последовало. Лысый наклонился надо мной и, взяв за воротник куртки, не прилагая каких–либо усилий, поднял меня с пола и установил так, чтобы мои глаза были вровень с его глазами, вследствие чего мои ноги не дотягивались до пола пары десятков сантиметров.

Лысый продолжал ухмыляться и пристально смотреть мне в лицо. Он долго держал меня в таком положении, и я думал, что вскоре руки его устанут, и моя спина вновь неслабо соприкоснется с полом. Но ничего подобного, лысый, похоже, и не думал меня отпускать. Он что, ловит кайф от того, что держит меня над полом? Бред какой–то!

Очень скоро я уже был готов умолять его опустить меня на землю. Пускай он даже бросит меня со всей дури на пол, лишь бы оказаться на твердой поверхности.

Словно прочитав мои мысли, лысый разжал пальцы и я, повинуясь законам гравитации, шмякнулся своей пятой точкой на гранитный пол, при этом явственно ощутив копчиком, насколько это неприятно. Лысый зашелся в приступе истерического смеха. Причиняемая мне боль доставляла ему удовольствие, и еще какое! Сомнений в этом не было никаких.

Через мгновенье от его благодушного настроения не осталось и следа, на лице появилось то выражение, которое я наблюдал у Лысого, когда увидел в первый раз. Серьезный, хмурый, даже немного злобный. Что он задумал, мать его?

Лысый снова подошел ко мне, и я уже приготовился к тому, что он станет меня бить, но мои опасения были, по крайней мере, преждевременны. Он резким движением схватил меня за кисть левой руки. Вскоре на ней защелкнулся сделанный из прочного и толстого металла браслет. То же самое произошло и с моей правой рукой и обеими ногами. Таким образом, я очутился в кандалах.

Отойдя на пару шагов назад, лысый критично осмотрел меня и, удовлетворенно кивнув, ушел. Куда, мне уже не представлялось возможным видеть.

Положение, в которое я попал, мне определенно было не по душе. Все складывалось как нельзя более ужасно. В последнее время я вечно попадаю в какие-то переделки, правда, из которых до сих пор выходил, если можно так сказать, «сухим». Я как будто съел пирожок с начинкой «хроническая неудача».

Черт, и ведь надо же, как меня неудобно приковали! Кандалы висели на колонне на таком уровне, что я не мог нормально сесть на полу и не доставал до него своим мягким местом примерно двадцати сантиметров. В итоге, для удобства, ну и еще чтобы руки не затекли от того, что я на них вишу, мне пришлось встать, хотя удалось мне это не сразу.

К моему великому сожалению, я ничего не мог поделать со своим положением. Кандалы прочно держались на кистях рук и даже думать о том, чтобы попытаться высвободить их из металлического браслета, не имело смысла. Разве что сломать руку в нескольких местах или же отгрызть себе большой палец, но это было выше моих сил. На такое, боюсь, я окажусь не способен. После попытки выдернуть оковы из колонны стало понятно, что это тоже бесполезное занятие – сидели, заразы, крепко.

Я огляделся и понял, на какой станции нахожусь. «Выборгская». Далеко же меня забрали, ох, далеко. Не «Девяткино», конечно, но при мысли о том, что даже если мне и удастся сбежать, становилось дурно. Миновать четыре станции и переход на «Достоевскую» у меня ни за что не получиться. Прошмыгнуть мимо «красных» – это, считай, то же самое, что горошине пройти через сито. С другой стороны, нет ничего невозможного, любил говорить дядя Вова. Но, думается мне, эта поговорка не относится к моей ситуации…

Таким образом, оказавшись, как я и предполагал, в плену у «красных», прикованный к одному месту, у меня стало очень много времени, чтобы подумать о дальнейшей своей судьбе или, что было бы гораздо полезнее, придумать хоть какой–нибудь план по освобождению. Только вот мысли совершенно не лезли в голову. Я был настолько подавлен случившимся со мной, что даже думать ни о чем не хотелось.

И все же предпринял попытку пораскинуть мозгами, чтобы предположить, что я здесь делаю.

Значит, если хорошенько подумать…. Получается, «красные» знали, что я приду на «Лиговский проспект», знали время, а потом наверняка задействовали усыпляющий газ, чтобы нейтрализовать меня и обоих Денисов. Но как, откуда? Кто мог им сказать?

Сразу вспомнилось, как Антон послал за оружием Юру, я напросился идти с ним, потом с другом вдруг что-то случилось… Нет, быть не может! Исходя из всего этого, каждый мог подставить меня! Но я всех их знаю хорошо и более чем уверен, что ни Юра, ни Антон, ни дядя Вова не способны на такое. Тем более никто из них не имел никакой возможности связаться с «красными». Все мы всегда были рядом друг с другом.

Но тогда кто же? Громова и Вихрова исключаем сразу же, их усыпили так же, как и меня, очевидно для того, чтобы не мешали «красным» совершить похищение. Черт, кому же есть выгода в том, что я торчу здесь?

Я рассмотрел, кажется, все возможные кандидатуры, но в итоге пришел к выводу, что во всем замешан Ньютон. Больше некому. Он не раз доказывал, что хоть он и «красный», но котелок у него варит, так что вполне возможно, что он каким-то образом смог узнать время моего прибытия на «Лиговку». И если я прав и это все-таки Ньютон, скоро он, наверное, придет сюда и будет насмехаться надо мной, а потом, я в этом нисколько не сомневался, прикончит. Я пока недостаточно хорошо знаю его характер, но осмелюсь предположить, что прежде чем убить, он будет пытать меня.

Вот бы ему предложить поединок. Один на один. Думаю, он не настолько бесчестен и труслив, чтобы отказаться. Если уж умирать, то борясь за свою жизнь. А там глядишь, может, и фортуна повернется в мою сторону…

Но планы планами, а на деле все могло выйти боком.

Внезапно в поле моего зрения появился человек. Приглядевшись, я понял, что это девушка. Пышные формы выдавали ее. И она шла ко мне. Когда она приблизилась, я смог рассмотреть ее лицо.

Увидел… и обомлел.

У меня даже мысли не было увидеть ее здесь. Но глаза не обманывали. И я точно знал, что дело происходит не во сне.

Но что она тут делает? Неужели ей сохранили жизнь? Я не знал, радоваться ли тому, что увидел ее здесь или нет.

– Олег! Что ты тут делаешь? – удивлению Маши не было предела. Да, это точно она, это ее голос.

– То же самое я хотел бы спросить у тебя!

Маша слабо улыбнулась и так нежно обняла меня, как никогда в жизни. Я бы тоже с радостью обнял ее, если бы мои руки не были подвешены на цепях. Когда Маша разомкнула свои объятия, я рассказал ей свою историю. Она слушала внимательно, не перебивая, а когда я закончил, только сочувственно покачала головой.

– Не повезло тебе, Олег. У меня похожая ситуация. Я отправилась с Сашей на рынок, а когда мы переезжали «Достоевскую» на нас напали «красные». Уехать, увы, не получилось. Саша отстреливался, пытаясь защитить меня, и себя, конечно, но его убили. А меня они схватили и утащили с собой. Я отбивалась, но что я могла сделать против пяти мужиков.

Они притащили меня сюда, на «Выборгскую», где сделали, – Маша понизила голос до шепота, – наложницей Анимуса.

Я невольно вздрогнул. При одной только мысли, что ее хотя бы пальцем трогал этот ублюдок, во мне мгновенно вскипела волна гнева. Возможно, Маша прочитала на лице мои эмоции от услышанного.

– Нет, ты не думай, Анимус на самом деле того… импотент.

Не скажу, что эта новость меня успокоила, но на душе стало немного легче.

– Ну и как тебе здесь живется? – поинтересовался я.

Маша пожала плечами.

– Не определилась еще. Сказать, что плохо – не могу. Но и хорошей жизнь мою теперешнюю не назовешь. Но скажу тебе по секрету, – Маша заметно нервничала, думая раскрывать мне свою тайну или нет. Наконец она решилась, – я влюбилась.

– Ты влюбилась? В кого? – вот это новость. Я ожидал услышать что угодно, но не это.

– Его зовут Паша, но здесь его все называют смешно так – Пабло. Забавная кличка, не правда ли? У них у всех почти веселые клички…

– Погоди, погоди! Ты хочешь сказать… что влюбилась в «красного»? – я не мог в это поверить. Как такое возможно вообще?

– А что в этом такого? – возмутилась Маша. – Хм, я кажется, поняла. Ты, наверное, думаешь, что все «красные» – кровожадные отморозки? Да?

Я кивнул. А кто так не думал?

– Так вот, знай. На самом деле они не такие, как мы все думали. «Красные», по сути, ничем не отличаются от остальных жителей метро, просто они попали под влияние Анимуса.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только лишь то, что среди всех жителей метро один только Анимус – жестокий и беспощадный варвар.

Я все равно пока ничего не понимал. Маша тем временем продолжала:

– Он обладает какой–то ментальной силой. Благодаря ей Анимус может воздействовать на людей. Именно из–за этой силы его все боятся и выполняют все его прихоти.

– Что за бред? – изумился я. – Такого не бывает!

– Бывает! Ты что, мне не веришь? Я сама видела, как он заставлял корчиться своего фаворита, самого приближенного к нему человека. Причем, не прикасаясь к нему. Вообще. Олег, ты понимаешь? Если Анимус делает это со своими ближайшими подчиненными, то что сделает с другими людьми, которые пойдут против его воли?

Мне все еще не верилось в это, но у меня не было причин не верить Маше.

– Значит, ты все это видела собственными глазами?

– Да, и не только я. Десятки людей невольно стали свидетелями того, как Пан корчится и орет от боли.

– Ну и дела! – только и смог сказать я. В воздухе повисла неловкая пауза. Но потом я невольно вспомнил, о чем мы разговаривали до этого и, тщательно подбирая слова, заговорил: – Так значит, ты любишь того парня? Что ж, желаю вам счастья!

– Ты… не обижаешься? – опустив глаза вниз, спросила Маша.

– Конечно, нет! На что мне обижаться?

Я понимал, что она имеет в виду. Да, признаюсь, мне было неприятно услышать, что Маша любит кого–то другого, не меня. Однако же я никогда не рассматривал вариант, что она будет моей женщиной. Я относился к ней как к близкому другу, даже, возможно, как к сестре. Но дальше в отношениях с Машей двигаться не собирался. Тем не менее, все–таки я ощущал какую–то пустоту в душе от ее признания и что уж там скрывать, ревность.

– Это хорошо! – Маша слабо улыбнулась.

– Слушай, я так понял, ты тут занимаешь не самое низкое положение, – сказал я, подруга коротко кивнула. – Может быть, ты сможешь как-нибудь меня освободить. Я должен как можно скорее оказаться на «Ладожской», мне нужно отправиться на поверхность.

Потом я поведал ей всю историю, начиная с дежурства и заканчивая моим появлением здесь.

– Я постараюсь что-нибудь придумать, но обещать не могу. Олег, ты поступаешь глупо, собираясь выбираться на поверхность. Там опасно!

– Знаю. Но я должен.

– Неужели никто не может пойти вместо тебя?

– Только я знаю, где искать. Более того, я никому никогда не говорил адрес моего дома.

– Хорошо, может быть, мне даже удастся уговорить Пашу помочь. Он добрый, я думаю, не откажет.

– Звучит, конечно, неправдоподобно – добрый «красный»… но после того, что ты мне рассказала, я готов поверить…

За моей спиной послышался характерный стук тяжелых каблуков по полу, а затем визгливый истошный вопль. Маша в одни миг побледнела, лицо ее стало по цвету как лист бумаги, и она быстро затараторила шепотом:

– Извини, Олег, мне пора бежать. Если меня увидит здесь Анимус, то нам обоим несдобровать. Я еще приду, обещаю, – она быстро клюнула меня в щеку и поспешно убежала.

Итак, я снова остался один. Но, чуяло мое сердце, ненадолго.

Так и вышло.

Очень скоро, совсем рядом со мной прозвучал недовольный голос, именно тот, который я слышал буквально минутой ранее. Кому он принадлежал, я пока не знал, но ясно было, что человек этот – весьма властная особа.

– Пошел вон, простолюдин! Как ты смеешь болтаться у меня под ногами? Прочь с глаз моих, пока я в конец не осерчал, смерд!

- Простите, повелитель!

Затем я смог различить какое–то невнятное блеяние и весьма звонкий шлепок. Особого ума не требовалось, чтобы сообразить, соотнеся между собой услышанные реплики, что кому–то дали пинок под зад.

Стук каблуков возобновился и уже совсем скоро, человек, который издавал эти звуки, оказался рядом со мной. Поначалу он, казалось, не замечал меня, но я, прикованный к одному месту, едва ли мог ускользнуть из поля его зрения.

Человек этот, а вернее человечек, так как росту в нем было не больше полуметра, с недовольным прищуром оглядел меня с головы до ног, после чего запустил пятерню в свою пышную копну волос и задумчиво хмыкнул. Вместе с карликом пришел лысый, тот самый, который издевался надо мной перед тем, как приковать кандалами к колонне. Я сразу его узнал. Лысый наклонился к уху своего спутника, для чего ему пришлось согнуться под углом в девяносто градусов, и что–то зашептал. По мере того, как гигант выдавал ему информацию, человечек понимающе кивал и то и дело поглядывал на меня. А когда лысый прекратил говорить, карлик приблизился и остановился на расстоянии двух шагов от меня.

Я еще раз поразился, насколько же он маленького роста. Его макушка была на уровне моей груди, а ведь высоким меня не назовешь. Карлик провел костяшками пальцев по своей бороде, втянул носом воздух и спросил этим дурацким писклявым голосом:

– Олег, верно?

Я, хоть и не ожидал такого вопроса, почему–то ему не удивился. «Красные» есть «красные». Им многое известно. Но я решил строить из себя испуганную жертву, полагая, что эта роль поможет мне прояснить некоторые детали моего пребывания на красной линии.

– От… откуда вы знаете?

– Тебя это не должно касаться, – улыбаясь, абсолютно беззлобно произнес карлик. – А известно ли тебе, кто я?

– И кто же вы? – я и вправду не знал, кто стоит передо мной. Так и хотелось ляпнуть: «Неужели сбежавший из цирка клоун?», но здравый смысл заставлял держать язык за зубами.

Карлик встал передо мной в позу – руки в боки, подбородок задрал, одну ногу вперед выставил – весь из себя такой крутой, значит. Выглядело это несерьезно и как–то немного по–детски. С нескрываемой гордостью он произнес:

– Я – Анимус. Повелитель всего метро.

Анимус? Вот этот вот маленький человечек и есть Анимус? То есть тот, кого все в питерской подземке боятся, ростом с пони и выглядит отнюдь не устрашающе? Надо же! От переизбытка мыслей я вдруг возьми, да и ляпни:

– Насколько я знаю, пока это не так.

Анимус вдруг резко нахмурился, уголок его рта неприятно задергался, как при нервном тике.

– Что ты сказал? А ну-ка повтори! – растягивая каждое слово приказал, именно приказал, коротышка.

Лысый, хотя может мне это только показалось, смотрел на Анимуса немного с опаской и даже отошел на несколько шагов назад, как будто боялся, что его ненароком зашибут.

А я… а что я? Я, как мне и было сказано, повторил сказанное. О последствиях в ту секунду я как–то не задумывался.

Мгновенно мой торс пронзила неприятная боль – я даже не сразу сообразил, что это Анимус нанес по мне удар своим малюсеньким кулачком. Однако больно бьет, зараза. Я хотел было дать сдачи, но понял, что номер не пройдет – железки крепко удерживали мои конечности, не давая им дотянуться до маленького наглеца.

– Ты будешь долго здесь висеть, обещаю тебе, гаденыш! Возможно, до скончания твоих дней. Пускай это послужит тебе уроком, – с этими словами Анимус ногой ударил меня в коленную чашечку и, если бы я своевременно не подставил голень, было бы весьма чувствительно.

После этого Анимус, плюнув мне на ботинок, повернулся и пошел прочь, жестом призывая лысого следовать за ним.

Мое знакомство с самым главным врагом состоялось. И признаюсь, я очень разочаровался потому, что Анимус оказался не тем могучим и властным тираном, каким я себе его представлял, а совершенно полной противоположностью этому образу.

На долгое время я снова остался в полнейшем одиночестве. Где–то за мной, вдалеке, разговаривали люди, а, значит, станция была не пуста. Ко мне, однако, никто не подходил. Да и знал ли кто–нибудь кроме лысого, Маши и Анимуса, что я здесь нахожусь?

Один, наедине с самим собой. Такое уныние мне еще ни разу не приходилось испытывать.

Хоть бы кто пришел. Я даже лысому был бы рад, главное только, чтобы не бил.

Зато у меня было время подумать. Поразмышлять о том, что на самом деле представлял собой Анимус.

Он представал в умах всех жителей подземки как кто–то несокрушимый, грозный, вселяющий панический страх человек. Возможно, при встрече у меня сложилось ложное впечатление о нем, но, когда я увидел Анимуса, он мне показался жалок. И дело даже не в его росте и голосе. Он строил из себя крутого, позировал передо мной, ходил с охраной. Человек, которого все боятся, как огня не стал бы таскаться с телохранителем.

Также не ушла от моего внимания еще одна деталь. Помнится, Маша говорила мне, что Анимус обладает какой–то сверхъестественной силой. Он мог воздействовать на людей путем телекинеза: заставлять корчиться в адских судорогах, возможно даже зомбировать – и все это на расстоянии. Но…

Когда Анимус вступил в перепалку с каким–то жителем станции, было не похоже, что он использовал свои суперспособности. Я услышал только лишь глухой удар и недовольные крики. Хотя мне было не видно этой сцены, судить о чем-либо я в полной мере не могу, но определенные выводы напрашивались сами собой.

Теперь что касается его общения со мной. Невооруженным глазом было видно, что Анимус весь пылал гневом, когда я сказал, что он еще не повелитель метро. Он был настолько зол, что даже ударил меня. Больно, но вполне терпимо, впрочем, не об этом речь. Опять–таки, он не применил на мне ни телекинез, ни что–либо еще. Странно ли это? Очень странно.

А ведь он мог так поиздеваться надо мной, мог превратить меня взглядом в груду костей, но почему-то не стал. И в мою душу закрались подозрения: действительно ли Анимус такой всесильный, как мне рассказывала Маша или на самом же деле просто выдает себя за такового?

Я не имел ни малейшего представления, сколько времени, прикованный, провел у колонны. Может, час, а может и десять часов. Как бы там не было, я очень устал. Ноги уже отказывались держать мое тело, пришлось прилагать немалые усилия, чтобы удерживать положение. Повисать на кандалах я не собирался, так как было бы еще хуже.

Как же мне сейчас хотелось лечь, свернуться калачиком и заснуть… Как жаль, что такой возможности у меня не было.

Неподалеку от меня с бешеной скоростью пронеслась крыса. Я бы ее, наверное, и не заметил, если бы она не остановилась напротив меня. Крыса встала на задние лапки и, поведя носиком–бусинкой, удивленно посмотрела мне в лицо. Хотя мне это могло просто показаться.

Но нет, крыса продолжала сверлить меня взглядом, склоняя голову то вправо, то влево.

– Ну что смотришь? Я тебе не музейный экспонат, – хмуро сказал я и сразу же поймал себя на мысли, что разговариваю с крысой. Докатился.

Животное пискнуло и отскочило на несколько метров назад.

– Куда же ты? Не уходи!

Слышал бы я себя со стороны. Уговариваю крысу не покидать меня, не оставлять в одиночестве. Но мне было настолько скучно, что даже она могла отогнать от меня тоску.

И крыса вернулась. Точнее сказать, не стала уходить. Она опять встала ко мне мордочкой и ее глаза снова впились в меня. Я невольно улыбнулся: неужели она поняла меня?

Вообще, если задуматься, крысы – удивительные существа. В большинстве своем они очень вредоносны: уничтожают посевы, продовольственные товары, даже проводку, и ту могут перегрызть, тем самым создавая возможную угрозу пожара. Крысы являются разносчиками различных вредоносных заболеваний, при этом сами почти невосприимчивы к ядам и отравам. Также эти маленькие зверюшки способны дольше всех прожить без воды. Поэтому совсем не удивительно, что они одни из немногих, кто смог выжить после Катастрофы.

Я как–то читал, что Оксфордские ученые пришли к выводу, что крысы обладают абстрактным мышлением, потеснив человека, как единственного существа, обладающим такой способностью. Следовательно, они не лишены, по крайней мере, зачатков разума. И, если судить по этой крысе, эта догадка имеет лишнее подтверждение.

– Жаль, что ты не умеешь говорить. Так могла бы рассказать мне о своей жизни, о поверхности… Ты была на поверхности? Нет?

Ответом мне было, конечно же, молчание. Крыса непонимающе смотрела на меня и, наверное, думала про себя, какой же я идиот! Ну, если я еще хотя бы день пробуду тет–а–тет с собой, то точно сойду с ума. Не зря же говорят, что самое страшное наказание для человека – одиночество.

– Ждешь, что ли, когда я подохну, чтобы сожрать, да? – ухмыляясь, спросил я. Крыса продолжала внимательно смотреть мне в глаза. Понимает она меня все–таки или не понимает? А, не все ли равно! – Я не буду возражать. Если Маша не сумеет меня освободить, скорее всего, мне недолго осталось. Можешь привести своих друзей, устроите пирушку.

Крыса пискнула и вдруг резко сорвалась с места и убежала. Неужели за своими сородичами? Рановато что-то.

Что же со мной творится? Все чаще и чаще в голову стали закрадываться пессимистические и довольно мрачные мысли. Я перестал надеяться, что удастся бежать с красной линии, потерял жажду жизни, готовясь принять смерть уже сейчас. Нет, так дело не пойдет! Я еще поживу. Не время списывать меня со счетов.

Подумав так, я значительно приободрился.

Если чего–то очень долго ждать, то обязательно этого дождешься. Почти всегда так случается.

Машу я ждал, наверное, больше, чем кого бы то ни было в своей жизни. Как же мне осточертело находиться здесь в плену у «красных»! Главное обычно узникам предоставляют если не комфортные условия, то, по крайней мере, вполне сносные. А то положение, в котором я находился последние несколько часов, не вписывалось ни в какие рамки удобства.

И Маша меня не подвела. Она пришла, и не одна.

Ее спутник еще вряд ли перешел порог тридцатилетнего возраста. Паша (я не сомневался, это он) был невысокого роста, но маленьким его нельзя было назвать. Длинные, черные как смоль волосы были завязаны сзади в конский хвост, который при ходьбе болтался из стороны в сторону. Небесно-голубого цвета глаза выражали усталость. Все в его облике: прямые черты лица, походка, стиль одежды говорили о том, что человек следит за собой. Но вот руки парня – мускулистые, мозолистые – говорили об обратном. Кстати, в левой ладони у Паши был зажат большой и, судя по всему, тяжеленный топор, который он, кстати, тащил без особого труда.

Маша подбежала ко мне, снова, как при мимолетной встрече, чмокнула меня в щеку и спросила:

– Как ты тут?

– Начинаю привыкать, – тяжело вздохнул я.

– Бедняжка. Знакомься, это Паша. Паша, это Олег.

– Очень приятно! – вежливо поклонился машин парень.

– И мне тоже. Я бы с удовольствием пожал твою мужественную руку, но, как видишь, положение не позволяет.

– Это мы сейчас исправим, – серьезно сказал Паша и замахнулся топором. – Ты только не бойся, я не промажу. Стой смирно. Может отдать немного в уши от удара, но, думаю, ты потерпишь.

– Если нет других решений, то, так и быть, потерплю.

Паша кивнул и замахнулся топором. Я скорее инстинктивно, нежели от страха, посильнее зажмурил глаза и в следующее мгновение раздался гулкий удар металла о металл. Возможно, мне только так показалось, но, по–моему, получилось слишком громко. Сразу воображение начало рисовать малоприятные картины: как к нам сбегаются «красные», причем не только со всей «Выборгской», но и с других станций; как Пашу и Машу валят на пол и… развитие же дальнейших событий я отказывался себе представлять, боясь, что мозг нарисует мне излишне страшную сцену.

Я озвучил свои опасения насчет издаваемых молотом децибел, но Паша успокоил меня, сказав, что ничего страшного не будет. Я честно пытался понять почему, но не мог придумать этому объяснения. Неужели никто не слышит этого дикого звона? Может, на станции никого нет?

Тем временем топор справился с первой цепью, удерживающей мою правую руку, и я наконец–то смог подвигать ею, чтобы размять. После серии очередных ударов освободилась и вторая рука. Какое же наслаждение – двигать ими.

Пока Паша занимался цепями на моих ногах, я все ждал, что кто–нибудь нас увидит и поднимет других «красных» на ноги. Тогда будет полнейший «капут» – нас всех казнят, возможно, на месте, даже не разбираясь.

Слава Богу, мои опасения не подтвердились. Скоро я был уже полностью свободен. Ничто не сковывало движений, я мог двигать всеми частями моего тела. Только лишь обручи кандалов остались висеть у меня на конечностях, но это был сущий пустяк, потому как больше мои движения ничего не сковывало.

– Спасибо, друг, – я протянул Паше руку.

– Не за что, друг, – Машин парень пожал ее и улыбнулся. – Удачи тебе.

Маша робко подошла ко мне и крепко обняла, отчего на душе стало так тепло–тепло. Мне хотелось, чтобы этот момент длился целую вечность, но скоро подруга отступила на расстояние вытянутой руки и сказала:

– Беги, Олег. Дорогу ты ведь знаешь? Запомни: «Площадь Ленина» и «Чернышевская» заселены гражданскими, там тебя никто поймать не сможет, но все равно постарайся не показываться людям на глаза. А вот на «Площади Восстания» и уж тем более на «Достоевской» могут возникнуть трудности. Это тебе, – Маша достала из–за пояса пистолет и протянула его мне. Это был самый обыкновенный «Макаров». Я достал магазин – все девять патронов – полный. Потом она дала мне фонарик – мой, родимый, узнал его сразу. – Не спрашивай, откуда они у меня. Беги, Олег, и будь осторожен.

– Подожди, я хочу тебе кое–что сказать…

– Не надо. Сейчас не время. Дай бог, еще свидимся, но сейчас ты должен уходить.

– Но это очень важно.

– Нет, Олег, уходи, прошу тебя. Быстрей, нас могут обнаружить.

– Давай, друг, слушай, что она говорит, – кивнул Паша.

Мне уже ничего не оставалось, как скрепя сердце помахать им на прощание рукой и убежать в темноту туннеля. Маша и Паша правы, мне действительно надо было как можно скорее покинуть это место. Не только ради себя, но и ради них, ведь они еще наверняка должны замести следы.

Теперь я спешно покидал это дьявольское место. Со всех ног бежал домой, чтобы наконец исполнить то, что обещал – выйти на поверхность и найти оружие.

Все то время, что я бежал, именно бежал, так как спешил поскорее оказаться на «Ладожской», жалел о том, что так ничего и не сказал Маше из того, что хотел. Можно было не слушать ее уговоров поскорее покинуть станцию и просто выложить ей давно закравшиеся в мою голову мысли. Увы, было поздно. Возвращаться уже ни в коем случае нельзя. Это мало того, что опасно, еще и чрезвычайно глупо.

Я хотел сказать, что войны, может быть, удастся избежать. Ведь Анимус на самом деле не тот, за кого себя выдает. Он просто жалкий мошенник, запугивающий жителей красной ветки своим «могуществом», который на самом деле является отъявленным трусом, жадным до власти. Ему до сих пор удавалось обманывать своих подчиненных, а те, в свою очередь, искренне верят, что Анимус может как–то им навредить. Если бы они только знали… Но страх затуманил их рассудок, люди бояться своего правителя как огня и готовы сделать все, что велит Анимус, лишь бы его гнев не упал на них.

Кто бы мог подумать, что страх – настолько сильное оружие. Он может заставить человека делать невероятные вещи.

Страх – одно из сильнейших чувств в человеке, которое может стать его другом… или врагом. И врагом очень и очень опасным.

Анимус хоть и трус, но он знал психологию людей и в особенности «красных» и именно поэтому ему удалось подчинить их себе. Теперь у него есть армия, готовая на все, даже на смерть под вражескими пулями. Анимусу достаточно всего лишь приказать.

Каким же я был глупцом! Не глупцом даже, а идиотом. Я мог предотвратить ненужную войну. Нужно было всего лишь сказать Маше и Паше, чтобы они вывели Анимуса на чистую воду и тогда все – конец его правлению. В метро воцарился бы мир, и все линии петербургского метро зажили счастливо. Люди бы не опасались ничего и никого, разве что нападения мутантов с поверхности. Но какие бы это были пустяки…

Теперь мне придется совершить вылазку на поверхность. Другого выхода нет. «Красные» будут следовать за своим повелителем, пока в них живет чувство страха перед ним. А значит, война все–таки не избежать.

Хотя…

Я невольно улыбнулся. Ну конечно, как же я сразу об этом не догадался? Нужно только обговорить детали с Антоном и дядей Вовой по прибытии на «Ладожскую». Это же блестящая мысль! И никакой войны может и не будет.

От придуманного мной плана настроение, до этого весьма скверное, заметно улучшилось.

«Площадь Ленина» и «Чернышевскую» я миновал без особых проблем. Когда выходил непосредственно на сами станции, то следовал совету Маши и пробирался тихо и незаметно, прижимаясь к краю платформы. Попасться на глаза обычным жителям было бы, наверное, сейчас опаснее, чем анимусовской прислуге. Если бы они меня увидели или, не дай бог, поймали, то, желая выслужиться перед своим повелителем, обязательно отдали бы меня ему на растерзание. А уж узнав, что я сбежал, тот бы сто шкур с меня спустил. Не сам, конечно, для этого у него были специально обученные люди. Он наверняка и Машу с Пашей не пожалеет. Я бы их ни в коем случае не выдал, однако то, что они были соучастниками моего побега, Анимус рано или поздно узнает.

Самый легкий участок пути был пройден и теперь оставался последний рывок. Последний, но очень непростой.

Тусклое свечение, возникшее в конце туннеля, означало, что я вышел к «Площади Восстания». Я аккуратно, стараясь оставаться незамеченным, оценил обстановку на станции. Мои опасения подтвердились: на «Восстания» дежурило три человека с оружием, а возможно и больше. Двое из них находились на мотодрезине, стоящей на моем пути (какая удача), третий – на перроне.

В голове мгновенно родился план, но я еще долго думал над тем, насколько он хорош. Вскоре стало понятно, что лучше все равно ничего не придумать. Главное ничего не бояться и проделать задуманное быстро и решительно. Я начал действовать.

Пистолет в моей руке дернулся три раза, что соответствовало трем выстрелам. В следующее мгновение я увидел, что все они достигли своей цели, пускай и не так, как планировалось. Дежурный на платформе упал замертво – пуля вошла ему прямо в глаз. Двум другим повезло больше – они остались живы: одного ранило в плечо, другого в спину. Второй дежурный от внезапной боли так выгнулся, что даже упал с дрезины и, лежа на рельсах, громко матерился.

Не дожидаясь ответной реакции, я подбежал к транспортному средству. Надавил раненому на плечо пальцем, надеясь надолго вывести его из строя, и выбросил его на платформу. Убивать мне не хотелось, мои руки и так по локоть в крови.

Я завел двигатель дрезины и дернул рычаг. Машина двинулась, постепенно набирая скорость.

И, когда, казалось бы, я уже скрылся в туннеле, ведущем на «Владимирскую», почувствовал резкий удар в левую руку, чуть ниже запястья.

Я мчал дрезину вперед, не видя ничего вокруг. В голове не было ни единой мысли – полная пустота. Стены туннеля сливались воедино, представая в моем изображении как одна гигантская клоака. Я не чувствовал боли – один лишь только страх.

Пуля ударила в стену справа от меня. Осколки и бетонные крошки посыпались во все стороны и попали мне за шиворот. Неужели за мной погоня. Я обернулся и с облегчением заметил, что позади никого нет. Значит, эти выстрелы не что иное, как отчаянная попытка в меня попасть, не более.

Оторвался… Но расслабляться рано – впереди еще финальный рубеж, сумев преодолеть который я окажусь дома, на своей ветке. Осталось только прорваться сквозь дежурных на «Владимирской».

Я слегка сбавил скорость, чтобы не дай Бог дрезина не сошла с колеи. Машина теперь могла двигаться сама, без моего вмешательства, поэтому я отпустил управление и смог осмотреть свою рану. Фонарь, висевший на шесте, светил не ярко, но достаточно для того, чтобы можно было видеть все на пару метров вокруг

Пуля прошла навылет, что, несомненно, было хорошо. Если бы застряла, ее бы пришлось вытаскивать, а нужных инструментов у меня под рукой нет, да и не было никогда. К тому же, это причиняло бы дополнительную боль. Я оторвал от своей майки неровную ленточку и потуже затянул рану. Не Бог весть как гигиенично, но это все же лучше, чем если бы кровь шла без остановки.

Очень скоро я забыл про свою рану.

Дрезина продолжала монотонно ехать по туннелю; то и дело слышалось постукивание колес о стыки рельс. Под этот звук я в очередной раз погрузился в свои мысли…

…Наверняка после того случая с подрывом тротила, в переходе между «Владимирской» и «Достоевской» усилили охрану. Это означало, что прорваться так просто мне не удастся. А уж тем более, если их предупредили о том, что я направляюсь в их сторону…

С одним пистолетом у меня мало шансов пройти через «Владимирскую». Но мне ничего не оставалось делать – другого выбора у меня не было.

Я невольно бросил взгляд вниз, себе под ноги. И увидел… заметил не сразу, что было очень странно, ведь он так и смотрел на меня. Я почувствовал если не облечение, то радость уж точно. Как раз его-то мне сейчас и не хватало больше всего.

Пулемет Томпсона. Хорошая вещь, а в моем нынешнем положении вообще незаменимая. Теперь мне даже пистолет не понадобиться, когда у меня есть такая игрушка. Как он здесь оказался? По большому счету, мне без разницы. Наверное, оставил или обронил кто–то из подстреленных мной на «Площади Восстания» дежурных. А если так, то я ему бесконечно благодарен.

Чувствуя, что приближаюсь к «Владимирской», я сбавил скорость дрезины до минимума, так что она теперь катилась со средней скоростью идущего человека, если не медленнее. Когда же впереди непосредственно обозначилась станция, я полностью остановил машину и слез с нее.

Сейчас надо действовать аккуратно и тихо, если не хочу оказаться нашинкованным пулями. А я этого ох как не хочу.

Предварительный осмотр платформы «Владимирской» дал положительные результаты – никого обнаружено не было. Тем не менее, повода для расслабления это не давало. Я делал короткие шажки, неслышно ступая на мраморный пол, держа наизготовку автомат, готовый при малейшей опасности пустить его в ход. Вскоре оказался около лестницы, ведущей к переходу на «Достоевскую». Моя цель была так близко… и в то же время так далеко.

Меня вдруг насторожила одна деталь. Возможно, она была незначительной и это шалит мое подсознание, но все же тревожный звоночек неустанно колотил у меня где-то в мозгу. На «Владимирской» было абсолютно тихо – ни шороха, ни голосов. Да и со стороны перехода ничего подобного я не слышал. Неужели здесь никого нет? Но как такое может быть?

Здесь определенно что-то не так. «Красные» не могли покинуть пост. Что это могло означать? Они устроили мне западню? Других версий не мог придумать.

Тогда почему они не нападают, чего ждут? Положение вещей мне совсем не нравилось. Главное сейчас – не поддаваться панике и быть наготове в любой момент.

Ага, легко сказать! До сих пор у меня мурашки по коже ползают, а ты говоришь «успокойся»!

Я поймал себя на мысли, что начинаю разговаривать сам с собой. Так нельзя; это, несомненно, успокаивает, зато лишает бдительности.

Набрав в легкие побольше воздуха, я медленно выдохнул и поставил ногу на первую ступеньку. Затем на вторую. И на третью. Я был готов ко всему, по крайней мере, мне так казалось. Пятая, шестая. Всего их двадцать две. Поднимаюсь, медленно и тихо.

На удивление ничего не происходит. Но почему? Неужели никто так и не покажется? Странно, но так оно и было.

Я продвигался все дальше и дальше. Эскалаторы были уже совсем рядом, до них осталось сделать всего несколько шагов. Я окончательно уверился, что не встречу ни одного «красного». Хотя это было очень подозрительно и очень необычно. Просто нереально, я бы даже сказал.

И тут дикая боль пронзила мою спину, и я навзничь упал на пол, выронив автомат из рук. Все–таки не зря опасался. Значит, западня была. Усыпили бдительность, гады, а теперь нанесли удар.

Я перевернулся на спину, чтобы увидеть, с кем имею дело. Передо мной навис мужик с длинной бородой и приподнял меня за грудки. Не говоря ни слова, ударил меня головой в лоб. Не успел я придти в себя от такой резвости, как получил еще, на сей раз в нос. Из ноздрей потекла, но, может быть, мне только так показалось, кровь. Я попытался убрать руки моего соперника с куртки, но его хватка была железной. Попытки ударить его в ответ не принесли желаемого эффекта. Во–первых, нанести хороший удар не получалось – позиция была не из лучших, во–вторых, если я и доставал бородача, то на него это ровным счетом никакого действия не возымело. Хотя нет, он от этого злился еще больше и начинал орудовать своей, будто чугунной, головой в два раза чаще и больнее.

Когда мне уже начинало казаться, что я скоро отключусь от непрекращающихся побоев, бородач оставил меня в покое и пропал из поля зрения. Стараясь не думать о таком его поступке, стал шарить руками по полу, наощупь выискивая автомат.

Бородач снова навис надо мной, но теперь в руке он держал нож. Что он хочет со мной сделать? Убить или что–то поизощреннее? Времени размышлять над этим у меня уже не было, так как бородач уже занес надо мной нож. Я нащупал на поясе пистолет, вытащил его и выстрелил почти в упор. Пуля сделала в голове моего соперника аккуратненькую дырочку, брызнул фонтанчик крови и бородач, уже мертвый, завалился набок.

Я встал на ноги, и тут же рядом с моим ухом просвистела пуля. Обернувшись, увидел перед собой еще одного «красного», наскоро перезаряжающего винтовку. Молодой еще совсем, на вид лет семнадцать, еще даже стрелять толком не научился. Нервно посматривая на меня, он теребил рукоять затвора, тщетно пытаясь дослать патрон в ствол.

Мне почему-то стало его жаль. К тому же, учитывая тот факт, что он всего лишь выполняет волю Анимуса… нет, убивать я его не стану. Однако он мог создать мне дополнительные проблемы, поэтому пришлось прострелить ему ногу. Таким образом, парень, орущий от боли, уже не был для меня помехой, и теперь я без труда смог покинуть территорию «Владимирской». За эскалатором начинался мой дом и спокойная жизнь. По крайней мере, на некоторое время…

[1] ПАН – сокр. от «Площадь Александра Невского»